– Моря? На луне?
Совсем за дуру ее держит?
– Говорят, раньше луна почти не отличалась от нашей планеты. И жизнь там была, и леса, и реки, и горы, и моря… Горы и сейчас можно увидеть. А темные выемки называют морями. Сама посмотри!
Как тут отказаться? Интересно же!
…А на деле – ни лесов, ни рек.
Серое все, неуютное.
Лишь неровное темное пятно и вправду походило на море.
– А вот тут, гляди, горы. – Эйден покрутил колесико на треноге и труба немного развернулась. – Видишь, там, на самой большой, как будто дом стоит?
– Где?
Эби силилась разглядеть что-то хоть отдаленно напоминавшее строение, но ничего подобного не находила.
– Должен быть. – Мужчина заглянул через ее плечо, еще немного подкрутил колесико. – Сейчас отыщем.
Он приблизился вплотную, прижался к ее спине и еще чуть-чуть трубу повернул. А второй рукой Эби за талию обнял…
– Вот здесь, – шепнул, касаясь губами ее уха. Дыхание тяжелое, жаркое, а по коже отчего-то мурашки, как от сквозняка. – Смотри внимательно. Видишь?
– Н-нет…
Она попыталась выкрутиться, а он словно и не удерживал. Только обнял чуть крепче, положив ладонь ей на живот. Ладонь у него была горячая, и этот жар чувствовался даже через одежду, словно той и не было вовсе. Щеки запылали, и дышать Эби стало трудно. Оттолкнуть бы его и выскочить за дверь, но девушка вдруг оцепенела. Только чувствовала, как колет шею жесткая щетина, да осмелевшая рука ползет вверх, сначала медленно, а после, уверившись в полной безнаказанности, скорее, чтобы накрыть приподнятую корсетом грудь…
– А теперь видишь?
Забавляется.
Нет там никакого дома, и быть не может.
Снова Эби попалась, как на тот мед.
Влипла.
– Я закричу, – пригрозила она неуверенно.
– Это, крошка Эби, как тебе угодно, – усмехнулся он. Вытащил зубами из ее волос шпильку, бросил на пол. Потом так же – вторую. – Кто-то кричит, кто-то тихонько постанывает…
Эбигейл словно ледяной водой окатили.
Очнулась. Вырвалась, развернулась к нахалу и замахнулась, чтобы ударить. Ну и пусть ее потом в тюрьму возвращают, пусть еще три месяца отработки назначат. Да хоть пожизненную каторгу, лишь бы от него подальше!
Но не вышло: Эйден перехватил ее руку, с улыбкой поднес к губам и до того, как пальцы сжались в кулак, успел поцеловать ладонь.
Посмотрел в глаза и спокойно произнес:
– Десять тысяч.
Девушка растерянно моргнула.
– Десять тысяч, – повторил он четко. – По-моему, неплохая цена.
– Вам деньги девать некуда? – не нашлась с другим ответом Эби.
– Некуда, – подтвердил он беспечно. – И мало времени, чтобы их потратить. Месяца три-четыре. В лучшем случае – полгода.
– А в худшем? – зачем-то спросила Эби.
В мыслях у нее все смешалось, голова пошла кругом.
Моря лунные, глаза желтые…
На десять тысяч всю жизнь прожить можно, и не в Освине, а в хорошем районе. Домик купить с садиком, огород разбить, чтобы летом всегда свежие овощи и зелень к столу иметь, как у них было, когда еще в Грислее с отцом и матерью жили…
– В худшем, если прямо сейчас уйду от Дориана, недели две.
Врет?
Не похоже.
Но, может, и врет.
На жалость давит.
– Ты же девушка порядочная. Я это ценю. Высоко ценю, как видишь. И не тороплю. – Он улыбнулся и разжал пальцы, отпуская ее запястье. – Времени у меня немного, но оно еще есть. Подумай.
Вот сейчас бы сбежать.
