Мой бешеный майор

Глава 1

– Я сажаю его в поезд, – голос бывшей жены такой счастливый, словно она не сына провожает, а на Мальдивы летит. Хотя во втором я думаю, что недалек от истины.

– И когда я его буду встречать? Можно было предупредить заранее? – открываю свой ноутбук и смотрю расписание поезда из Санкт-Петербурга.

– Ты хотел сына на Новый год? Вот, получи и распишись, – фыркает недовольно Валя.

– Ты говорила, что не отпустишь, если он закончит год с одной тройкой.

– А он и не закончил с одной, он закончил с тремя!

– Валя, у меня усиление на праздники… Я дома появляться почти не буду.

– У тебя всегда причины, короче, Зубр, сын уже в поезде, через четыре часа будет у тебя.

– Как через четыре?! Я думал завтра.

– Ты не думай, у тебя работа такая делать и исполнять. Все, я улетаю на Мальдивы, на две недели. Меня на связи не будет, встретишь, кинь смску. Номер поезда и вагона сейчас пришлю, – и бывшая отключается, оставляя меня разгребать все это.

Нет, я не против, чтобы мой съехавший с катушек сын-подросток побыл у меня, но вот с кем? Запереть его на все праздники дома, не вариант однозначно. Пойдет ведь по Москве с друзьями своими гулять, ищи его потом.

Так, у меня четыре часа, чтобы встретить его или послать Дему? Снова беру телефон и набираю своего друга Демьяна Сидоренко.

– Демыч, что делаешь?

– Кофу пью, в потолок плюю, – лениво тянет слова друг, капитан полиции.

– Значит, ничего. Сгоняй на вокзал через четыре часа, встреть Ваньку.

– Ого, твоя жена щедра на новогодние подарки, – ржет Дема, – Не могу я, у меня свидание.

– Подождет твое свидание, все равно не женишься.

– Жениться я и не собирался, а вот яйца опустошить пора, колом уже стоят.

– Хорош базарить о своих яйцах. Встретишь Ваньку и привезешь ко мне домой, ключ у тебя есть и пожрать что-нибудь купите по дороге.

– А сам что? Боишься, отпрыск не узнает отца?

– Да совещание у меня, Бориска с потрохами съест если опоздаю.

– Ладно, только ты тогда посмотри одно дело, сейчас пришлю с Макарычем. Там что-то мутное.

– Вечно у тебя все через пень, – огрызаюсь, – Опять влез куда-то?

– Не я, а Макарыч, а раз он-то и мы с тобой.

– Ты вообще помнишь кто я? Майор полиции, и ты на моем участке для чего сидишь?

– Чтобы ты как я плевал в потолок и кофу пил? – тут же отвечает друг.

– Вот именно не положено мне твои дела смотреть. Особенно как ты их разгребаешь. Вот разгребешь и посмотрю.

– Зубр, да там серьезно все. Короче, помнишь депутата Крыжина Сергея Павловича? Ну бывший вор в законе? Сейчас у него там все честно, типа свои ювелирки по Москве и Питеру, гребет лопатой короче. Заяву он тут накатал на одну девчонку, задержали сегодня. Крыжин рвет и мечет, чтобы мы ее за решетку засадили.

– А за что?

– Нанесение тяжких телесных.

– Да ладно?! – смеюсь, откидываясь на спинку кожаного кресла, – И что дяденьке фейс сильно попортили?

– Не только фейс, а еще по голове стукнули, сотрясение получил и так от души накостыляли.

– А девушка у нас что, боец спецназа?

– Неа, но усиленно карате занималась, до мастера почти дошла.

– И где она сейчас?

– У нас сидит в обезьяннике. Приходи, посмотри на красотку.

– А что там смотреть?

– А ты приди, сам увидишь.

– Ладно, Ваньку, встреть, после совещания зайду и дело заодно посмотрю.

– Добро, скинь, где малого встречать. Поеду, вынырну из полицейского рабства и омута бумажной работы.

