Капризная с-сука!..

3. «Чудесная» находка.

Младший техник Малькольм Шмутц знал только один приемлемый способ снятия нервного напряжения. Ну, или проще говоря – подавления очередного приступа отчаяния и лютой злобы.

Злобы на всё: на идиота-капитана, на козлов-учёных, на врачей, на баранов-сменщиков, на кока-дебила. Кормящего обрыдшей безвкусной баландой. И на неприятности и проблемы, которые они все вечно старались ему создать.

Вот как сейчас.

Неужели все остальные, кто слушал тупые рассусоливания в кают-кампании, и помалкивал в тряпочку, пока Пауэлл со своими приспешниками – ближайшим окружением! – как по нотам разыгрывали этот сволочной спектакль, хоть на секунду им поверили?!

Что, дескать, раз погибли все там, на поверхности, ещё восемьдесят лет назад, так и им, почти двадцать лет по корабельному времени не ступавшим на землю родной планеты, спускаться на «заражённую» поверхность нельзя?!

Чушь какая. Бред! Понятно одно: капитан и его банда не хотят выпускать их из этой вонючей консервной банки – «Пронзающего бесконечность»! И осталось выяснить только одно: почему?! Что там они себе задумали такого, чтоб сделать это руками многострадального экипажа?! Из-за чего этот самый экипаж нельзя выпускать на «свободу»…

От мыслей буквально пухла голова, скрипели стиснутые зубы, играли на скулах желваки, и сводило, скрючивало трясущиеся пальцы, пока доставал Белинду из ящика. Сопя и матерясь вполголоса.

Но когда привязал её как обычно, за запястья и щиколотки, распяв на жёсткой кровати животом книзу, с широко раскинутыми руками и ногами, от вида беззащитно-доступного прекрасного тела с милыми округлостями, его немного отпустило. Ф-фу-у…

Попалась, голубка. Никуда не денешься!.. Супер она у него! Сейчас он её сзади… А в следующий раз – уж лёжа на спине. Но вот так – его заводит больше!

Встав над чёртовой электронной куклой, он уже не задыхался от злости, а вожделенно сопел, невольно водя взглядом от доступных в таком ракурсе изящных маленьких ступней с нежно-розовой кожей подошв, до аккуратных пикантных ямочек над ягодицами, и выше – по стройной и гладкой спине. Любовался и профилем прелестно-нежного лица… Нет, не зря он заказал себе блонду: светлые волосы делают как бы – кожу – нежней, а личико – ещё миловидней!

Тем хуже для неё.

Наконец, налюбовавшись, он прикрыл обнажённое туловище синтетической простынёй. Для его кратковременной памяти материала достаточно – теперь все «достоинства» его партнёрши обозначены лишь выпуклостями на белой тонкой поверхности, что заставляет вступать в дело уже – воображение!.. А оно у него – хо-хо!

Зато так нежная и мягкая псевдокожа уж точно не порвётся!

Плётка-нагайка у него за эти двадцать лет поизносилась, конечно… Но он отлично справляется с её ремонтом. Так что сила удара и зона поражения остались прежними.

Ну, пора.

Он щёлкнул выключателем.

Чуть дёрнулась простыня на спине – включились симуляторы дыхания. Открылись василькового цвета огромные глаза, сразу скосившиеся на него. Изо рта донёсся сдавленный вздох, сразу перешедший в стон, когда его подопечная поняла, что снова «распята». Умоляющий взор обратился к нему, пухлые губы еле слышно прошептали:

– По… Пожалуйста! Господин! Не надо! Я всё сделаю, что прикажете! Пощадите!..

Вот. Этого он и ждал. Чтоб она умоляла, и плакала…

Поэтому с тех самых пор, как флотское руководство выделило ему для личного пользования эту пластиковую шлюху, выбранную им по стандартному Каталогу, и штатный флотский программист настроил её на режим полного подчинения, Малькольм и не сменил ни разу выставленный двадцать лет назад режим!

Возбуждает потому что! Дико возбуждает!!! До сих пор.

Вон: естество зашевелилось!