Так нет…
– Хочешь, угадаю? – прищурился Эйден. – У тебя никогда не было мужчины. Ты ждешь своего единственного, и все у вас будет по большой любви и только после свадьбы. Так? Дальше ты станешь рожать ему детей, штопать носки, варить обед и дожидаться вечерами с работы… Но это мечты, крошка Эби. Даже если тебе повезет встретить такого же наивного мечтателя, долго вы вдвоем на одних мечтах протянете? Другое дело с деньгами. Купишь дом, остаток положишь в банк – захочешь, даже подскажу, в какой выгоднее, – будешь жить на ренту, и работать не придется. Мужа себе найдешь не из освинских голодранцев, а кого посолиднее. И не будешь до старости упреки глотать, что всем в жизни ему обязана.
Эбигейл слушала и не знала, чем возразить.
Гадко, неприятно. Но, если подумать, правильно. С деньгами, конечно, получше, чем без денег. А с большими деньгами совсем хорошо.
И главное, от нее ведь немного надо. Как-то ведь другие… Да?
А там она от мэтра Дориана уйдет, и Эйдена никогда уже не увидит, и думать забудет… если получится… Отчего бы не получилось?
Если в храме свечу золоченую купить и «Славься Творец» десять раз на коленях прочитать, то и Всемогущий простит. Блудницам всяко легче прощается, чем ворам и убийцам. Да и один раз – невелик грех…
– А чтобы совсем ничем не попрекнул, – растянул, подводя итог Эйден, – так и потерянную девственность найти – не вопрос. Целители этим товаром вразвес торгуют. Есть деньги – нет проблем.
И так ухмыльнулся при этом, что Эби все-таки ударила.
Не как сразу собиралась, к пощечинам эта морда благородная небось привычная, а вот кулаком, и со всей силы…
Что-то хрустнуло, хлюпнуло, руке больно стало – как о стену со всей дури саданула…
Не дожидаясь, чем ей ответят, выскочила за дверь и, не останавливаясь, припустила бегом вниз по лестнице. Заперлась в своей комнате. Отдышалась. Зажгла лампу и достала из шкафа платье, в котором пришла в мажий дом, и старые боты, рассудив, что после такого ее точно в тюрьму отправят.
Хотя сломанный нос – тоже не беда. Целители это быстро поправят. И стоит небось поменьше, чем утраченная невинность…
Она так и сидела, прижав к себе пожитки, ожидая, что вот-вот послышатся за дверью шаги и грозные голоса тех, кто вернет за решетку строптивую служанку, посмевшую поднять руку на господина, а в голове вертелись мысли, которые при всем желании не облечь в слова. Что-то про домик с садом… на вершине лунной горы… Про молитвы Творцу, отчего-то заупокойные… И свеча золоченая – в искупление… глупости… Умная бы деньги взяла. А она, дура, в тюрьму собралась, к крысе…
Крыса жирная, наглючая. Глядит, ухмыляется, глазки голодно блестят… А потом как прыгнет Эби на грудь. Придавила. Зубами у самого носа – клац! А в лапке у нее колокольчик махонький: динь-динь, динь-динь…
Эбигейл открыла глаза.
Лампа еще горела, но в комнате и без этого было светло. В ушах стоял звон волшебного колокольчика мэтра Дориана, а на груди у нее вместо крысы, задрав сбитый нос, лежал ее же ботинок, тот, что достала с ночи из шкафа.
– Не торопишься, – беззлобно упрекнул маг, когда она, поправив одежду и наскоро приведя в порядок растрепавшиеся волосы, появилась в гостиной. На девушку он не смотрел, пальцем вычерчивая на темной поверхности чайного столика линии и фигуры, которые вспыхивали на мгновение, образуя непонятный Эби рисунок, и тут же гасли. – Кофе мне и что-нибудь… с джемом… А после сделаешь чай для господина Мерита. Кофе ему сегодня не нужен… Наверх отнесешь.