Совещание у Бориски, то еще представление. Особенно перед Новым годом. Половина состава на усиление, как обычно опера, остальные офицеры по домам. Только вот я и Демьян остаемся за старших. В тот Новый год я работал, в этот должен был отдыхать, но будь не ладны эти Мальдивы. Медом там всем намазано, что ли.

– Ты, Зубрилин у нас одинокий, тебе все равно Новый год встречать не с кем, вот и будешь за меня, – подполковник Борисов, как всегда, на своей волне. Сам не работает, так даст другим.

– Почему это не с кем? – упрямлюсь я, – Очень даже есть с кем.

– Знаю я все про твою неизлечимую любовь, – отмахивается Бориска, как его прозвали в коллективе за глаза. Толстенький, низенький и как только в органы попал с такой физической подготовкой. Хотя что тут думать, тесть у него всю жизнь в органах, вот и тащил зятя за собой, – А у меня Мальдивы, между прочим. Жена с потрохами съест и выплюнет. Да еще и тесть с нами едет с тещей. Я бы с удовольствием тебя вместо себя отправил.

Представляю на мгновение себя вместо Бориски с его женой на Мальдивах и фыркаю, пытаясь скрыть смех. Бориска и его жена два колобка почти под пятьдесят обоим. Но там мадам боевая, когда в отдел заходит, все по струнке вытягиваются. Нет уж, пусть сам едет, без него спокойнее.

– Хорошего отдыха, – ворчу, собираясь слинять домой, но меня останавливает в коридоре Макарыч.

– Дема сына твоего встретил, сказал дома у тебя ждет, не задерживайся, – отдает мне мой телефон, который я оставил у себя в кабинете перед совещанием.

– Знаю я как он ждет, коньяком под завязку уже затарился поди, – идем с Макарычем, до моего кабинета.

Мы все трое из одной академии вышли, только пошли разными путями, а потом опять судьба свела. Макарыч долго по контракту ходил, Дема в уголовку пошел и стал капитаном, как и сейчас. В должности все поднимались, только я быстро взлетел, после одного случая. Когда Макарыч к нам пришел, а точнее, Дема его переманил, то работать стало намного легче, все свои. Тем более иметь под собой капитана, прапорщика, да еще и в друзьях, полный кайф.

– Так что с девчонкой делать? – останавливается у входа в свой отдел Макарыч.

– С какой? – куда я опять дел свой телефон? Ищу по карманам, мне же его только что Макарыч вручил?

– Каратисткой этой, – подсказывает приятель, снова протягивая мне аппарат, – Я дал, а ты не взял, – ржет, скотина. Фокусник хренов.

– Пусть посидит, подумает над своим поведением, – отбираю телефон, сую во внутренний карман пиджака.

– Посмотри на нее, интересно, что скажешь, – лыбится Макарыч.

– А что там есть на что смотреть?

– Угу, каратистка, культуристка…

Открываем железную дверь в отдел и спускаемся по лестнице. Киваю на приветствия младшего состава, подхожу к нескольким клеткам, покрашенным синей краской. В одной из них сидит девчонка в серебристой куртке и длинной клетчатой юбке. Иду дальше, пара храпящих алкашей с фингалами, затем один лысый, злобный. Ну этот пусть сидит, его месяц искали за изнасилование.

– И где? – оборачиваюсь к Макарычу.

– Так мимо прошел, – ржет тот.

Недоуменно смотрю на него, а он указывает на первую клетку. Снова возвращаюсь туда и откатываю челюсть вниз. Каратистка, говорите? Культуристка?

Глава 2

– Открой, – говорю Макарычу, и тот отпирает железный засов.

Прохожу, присаживаюсь на корточки напротив девицы. Мелкая, худенькая, очки в толстой черной оправе пол-лица закрывают. Белый берет на бок съехал, пара кудряшек медно-рыжих выскочили. Нос красный, натерла рукавом куртки слезы вытирала. На маленьком носике россыпь мелких золотистых веснушек. Красивая, яркая, рыжая. Кожа белая как фарфор. На ней серебристая куртка, белый джемпер под горло и юбка в пол в серую клетку. На ногах ботинки со шнуровкой типа берцев, только белые. И ей все это странно идет, только вот не вяжется никак ее образ с тем, что на бумаге написано.

