Капризная с-сука!..
– Согласен. Но в любом случае, все вопросы, связанные с её воскрешением и дальнейшим… Функционированием будет решать капитан.
– Господин старший лейтенант, – доктор Йошидо позволил себе криво усмехнуться про себя, но в его голосе это никак не проявилось, – Не нужно ставить вопрос так. Она – к сожалению! – не оборудование, которое должно, как вы выразились, «функционировать». И с «предназначением», которое мы собираемся ей предложить, а вернее – навязать, может не пожелать согласиться.
Ведь она – женщина!!!
Конечно, в её колоссальной ценности, что для нас, что для человечества у меня сомнений нет. Но с другой стороны было бы… Нетактично решать всё за неё. И сводить её роль к функции «человекоматки». Ведь она – тоже личность. Обладающая определёнными правами и в первую очередь – правом на свободу. Решений. Ведь мы – как ни крути, а члены – Социума! И подчиняемся Законам и нормам поведения. И у нас – демократия!
Поэтому мы ничего не можем ей навязать вопреки её воле! И она должна сама выбрать и принять то, что ей, вероятней всего, предстоит делать. И делать довольно долго.
Фактически – до конца её репродуктивного возраста.
– Хм-м… Согласен, доктор. Но не рано ли мы заговорили о её «решениях» и «правах»? В первую очередь нужно всё-таки воскресить её. И убедиться в том, что сейчас она способна зачать и выносить. И родить. Здоровое полноценное потомство. Все проблемы, связанные с её «решениями» и «правами» встанут только в этом случае!
Да и то – если она не очнётся полной идиоткой, или не сойдёт с ума, как иногда случается при выводе из гиперсна!
– Разумеется. В первую очередь – оживить. Это – важнее всего. Сохранив все функции организма.
И я, как специалист, предвижу здесь определённые проблемы. В частности, что энергопитание этого автоклава в настоящее время явно в критическом режиме. И нужно срочно подключить наши аккумуляторы к его цепям. Потому что несмотря на то, что лампочки и надписи – ещё жёлтые, и зелёные, горят они в полсилы. Или даже, скорее, в четверть накала. То есть – похоже, солнечные батареи и местные аккумуляторы уже не в состоянии поддерживать нормальное функционирование систем жизнеобеспечения. И резервное питание нужно подать как можно быстрее!
Первый помощник тоже треснулся рукой в перчатке о затылочную часть шлема. Затем глянул на техника:
– Капрал. Вы слышали доктора. Найдите здесь, на приборном щитке этого автоклава, выводные клеммы для подключения наших резервных аккумуляторов. И немедленно подключите к ним наш третий резервный блок. Ни при каких обстоятельствах энергопитание этого… устройства не должно прерываться! Карпов, Дзорба! Принесите сюда этот блок из входного коридора.
Капралы отправились наверх, перенести тяжеленный кожух третьего резервного аккумулятора от входного тамбура, возле которого его, как и большую часть доставленного на Станцию оборудования, маленький отряд оставил пока – за ненадобностью. Техник с кряхтением опустился на колени, и принялся копаться, и тыкать щупами тестера, в щитке на боковой панели автоклава. Первый помощник неторопливо двинулся вокруг гудящего ящика, внимательно осматривая его кожух и периметр комнаты.
Внезапно он с возгласом удивления наклонился, подняв с пола покрытый инеем листок бумаги. Впрочем, при внимательном рассмотрении это оказалась не бумага, а кусок толстого картона, покрытый словами, написанными с большим нажимом обычной шариковой ручкой. Некоторое время Гопкинс хмурил брови, читая. Сказал:
– Доктор! Подойдите. – первый помощник говорил нарочито небрежно, но никого го предательски подрагивающий голос не обманул. Все сразу поняли, что Гопкинс нашёл что-то очень важное. Наверняка имеющее отношение и к усыплённой женщине и к катастрофе на Станции.
4. Завещание
Доктор Йошидо прочёл текст очень быстро, буквально за несколько секунд. Отреагировал весьма эмоционально:
– О-о! Вот как… Хм-м… Н-да. Думаю, мы можем смело зачитать это послание и остальным… нашим людям. Раз уж они уже узнали о найденной. Так, как мне представляется, будет честнее.