– П-почему?
Она и сама не сказала бы, о чем был этот вопрос. Почему она еще здесь? Почему ее даже не отчитают за вчерашнее? Почему господину Мериту не нужен нынче кофе, или почему – наверх…
– Он неважно себя чувствует, – не отвлекаясь от таинственного чертежа, ответил маг. – Упал, разбил нос. Говорит, что оступился… – Мэтр Дориан вдруг вскинул голову, посмотрел прямо на Эби и закончил резко: – Врет.
«Знает, – пронеслось у нее в голове. – Все знает».
– Врет, – хозяин вздохнул. – У него случаются приступы, а он не говорит. Так что, если заметишь что-то неладное, рассказывай мне.
Эби вспомнила тот случай в саду. Тогда думала, что он это специально, чтобы… ну это… А ему, наверное, в самом деле плохо было. Поначалу.
А сегодня наоборот. Сначала он, значит… А потом ему уже плохо. Потому что она его… Кулаком.
Поняв, что мэтр Дориан ни о чем не подозревает и не видит причин отправлять ее в тюрьму, девушка на мгновение успокоилась, чтобы в следующую секунду занервничать еще сильнее, но уже по другому поводу.
Пока молола кофе, дрожь в руках почти не мешала. Но когда поставила на горелку, а затем попыталась перелить в чашку… Пришлось долить до верху сливок – господин Дориан сейчас вряд ли что заметит, лишь бы послаще было. Но сахар сыпался на стол, и от полной ложки хорошо если половину удавалось доносить.
А уж когда заварила чай, чудом не облившись кипятком, и пошла на второй этаж, поднос так и плясал в руках, дробно звеня посудой.
Эйден полулежал на постели, откинувшись на высоко поднятые подушки. Глаза закрыты, руки покоятся на одеяле – тонкие кисти с бледной, исчерченной голубыми прожилками вен кожей выглядывают из широких рукавов рубашки, длинные пальцы кажутся стеклянными… И лицо бледное, только на припухшей переносице темнеет свежий кровоподтек. Сильно она его, сама не думала…
– Поставь на стол. – Эби чуть не выронила поднос, услышав его голос. – И уходи.
Она бы с радостью, но как-то не по-людски получалось. Хоть он и сам виноват, если разобраться.
– Вам плохо, господин Эйден?
– Бывало и хуже.
– Я не хотела.
Он открыл глаза, и бескровные губы искривились в ухмылке.
– Представляю, что было бы, если бы хотела.
– Я… Спасибо, что не сказали мэтру Дориану.
– Спасибо – это не то, крошка Эби. С учетом обстоятельств маловато будет. А поцелуй – в самый раз.
Кровь прилила к лицу и тут же отхлынула, оставляя на коже морозный холод. Снова он за свое!
– Разве это так много? И, к слову, не больно, в отличие от…
– Хорошо, – выпалила Эби.
Решительно подошла к его кровати, чтобы быстро коснуться губами губ и закончить разговор. Но Эйден не позволил. Как только она приблизилась, взял за руку и потянул вниз, заставляя присесть.
– Не спеши. – Он погладил ее запястье. Щекотно и… неправильно так… – Знаешь, что мне странно? Браслета нет, а ты есть. Думал, сбежишь. Еще в прошлый раз. А сегодня – точно. Но нет… Значит, бежать тебе некуда. – Заглянул в глаза. – Не бьют, говоришь? Хорошо хоть не бьют. А остальное – плохо. Так плохо, что тебя из этого дома до окончания срока только силой выгнать можно. А сама не уйдешь, хоть и боишься. Боишься ведь? Страшных магов, механических людей… Меня?
Механических людей она только поначалу боялась. Магов? Ну, иногда. А с последним утверждением согласилась, молча прикрыв веки.
– Измучил? – спросил он, пальцем рисуя на ее ладони какие-то знаки. И если отрешиться от всего, сосредоточившись на его прикосновениях, окажется, что выводит одну за другой буквы ее имени. – Проходу не даю? Надоел со своими предложениями?
