Пока ты веришь

А куда ему идти?

Семьи не завел – не с его работой. К домашнему покою не приучен. Приятелей, таких, чтобы не о деле поговорить, а просто за жизнь, из-за профессиональной скрытности так и не заимел. Живность, кошки всякие, псины, – все не про него. Коротать недолгий век в пустой квартире с угрюмой экономкой? Увольте! То есть и не думайте, чтобы уволить!

Сидда Бейнлаф еще послужит. Республике послужит, народу.

Это он, народ, думает, что Сидда ему не нужен, что можно как-то и без контрразведки жить, особенно в мирное время, и знать не знает, что не бывает его, мирного времени. Никогда. А значит, без Сидды и его ведомства не обойтись.

– Доброе утро, шеф! – Кентон, адъютант, служивший при Бейнлафе четвертый год, ожидал его у экипажа. – Домой или в управление?

– В контору.

– Фрэнк, в контору! – Отдав распоряжение кучеру, молодой человек распахнул перед начальством дверцу. – Как прошла поездка?

– Поездка неплохо, – Сидда вспомнил мягкое купе, вежливых проводников, живописные виды, открывавшиеся из окон. – А прием у Гринсла – хуже некуда. Лютует старик. Сказал, если не разберемся с делом Лленаса…

Шеф Бейнлаф, не продолжая фразу, хлопнул ладонью по кулаку. Ничего хорошего этот жест не означал.

– Кофе мне, – затребовал Сидда, добравшись до кабинета, а в кабинете – до любимого не меньше ботинок, изрядно уже продавленного кресла. – Кофе, последние материалы по делу и через полчаса всех сопричастных сюда.

Госпожа Марджори, сухопарая, не первой молодости шатенка с постным вытянутым лицом и при этом невероятно живыми темными глазами, зная предпочтения шефа, принесла сначала кожаную папку, до обидного тощую, а после – поднос с кофейником и тихо присела за столик в углу, готовая записывать каждое прозвучавшее слово.

А слова на язык Бейнлафу просились такие, что никак для записей не годились.

– Ну что, господа? – спросил он у собравшихся вскоре подчиненных.

Господа уныло молчали.

– Плохи наши дела? Вернее, одно дело. Никак, да? Мало того что чужака не нашли, так еще и конкурентов у себя под носом проморгали?

Господа заинтересованно приподняли головы.

– Начнем сначала. – Сидда любил начинать сначала, и дружный удрученный вздох десятка агентов не заставил его отказаться от этого. – Итак, летом прошлого года внешняя разведка донесла об оживлении по ту сторону гор. Гилеш, который мы привыкли рассматривать как мирного соседа… мирного и обнищавшего соседа, неожиданно стал наращивать промышленный и военный потенциал. Откуда они получили поддержку, все прекрасно знают. Стаффа и прежде не скрывала своего интереса, явно не бескорыстного. Но это их дела, и официально Линкарра не может вмешаться в этот союз, даже если Гилеш превратится в скором времени в одну из провинций Стаффы… Хоть республике, конечно, крайне невыгодно иметь под боком гигантского спрута вместо хлипкой мокрицы. Однако нас с вами внешняя политика касается постольку-поскольку. Нас с вами должно интересовать другое. А именно то, что среди прочих донесений из-за гор проскочило известие о том, что Гилеш использует некие, цитирую, «принципиально новые технические разработки». И эти новшества приходят к ним отнюдь не из Стаффы, а якобы создаются непосредственно гилешскими технарями… всего пару веков назад изобретшими колесо, да? Естественно, никто в эту чушь не поверил. А через время зацепились за одну ниточку, ведущую к нам, в Линкарру. Неловко, признаю, зацепили, так, что сразу и оборвали. Но кое-какие бумаги смогли перехватить. И в этих бумагах наткнулись на имя некоего Дориана Лленаса, уроженца Салджворта, магистра третьей степени посвящения, известного изобретателя и вообще крайне странного господина. И дело передали нам.