– Ей шестнадцать то, есть? – не оборачиваясь, спрашиваю Макарыча.

– Есть, – смеется тот, – Двадцать один стукнуло в сентябре.

– Дева значит, – ухмыляюсь, а та вздергивает воинственно подбородок, – Ну-ка, скажи мне, за что дяденьку избила и кто избил?

– Какого дяденьку? – тонкий голосок, словно перезвон колокольчиков.

Быстрым движением цепляю ее маленькую ручку. Та тянет на себя, но это для меня как трепыхание котенка. Осматриваю ногти, чистые, короткие, ухоженные. На костяшках нежная кожа, без каких-либо ссадин.

– Скажешь мне, кто дяденьку бил, отпущу, – сжимаю пальчики, замечая на большом три тонких золотых колечка, одно с камушком.

– Права не имеете держать, – шипит девица.

– Имею, 48 часов здесь посидишь до выяснения. Или сразу скажешь, зачем и с кем напали на Крыжина.

Девица замолкает, зелеными глазами на меня зыркает.

– Что там у нее? – встаю и тяну дело из рук Макарыча.

Бегло просматриваю, в кармане трезвонит телефон. Дема.

– Чего тебе? – листаю бумагу.

– Ты скоро? Ванька тут весь изнылся, по отцу соскучился, – начинает причитать Демьян.

– Ванька и без меня найдет чем заняться, – ворчу в ответ.

– Сказал к друзьям быстро мотанется, я не пускаю.

– Правильно, пусть дома сидит, знаю я его друзей.

– Коньяк стынет, – начинает с другой стороны Демьян, – А завтра на сутки… Время уходит.

– Слушай, Дема, я тут зашел к твоей красотке, ты ничего не напутал? – снова кидаю взгляд на девушку. Та сидит, внимательно слушает, – Что-то не выглядит она грозой карате. Нужно Крыжина пригласить, пусть опознает.

– Дык, уехал он, на Мальдивы. Вчера ночью и улетел, а девицу уже по наводке взяли.

– И что, держать ее здесь все праздники?

– Права не имеете, – снова вставляет свои пять копеек девица, рыжий одуванчик.

– Спроси ее, готовить она умеет?

– Зачем?

– Ну, спроси.

– Готовить умеешь? Как тебя там, – смотрю в дело, ага, Звездочкина Евдокия Петровна, – Дуняша, – расплываюсь в улыбке и ловлю еще один злобный взгляд.

– Умею, – неохотно признается Дуня.

– Вези ее сюда, тут два мужика уже голодных, а коньяк стынет, – тут же предлагает Дема.

– На хрена она нам там? – удивленно смотрю в глаза Дуне.

– Жрать хотим, Зубр. На курицу с Ванькой уже час смотрим.

– Здец, – признаюсь честно и отключаю телефон.

– Дема дело предлагает, в участке ее оставлять нельзя и отпускать нельзя, – задумчиво произносит Макарыч, – Здесь сейчас невменяемых навезут, завтра ночью кого только не будет.

– Не поеду я никуда! – начинает голосить девица, – Здесь останусь.

– Пошли, – тяну ее за руку из камеры, подталкиваю по коридору к другой клетке, где храпят два алкаша, – Здесь хочешь или здесь? – тяну дальше, указывая на последнюю.

Дуня мотает энергично головой, пятится назад, впечатываясь спиной в мою грудную клетку. Вдыхаю тонкий запах ванили от ее волос и внезапно ловлю кайф, словно меня детством накрыло, булочками и сахарной глазурью.

– Завтра тут друг на друге все будут сидеть. Замечу, что общество от этого лучше не станет. Выбирай или готовишь трем мужикам праздничный ужин или сидишь здесь, пока депутат твой с курорта не вернется.