Эби кивнула.
– Не буду больше, хочешь? Но за это – еще один поцелуй.
Снова кивнула. Лучше уж так.
– Оказывается, с тобой можно договориться, – улыбнулся Эйден. Приподнялся навстречу, и Эби зажмурилась… А он легонько провел пальцами по ее щеке, убирая упавшие на лицо волосы и шепнул на ухо: – Знаешь, там, честно, есть что-то похожее на дом. Покажу в следующий раз…
И лишь потом поцеловал.
Ничего ужаснее этого поцелуя с Эби еще не случалось, потому что… нельзя так… Но она обещала. И терпела… От первого легкого прикосновения сухих, колючих от трещинок губ… и до последнего… Даже когда задыхалась, вместо воздуха глотая его дыхание. И когда голова закружилась, а по телу горячей волной разлилась слабость. Нет, она не обнимала его, вовсе нет – просто нужно было схватиться за что-то… за кого-то, чтобы удержаться на краю внезапно нахлынувшего бессилия… И не отвечала ему… совсем… почти… А собравшись с силами, все-таки оттолкнула.
– Это – первый, – хрипло выговорил Эйден, откинулся на подушки и закрыл глаза. – А второй… Потом. Я скажу когда.
Не дожидаясь, чтобы он сказал «Сейчас!», девушка вскочила с кровати и вылетела за дверь.
– Эбигейл! – окрик мэтра Дориана застал ее на лестнице. – Как там Эйден?
– Он… – Эби облизала внезапно пересохшие губы. – Думаю, ему уже лучше.
К полудню Эйден чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы спуститься в лабораторию к Дориану.
– Вот не помню, – нахмурился маг, когда Мерит открыл дверь, – я говорил вам шифр замка?
– Нет, – беззастенчиво признался молодой человек.
– И как вы…
– Клавикорд. Во времена моего детства было модно обучать детей музыке, а у меня, как выяснилось, имелись задатки.
– И? – продолжал недоумевать Лленас.
– Абсолютный слух. Можно по щелчкам просчитать всю комбинацию. А если нет, то, когда затворы выходят из пазов, слышится характерный звук.
– Да? – удивился маг. – Характерный? Нужно заняться этим… как-нибудь… Клавикорд, значит. И вы до сих пор играете?
Очевидно, он понятия не имел, что за инструмент назвал Эйден, так как, спрашивая, изобразил жестами нечто, напоминающее жестокое распиливание скрипки.
– Нет. Но слух остался.
Когда уши не закладывает предвестником очередного приступа. Эйден промолчал об этом.
Они оба избегали неприятной темы, и Дориан отнюдь не по рассеянности забыл поинтересоваться его самочувствием. Махнул рукой, показывая на стол:
– Взгляните, что мне доставили. Весы! Рычажные, пружинные… эээ… других, кажется, еще не придумали… Да?
Мерит пожал плечами: в механике он разбирался не больше, чем мэтр Лленас в музыке.
– Зачем они вам? – полюбопытствовал он.
– Для Джека. Эбигейл сказала, что он разбил две чашки. Решила, что это от недостатка опыта. Что она понимает! Проблема в другом. Помните, как было со зрением? Информация поступает в искусственный мозг окольными путями. Джек вынужден сначала запомнить предмет и его основные характеристики: вес, объем, степень хрупкости. Но ведь было бы куда проще, если бы он мог сам оценивать эти свойства. На вид – ему это уже под силу. На слух. Обоняние я вложил в него изначально вместе с характеристиками ядовитых газов… А осязание? Он не чувствует вещи, которой касается.
«Не чувствует», – вспомнил, поежившись, Эйден.
