Лики и люди

– Не надо цепляться за логику, когда нет увязки со временем. Будьте проще, – приободрил наставник.

– В моей миссии землянина нет большого смысла! Ничего я не смогу дать им, даже если один из них почувствует в себе мой чистый разум. Как вы сказали, окружающие будут только смеяться или ещё побьют палками. Странно, они мечтают о звёздах, верят в прилёт инопланетян, во всевозможные чудеса, больше примитивно-фантастические, но совершенно не могут воспринимать настоящие чудеса, пытающиеся протиснуться в их мир, они их не замечают или отрицают. Постоянно презирать и унижать, часто насиловать и убивать себе подобных – это у них не только в крови, это не только инстинкт, это у них и в душе, это их разумение жизни. Мировая гармония что-то особенное заложила в их человеческое ядро, и эволюция не гармонизировала их разум, стараясь равномерно развить и тело и душу и интеллект, а синтезировала в странный сгусток, где есть бурление, вскипание, но нет настоящего слияния. Она экспериментирует с людьми, и мне их очень жаль, – произнёс Санд, пытаясь отразить в словах свои внутренние ощущения.

– Значит, ликам повезло, их Мировая гармония не обделила? – улыбнулся наставник, но из глаз сочилась не насмешка, а добрая поддержка.

– Я сравнивал нашу историю и человеческую, ход эволюции от пещерных дикарей до разумного сообщества, и не было у нас такого диктата, таких войн, таких пороков. У нас, наверное, за все времена не было столько убиенных и замученных репрессиями, голодом, холодом, болезнями, сколько у них за последние пять-десять тысяч лет. Цифрами я, конечно, не могу точно оперировать, но думаю, что так и есть. Размножаются, убивают всё вокруг себя, потом убивают и часть себя, и всё вновь. Так не может долго повторяться, – уверенно сказал Санд. – Моё мнение – не нужен я землянам, а земляне не нужны ни нам, ни Мировой гармонии, история их коротка и страшна, они – пропащие создания.

– То, что вы видели в созданных высокоинтеллектуальными машинами образах, лишь отголоски – как правило, крик охваченных ужасом, плач убитых горем, счастье познавших любовь, восторг добившихся победы и многое другое, но это – не полноценное отражение жизни людей. Да, высокий разум Великого ковчега способен связывать, выстраивать и дополнять, но цельной картины нет. Вы это учитываете?

– Да, я стараюсь быть объективным. Я серьёзно отнёсся к данному материалу и, скажу честно, не отрекался от людей, я хотел быть с ними, но чем дольше я рядом с ними, тем сильнее отрекаюсь от них.

– Интересно, – задумался наставник. – Лично я отношусь к человечеству, как одной из сотен цивилизаций похожего уровня развития, с которыми установили контакт скитальцы, вы смотрели Атлас жизни ЕА?

– Немного. Слишком в нём всё замысловато.

– Потихонечку разберётесь. А что касается Земли, я – всего лишь вечный, который старается хорошо изучить ту область, которой заведует. Я могу сравнивать цивилизации, отслеживать и даже прогнозировать их развитие, но я не могу углубиться в каждую из них, так как можете вы – скитальцы. Я хочу сказать, что при всей похожести путей развития инопланетных разумных организмов близкого уровня, обязательно найдутся нюансы, которые внесут непредвиденные странные коррективы, что резко изменит их. Кажется, что следующий шаг закономерен и единственно возможен, но…. Кажется, идёт равномерный подъём, но…, или идёт падение, и тут но. Мировая гармония никого специально не наделяет или обделяет, она просто обладает свойствами, провоцирующими появление и развитие разумной жизни, а там как у кого сложится исходя из уникальных природных условий, а также исключительных случаев. Можно сказать ещё и так, все разумные существа – её экспериментальный живой материал, но к которому она относится равно справедливо и даже с любовью. И она никогда не устанет воспроизводить жизнь и любить всех своих детей без исключения.

– Человечество ещё живо в этом Атласе? – спросил уже проще Санд с задумчиво отрешённым видом.

– Да, и пока новых сведений не поступало, – также просто, чуть с юмором вглядываясь в парня, ответил Плат.

– Почему смоделированные материалы очень разбросаны, неужели их не могут эти заумные машины систематизировать? И у меня вся информация по Земле?