– Не имеете права, – снова пищит рыженькая.

– Что хочу, то и делаю, – обхватываю ее за талию, разворачивая к себе.

Ого, да она даже до плеч мне ростом не достает, малявка какая. И вот отрубите мне руку, ну не каратистка и все тут. Что-то тут не так, носом чую.

– Выбрала?

– На четверых, кстати, – поднимает руку Макарыч, как в школе за партой, – Я тоже вкусно пожрать хочу.

– Я вам не кухарка, – взвивается Дуня, – И права…

– Не имеем, да, – подсказываю я, – Ну ладно тогда, Макарыч, Сунь ее сразу к алкашам этим, пусть привыкает.

Дергаю Дуню и не отказываю себе в удовольствии поддать под крепкую попку ускорения. Та машинально делает пару шагов вперед и останавливается. Испуганно смотрит на развалившихся на лавках пьяных мужиков и поворачивается к нам.

– Точно отпустите потом? – спрашивает, глядя снизу вверх на нас с Макарычем.

– Неа, – лыбится тот, – Пока Крыжин не приедет, не отпустим, но на выбор тебе жилье дадим, санаторий пять звезд у Зубра или гостевой дом, прошу пожаловать.

– С ним поеду, – наконец, выдыхает Дуня, – Только я готовлю не очень.

– А нам все подойдет, – подхватываю ее за талию, прижимая к себе боком и веду из отдела на улицу. Ну нравится мне, как она ойкает при этом, аж сладко внутри, волнующе.

– Ты это, Зубр, властью данной тебе, руки не распускай, – шипит в спину Макарыч, пока провожает меня и Дуню к моей машине.

– Властью, данной мне, отвали, – запихиваю рыженькую в салон своего внедорожника и захлопываю дверь. Поворачиваюсь к Макару.

– Завтра с утра доложишь мне, сколько у нас бригад и где будут стоять в новогоднюю ночь, списки на стол. Оперативку сам проведу, чтобы не расслаблялись.

– Че злой-то какой, – обижается Макарыч, – Поезжай домой, может, добрее станешь. Ваньке привет.

Киваю и сажусь за руль, вижу, как съежилась Дуня в своей куртке. Врубаю печку наполную и вместе с ней включается магнитола, взревев басами и гитарой. А музыка у меня что надо, сабвуфера по всему салону, пара под пассажирским сиденьем, а слушаю я полный жесткач. Да такой, что Дуня вздрагивает и широко открывает глаза, когда ее почти подбрасывает на сидении от ударников. Что же, девочка, вот она суровая действительность. Суровые мужики, слушают суровую музыку. Поехали.

Глава 3

У дома стоит машина Демы, черный внедорожник весь разрисован граффити с танками. Демьян-фанат игры «Мир танков». От него и бывшая девушка ушла из-за того, что он играл.

– У него танки и мужики, вот пусть с ними и живет, – сказала она на прощание, выпиннывая свой брендовый розовый чемодан за дверь его квартиры.

Мужики, в смысле полиция, Дема буквально жил на работе в те три месяца до ее ухода, впрочем, как и мы все. Там масштабная операция была по наркотикам, день и ночь пасли представителей банды. Народ прямо падал с недосыпа. Демьян, в том числе. Это было два года назад, и до сих пор Дема впадал в матерное буйство, если кто вспоминал про его Стасю, Станиславу.

– Ушла и ушла, все, еще раз кто вспомнит, в пятак получит, – угрожал он всем, пока разговоры не стихли. Ну любят мужики постебаться над любовными отношениями, потому что у всех почти так же. Моя жена тоже ушла пять лет назад, уехала в Питер к мужику. Забрала Ваньку и когда я вернулся с работы, на столе осталась только записка, пустой дом, две собаки и два кота.