– Да, пожалуй. Тем более, что… Капитан, сэр! – первый помощник теперь обращался непосредственно к Пауэллу, который присутствовал, конечно, в рубке «Пронзающего», но до сих пор не вмешивался в действия своего подчинённого и первого заместителя, логично полагая, что тому на месте и виднее и сподручней принимать конкретные решения. – Прошу вашего разрешения огласить это… Завещание! Насколько я могу судить, оно… Важно. Особенно в контексте того разговора, который мы… – помощник не договорил, но не сомневался, что Пауэлл и так всё понял.
На некоторое время капитан взял паузу. Но прочтя текст, который Гопкинс поднёс к своей наплечной камере, согласился:
– Зачитывайте.
– Есть, сэр. Вот этот текст, уважаемые… э-э… соратники:
«Обращаюсь к нашим выжившим потомкам, или тем представителям Человечества, кто вернётся из экспедиций к звёздам. Ну, или к инопланетным существам, которые прилетят сюда, в солнечную систему.
Виновных в том, что вирус «Ковид-193» вырвался на свободу, в результате ли преступной халатности, или был применён сознательно, там, на Земле, найти так и не смогли. Бессмысленные и злобные обвинения со стороны правительств разных стран в адрес вероятных виновных подтвердить конкретными и неопровержимыми фактами и доказательствами не удалось. И все дни перед тем, как прекратились последние радиопередачи с Земли, на нашей родной планете царил вопиющий информационный хаос.
Однако беспочвенные домыслы и попытки прояснения этого вопроса послужили причиной возникновения конфликта и на нашей международной Станции.
В результате этого конфликта в живых остался только я, заместитель начальника Станции, профессор Каин Харак, и физик-ядерщик Нелли МакГоннегал. Однако в связи со вспыхнувшей и между нами ссорой, я взял на себя смелость принять следующее решение.
Первое. Усыпить с помощью снотворного Нелли МакГоннегал. И поместить её в саркофаг для гиперсна, как потенциальную продолжательницу человеческого рода.
Второе. Уничтожить все имеющиеся в моём распоряжении материалы, полученные нами с Земли в период с начала катастрофы, по сей день, и касающиеся попыток выяснения, кто виновен в произошедшей трагедии. Я посчитал, что эта крайне противоречивая и предвзятая информация ничего не проясняет, а только позорит так называемое Человечество. В глазах что его сыновей, отправившихся к звёздам во имя Блага этого самого Человечества, что инопланетян, прилетевших бы и пожелавших восстановить последовательность событий и причины чудовищной трагедии.
Третье. Перевести всё энергопитание Станции на поддержание функционирования автоклава с усыплённой.
Четвёртое, и последнее. Принять дозу цианистого калия, чтоб сэкономить энергию и кислород на моё, бессмысленное теперь, проживание здесь. Поскольку сам я уже не в состоянии «продолжить человеческий род». В связи с преклонным возрастом и климаксом.
Прощайте.
Надеюсь, вам с принятием решений будет легче.
Каин Харак.»
Некоторое, и довольно продолжительное, время после того, как стих чёткий и подчёркнуто нейтральный голос первого помощника, царила тишина.
Затем капитан Пауэлл сказал:
– Не могу не поразиться мужеству и рационализму заместителя начальника Лунной Станции. Он, несмотря на чудовищные трудности, и преклонный возраст, сделал то, что должен был сделать настоящий Человек с большой буквы. То есть – не стал вмешиваться в «разборки» тут, на Станции. И, загрузив женщину в саркофаг, самоустранился, завершив все дела, чтоб не… Потреблять лишний кислород и электроэнергию. И сохранил для нас возможность попытаться восстановить род человеческий.
И постарался предотвратить наши, или чьи-либо ещё попытки выяснить, кто виновен в произошедшей катастрофе. Сняв тем самым массу щекотливых вопросов, которые, и правда, могли бы возникнуть у членов нашей экспедиции. И частично нейтрализовал возникновение презрительного к нашей расе отношения, если бы сюда первыми добрались действительно – какие-нибудь инопланетяне. Но где он сам?
– Боюсь, сэр, что он – в своей каюте. Я нашёл его, просто проходя мимо, чисто случайно, поскольку именно его имя значилось на дверной табличке. Сама дверь была распахнута настежь. А тело лежало на кровати. Без видимых следов насильственной смерти. Да и лицо… Выглядело как бы… Умиротворённым!