– Всё, что получено и обработано. Но процесс идёт, и будут дополнения и улучшения, – наставник с надеждой продолжал смотреть на него. – Когда вы в следующий раз откроете Атлас жизни, то непременно уловите, что история человечества только началась и для них и, следовательно, для нас. Материалов не так уж много, чтобы точнее проанализировать их эволюцию, и систематизировать по большому счёту нечего, разве что общие представления о самой планете. Что же касается конкретно людей – да, тут явно прослеживаются спады и подъёмы отдельных составляющих разума, есть улучшения и есть ухудшения в образе их жизни, но существенно уровень не меняется. Всегда есть богатые и бедные, враги и друзья, перемирия и войны. Люди не могут и не хотят остановить эпидемии и голод, и неважно, живут они ещё в пещерах или летят на Луну. Это действительно шокирует и озадачивает. Население достигло десяти миллиардов, по крайней мере, не меньше, а это очень много для такой небольшой планеты, с учётом зон вечной мерзлоты, пустынь и обширных океанов. Катаклизмы неизбежны. Чем всё это закончится? Спонтанным массовым падением или заорганизованным равномерным сползанием; быстрым восстановлением и даже подъёмом или долгим барахтаньем в трясине? А может люди окончательно деградируют, как вы предполагаете, или совершат настоящий скачок вверх и при всей кажущейся слабости проявят чудесную силу разума, и вы ошибаетесь? Их история только началась, и ещё не закончилась. У них есть время.

– Я в такие чудеса не верю, пусть даже в мой разум и влезет примитивный фантазёр с Земли, – усмехнулся Санд.

– Давайте не будем спешить с выводами. Будьте терпеливы, ведь вас терпит чистый разум землянина, – улыбнулся, но без насмешки и Плат.

– Это мой чистый разум.

– Согласен, это ваш чистый разум, но он взял не только то, что ему понравилось из необиополя, но и то, что выбрало именно ваш чистый разум. По идее – это одна субстанция. Поэтому мне и удобно говорить, что вы в прошлой жизни были землянином, хотя если рассуждать здраво, надо же какое выражение, – и тут он тоже усмехнулся, но по отношению к себе, – то вроде бы и не были. Слова, выражения – всё пустое, надо просто правильно воспринимать реальность и правильно связывать элементы, создающие эту реальность. Надеюсь, вы сможете воспринимать и связывать, а времени у вас, как и у землян тоже предостаточно, – он задумался.

– Знаете, что воспитал и укрепил в ликах первый межзвёздный перелёт? – неожиданно задал риторический вопрос Плат, он вернулся к начальной теме. – Веру! Только вера спасла нас. Вечные – как подвижники внесли свою лепту, но главная заслуга в этом всех ликов-скитальцев, находившихся в том корабле. Скитальцев и в узком и широком смысле слова. Лики поверили, что можно, затерявшись в бесконечном космосе, быть не потерянными для Мировой гармонии. Для этого надо всего лишь ощутить в себе скитальца. Не всем удавалось ярко проявить свои особенности, но никто не падал низко духом и не опускал безвольно руки, все верили в новую жизнь.

– Что-что, а в новую жизнь в древности верили все – и лики, и люди, правда, почему-то жили только одной, особенно люди, – вставил парень.

– Речь идёт не о страхе смерти, как вечной пустоты, не сказках о счастливой жизни, как противоположной полной страданий существующей. Лики тогда уже обладали гармонией, хоть разум их сильно страдал от сжатости, мизерности окружающего мира. Речь идёт о следующем – лики готовы были прожить в тесноте, тусклости, однообразии, но, даря остальным, особенно детям и внукам, весь свет и доброту, что имели. Они поверили, что их потомки найдут прекрасную планету, в которой доведётся пожить и им, потому что они стали скитальцами.

– Разве это не одно и тоже? – решил уточнить Санд, а Плат как-то очень глубокомысленно посмотрел в ответ, ничего не говоря. – Неужели есть образы скитальцев с того перелёта? – сообразил парень.