Господин Бейнлаф прервался, чтобы отпить воды. Пригладил седую, но пышную еще шевелюру и продолжил:

– Дело передали нам, а все, что удалось узнать почти за год: сам мэтр Лленас непосредственно в связи с Гилешем не состоит. И значит, либо существует сложная и длинная цепочка агентов, через которых он продает свои изобретения за горы, либо, что более вероятно и следует из его образа жизни и состояния банковских счетов, ничего наш маг не продает, но есть некто, имеющий доступ к его работам и тайно обогащающийся на этом. В пользу второй версии говорит и то, что изобретения мэтра Дориана в большинстве своем не нашли признания в Линкарре и не принесли ему ни богатства, ни особой славы. А наш предприимчивый некто, взяв за основу наработки Лленаса, клепает что-то свое. И продает в Гилеш потому, что в Линкарре специалисты могут уличить его в присвоении чужих работ.

Сидда снова умолк. Нет, не одышка, хвала Творцу. Просто не любил он этого и не понимал. Что магию, что всякие технические штучки. А тут главный фигурант – маг-технарь. Неудивительно, что дело застопорилось.

Хотя и от магико-технических штучек польза есть. Последние лет двадцать без этого в их работе почти не обходится. Подслушать там, подсмотреть. Снимок незаметно сделать. И одаренных стали в их ведомство принимать раза в два больше в сравнении с теми временами, когда Сидда только-только карьеру начинал, еще ни о каких кабинетах не мечтая.

– Как вам известно, все эти, кхе-кхе, изобретения гилешских мастеров не являются чем-то из ряда вон и никак не угрожают ни гражданской, ни военной промышленности Линкарры. Но, во-первых, остается сам факт работы на иностранную державу, то бишь государственная измена, а мы с вами для того и нужны, чтобы, значит… А во-вторых, дорогой наш мэтр Лленас стал делать нечто новенькое. И кое-кто там… – шеф Бейнлаф ткнул пальцем не в потолок, как принято у многих, а в ту сторону, где, согласно компасу и карте, находилась столица, – кое-кто считает, что его последние изобретения могут перевернуть весь прогрессивный мир. Кто-нибудь из присутствующих желает, чтобы мир перевернулся? Нет? Значит, работать должны с полной отдачей.

Если бы кто-нибудь из агентов поинтересовался сейчас у шефа, что он подразумевает под полной отдачей, то не нашелся бы с ответом. Работали не первый месяц. И не абы как работали. Из всех, побывавших хоть раз в доме мэтра Лленаса, не проверили разве что залетавших туда мух. Ничего. И к самому магу не подберешься.

– И что же это так? – словно сам с собой говорил Бейнлаф. – Вроде бы вот он, как на ладони. И двери для гостей открыты… А поди попробуй в гости попасть. Приятели у него все еще с прошлых лет, новые знакомства заводит неохотно. Разве что с дамами. Но и тут мы не успели… Откуда только эта курва белобрысая вылезла?

Вопрос был риторический. Досье на Адалинду Келлар лежало на столе перед шефом рядом с другими папками. Пустышка. Жаль, что сам мэтр Дориан так не считал, и последний его роман затянулся без малого на полгода.

– Прислуги постоянной не держит, а у приходящих и времени оглядеться нет. Придумали, как ему работницу хоть на три месяца подсунуть. Так стал носом вертеть! И та ему не подходит, и эта. Кого только не отправляли, так и не поняли, чего ему надо. Блондинку? Брюнетку? Хорошенькую? Уродину? У всех девок, что он брал, общего, может, лишь рост да размер сисссс… – Взгляд Бенлафа упал на Марджори, замершую с занесенным над бумагой пером, – вот-вот кляксу посадит. – …фигура. А взял в итоге не пойми кого.

Папка с делом Эбигейл Гроу тоже под рукой. Поначалу казалось, что вот оно, нашли. Девица из Освина, племянница одного из тамошних главарей, на Лленаса чуть ли не сама бросилась… И опять мимо. О девчонке разузнали все, что только можно, две недели потратили. Бейнлаф, когда прочитал в отчете «швея», решил, что не все еще жаргонные словечки знает. А оказалось, и правда швея. И дядюшку ее прижали хорошо, но кроме как про ограбление ростовщика ничего не узнали. Осталось только в полицию его сдать, теперь уже небось и суд прошел, и отправили его на какие-нибудь каменоломни в Сарилийских горах.

– Шеф, вы говорили о конкурентах, – напомнил кто-то.