– Я это исправлю! Весы – это же так просто. Дополнить суставы пружинами, которые будут сжиматься и растягиваться с каждым движением, – это даст Джеку ощущение собственного тела и представление о весе и плотности предметов, с которыми он соприкасается. Система рычагов стабилизирует равновесие. Информация будет поступать в мозг. Я уже вписал в исходные данные ограничения по массе, чтобы он не повредился, взявшись за неподъемный для него вес. Джек сильнее обычного человека, но силы его не безграничны… А вот с тактильными ощущениями пока сложно. Я думаю снабдить подушечки его пальцев короткими пружинками, реагирующими не только на давление, но и на изменение температуры, но мне кажется, этого недостаточно.
– Недостаточно?! – ошеломленно воскликнул Эйден. – Вы даете ему чувства… ощущения, приближенные к человеческим. Вы создаете тело, которое скоро превзойдет те, что клепает мать-природа, и не удовлетворены своей работой?
– Ну-у-у… – маг развел руками. – Мои датчики слишком грубы. И кожа – кожа, это ведь так важно. А кожа Джека – всего лишь чехол. Он не ощущает холода и жары, влажности… Да и не стоит даже пытаться соперничать с Творцом. Человеческое тело – совершеннейший механизм…
Он задумался. Как будто погрустнел, понурился, но когда поднял глаза, Мерит не увидел в них тоски – только азартный огонь.
– Позволите открыть вам секрет, Эйден? Джек – уже пройденный этап. Сейчас меня занимает другая идея.
Молодой человек слушал не перебивая, а когда маг закончил, честно сказал:
– Воля ваша, Дориан. Но я бы остерегся. Творец не любит конкурентов. Искусственное тело – полбеды, а вот искусственная душа…
Но что бы он ни говорил, мэтр Лленас уже принял решение, и вряд ли чье-то мнение могло его изменить.
Глава 11
Эби худела. С ней всегда так бывало от нервов. А нервничала она в последние дни столько, что платье уже болталось, а на осунувшемся лице одни глаза остались.
Из-за чего? Из-за Эйдена, конечно.
Нет, слово свое господин Мерит держал: ни намека, ни нескромной улыбки. Только изредка, во время занятий с Джеком, вдруг отвлекался от всего, умолкал, если до того говорил что-то, и смотрел на нее.
Всего лишь смотрел. А от прищуренных медовых глаз разбегались лукавые морщинки. И губы еще – приоткроет, словно сказать что хотел, и тут же прикусит нижнюю, будто передумал…
Губы у него сухие, жесткие… поначалу… Горячие…
Дыхание жаркое…
И взгляд…
Требовал бы уже свой второй поцелуй, и дело с концом!
Так нет же, смотрит.
А у Эби огонь по щекам разливается. И ладно бы только по щекам…
Хоть иди и сама целуй, чтоб не мучиться больше.
И поцеловала бы – невелика проблема. Можно подумать, Эби до этого не целовалась никогда.
Целовалась. Аж два раза, между прочим. Первый – давно, еще когда в деревне у деда жили, с мальчишкой одним… уже и не помнила, как его звали, только как вишни вдвоем ели, и губы его в вишневом соке, липкие… И как он с дерева слетел, когда она его за этот поцелуй ногой пнула. А второй раз – в прошлом году с Куртом. Тоже пнула, но несильно уже…
А с Эйденом, получалось, уже три раза.
И в четвертый раз поцелуется, а потом и думать забудет…
– Снова не ешь ничего? – пожурил господин Блэйн. – А я-то старался.
– Не хочется, – извинилась Эби. Запеканка выглядела аппетитно, но от запаха начинало тошнить, а если попробовать, то и вывернет, наверное. – Приболела, видно.
– Знаю я такие болезни, – нахмурился повар. – Была б ты моей дочкой – враз вылечил бы. Ремень бы стянул и вылечил.
– Вы о чем это? – Широкого кожаного ремня он лишь коснулся, но Эбигейл на всякий случай отодвинулась.