Да и не подходили они со Стасей друг другу, хотя каким-то макаром год продержались. Стаська она вообще не его круга была. Дочка довольно сурового олигарха из списка Форбс. И как только ее отец позволил дочери, целый год жить с ментом. Ну капитан полиции, да, но где Дема, а где остальные олигархи. Что мог дать такой обычный мент? Да ничего, кроме своего члена, ласки и внимания. Если с первыми двумя было все нормально, то вот внимания как раз и не хватило.

Ворота отъезжают в сторону, и я въезжаю во двор. Тут же машину облепляют два пса: Арчи и Зара. Этих питбулей мне подарили на прошлый день рождения, презентовали от элитного питомника. Сейчас им было чуть больше года, а бестолочи еще те, хотя выдрессировали их отменно. Зара ждала щенков со дня на день, и я не представлял, что с ними делать. Хотел напрячь Ваньку, но боюсь, что тот сбежит, лишь бы только не нянчиться с потомством.

Питбуль мне вообще напоминал индейку, весь такой бугристый от мышц, я так и называл Арчи – качок. Зара была чуть изящнее и спокойнее, тем более сейчас с уже довольно заметным животом. Ходила у машины, хлобыстав по корпусу своим хвостом и виляя попкой. Арчи скакал вокруг, не касаясь когтями корпуса, знал, что нельзя царапать.

– Этто кто? – жмется в кресло Дуняша, а я и забыл про нее, пока ехали.

Всю дорогу сидела, стараясь стать невидимкой, только морщилась от моей музыки. Невидимкой ей стать удалось, вот я и ввез ее прямо в гущу зубастых монстров, так сказать. Смотрю, от дома еще активировались коты, вся стая в сборе. Батя приехал, все встречают. Один британец, второй не пойми кто. Первый любимец бывшей, так и оставила здесь, не с собой же брать, а второй чисто-белый, сам откуда-то прилип. Но Макарыч, спец по котам, сказал, что это перс, причем жутко породистый.

Когда Пушок (да простят меня все любители персидских кошек за банальную кличку) появился еще двадцатисантиметровым котенком, я расклеил по всему нашему коттеджному поселку ориентировку, но так никто и не опознал сбежавшего кота. И хотя поселок у нас в таких делах прошаренный, больше 70% работники полиции, кот так и остался у меня. Из наших пока здесь жил я, подполковник Борисов и полковник Горюшин. Демыч только собирался сюда переехать. Хотел до Нового года, но не успевает. А так у него коттедж уже готов, отопление подключили на днях и первого щенка от Арчи и Зары он уже застолбил, еще одного берет Макарыч, но про того отдельная песня будет.

– Выходи по частям, – приказываю Дуне и открываю свою дверь.

– Это как? – слышу испуганный писк, а собаки уже рвутся в машину с радостным лаем, чуть не сваливая меня с ног.

Ну, радостный это для меня, а вот для рыжика предынфарктное состояние.

– Ааа, – пищит она, сползая под бардачок.

– По частям это значит дверь чуть приоткрыла, руку высунула и дала познакомиться, – тихо посмеиваюсь про себя, где-то очень глубоко внутри.

– Руку дать? – глаза рыжика расширяются и мне даже становится интересно, до какого предела могут они так увеличиться.

– Ага, руку, потом ногу, – поддакиваю, обхожу машину и приоткрываю ее дверь, – Давай, вылезай. Арчи, Зара, свои.

– Вы сумасшедший, – делает свои выводы Дуня, но привстает из-под бардачка. Берет совсем потеряла, медные кудряшки как пружинки. Интересная такая, румяная и, мне кажется, даже веснушки горят ярче. А маленькая какая, вон как лихо под сиденьем уместилась.

Возвращается на кресло и выглядывает наружу, высовывая свой нос.

– Я же сказал, по частям, нос лишний? – угораю про себя, еле сдерживаясь чтобы не показать ей своего веселья.

– А они точно не тронут? – с сомнением испуганно смотрит на улыбающихся собак рыжик.