– Говорил, – кивнул Сидда хмуро. – Есть информация, что мэтром Лленасом активно интересуется ВРО. – И разъяснил, будто в кабинет мог случайно забрести человек, ни разу не слышавший об этих скользких господах: – Внутренняя разведка одаренных. Их соглядатай, как мне сказали, у Лленаса чуть ли не на носу сидит и все записывает, и депеши начальству с докладами строчит ежедневно. Потому знают они больше нашего. И делиться не собираются.

– Одно же дело делаем, – послышалось несмелое.

– Не одно. Им гилешские агенты до за… не интересны. Им маг нужен, со всеми его игрушками. Не исключено, что Лленасу предложат контракт. При условии полной секретности, естественно. Дадут лабораторию в подвале столичной Академии, приставят охрану. А наш непойманный ренегат тем временем уйдет, оборвав все зацепки… Чтоб вас! – Бейнлаф со злостью стукнул кулаком по столу. – Как можно было подпустить к Лленасу шпиона одаренных?

– А как не подпустить? – подала голос Марджори. Свои слова она в протокол не вносила. – У него все приятели – маги. Наверняка кто-то из них и работает на ВРО.

– Мардж, детишки благодарны тебе за защиту, – Сидда оглядел ссутулившихся за столом агентов, – но не мели чепухи. Если кто и не любит внутреннюю разведку больше нас, так это сами маги. Потому как следят эти господа в первую очередь за своими. И я сомневаюсь, что кто-то из друзей Лленаса с ними связан. Но если связан, – шеф Бейнлаф зловеще сощурился, – мы это выясним. И сдадим соглядатая академикам. Они будут рады. Идеи есть, орлы?

Подросшие до орлов «детишки» воспрянули духом.

– Алистер Ранбаунг имеет неограниченный доступ в дом Лленаса. Мы неоднократно его проверяли, но можем…

– Можете – занимайтесь! – приказал шеф. – Еще?

– Помимо мэтра Ранбаунга, только двое достаточно близки к Лленасу: Адалинда Келлар и Эйден Мерит. Но они не маги, и по линии Гилеша связей не обнаружено.

– Все равно с контроля не снимать, – велел Сидда.

Не нравились ему эти двое. Особенно Мерит.

Бейнлаф погладил рукой одну из папок: вот он весь где. Папаша его в свое время со Стаффой заигрывал, кончил в итоге плохо. А яблочко от яблоньки, все знают… Правда, причин у него нет Гилешу продаваться: состояние господин Эйден имел приличное. Да и не нужны покойнику деньги. А вот за родителя отомстить – не кому-нибудь, а сразу всей Линкарре – мог решиться. Он же на голову больной, и не до такого додумался бы.

– Занимайтесь, – повторил Сидда. – Со всеми результатами сразу ко мне.

– Эбигейл, с сегодняшнего дня Джеком будет заниматься господин Мерит. Но тебя я от участия не освобождаю.

От этих слов девушка мысленно взвыла: мэтр Дориан, сам того не подозревая, все-таки ее наказал.

– Расскажешь господину Мериту обо всем, о чем говорила с Джеком, и постараешься вспомнить, как он реагировал на твои рассказы.

Еще чудеснее! Выходит, и отмолчаться не получится.

Эбигейл готовилась к прогулке, как к неизбежной пытке. Представляла, как два часа кряду будет терпеть ухмылки Эйдена и его сомнительные комплименты. Подсчитывала, на сколько за это время вырастет предлагаемая им цена. Гадала, хватит ли у нее выдержки не нагрубить или не ударить наглеца.

Распалила себя этими мыслями, шипела и пыхтела, как котел паромобиля… А пар спустить повода не нашлось.

В полдень Эйден вывел Джека из лаборатории. Без слов махнул Эби рукой, чтобы шла за ними, и направился в сад. Там присел на скамейку под яблоней, велел девушке сесть рядом, а механическому человеку поручил сорвать с каждого розового куста по цветку. То ли готовил его еще и к роли садовника, то ли хотел отослать подальше, чтобы не мешал.

Второй вариант показался Эби более правдоподобным, и она опасливо отодвинулась от мужчины на самый краешек скамьи.

Эйден усмехнулся этому маневру и, отвернувшись, надолго уставился в землю. А когда Эби уже устала ждать непонятно чего, негромко спросил:

– Тебя часто бьют?