– Ясно, старший техник Дассаев. Кстати, что там с их реактором?
– С реактором проблема, сэр. Но не техническая. Оборудование, насколько могу судить, не повреждено. Все механизмы и трубы в хорошем состоянии. Просто полностью «выгорело» ядерное топливо: стронций-234.
– То есть, если бы мы загрузили из наших запасов, реактор снова можно было бы запустить?
– В-принципе, оно бы так и было, сэр. – старший специалист по реактору не скрывал в тоне иронии, – Проблема только в том, что у нас, на борту «Пронзающего», нет этого самого стронция. А из того, что есть, синтезировать его невозможно. А применено здесь, в их миниреакторе, именно это редкое топливо, насколько я понял, для того, чтоб при любых обстоятельствах избежать возможности сляпать из него бомбу!
– Хм-м… – но первый помощник думал недолго, – Следовательно, восстановить энергоснабжение Станции в полном объёме не удастся в любом случае?
– Так точно, сэр. Реактор пуст, как бутылка из-под шампанского после Нового Года. Местные же аккумуляторы имеют заряд на пределе их живучести: ноль шестьдесят пять сотых процента. А то, что сейчас способны выдать солнечные батареи Станции, составляет не более чем четыре десятые процента от их изначальной мощности. Саморазрушение, сэр. Ну, и плюс пыль на наружных поверхностях. С вероятностью девяносто процентов через пару лет тут так и так обесточилось бы всё. Включая… э-э… саркофаг.
Следовательно, мы успели. Вскочить в последний вагон уходящего поезда.
– Да, это радует. Но непонятно, почему этот… Харак… Не предусмотрел такого?
– Осмелюсь предположить, сэр, что он не был специалистом ни по реакторам, ни по солнечным батареям, ни по автоматике. – это весьма сердитым тоном влез в разговор техник Ходжес, который всё ещё стоял на коленях перед панелью управления автоклава, продолжая что-то там замерять и переподключать, вполголоса ругаясь, – Да и по электричеству, если уж на то пошло, он специалистом не был! Он тут такого наподсоединял!..
Удивительно, как чёртов автоклав попросту не сгорел за все эти годы! Но сейчас всё в порядке. Всё будет работать ещё как минимум пятьсот дней. На столько нашей запасной батареи хватит. Ну-ка, чтоб я не вставал, кто-нибудь: посмотрите: нормально ли горят цифры?
– Отлично горят. Ярко и чётко. Спасибо, техник. Благодарю вас за оперативное устранение… Проблемы. И пусть мы пока не знаем, как нам оживить эту… усыплённую, в любом случае хотелось бы пока хотя бы – сохранить её. В целости.
– Согласен с вами, первый помощник, – в голосе капитана наконец прорезался начальственный тон. – И в связи с этим приказываю: доктор Кимуро и доктор Людвиг. Произведите, насколько возможно, тщательный осмотр тела усыплённой. Изучите все физиологические показатели. Разработайте и предложите как можно более безопасный способ её выведения из гиперсна. Такой, чтоб гарантировать… Хм. Нормальное «функционирование» её организма, как это обозначил уважаемый лейтенант Гопкинс.
– Есть, сэр. – доктор Людвиг, давно вошедший в Командный пункт Станции, но так и не взглянувший ни разу на женщину в стальном коробе, покачал головой, – Но какой бы план оживления мы, сэр, не предложили, одно могу сказать точно: оживлять её придётся здесь! На Станции. Потому что транспортировать этот саркофаг к нам на «Пронзающий» не удастся. Он просто не поместится в трюм посадочного модуля.
Следовательно, нужно будет обеспечить сюда и электропитание в нормальном объёме, и восстановить, хотя бы на этом Уровне Станции, нормальное атмосферное давление, комнатную температуру, да и кислород подвести. Ну, и так далее. Доктор Йошидо?
Доктор поспешил подтвердить выводы коллеги:
– Совершенно с вами согласен, доктор. Выбора у нас, собственно говоря, нет, сэр. Саркофаг не то, что в трюм модуля не войдёт, он и в эту дверь-то не пролезет! Оживлять её действительно придётся здесь. А для этого нужно, вот именно – обеспечить на этом Уровне нормальные бытовые и производственные условия. То есть, проще говоря, сделать всё, как на «Пронзающем» – и тепло, и воздух, и электричество, и всё остальное.