Питбули стараются от всей души, сидят, хвостами снег подметают. Морды счастливые, радостные, клыки показывают. Дуня вытягивает свою тонкую ручку и зажмуривается. Так и хочется что-нибудь сделать, и я гаркаю во все горло:

– Вылезай! – рыжик подпрыгивает на месте и выметается из машины, прямо к собакам.

– Мама, – взвизгивает она и оседает в объятия питбулей. Рядом вьются коты, как говорится, картина маслом. Весь зверинец в сборе, ну вот и познакомились.

Глава 4

– Ой, какие хорошенькие! – доносится восторженный визг, и я удивленно смотрю на рыжика, что вся облеплена грозными питбулями и котами, – А эта беременна, да? Или мы толстенькие такие, ммм…

Треплет Зару за щеки, а та чуть из шкуры не лезет от счастья.

– Да у нас щеночки уже скоро будут, – продолжает мелкая, ощупывая брюхо питбуля, а Зара на спину брякается, пузо подставляет.

– Это что за беспредел такой? – рыкаю я и на меня сразу смотрят пять пар глаз, два кота, две собаки и зеленые, лукавые. Ах, вот как, разыграла, значит. Боюсь не могу, держите семеро. Нет, ну а собаки как, коты ладно, те еще предатели.

– Ко мне, – подзываю питбулей, и те неохотно отходят от Дуняши, садятся у моей правой ноги, толкая друг друга боками, – Что-то я не понял, ты их не боишься? – взираю грозно на рыжика.

Та тянет мне ладошку, и я помогаю встать с тропинки. Юбка у нее вся в снегу, берет так и не нашелся.

– Домой, быстро, – дергаю на себя, прижимаю, подхватывая за талию.

Чуть приподнимаю над землей, легкая какая. Я могу ее одной рукой тащить.

– Боюсь, конечно, – выдыхает она, а я ухаюсь куда-то в эту зелень, глаз не могу отвести, – Пустите, – трепыхается в моих руках как воробышек.

Не слушаю, прижимаю еще крепче. Так, тормози, Зубр. Ей, сколько годиков и сколько тебе, ты дед для нее, в дочери годится. Но так сладко держать ее, грудь чувствовать, что упругими шарами на моей груди отпечатывается. Пряди эти, почти красные, губы розовые… Черт, бля… Выплюнь, чудовище старое!

Отпускаю ее на ноги, одергивая на себе куртку.

– Берет где? – спрашиваю строго.

– Аа? – смотрит непонимающе.

– Шапку свою где посеяла? Холодно, вот, кудряшки уже снегом покрылись, – голос срывается, словно поперхнулся.

Трогаю эту прядь, что на лоб ей упала, пальцами тяну и отпускаю. Пружинит, надо же. Длинная, шелковая. Снежинки падают, в волосах застревают, а я глаз не могу отвести. Красиво-то как!

– Твои? – спрашиваю с дури. Конечно, ее, чьи еще. А мне знать хочется, сами они у нее так вьются или искусственно сделано. Хотя какая тебе разница, Зубр?

– Господин … – замолкает, слово подыскивает, – Зубр…

Мои губы раздвигаются в ухмылке. Вот как назвала, это я ее имя знаю, а она мое – нет.

– Как ваше имя… С отчеством, – хмурится рыжик, а мне по лбу ей дать хочется, легонько так. Отчество, мать ее. За кого она меня принимает?!

– Олег Николаевич я, – отстраняюсь, выпуская ее из рук. Словно лишился чего, тепла, близости и так тоскливо мне становится, – В дом иди, – говорю зло, а сам к машине возвращаюсь, – Там еще двое сидят, голодные…

Дуня провожает меня обиженным взглядом. Непонятно ей, почему я вдруг сердитый такой стал. А что тут понимать? Мне почти 37, ей 21. Какие тут понятия должны быть? В два раза ее старше. Была бы моей дочерью, уже внуков мог иметь.

– Вы, Олег Николаевич, не бойтесь, я умею с собаками обращаться, – Дуняша подхватывает свою юбку и идет к дому.