– Конечно! Они помогли нам воссоздать историю первого межзвёздного перелёта, – чуть с иронией ответил наставник. – Вот что поразительно! Когда лики долетели до второго дома, то они – счастливые от возможности преобразовывать, улучшать необжитую планету, возможности полететь к другим звёздам в поиске новых миров, возможности развивать себя в полной свободе и любви не потеряли эту веру. Звездолёты, улетающие в даль, не отрицали, а подкрепляли скитальцев. Один из самых значимых, продуктивных и счастливых этапов в истории ликов. Есть много образов и с планеты Лик-2. Второй межзвёздный перелёт был более скоротечен и ничем особо ярким не отметился, разве что…, – но Плат не стал продолжать мысль. – А вот поколение, выросшее на планете Лик-3, выросшее здесь, в настоящем раю, постепенно теряет эту веру. Поразительно и печально! Всего-то прошло четыреста тысяч лет, а этой веры почти не осталось. Веры в скитальцев, веры в себя, как скитальца. Конечно, ещё никто скитальцев не отрицает, а многие продолжают и себя считать скитальцами, но уже всё не так, как было в прошлом. Обмельчал нынче лик, стал каким-то ленивым, самолюбивым, недальновидным, капризным и недовольным. Глядишь, и превратимся в людей, – Плат грустно усмехнулся, вздохнул и добавил, словно винил самого себя. – На всё есть причины.

Санд немного растерялся. По идее он и есть ленивый самолюбивый глупый лик, незнающий ни истории своей цивилизации, ни вообще ничего, одно отличие – скиталец, правда и тут какой-то недоделанный, сомневающийся, мечущийся. Но в интонации слов, особенно в чувствах наставника не было обвинений в его адрес, Плат винил других и больше всего себя. Он-то тут причём, в нём эта вера точно осталась. Может он считает, что вечные что-то упустили, где-то недоработали? Вполне возможно, даже очень.

– Почему ваш Великий ковчег не улетит к другим звёздам? Разве ему не надоело крутиться здесь? – вдруг спросил Санд, а в глазах наставника появилась толика удивления и даже смятения, словно его застали врасплох. Парень в свою очередь удивился такой реакции, не сказал ли он глупость, и решил смягчить, добавив. – Оставьте большую часть вечных на планете, возьмите сто миллионов других, не надо набивать корабль под завязку, от желающих отбоя не будет и вперёд. Пройдёт время, пусть и долгое, и он вернётся назад. Неужели без Великого ковчега лики пропадут или другие угонят его? – всё же Санд под конец решил пошутить, хотя на самом деле всё было серьёзно. Сама атмосфера их беседы застыла в напряжении.

– Вы считаете Вечный ковчег живым? – повременив с ответом, спросил Плат, уже вернувший себе полное спокойствие и благодушие.

– Живым? – озадачился ученик, он об этом и не думал. Санд раньше слышал или читал, что будто бы разум трёх вечных вошёл в симбиоз с мощной интеллектуальной компьютерной системой космического корабля, сделав его если не живым, то сверхразумным, но насколько это правда, насколько это возможно, он не знал и не проявлял большого желания узнать. – Не знаю, – сознался Санд, – я был на нём с экскурсией. Мне он показался огромной планетой, где жизнь идёт внутри неё, чем-то вроде нашей планеты, только здесь всё естественное, а там качественная подделка под естественное – и небо, и свет, и природа.

Плат внимательно созерцал парня. – Он не полетит к звёздам, потому что без него действительно лики, если не пропадут, то потеряют в себе скитальцев, а это почти что пропадут. И дело не в том, что в таком путешествии нет необходимости, так как у ликов всё есть и ещё долго будет. И дело не в опасении за корабль, хотя вероятность, пусть и очень маленькая, катастрофы существует. И даже не в том, что ничего стоящего у другой звезды не найти, а астронавты и их потомки обрекут себя на длительное тягучее путешествие. Дело в том, что покинуть планету Великому ковчегу в настоящее время невозможно.

– Почему? – машинально спросил Санд, не поняв последней фразы.