– Меня? – растерялась девушка. – Кто?

– Откуда мне знать? – медленно повернулся к ней Эйден. – Но после твоих рассказов Джек понимает, что это такое – ударить человека.

Эбигейл нечего было ответить.

Никто ее не бил. Дядька замахивался порой, но привычно обходился бранью. Случалось, если бывал особо зол, мог отпустить подзатыльник, но Эби всегда уворачивалась, а он и не гнался повторить. Какой-никакой, а все же родственник, и матери-покойнице обещал, что сироту не обидит. А раз сам на племянницу руки не поднимал, то и дружкам не позволял. Поднять в смысле, а распускать – это уже другое. Но тут уж Эби сама могла затрещину отвесить или коленкой наподдать по тому месту, куда у мужиков иногда мозги стекают.

– Меня не бьют, господин Эйден. И Джека я драться не учила.

– Учится он сам, – пробормотал в пустоту Мерит. – А что не бьют, хорошо. Есть защитники? Отец? Брат? Жених?

Девушка промолчала.

– Кажется, Дориан сказал тебе, что я должен знать все, о чем ты рассказала Джеку, – напомнил Эйден. – И кое-что я хотел спросить от себя.

Эби догадывалась, что это за «кое-что», но он снова ее удивил:

– Где ты научилась варить кофе? Не думаю, что это любимый напиток обитателей Освина. Служила в чьем-то доме?

– Мама научила, – призналась Эбигейл без особой охоты. – Отец кофе любил, разный. Рецепты собирал. А зерна ему один торговец привозил, которого он от грудной жабы лечил.

– Твой отец – доктор? – заинтересованно, но без недоверия уточнил мужчина.

– Аптекарь. Был.

– А мать?

Эби закусила губу.

– Тоже была? – догадался Эйден.

– У всех были матери, господин Мерит.

Но не всем нравится обсуждать их с малознакомыми и, мягко говоря, неприятными людьми.

– Я свою не знал, – тихо произнес он. – Умерла через несколько минут после моего рождения. Отец – когда мне было одиннадцать.

Словно вдруг перестал быть упырем и превратился в обычного человека. Хотя упыри тоже людьми были когда-то.

– Отец – пять лет назад, – отвернувшись, поведала Эби кусту гортензии. – Мама – через полтора года после него. Из родни остался только дядька, мамин брат, он меня к себе и забрал. У него лавка в Освине, торгует разной хозяйственной мелочью. А я дом веду и шитьем подрабатываю. Вот и все.

Джеку она не так рассказывала. Об отце вспоминала много: о том, как в аптеке пахло, когда он снадобья в ступке растирал, о том, как цветы домой приносил и сладости для нее, как следил в первый раз, когда она кофе ему варила, чтобы на плите не передержала. Про маму тоже говорила – как она песни пела, пока шила, как волосы ей заплетала. И о дядьке Эби механическому человеку проболталась: о том, чем он на самом деле живет.

Но Эйдену всего этого знать не нужно. Особенно про дядьку.

– Не думаю, что это все, – сказал мужчина. – Но для первого раза хватит.

Выглядел он отрешенным, словно думал о чем-то стократ важнее, чем Эби и история ее жизни. Если и хотел спросить что-то еще, то не успел: механический слуга вернулся с большой охапкой роз.

– Молодец, – сухо поблагодарил Эйден. – Отдай Эбигейл.

– Зачем? – смутилась девушка.

Молодой человек неопределенно передернул плечами, а исполнительный Джек уже всучил ей пестрый колючий букет.

– Эбигейл! – тут же раздался за спиной голос мэтра Дориана, покинувшего лабораторию не иначе как затем, чтобы уличить работницу в чем-то предосудительном. – Разве я не говорил, что не терплю в доме живых цветов?

– Это я велел Джеку собрать, – вступился за нее Эйден. – По цветку с каждого куста в парке.

– Странное задание, – не оценил маг. – Впрочем… Дайте-ка мне эти розы. Пожалуй, я знаю, что с ними сделать.

Сварит чародейское зелье? Или украсит ими паромобиль, чтобы не выглядел таким страшным?

А Эби в своей комнате поставила бы…

– Эйден, простите, но мне нужна ваша помощь, – сказал из вороха цветов мэтр Дориан. – Эбигейл обойдется без вас?