Но с некоторых пор он приспособился к новым ролевым играм. Он – палач. Агент гестапо. Инквизитор. Сутенёр. Плантатор, наказывающий за неповиновение строптивую рабыню. Грубый и жестокий самец! Животное! Так что незачем ждать чего-то ещё. Словарный запас у куклы весьма ограничен, и когда из её чувственного ротика несутся просто стоны и междометия, ему гораздо…

Приятней.

Ну всё: сегодня он в роли… Инквизитора:

– Н-ну, признавайся, ведьма! Где научилась колдовству?!

– Что вы такое говорите, господин?! Я никогда… Пожалуйста, не надо! А-ах!

Тварь съёжилась ещё до того, как он нанёс удар. Он, посмеявшись, и остановив руку, убедился, что электронная шлюха теперь закусила губки – понимает, что он играет с ней. Как кот с мышкой!.. И она боится его. И неважно, что там она сейчас бормочет.

И пусть это только программа, (Хоть и отлично кем-то прописанная!) но ему достаточно и этого ощущения от её «стандартных» реакций – передано такое «поведение» создателями этой дряни чертовски реалистично!

– Говори! Это ты – заколдовала всю чёртову Землю?!

А истово она всё отрицает – можно заподозрить, что и правда… Без неё тут не обошлось! (Интересно: можно ли научить такую куклу и правда – колдовать?!..)

Но эти «посторонние» мысли – отвлекают! Сбивают с настроя!

Наконец он ударил её – сразу сильно и хлёстко.

Белинда дёрнулась. Застонала, замычала. Затем – завопила.

Как хорошо, что он навсегда выставил ей голосовую мощность в три процента – так и его соседи за стенами не слышат, как он её «обрабатывает», и он отлично различает всё, что там сейчас лепечет чувственный ротик с пухленькими губками!

Кровожадно ухмыльнувшись в широко раскрытые косящиеся на него умоляющие глаза, он удовлетворённо выдохнул, и нанёс очередной удар. А приятно смотреть, как она извивается, словно и правда, ощущает невыносимые страдания! Ах ты ж сучка!.. Ну погоди! Сейчас он тебе!.. Прикидываешься, мразь?! Ну так получай! Вот тебе! Вот!..

И только когда пот стал заливать глаза, а там, внизу, всё напряглось и затвердело так, что, казалось, вот-вот зазвенит, он отбросил плётку, и принялся дрожащими теперь от вожделения пальцами расстёгивать форменные штаны. Скинул на пол и простыню…

Когда забрался на сотрясающуюся от почти беззвучных рыданий гадину, удовлетворённо выдохнул: не так важно то краткое мгновение между тем, как он вставит своего красноголового воина туда, куда надо вставить, и финишем, как важно ощущение.

Это волшебное чувство: что он – господин и властелин! Большой Босс! И повелевает своей рабыней уверенной и не знающей пощады рукой!.. Ну, и другими местами…

Вот что значит – правильная подготовка! Он почти приехал ещё до того, как закончил экзекуцию. Поэтому когда через пару минут угар буйства плоти закончился, и всё, что требовало выхода наружу, из его чресел вышло, он сполз с до сих пор слабо подёргивающегося от традиционных рыданий тела на постель. Выдохнув, и закусив, как недавно и его жертва, губы.

Обман. Всё – обман. И самообман.

Не чувствуют стандартные пластиковые куклы для секса, которыми снабжён в соответствии с Уставом весь экипаж, никакой боли. Не говоря уж о сексуальном удовлетворении. Нет у них в теле никаких рецепторов! Не смогли ни инженеры, ни врачи создать хоть сколько-нибудь приемлемых вариантов… Ну, во-всяком случае, так было, когда они улетали.

А теперь, похоже, так и придётся до конца жизни «наслаждаться» этой вонючей пластиковой мерзавкой. Зная, что на самом деле она абсолютно бесчувственна, и если и плачет, или даже стонет от наслаждения – делает это только из-за того, что в её процессор загружена такая программа…

Как обозначено в Инструкции пользователя – «покорная жертва».

Да и хрен с ним! Пока у него, как говорится, работает, вполне его этот режим устраивает. А вот режим, когда уже кукла трахала бы – Его. Или его мозги! – никоим образом ему не подошёл бы! Не нужна ему «сильная и самодостаточная, независимая» партнёрша. Которую ещё нужно было бы уговаривать. Или вести с ней «интеллектуальные беседы».