– Вы молоды и непоседливы. Мне нравится в вас чистое наивное желание всё охватить, сообразить и сделать выводы, потому что в нём чувствуется живая жилка разума, но бойтесь легко и быстро всё познать и прийти к окончательному мировоззрению. Это ошибочно и опасно. Вот вы изучали несколько дней человечество и пришли к логичному для себя заключению, что оно невозможно порочно и неизбежно погибнет. На каком основании? Вот вы хотите получить поверхностную, другой я просто не смогу вам дать за короткое время, да и вы сами должны приложить к его изучению усилия и умения, информацию о Великом ковчеге и сделать о нём скоропалительный вывод. Глядишь, через лет пять-десять вы определитесь и с последним самым важным звеном – кем являетесь вы сами. И что дальше? У вас есть всё, чтобы смело и целеустремлённо идти по жизни! Если вы познали себя, то значит и определили главные цели в жизни, ведь так? Но куда вы придёте со своим легко доставшимся и быстро затвердевшим мировоззрением? Никуда! – наставник сделал паузу и улыбнулся, не меняя взгляда наполненного добротой.

– У вас есть самое ценное, что есть у любого разумного существа – ваш чистый разум, который не признаёт никаких догм и конечных результатов. Только промежуточные и только истинные. Не уподобляйтесь ликам, которые спешат повзрослеть и смотреть на окружающий мир взглядом всезнайки. Они сами себя вводят в заблуждение, чтобы меньше было в их жизни сомнений, трудностей, а больше надёжных успехов и приятных удовольствий. Мелкособственническая, малодушная натура. Посмотрите внимательно на меня и скажите, разве я ищу личных успехов и удовольствий? Нет! Но во мне и нет той живой силы, которая есть в вас. Когда я постарел, а затем съел плод молодости, шутка, то не стал молодым, а стал ещё старее, и никакие естественные радости жизни меня уже не волновали так, как в настоящей молодости, потому что мой чистый разум померк. Стал ли я мудрым? Наверное, стал, так как наполнен большими знаниями и ничего для меня уже нет превыше долга служения нашей цивилизации, всё остальное мишура и мелочь. Смерть для меня – облегчение. Хочется начать жизнь заново, пусть и с чистого листа, но я должен напитать знаниями скитальцев, помочь им реализовать себя, вы – словно чудесные светлячки, озаряющие бесконечно огромный мир живых существ, – он снова замолчал и одарил ученика глубоким взором.

Вновь наступила пауза. Санд чувствовал атмосферу и молчал.

– Вы не должны быть похожи на меня, вы должны взять у меня особые знания, впитать от меня веру и стать настоящим мудрым скитальцем, имеющим и высокий интеллект, и молодую душу, и чистый разум. Самое главное – не переставайте радоваться жизни и её высшим проявлениям как красота, свобода, любовь и вера, тогда вы не постареете и в сто лет. А потом… не будем загадывать, что потом.

Настал момент что-то ответить, и Санд продолжил шутливо мысль, улыбнувшись весело и добро. – Новая жизнь на планете Земля! – а потом добавил уже с чуть извинительной интонацией. – Наверное, вы это хотели сказать?

– Мало ли что мне хочется сказать, и мало ли что я говорю, главное, что скажете вы сами и не сейчас, а… в сто лет. И ещё. Я не хочу, чтобы вы перестали увлекаться чем-либо или развлекаться как-либо, зациклившись на развитии в себе скитальца, просто старайтесь вносить в свою жизнь новизну и полёт. Я – ваш наставник, но меня не интересует ваша обычная жизнь, я полагаю, что вам хватит ума не совершать глупости. Вы – ещё очень молоды, так и соответствуйте своему возрасту только без излишнего ребячества и конечно мудрствования. Будьте тем, кем есть и верьте в себя!

Санд призадумался. А ведь Плат видит его насквозь. Особенно его крайности. С одной стороны инфантильность – не желание становиться ответственным и целеустремлённым, например как Дим и другие его друзья. Они меняются, взрослеют, Санд стал это замечать особенно в последнее время, когда жизнь им всем открыла новые пути, а что он? Он продолжает только увлекаться и веселиться, Плат прав. С другой стороны, его озабоченность своим непонятным положением новоявленного скитальца, желание поскорее найти прочную опору и решительно двигаться вперёд, а ведь скоро ничего не делается.

Плат оценивающе-прочувствованно посмотрел на него и решил всё же добавить. – Не суетитесь, живите в радость, но и не забывайте о цепочке: необиополе – скиталец – Великий ковчег.

Разговор был закончен. Наставник не тратил на него много времени, предоставляя возможность самому разбираться во всём. Он только советовал и вдохновлял.