– Да о том! – сердито выговорил мужчина. – Или думаешь, раз дядюшка Блэйн всего на пару часов заходит и из кухни носа не кажет, так он и не видит ничего? Например, как ты, дуреха, вокруг молодого господина увиваешься? Бегаешь за ним, что та собачонка, в глаза заглядываешь… Тьфу! Совсем стыд потеряла!
У Эби от обиды зубы свело. Это она-то бегает? Она заглядывает?
– Хоть бы подумала, зачем ты ему сдалась, – не унимался повар. – Понятно зачем. Поиграется да выбросит – ему не впервой. Знаю я…
– Что знаете?
– Много чего знаю. – Господин Блейн отвернулся, вернувшись к нарезке капусты. – И об Эйдене твоем… ничего хорошего. Но не жди, что рассказывать буду. Просто запомни: ты ему не нужна. А он тебе – и подавно. Уяснила?
Естественно, от таких разговоров аппетита у Эби не прибавилось.
Мэтр Лленас по праву гордился своей лабораторией, за долгие годы (и немалые деньги) снабженной лучшим в Линкарре оборудованием, но гость лишь бегло огляделся и выговорил с косой ухмылкой:
– У вас тут мило.
– Благодарю.
Сказать честно, с тем же насмешливым пренебрежением сам господин Дориан относился к имперам. Позеры. В создании импов или, как сейчас чаще говорили фамильяров, иного смысла, кроме как выделиться, он не видел. Но не мог не признать, что смотрелся мэтр Закери Кит эффектно: тонкое алебастровое лицо, мертвенную холодность которого дополняли бескровные губы и льдисто-голубые глаза, иссиня-черные волосы до плеч, черный же костюм и маленький золотистый дракончик на плече – с длинным, кончающимся острой пикой хвостом, перепончатыми крылышками и изумрудными глазками в тон камню, сверкавшему в перстне мэтра Закери. К тому же и некромантия – специальность особая. Как бы предполагает.
Но принимать гостя следовало все же в библиотеке: взгляды, которые он нет-нет да бросал по сторонам, хозяина раздражали.
– Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?
– Воды, – соизволил господин Кит. – В глубокую миску. Для Ноа. Ну а мне можно и что покрепче.
Пришлось выйти в холл и позвать Эбигейл. После ждать, пока она принесет сначала поднос с бокалами и бутылкой бренди, а затем – небольшой медный таз.
Дракончик, завидев воду, тут же спорхнул с плеча хозяина.
– Можешь идти, Эби, – поторопил мэтр Дориан застывшую с приоткрытым ртом девицу, иначе та полдня простояла бы, любуясь плещущимся в тазу импом.
Выпроводив служанку, вернулся к гостю.
– Не хотелось бы тратить ни свое, ни ваше время, мэтр Закери, поэтому, с вашего позволения, перейду сразу к делу. Наш общий знакомый, доктор Горик, рекомендовал мне вас как лучшего в Салджворте специалиста в вопросах жизни и смерти, а также посмертия.
– Так и есть, – без ложной скромности согласился некромант. – В письме вы указали, что хотите обсудить мои работы, и намекнули на некое нестандартное использование результатов проведенных мной исследований.
Дориан стушевался. Он и не подозревал, что послание содержало какие-то намеки, но, очевидно, составляя приглашение, непреднамеренно выплеснул на бумагу бурлившие в голове мысли.
– Да, есть некоторые идеи, – вынужденно согласился он. – Но позвольте пока ими не делиться. Как и я, в свою очередь, не прошу вас раскрывать мне какие-либо секреты. Речь лишь о тех ваших работах, которые уже обнародованы. Отдельные аспекты мне непонятны, хоть я и старался вникнуть. У меня иная специализация, как понимаете…
– Вас интересует ледяное дыхание гор?