Капитан Пауэлл не колебался ни секунды:
– Внимание. Вот мой официальный приказ. Старший лейтенант Гопкинс. На вас, как на моего первого помощника, я возлагаю все работы по приведению нижнего и по возможности и двух ближайших Уровней Лунной Станции в условия штатного функционирования. Берите на борту нашего корабля любое необходимое для этого оборудование, подключайте всех нужных специалистов, и как можно быстрее приступайте. Организуйте все работы так, чтоб после «оживления» объекта мы могли забрать назад все наши механизмы, запасы, и оборудование. Плюс то, что наши инженеры найдут необходимым демонтировать и эвакуировать на корабль – уже со Станции.
Те, кто не занят непосредственно в этой операции, в частности, учёные и доктора, могут пока вернуться на борт «Пронзающего». Но только до того момента, когда все работы на Станции по её обустройству будут завершены. С этого времени вам, доктор Кимуро, и вам, доктор Людвиг, придётся неотлучно находиться именно там, возле саркофага. Вплоть до того момента, как операция по оживлению женщины будет успешно завершена.
Вопросы?
Вопрос нашёлся только у техника Ходжеса:
– Где моя крестовая отвёртка, чёрт бы её побрал?! А-а, вот она: пардон! Оказывается, я на ней сижу…
В тренажёрном зале сегодня почему-то было оживлённей, чем обычно.
Мастерсу даже пришлось выстоять маленькую очередь в два человека, прежде чем он попал на тренажёр для икроножных мышц. Лейтенант Макс Иверсен, оказавшийся на соседнем тренажёре, весело бросил:
– Что, Джон, тоже стараешься привести себя в форму?
– В-смысле – в форму?
– Ну как же! Пф-пф… У всех наших только и разговоров, что об этой… найденной! Какая она красавица, и как бы ей понравится… Пф-пф… В-смысле – произвести неотразимое впечатление своими… Физическими кондициями! Чтоб именно с ним эта дама захотела зачать потомство!
Мастерс рассмеялся – вначале весело. Но потом до него дошло, что штурман и не думает шутить:
– Чёрт побери!.. А я-то думаю, чего это сегодня здесь народу, как сельдей в бочке! Вот уж не собирался. Участвовать. В кастинге на призового производителя!
– А зря. – было непонятно, шутит штурман, или говорит серьёзно, – Наш капитан славится своей «правильностью» и… Пф-пф… демократизмом. Вот все и вычислили, что он, разумеется, предоставит даме самой выбрать, с кем она захочет… Ну, то, что положено захотеть сделать для зачатия!
– Ага. Не сомневаюсь. Да, производитель для такого случая, конечно, должен быть призовой. С кубиками на прессе, и фигурой как у заправского культуриста… Но у меня есть два вопроса: первый – куда девать некрасивую морду такого качка, и его тупые мозги. И второй – удастся ли эту козу вот именно – воскресить. Как я понял из разговоров наших медиков, с этим проблемы.
– Да нет с этим никаких проблем. – это влез уже закончивший качать железо инженер Владимир Якушев, – Док Йошидо сказал, что автоклав в приличном состоянии, и тело тоже. Закачаны в неё всякие положенные криопротекторы, и всё такое прочее. Так что как только подведут ток, и воздух, и нагреют помещения – можно будет приступать.
К собственно оживлению.
– Блинн… – Джон невольно сглотнул, – Не знаю, как вы, а я так предвижу проблемы. Как бы наши особо молодые и рьяные не передрались. Как на рыцарском турнире в честь благородной незнакомки. Может, она как раз чего-нибудь такого и захочет! Типа, чтоб победил – сильнейший. И благороднейший! Достойнейший самец!
– Ха-ха! – Макс Иверсен наконец закончил, и повернулся лицом к нему, – Ты юморист, как погляжу. Где это ты нашёл у нас – «молодых и рьяных»?! Всем – минимум по сорок пять! Да и готов поспорить на свою еженедельную рюмку водки против поломанной зубочистки, что если эту леди действительно оживят, и дело дойдёт до драки, никаким «рыцарством» пахнуть не будет! Ребята будут готовы уложить противника любым способом. Хоть самым подлым и коварным! Ну как же!
Настоящая женщина – после двадцати лет с резиновой куклой!..
Это вам не хухры-мухры!