Но Санд к советам вечного в привычной обстановке мало прислушивался и продолжал оставаться мальчишкой, чем с одной стороны очень веселил друзей, с другой – порой озадачивал. Да, ребята входили во взрослую жизнь, каждый по-разному, но их отношение к беззаботному времяпровождению постепенно менялось. Сокращалось и время совместных вечеринок и путешествий, кто-то больше внимания уже уделял профессиональному обучению, кто-то близкой подруге. Взросление всегда вносит в жизнь свои коррективы. А Санд оставался неизменным, не потому что не хотел меняться, он просто не готов был ещё меняться. Друзьям нравилось, что Санд всегда свободен и безотказен, что в нём ещё живёт дух школьной дружбы, которая радовала их и в прошлом и так приятна в настоящем. Иногда парни удивлялись его мальчишеским выходкам, считая их уже безрассудными или несолидными, но больше пожимали плечами, чем ругали; иногда интересовались, чем живёт их друг – скиталец, не только ради любопытства, но если надо, и с целью помочь, а Санд просто отшучивался. Ему нечем было, да и не хотелось ни с кем делиться. Дим часто всматривался в него с надеждой и доброжелательностью, особенно когда кто-то из друзей упоминал что он – скиталец, но сам с расспросами не лез, соблюдая договорённость.

Внешне Санд не менялся, а внутри? Внутренних изменений тоже не было. Он пытался себя менять на глубоком уровне, чтобы хоть на капельку соответствовать качествам своего друга и пожеланиям наставника, но не получалось.

Он мечтал влюбиться по-настоящему, чтобы рядом с ним была красивая добрая подруга, даже находил кандидаток, но или они от него отворачивались как безответственного и неспособного любить парня, или он сам, представляя их будущее совместное постоянство, сомневался и не решался сделать шаг навстречу. Да, девушка ему нравилась, но любит ли он её по-настоящему, будет ли у них родство душ – в этом не было однозначности, и он решал, что не стоит распыляться на ухаживания и торопить события. Короткие пусть и нечастые удовольствия с весёлыми раскрепощёнными девушками на вечеринках его вполне устраивали.

Он пробовал серьёзно заняться изучением необиополя, но сложность терминов, математических зависимостей с множеством допущений, чтобы хоть как-то описать или притянуть к познанным законам мироздания неуловимую никакими приборами и только живым разумом «эфемерность», утомляла. Иногда на него находила непонятная хандра, и ему так хотелось тёплого участия, поддержки. Только не вечного, Плат для него – больше наставник, чем друг; и только не родителей, они любят его, но ничем не смогут помочь, к тому же он давно привык жить независимо от них. Лучше всего на эту роль подходил Дим, как самый толковый и понимающий друг. Были моменты, когда Санд ругал себя за выставленные ему условия и решительно желал их отменить, но как только взгляды друзей встречались, то желание в тот же миг исчезало. Его друг был заинтересован всем, чем жил Санд как скиталец, и этот неистребимый интерес, правда в котором было и беспокойство за друга, отталкивал. Отталкивал, потому что в нём было что-то ещё. Как не скрывай, даже не отрицай в самом себе, а Дим это ощущал и не отрицал, друг пытался с помощью скитальца проникнуть в мир, который, как он считал, скрыт от других. Дим не считал это использованием, ведь он искренен с другом, и надеялся, что Санд сам пойдёт навстречу, так будет лучше и для него и для всех. Но Санд не разделял этих мыслей, он не готов открывать «пока что не знаю что» перед пусть и очень умным добрым другом, в надежде, что авось он поможет и научит, и на молчаливое предложение – давай в тебе, скитальце, а заодно и вечных разбираться сообща, отвечал молчаливым отказом.