– И прочие случаи гибели или, если хотите, отторжения души при сохранении телом жизнеспособности, – дополнил Лленас. – Я прочел о двоедушниках, тот раздел, где говорится, что после смерти человеческой личности тело продолжает жить, управляемое вселившимся в него духом. О личах, хоть это, признаюсь, совсем не то… или не совсем то… Но для начала я все же хотел бы поговорить о ледяном дыхании.
Мэтр Закери с любопытством вздернул бровь:
– Разжились материалом на аукционе? – И тут же сам разъяснил, по лицу собеседника угадав, что тот не понял вопроса: – Не так давно на перевале Каримах караван гилешских беженцев угодил под дыхание гор. Тела были найдены нашими наблюдателями, которые отслеживали это явление, и, поскольку родственники по понятным причинам за ними не явились, переданы Пяти Академиям. Салджвортская отхватила себе одиннадцать экземпляров. Я выкупил один. Еще по одному взяли, как я знаю, мои коллеги. А ваш приятель Ранбаунг – сразу четыре. Не знаете, зачем ему столько?
– Он изучает возможность замены больных органов у людей, – ответил мэтр Лленас. Тайной это не было, работы Алистера проводились с одобрения совета Академии при участии кафедры целительства. Хоть и странно, что профессор теормага взялся курировать подобный проект. – А какова была цена на тела?
Ранбаунг возмещения не требовал, но мэтру Дориану было интересно, сколько он задолжал другу за помощь.
Сумма оказалась значительной.
– Я не против поделиться знаниями, – вернулся к прерванной теме мэтр Закери, – но хотелось бы взамен получить что-то, помимо удовольствия от общения с вами.
– Что, например? – насторожился Дориан.
– До меня дошли слухи о некой охлаждающей машине. Работая со скоропортящимся материалом, я весьма заинтересован в подобном устройстве.
В итоге визит некроманта принес господину Лленасу больше выгоды, чем он рассчитывал. Во-первых, удалось заполнить лакуны в интересовавших его вопросах. А во-вторых, он получил заказ на сборку и установку холодильного шкафа, в котором – а он и не додумался! – хранить можно не только еду.
До этого дня Эби была уверена, что драконы существуют лишь в сказках. А сегодня сама увидела. Не жуткое чудовище, а милый такой, забавный.
– Ты не представляешь, Джек, как мне хотелось его погладить!
Джек не представлял. Вежливость ему настроили, а воображение – нет. Поэтому он только кивал вежливо, а Эби рассказывала, рассказывала, рассказывала…
Пока не разрыдалась, упав на твердую грудь механического кавалера, в которой что-то трещало и постукивало – видно, железное его сердце. Но железное сердце – не беда, у некоторых вот вообще сердца нет…
– Хорошо тебе, – всхлипывала она. – Безмозглый, бесчувственный. И я так хочу… И земляники. Есть не хочу, а земляники – страсть как…
Сезон как раз. Жила бы у деда в деревне, уже сто раз в лес сбегала бы. А в городе такой ягоды и не знали. Клубнику садовую продавали – но это не то. А еще за дядькиным домом шелковица росла. Пацаны ее чуть ли не с зелена обносили, но в прошлом году и Эби горстка ягодок досталась. А теперь – ничего. Земляника в деревне, шелковица в Освине, а у мэтра Дориана в саду только цветочки. Можно было бы господина Блэйна попросить принести чего-нибудь, но с ним даже разговаривать не хотелось.
– Надо же такое придумать, – жаловалась она на повара, размазывая слезы по пиджаку механического человека. – Ремнем меня…
– Надо же, – повторил с уверенностью Джек.
Девушка резко вскинула голову, и он, посмотрев, точнее, сделав вид, что смотрит в ее заплаканное лицо, выговорил:
– Ты красивая, когда улыбаешься. Не улыбаешься – не красивая.
И зачем-то ткнул ее пальцем в щеку, туда, где остался влажный след.
Эби хотела возмутиться, только что с ним, безмозглым, спорить?
Но обиделась.
Когда к дому шли и Джек по привычке розу сорвал, не взяла.