– Н-да, проблемы с методикой отбора первого «осеменителя» наверняка будут… – Джон, раздумавший качаться, слез с тренажёра, – И бедолаге Пауэллу придётся наверняка солоно. Не хотел бы я быть на его месте.
– А я, раз уж речь зашла об этом, не хотел бы быть на месте этой «леди». Представь, если с десяток наших особо озабоченных говнюков сговорятся, да и вломятся к ней.
Групповое изнасилование в этом случае гарантировано!
А уж какие от такого действа получатся дети – можете представить сами!..
Капитан Пауэлл вынул наушник из уха. Побарабанил пальцами правой руки по столешнице рабочего стола своей каюты, поёрзав на табурете.
С одной стороны он не пользовался системой прослушки, имевшейся на «Пронзающем», уже добрых десять лет: команда практически не давала ему поводов подозревать её членов в неповиновении, или «агрессивных» настроениях… (Тьфу-тьфу!)
С другой – хорошо, что всё-таки не приказал демонтировать. Потому что каких только возможных вариантов поведения запертых в течении двадцати лет в замкнутом пространстве половозрелых мужчин он сегодня не услыхал… И все они имели определённую долю вероятности своего воплощения в жизнь. Включая даже столь глупый план, как похищение оживлённой, и бегство с ней на втором челноке на поверхность планеты.
Не-ет, простыми решениями тут не пахнет. Все слишком возбуждены. И так просто его людей с бойцовского настроя не сбить… Нужно что-то глобальное, радикальное, чтоб команда угомонилась. Отвлеклась. И сексуальные потребности отошли, хотя бы на время, на второй план. Говорят, в таких случаях хорошо помогает какая-нибудь…
Катастрофа!
При которой, разумеется, никто не должен пострадать. И тем более – погибнуть!
Ну и, разумеется, не должно безвозвратно пропасть никаких ценных ресурсов – таких, как кислород, топливо, вода… Но!
На устранение последствий которой можно было бы направить все силы!
Придётся, следовательно, поднапрячь воображение.
Доктор Эдди Маркс только-только забрался в бассейн с восхитительно тёплой водой, расположенный на заднем дворе его шикарной виллы на лазурном берегу, как вдруг в ушах возник оглушительный гул и грохот! Оглянувшись, он понял, что взорвался вулкан, находящийся в десятке километров от его виллы! Да что же это за?!..
Но шум и грохот в ушах всё усиливался и усиливался, заставляя уже зажимать уши ладонями, и даже открыть рот и заорать во всё горло. Чтоб уберечь барабанные перепонки от повреждения, а разум – от обморока!
Доктор обнаружил, что голова, оказывается, лежит на насквозь промокшей от его же пота подушке, а уши он и правда – зажимает!
Потому что с подволка неистово орёт сирена тревоги!
Пришлось вскочить, и ринуться со всей возможной скоростью к шкафчику с личной одеждой. Скафандр для внутренних работ сейчас как раз должен подойти – он и не такой громоздкий, как тот, для наружных, и влезть в него куда быстрее и проще! А поскольку гнусный голос автомата аварийной сигнализации не твердит «Разгерметизация корабля!», то можно и немного успокоиться, одевшись. И проследовав на штатное место своего расположения при тревоге. То есть – в шлюз номер А-2, у входа во второй спасательный модуль.
Поскольку доктор Маркс не имеет отношения к ремонту систем жизнеобеспечения корабля, и его двигательным установкам, он должен, согласно штатному расписанию, просто «не создавать помех техническому персоналу, непосредственно занимающемуся аварийным ремонтом, и одновременно быть готовым к экстренной эвакуации».
Внутри шлюза уже стоял доктор Кимуро, сержант Лютер Вайс, он же – кок, а сразу за Марксом в шлюз вошёл и младший лейтенант Джером Гастингс, в обязанности которого как раз и входило пилотирование второго спасательного модуля-челнока, если бы в этом возникла необходимость.
Лейтенант первым делом протиснулся к дальней стене шлюза, и глянул в иллюминатор, имевшийся в торцевой двери, на трюм номер два.
– Слава Богу, наш спасательный модуль цел! Во-всяком случае, выглядит неповреждённым. Снаружи. – пилот утёр со лба крупные капли пота, – Проклятье! А вот про модуль номер один так при всём желании не скажешь!
– А… Что с ним, лейтенант? – у Маркса по позвоночнику пробежали мурашки, и голос как-то сразу охрип. Вероятно, от дурных предчувствий.