Никто ему не поможет, эта противоречивая, непринуждённо тяжёлая, приятно противная ноша только его и деваться некуда, надо нести. Если он бросит её, тогда что поднимет другое, на что ему хватит сил и ума? На кучу безделушек? Вечный прямо сказал, не быть ему ни учёным, ни художником, и Санд при всей своей недоверчивости к его словам, Плат – хоть и вечный, всё же не Бог, может полубог, с ним соглашался. Талант не может себя не проявить в двадцать лет, тем более в таких благоприятных условиях. Исключения бывают – ошибаются и педагоги и системное тестирование и сам лик, только в середине жизни познавший своё истинное призвание, но очень редко. Санд не может себя тешить надеждой на будущие свершения, не имея никаких, даже малюсеньких оснований. Прочь все оправдания, недовольства и сомнения, он должен сам нести свой камень скитальца – такой остроугольный, скользкий, холодный, но в тоже время наполненный чистым светом. И перегрузить даже частично на другого тоже нельзя. Плат может только укреплять его веру, что он и пытается сделать, а вот Дим рвётся подставить и свою спину, но так рьяно, что в результате они только уронят и разобьют камень, потом поделят, поднимут осколки и дружно понесут дальше. Только это уже будет не цельный камень чистого света, у каждого будет своя ноша из местами блестящих, местами замаранных грязью осколков.

Поэтому Санд молча извинялся и отказывал другу во взаимопомощи, мол, у тебя своя ноша, у меня своя, пусть сначала каждый определится с ней, прочувствует, а потом уже будем решать, можно ли их нести сообща. Но Дим был намного старше и намного увереннее своего друга-скитальца, он полон был сил и шёл налегке, стараясь не только поднять, но и позаимствовать ношу у других. Одним из этих других, наверное, самым привлекательным и был Санд. Дим смотрел на друга своими красивыми проникновенными глазами, которые так нравятся девушкам, и говорил, что ему, хоть и скитальцу, никак не потянуть в одиночку то, что грузят на него вечные; в результате он незаметно превратится в раба, потеряв в себе воина. А ведь Санд – воин, такой же воин, как и он, не унижающий зажатых привычным приятным образом жизни слабых ликов, а помогающий им стать свободными и сильными. Вот приблизительно так шептали, а иногда кричали глаза друга.

Но Санд никому не верил на все сто, даже себе, постоянно мечущемуся из стороны в сторону, и помогал ему в этом тихий голос, шедший изнутри: «не спеши верить ни вечному, ни другу». Что удивительно, голос был сильно похож на голос наставника. Плат жил в его сознании и призывал никому не верить, в том числе и себе. Вот такая несуразность или странность или парадокс!

В конце концов, плотина рухнула. Санд устал жить и гулять сам по себе, то есть делать вид, что у него полная независимость от всех и свобода от всего. Никто ему не указ, нигде ему нет запрета, и он просто наслаждается жизнью вместе со своими друзьями. Однажды его всё это окончательно достало, и он воскликнул: «Ладно, пусть катится к чертям поле чистого разума, не способен он ещё осилить эту науку, сливающуюся с философией; тем более пусть катится к чертям призрачный ужасный мир людей, пытающийся проникнуть в реальный светлый мир через его скитальческий разум. Но есть ещё Великий ковчег, вот он висит над его головой, и это – не фантасмагория формул и образов, а вполне осязаемый предмет, правда очень большой, вот с ним и надо разбираться!».

Вечером Санд объявил друзьям, что завтра улетает на Великий ковчег и когда вернётся назад, не знает. Как сложится. Раз скитальцам позволено всё, почему бы этим не воспользоваться – легко обосновал он причину отлёта. Друзья удивились, но с энтузиазмом приняли новость, пожелав другу не пропасть там надолго, заблудившись в его многочисленных обширных секторах и быть поосторожнее с вечными, кто их знает, что они там творят. А один из них со смехом добавил, если Санд через тридцать дней не вернётся живым и здоровым, то они поднимут такую волну, что вечным мало не покажется. Поэтому пусть там не увлекается, не забывает друзей и не подставляет вечных.

Нельзя сказать, что друзья сильно огорчились его возможному длительному отсутствию, они посчитали, что сам Санд не выдержит разлуки, скуки и через десять дней вернётся назад. Только один Дим не веселился от всей души; посмеивался за компанию, но в глазах было больше раздумья и озабоченности. А когда вечер довольно быстро закончился, чему незаметно аккуратно поспособствовал его сметливый друг, и Санд собрался домой, Дим, непринуждённо найдя случайный повод, вызвался его проводить.

– Хочешь поговорить?! – больше утвердительно, чем вопросительно промолвил Санд. И чуть насмешливо, он немного был навеселе.

– Я давно ждал этого, – сразу приступил Дим к делу, имея в виду полёт друга. – После первого нашего серьёзного разговора прошло больше года.