Тьфу, идиотизм!.. Такое – для тех, кому поговорить хочется. Учёным, офицерам…

А он – простой техник!

Мысленно выругавшись, он протянул руку, и отключил лежащее рядом устройство, призванное поддерживать в «рабочем состоянии» членов экипажа. Мужчин.

Логичное решение, что с точки зрения психологов, что с точки зрения физиологов. Здоровые и половозрелые самцы должны… Выпускать пары. Избавляться от накопившегося в организме семени. Ну, заодно и предотвращать гомосексуальные поползновения и извращённые настроения, могущие возникнуть в сугубо мужском коллективе, когда там совершенно нет женщин!

Вероятно, да что там вероятно – наверняка! – всё это просчитано и проверено на «добровольцах» штатными флотскими специалистами-психологами, тысячи раз.

И ведь – работает!

Он удовлетворён. И успокоился. Ну, почти…

Теперь только извлечь блок семяприёмника, и промыть и продезинфицировать…

Но этим он займётся позже. Потому что сейчас устал. И хочет отдохнуть.

Развязав руки и ноги бессловестной Белинды, он просто спихнул её с кровати на коврик, куда она упала с глухим стуком – словно скинул мешок муки с плеч на палубу камбуза. Он сладко потянулся, криво ухмыляясь. Ну, спокойной ночи, Малькольм!

Спокойной ночи, милый доморощенный садист-затейник.

Джером Гастингс щёлкнул переключателем на пульте посадочного модуля, проинформировав остальных:

– Перехожу на ручное. Попытаюсь призем… Тьфу ты – прилуниться не слишком далеко от купола со входом. Всем пристегнуться. – этого можно было и не говорить, все и так пристёгнуты! – Ускорения будут… До двух с половиной «же». Я должен экономить горючее. И не забудьте проверить ремни и крепления гранатомётов и плазменных излучателей – мне вовсе ни к чему, чтоб они в самый неподходящий момент порхали по кабине.

– Не волнуйтесь, пилот. Всё под контролем. – голос первого помощника оставался как всегда сух и спокоен.

Гастингс криво усмехнулся:

– Главное – ничего из барахлишка не забудьте, когда двинетесь. Вдруг там засели злобные чужие. Готовые оборонять стратегический объект!

– Ваша ирония, лейтенант, неуместна.

– Понял, сэр. Простите. Это я… Пытаюсь поднять нам всем «боевой дух».

На это замечание первый помощник, вопреки прогнозам Гастингса всё же полетевший с ними, промолчал.

Про себя Гастингс подумал, что, собственно, не должен отчитываться, и стараться «поднять боевой дух» двум врачам-биологам, пяти армейским техникам с оружием, инструментами и различным оборудованием для проникновения и ремонта. И трём сосредоточенно-озабоченным инженерам. Информация о том, что он должен беречь горючее – им всем до лампочки. Как и его домыслы и «юморение» про «чужих». А первый помощник Эндрю Гопкинс, возглавляющий эту маленькую экспедицию, знает об экономии и сам. Что же до пристёгивания барахлишка, и людей…

Пристёгнуты и люди и их весьма богатый арсенал. Поскольку после отделения от корабля исчезло действие гравитаторов, и в челноке царит лишь та сила тяжести, что создают двигатели – своим ускорением… Ну, или невесомость, когда они выключены.

Но не молчать же, поскольку и так достаточно тоскливое настроение царит у них на борту с того момента, как капитан разрешил в случае крайней необходимости входной люк попросту взломать!

То есть, Пауэлл заведомо уверен, что никому там, в помещениях Базы, разгерметизация уже не нанесёт вреда. И не рассчитывает, что механизмы и приводы двери центрального шлюза остаются в рабочем состоянии.

Методичная и аккуратная работа по регулировке вектора тяги и одновременная коррекция места посадки заняли его внимание на целых (!) пять минут. Касание поверхности прошло незамеченным на фоне действительно немаленьких ускорений при торможении и манёврах. Гастингс удовлетворённо вздохнул:

– Посадка произведена, сэр. До Лунной Станции по дальномеру триста пять метров. Однако на автобусы я бы не рассчитывал – вам придётся идти пешком. Прошу пассажиров проследовать к выходу. Виртуальные стюардессы помогут вам вскрыть их. Надеюсь, вам понравилось летать космолиниями «Пронзающего бесконечность»!