– Думаю, да, – ответил Мерит. А девушка еще бы добавила: «С радостью». – Я как раз сам хотел идти к вам. Появилась одна мысль…

Переговариваясь, мужчины зашагали к дому, а Эби, оставшись в обществе Джека, снова уселась на скамейку.

– Присаживайся, – подозвала она механического приятеля. – Сегодня будем молчать. На всякий случай.

Чего она не рассказала Эйдену, так это того, что говорила с Джеком и о его нескромной персоне.

Дориану требовалась помощь с телом, которое прислал мэтр Алистер.

Маг собирался препарировать его еще вчера, но сперва случился тот инцидент с механическим человеком, а затем мэтр Лленас принимал гостью. Эйден тактично не спрашивал ни о чем, однако дамочка, с которой он случайно столкнулся в коридоре второго этажа, его заинтересовала. Дориан никогда не жил аскетом, и женщины в его доме появлялись нередко. Но те, прошлые, не расхаживали так по-хозяйски и не хмыкали презрительно себе под спрятанный за непроницаемой вуалью нос, увидев незнакомого мужчину. Они передвигались быстрыми перебежками, а встретив невольного свидетеля их грехопадения, ойкали, краснели, бледнели и пускались наутек. Вчера же неловко себя почувствовал сам Эйден.

– Я хочу сделать несколько маготтисков, – с места в карьер взял маг. – Предпочел бы фотографический аппарат, но магниевая вспышка здесь нежелательна. Поэтому нужно подержать рамку. Вы же помните, как это?

В прошлые приезды к Дориану Эйдену не раз доводилось ассистировать ему в лаборатории. И снимки с помощью серебряной рамки, в которую заключался лист вымоченной в специальном растворе бумаги для того, чтобы после на нем осталось изображение, – простейшее из того, чем ему приходилось заниматься.

– Помню, – кивнул он. – Но я хотел поговорить с вами.

– Потом, – замахал руками маг. – Я уже подключил токовый стабилизатор, а заряда хватит самое большее на полчаса. Идемте.

В отведенном под такого рода исследования углу на металлическом столе лежала обнаженная женщина. Если бы Эйден не знал, что она мертва, решил бы, что спит. Трупов он в своей жизни видел немало, и даже спустя час после смерти они не выглядели так: расслабленные конечности, спокойное лицо, чистая кожа. Покойнице было около сорока на вид. Типичная для уроженки Гилеша внешность: темные волосы, смуглая кожа, густые черные ресницы, из-за которых закрытые глаза казались подведенными сурьмой. Полная грудь, дрябловатый живот, широкие бедра. Обычно трупы не выглядят настолько… не трупами. Эйдену даже смотреть на нее было неуютно. Казалось, сейчас встанет и влепит пощечину наглецу, осмелившемуся разглядывать ее в столь нескромном виде.

– Ледяное дыхание Сарилийских гор – не просто природное явление, – пояснил Дориан, заметив удивление и смятение на его лице. – Вернее, природное, если говорить о магии самой природы. Горы разделяют энергетические потоки, которые используют маги Линкарры, и те, что доступны жрецам Гилеша. Считается, что так мир контролирует равномерность распределения силы по территориям. Один-два раза в столетие по горам проходит мощный поток холодного воздуха. Его источник так и не удалось установить, как не удалось изучить и сам поток, поскольку все живое, попадающее под ледяное дыхание, вмиг погибает. Но таким вот странным образом. – Маг указал рукой на женщину. – Тела не повреждены и в течение месяца кроме того, что заморожены, пребывают в некоем аналоге магического стазиса. Одно время считалось, что их можно вернуть к жизни, но многолетние исследования показали, что это невозможно. Люди не только замерзают, ледяное дыхание гор выдувает, так сказать, из них души… К слову, именно на таких примерах и было доказано существование души как основного носителя личностных данных. Ведь тело жизнеспособно, как вы сейчас увидите. При желании можно запустить все естественные процессы. В прошлом столетии женщина… тело женщины, вроде этого, даже зачало и выносило ребенка. Но плод оказался ущербным. Это и породило теорию, что родители передают ребенку не только частицы своей плоти, что обусловливает внешнее сходство, но и частицы души, формирующие впоследствии новую душу и личность. А поскольку у женского организма душа отсутствовала, дитя родилось с душевным изъяном, и совет Пяти Академий принял решение умертвить его во имя человеколюбия.