Провожаю ее взглядом, наблюдая за питбулями. Так и есть, умеет. Собаки ей вслед смотрят, хвостами вовсю виляют. Надо же, первая женщина у меня в гостях, которая Зару и Арчи не испугалась. Ну, это я преувеличил, конечно. Женщин тут было не больше двух. Жена, да мать. Остальных не водил в дом. Домработница еще, ага.

Иду к машине, выговаривая собакам за их верность и преданность. Арчи скачет рядом, заливисто лая, Зара просто гавкает, прыгать уже не решается. Достаю из багажника пакеты, что сегодня на совещании вручили, подарки командному составу. В этом году все прилично так, целый набор деликатесов к праздничному столу.

Коты уже давно в дом унеслись, собак на улице оставляю. Вечером только Зару в дому пущу. У них хороший вольер с теплой будкой, но мало ли, не рожать же собаке на морозе.

Топчусь в прихожей, снег с ботинок пытаюсь скинуть. Куртку снимаю, вешаю на вешалку, где уже курточка Дуняши висит. Я, как гребаный извращенец в куртку носом тыкаюсь, ванильку вдыхаю. Маразм у меня старческий, мать его. Вштырил этот запах так, что члену в штанах больно. Старость в бороду – бес в ребро, что ли? Дожили.

– Это что вы там делаете, Олег Николаевич? – грозный голос Дуняши шипит где-то в районе подмышки.

Резко отстраняюсь и сверху на нее смотрю, взглядом белый джемпер и грудь охватываю. Ох, не зря мне показалось, что там целое сокровище скрывалось. Аппетитное такое, троечка, а то и больше. Вон как джемпер натянулся. Талия тонкая, грудь большая, бедра с крепким таким изгибом. Ох, смерть моя в дом пришла, однозначно. Рыжик стоит, руки в бока упирает, глазищи зелеными искрами сверкают.

– Вы мою куртку нюхали? – спрашивает подозрительно.

– Я?! Вот еще, показалось, наверное, – иду мимо нее, чуть сдвинув плечом.

На кухне уже все собрались, Дема у плиты вертится, картошку из пакета вынимает. Ванька в наушниках сидит и в телефоне.

– С отцом будешь здороваться? – рявкаю на сына, а тот поднимает глаза от экрана.

– Здорово, – не снимая наушники, кивает мне, – Это кто? – указывает пальцем мне за спину, – Новая твоя?

Слышу, как Дуня воздух втягивает в грудь, ну, сейчас начнется. Ладно Дема прощелкал быстро ситуацию.

– Курицу будем готовить? – спрашивает сердито и протягивает мне бокал с коньяком, – А то я одним коньяком не наемся. Жрать охота, – а Ванька кивает.

Вот паразиты, ну ладно сын, а этот мог бы картошку пожарить? Да и курицу в духовку сунуть?

Глава 5

Дуня с Демой склонились над несчастной курицей, что-то там высматривают. Медные кудряшки рыжика касаются короткого ежика Демы, а мне это почему-то неприятно. Да и вообще, что там можно высматривать уже пять минут?

Подхожу к ним, заглядываю через их головы.

– Нужно на противень соли насыпать и положить, у меня мама так делала, – предлагает свою версию приготовления птички Демыч.

– А можно еще смесью натереть, – подсказывает Дуня, – Так вкуснее, соль слишком сушит.

– Какой смесью? – заинтересованно смотрит на девушку Демыч, он бессмертный, что ли?!

– Тааак… – произношу над ними, а Дуня резко дергается, сносит своей макушкой мне челюсть.

– Еб… – вырывается из меня, даже искры из глаз повалили. Ладно язык не откусил себе.

– Ой, – хватается она за свою макушку, – Что же вы твердый какой.

– Везде, – ржет Демыч, но встретив мой сердитый взгляд, отходит в сторону.

– Сделайте уже что-нибудь, – доносится со стороны стола, где сидит Ванька, – Пап, у тебя даже нет стандартного мужского набора, как ты живешь вообще и где Марина?