– А можно всё-таки без неуместного чёрного юмора, лейтенант? – Джером буквально затылком чуял, как первый помощник морщит лоб в недовольной гримасе, и поджимает губы.

– Так точно, сэр, можно. Но если по Уставу – оно уж так тоскливо…

– И тем не менее. Прошу придерживаться стандартной процедуры.

– Есть, сэр. – Джером усмехнулся в усы, и показал язык центральному обзорному иллюминатору, поскольку знал, что никто его лица не видит, – Докладывает третий пилот Джером Гастингс. Командир, сэр. Посадка произведена.

– Отлично, лейтенант. Потрудитесь оставаться на месте, пока разведочная партия не вернётся на борт. Ваша задача: держать модуль в полной готовности к взлёту на случай экстренной эвакуации.

– Есть, держать в готовности, сэр. – Гастингс уже спрятал свою кривую ухмылочку туда же: в холёные усы. Эвакуация, как же! Чёрта с два тут есть в ней смысл.

Поскольку наверняка внутри команду исследователей ждут только трупы.

И прекрасно все они это понимают.

Он невольно посерьёзнел и передёрнул плечами.

Не хотелось бы, вот именно, идти с ними…

Капралы Карпов и Дзорба поставили огромный блок портативного аккумулятора у пакетника входного шлюза с заметным облегчением: пусть и при ноль пятнадцати нормальной силы тяжести нести громоздкий и чертовски неудобный ящик было нелегко, и, вот именно – неудобно. Нет, весил он, конечно, не сто сорок килограмм, как там, на «Пронзающем», или на Земле, но огромная инерция, приличный размер, и острые жёсткие углы-рёбра никуда не делись.

Первый помощник скомандовал:

– Техник Ходжес. Займитесь пакетником.

– Есть, сэр. – техник, произведённый за заслуги и профессионализм в капралы здесь же, на корабле, ловко справился с крышкой пакетника, и принялся что-то мурлыкать себе под нос, придирчиво обозревая начинку коробки.

Всё как обычно. Не по Уставу. Но первый помощник знал, что делать замечания не надо – иначе работа профессионала с вокальными причудами замедлится раза в три. Так что пусть работает, как привык. И плевать, как говорит (Или думает!) пилот Гастингс, на Устав: время сейчас дороже. Кислород в баллонах их скафандров лучше использовать на осмотр, а не на ожидание…

Минут десять, пока ловкие даже в скафандре пальцы пристраивали щупы и клеммы к цепям и деталям в сложной электрике наружного щита электрораспределителя шлюза, царило весьма напряжённое молчание: техник сосредоточенно работал, дыша, как ни странно, абсолютно бесшумно. Зато наполняя радиоэфир немузыкальным мурлыканьем. Остальные только переглядывались, да тихо вздыхали, не нарушая «процесс» приколами, соображениями, или комментариями: а чего говорить, когда уже всё сказано, и варианты обсуждены. И никто не сомневается в том, что они лезут в могильник…

Ходжес наконец откинулся назад, пропев несколько тактов из победного марша из «Аиды». Буркнув: «враг сопротивлялся изо всех сил, но победили сильнейшие!», обернулся на первого помощника:

– Вроде, готово, сэр. Включать? Надеюсь, конечно, что смазка не успела совсем уж закаменеть. Но на всякий случай пусть кто-нибудь поможет мне сдвинуть бронеплиту.

– Карпов, Дзорба. Помогите технику. Включайте, Ходжес.

Под совместными усилиями техника и других двух капралов броневая плита, перегораживавшая отверстие четыре на два, посопротивлявшись с десяток секунд пыхтящим и сопящим, и трясущим и раскачивающим её мужчинам, вдруг легко и плавно откатилась вбок, открыв тёмную утробу большого грузового шлюза. Космонавты еле удержались на ногах. Ходжес буркнул:

– Чёрт. Открылась-таки!

– Можно подумать, техник, мы сомневались в ваших способностях! – Гопкинс казался довольным.

Изнутри вырвалось небольшое облачко снежной пыли, ясно указывая, что хотя бы какая-то часть атмосферы там, в помещениях Станции, сохранялась.