– Что с ним, что с ним… Взорвалась дюза его чёртова маршевого движка, будь она неладна! Разворотило всю корму, и вся палуба трюма в обломках и мусоре!
Слава Богу, цистерны с топливом и окислителем, вроде, не пострадали. А то мы так легко не отделались бы – выбило бы наружную переборку, и в трюме имелся бы чёртов вакуум! Хорошо что перегородка кормовой части модуля бронированная. Как и стены первого трюма – утечки кислорода, вроде, нет. Хоть в чём-то повезло!
– Вы всё это сами видели, лейтенант?
– Да уж конечно – через центральный монитор нашей рубки! Так получилось, что была моя вахта, и пока в камеру внутреннего обзора трюма не угодил какой-то осколочек, размером с добрый кирпич, чёртов взрыв я пронаблюдал во всей, как говорится, красе!.. Так что сейчас у нашего «технического персонала» будет масса проблем и хлопот! Уборочкой придётся заняться капитально! А вот насчёт отремонтировать… Ну, запасной-то маршевый движок на складе есть. Поскольку дюза уж точно ремонту не подлежит…
Но вот расчистка и установка… Минимум – неделя!
Доктор Йошидо посмотрел на доктора Маркса. И у того сразу возникло подозрение, что и в его голове промелькнула молнией та же самая мысль: «Уж больно «вовремя» взорвался этот самый первый модуль»! Именно он был постоянно «на ходу». И именно его рабочее состояние систематически поддерживали технические службы и специалисты «Пронзающего».
И на чём же теперь прикажете лететь специалистам по «оживлению» на Лунную Станцию?! Ведь чтобы полностью «технически обслужить» и привести в рабочее состояние пусть и целый, и проверенный второй модуль, тоже понадобится – не менее двух суток! Не говоря уж о том, что на устранение того безобразия, что сейчас царит в трюме номер один, и установку нового маршевого движка уйдёт как минимум втрое больше времени! Хорошо хоть, что трюмы отделены друг от друга, от жилой зоны корабля, и от космоса – броневыми переборками…
Но почему?!
Почему отлично подготовленный, аккуратно «обслуживаемый», и часто использовавшийся движок модуля вдруг взорвался?!
Случайность… Или диверсия?!
Но кому такая диверсия могла понадобиться?! И – главное! – для чего?
Впрочем, долго мудрить над ответом доктору Марксу не пришлось. Правда вот, никому не скажешь о мысли, в первую очередь проникшей в голову.
Капитану это выгодно!
Чтоб до чёртовой «оживляемой» как можно дольше никто не мог добраться!
С другой стороны, какой бы смысл всем этим озабоченным кобелям до неё сейчас добираться – ведь она ещё заморожена, похлеще какой-нибудь жабы в сибирской вечной мерзлоте? Да и когда её за пару-тройку суток (Так обещает док Людвиг!) разморозят, понадобится как минимум ещё дней пять, чтоб все «функции её организма» пришли в надлежащую, стабильную, форму. То есть – сама по-себе разморозка – тот ещё стресс. Как для тела, так и для психики «воскрешаемого». А уж для женщины – и подавно! Так что команда не может не понимать, что минимум неделю после начала операции контактировать, не говоря уж о «заниматься сексом» с дамой будет категорически нельзя.
Что не отменяет, конечно, «очень хочется!» Все половозрелые кобели их экипажа сейчас напоминают ему вожделённо облизывающихся котов, наматывающих круги вокруг банки со сметаной! Накрытой пока стеклянным колпаком.
Сирена наконец заткнулась. Зашипела внутренняя трансляция, и капитан Пауэлл сообщил:
– Капитан в рубке. Согласно приборам, непосредственной угрозы жизни экипажа нет. Однако! Тот факт, что нас… э-э… подвёл, да ещё в столь важный момент, маршевый двигатель нашего дежурного челнока, заставляет обеспокоиться. И задуматься.
Над надёжностью и нормальной работой всего нашего оборудования!
И если раньше мы могли руководствоваться мыслями такого плана, что «вот долетим до дома, а там уж техники и инженеры доков Истсайда подлатают наш «Пронзающий» капитально, и заменят все выработавшие свой ресурс механизмы и коммуникации», теперь такими приоритетами руководствоваться нельзя!