– Заносите. И входите. – первый помощник не стал пояснять, поскольку все и так отлично знали, что делать. Доктор Йошидо, оставшийся пока за порогом, хмыкнул, заглядывая в глубину тёмного помещения из-за спин бойцов:

– А почему этот шлюз такой… длинный?

– Он – технический. – голос первого помощника звучал теперь снова нарочито спокойно. Волнуется тоже, стало быть, даже этот пятидесятилетний ветеран, – И ведёт прямо в ангары. Откуда на поверхность выезжали разведочные и бурильные луноходы. А длина стандартной буровой мачты доходит до десяти метров. А нам этот шлюз подходит больше обычного шлюза потому, что мы с нашим немаленьким хозяйством легко можем тут разместиться. – помощник указал рукой на пять солидных ящиков и три незачехлённых агрегата, которые уже втаскивали внутрь помещения техники и бойцы.

Убедившись, что все оказались внутри, Эндрю Гопкинс скомандовал:

– Капрал Ходжес. Закрывайте наружный, и принимайтесь за внутренний.

Терапевт широчайшего профиля, а по совместительству и штатный хирург доктор Людвиг попытался привычным движением поправить остатки роскошной когда-то шевелюры на затылке. А когда из-за обнаружения преграды в виде затылочной части шлема скафандра это не удалось, вполголоса буркнул «блин». После чего констатировал представшее перед ними зрелище следующим образом:

– Как профессионал-патологоанатом с тридцатипятилетним стажем работы могу констатировать, что пострадавший погиб от удара топором.

Первый помощник, невольно дёрнув щекой, и заставив себя оторвать взор от распростёртого на животе скелета с торчащим из спины, из области сердца, топором, поспешил внести ясность в ситуацию:

– При всём уважении, доктор. Сговорились вы с третьим пилотом, что ли? Ваш с ним неподражаемый чёрный юмор в данной ситуации несколько… Угнетает.

– Хм-м… Согласен. Приношу извинения. Это… От нервов.

– Верю. Потому что мы все на взводе. Но картина… Удручает.

– Вот именно. Потому что все мы понимаем, что такой удар он при всём желании не мог нанести себе сам. Следовательно…

– Следовательно здесь имела место некая конфронтация. А говоря проще – гражданская война. Думаю, мы найдём ещё трупы. Капрал Ходжес. Подключайте аккумулятор к местной резервной сети. Пусть заработает хотя бы аварийное освещение.

– Есть, сэр.

Трупы нашлись.

Собственно, их и искать особо не пришлось: некоторые коридоры ближе к центру управления были буквально завалены скелетами в истлевшей одежде. В тускло-красном свете аварийного потолочного освещения все тени казались словно чёрно-кровавыми, и зловещая тишина больно давила на уши и нервы. Иногда даже казалось, что трупы шевелятся, хотя первый помощник отлично понимал, что это просто тени от движения налобных прожекторов его подчинённых. Мрачной атмосферы не могли рассеять ни преувеличенно бодрые команды старпома, кому какой коридор осматривать, ни комментарии доктора:

– А у этого – рана в височной области черепа. Сквозная. Следовательно, тоже – никаких «естественных» причин.

Определить, от чего умерло большинство пострадавших, проблемы как правило не представляло: у кого-то огромная дыра в одежде указывала на лом или остриё багра, зачастую валявшихся тут же, у кого-то череп оказывался расколот – наверняка тем же топором. Ещё кто-то буквально плавал в лужах крови, сейчас, разумеется, высохшей, и превратившейся в отвратительно шелушащееся чёрное пятно на полу. У некоторых трупов из спины, или груди торчало что-то вроде рукояток от кухонных ножей. Из чего нетрудно было сделать вывод, что всё огнестрельное оружие кто-то предусмотрительно запер. Или ликвидировал. Впрочем, первый помощник мысленно сам себя поправил: не имелось на Станции никакого огнестрельного оружия! К моменту её открытия никто уже не верил в нападение «агрессивно настроенных» пришельцев. Или террористов.

Поскольку последние ещё не вышли в космос…

Доктор Людвиг подвёл мрачный итог:

– Лично у меня не осталось сомнений. Никаких «внешних» врагов. То есть – «зелёных человечков». Никаких болезней. Никакой смерти от старости или голода, или отсутствия воздуха из-за разгерметизации… Они перебили себя сами. Вон: в руках вон того и вон того до сих пор зажаты кухонные ножи, а под вон тем трупом – ломик с пожарного щита. А вон и кирка. Всё верно, сэр. Гражданская война.

– Интересно, почему они не пользовались лазерами, ракетницами, и гарпунами.

– А очень просто. Не хотели повреждать стены и двери, и нарушать таким образом герметичности Станции. – это высказался второй учёный, доктор Йошидо.

– Но… с чего бы это им так заботиться о герметичности Станции, если они всё равно перебили друг друга?

– Не знаю, сэр. Но могу догадаться. Наверняка так происходило оттого, что что-то… А вернее – кого-то они хотели сохранить во что бы то ни стало.

Несмотря даже на «гражданскую войну»!

– Но… Кого?

– Вероятней всего ответ на этот вопрос мы получим на пятом, самом нижнем этаже Станции. Где самые «надёжно» защищённые помещения. Да и Командный Центр располагался именно там.

Ответ на предположение доктора Йошидо и правда нашёлся именно в Командном Центре.

Прямо посередине обширного, хоть и несколько низковатого помещения, по периметру сплошь заставленному шкафами с документами, приборами, и компьютерным оборудованием, высился огромный ящик. Монументальный. Со всех сторон опутанный шлангами, проводами, и обвешанный приборами.

Саркофаг.

Две жёлтых лампочки на его передней панели до сих пор тускло светились, и от металлической коробки полтора на полтора на три метра исходило слабое гудение. Правда, ощутить это удалось лишь тогда, когда Гопкинс коснулся объекта рукой в перчатке: в ушах возник тихий равномерный гул. Первый помощник скомандовал:

– Доктор. Похоже, вы не ошиблись. Кого-то они тут сохранить пытались. И поскольку то, что имеется внутри – наверняка по вашей части, прошу вас.

Но Йошидо и сам уже заставил себя преодолеть странную скованность, и подойти поближе к агрегату. Счистить слой неизменной пыли с передней части иллюминатора на его верхней стороне. И заглянуть в расчищенное окошко.

Чтоб ответить, ему пришлось сглотнуть, и даже прочистить горло:

– Гхм-гм… Тэкс. Поистине, чудесная находка. Имеем одного погружённого в гиперсон пациента, сэр. Предположительно вполне живого. Данные приборов, – он поспешил повторно взглянуть на блёкло-зелёные цифры, выведенные проектором прямо на стекло иллюминатора, – говорят о… Нормальном состоянии.

К этому моменту и первый помощник подошёл и встал рядом с доктором. Однако при всём своём самообладании он не смог сдержать удивлённого возгласа:

– Чёрт!.. Это же – женщина!

– Вот именно, сэр, вот именно. И я даже боюсь предположить, какие трудности и проблемы нам эта находка создаст!

– В-смысле – проблемы?

– Ну как же! Если (Если!) нам удастся благополучно вывести её из гиперсна и оживить, и она действительно придёт в себя…

Мы ведь были в полёте почти двадцать лет! А мы – мужчины! В большинстве своём здоровые и сильные. И естественным желанием любого из нас будет в первую очередь – секс!.. С последней представительницей женского пола! И удержать многих из команды будет… Весьма затруднительно.

А у этой женщины сейчас в первую очередь должна быть другая функция.

Возродить вновь столь глупо вымеревшее человечество. То есть – никакого, вот именно, «беспорядочного» секса! А – только с теми, кого мы выберем для этой почётной и ответственной роли! То есть – умными и здоровыми!

Так что мы должны поберечь нашу единственную…

Еву!

– Разумеется, доктор. Вы абсолютно правы. Эта… женщина представляет сейчас поистине колоссальную ценность. И мы не можем допустить, чтоб члены нашей команды… – первый помощник прикусил язык, понимая, что его сейчас слышат все, кто задействован в операции, и те, кто остался на корабле, в рубке, – Э-э… Использовали её не по так чётко сформулированному вами «главному назначению». Хотя…

Она не кажется слишком уж привлекательной. Лицо не назовёшь миловидным.

– Думаю, сэр, в нашем случае это не будет иметь никакого значения.