Мерит с отвращением скривился: во имя человеколюбия не нужно совокупляться с трупом, каким бы живым он ни казался.

– В общем, не пугайтесь, если она пошевелится, – закончил маг.

Вручив помощнику рамку для съемки, он пододвинул к операционному столу небольшой столик на колесах, на котором был установлен один из его странных приборов. Под металлической обшивкой корпуса что-то гудело, а наружу змеями пробивались разноцветные провода.

– Если взять электрические катушки, я не смогу в должной мере регулировать силу тока и напряжение, – разговаривал сам с собой изобретатель. – А здесь кристаллический преобразователь энергии, вроде того, что заменяет Джеку сердце. Я использовал его не раз, и заряда надолго не хватит. Тот, который у Джека, тоже не вечный, осталось от силы на три месяца. После придется что-то решать. Эти скупердяи из инженерной коллегии не так уж неправы, говоря о дороговизне моих проектов. Зарядить такие кристаллы нелегко, и стоят они, соответственно, немало.

Говоря, он не забывал о деле. Прикрепил провода к пальцам рук и ног женщины с помощью больших металлических прищепок, к вискам и к груди – присосками. Похожим образом он крепил электроды устройства, раскрывавшего содержимое черепной коробки Эйдена, и того прибора, с помощью которого на несколько минут перенес его в механическое тело Джека, и Мерита снова передернуло.

– Вам может показаться, что я поступаю жестоко, – предупредил Дориан. – Но не забывайте, что эта несчастная давно мертва.

Маг достал из стоявшей рядом с гудящим прибором коробки тонкую металлическую трубочку.

– Взгляните. – Он нажал круглую выпуклость на трубке, и из нее вытянулся длинный лучик света. – Это делалось как оружие. Совершенно бесполезное, учитывая, что для убийства хватает стальных клинков. Впрочем, этот легко перерубит сталь. Но все же как хирургический инструмент человечеству он нужнее. Остер, не рвет плоть, при необходимости разрез можно тут же прижечь. – Мэтр Лленас покрутил трубку, и световое лезвие уменьшилось до дюйма в длину. – Я собираюсь запустить жизненные, так сказать, процессы тела, подать импульс, который восстановит сердцебиение, а стало быть, и кровообращение, мозговую активность… если мозг, лишенный всяческой информации, может быть активен. Но рефлексы будут работать. Потом хочу сделать срез в области гортани, чтобы видеть строение и процесс сокращения связок. А затем изучить и остальное… на будущее…

…Через пять минут Эйдена уже почти не тошнило. И рамка в руках не дрожала. Нужно лишь представить, что тело на столе – муляж вроде тех, что разбирают на занятиях студенты-медики до того, как их допустят в морг кромсать настоящие трупы. Муляж, у которого размеренно вздымается грудь, дергаются время от времени конечности и вырываются из приоткрытого рта неразборчивые звуки. И в горле ровная аккуратная дыра…

– Отлично! – заключил Дориан, просмотрев снимки. – Теперь я закончу речевой аппарат в ближайшие дня два. А вы, кажется, хотели о чем-то поговорить?

– Я стану таким же? – глядя на отключенный от источника псевдожизни труп, спросил Эйден. Это был не тот вопрос, с которым он шел к магу, но пример оказался слишком нагляден. – Жизнеспособное тело без души, с мозгом, с которого стерли всю информацию?

– Нет, – пробормотал Дориан сконфуженно. – В человеческом организме, не подверженном влиянию магии, как та, что рождается в Сарилийских горах, все процессы прочно взаимосвязаны…

– Иначе говоря, я умру сразу весь, – перевел на людской язык Эйден. – Что ж, это утешает. А то, о чем я хотел поговорить… Мы можем перейти в библиотеку?

В окружении книжных полок он быстро успокоился. В конце концов, то, что с ним случилось, произошло не вчера, и хватило времени все осознать и смириться.

Но глоток бренди оказался не лишним.

– У меня появилась странная мысль о Джеке, – сказал, отставив бокал и откинувшись на мягкую спинку кресла, – подумал, что вас заинтересует.

– Что именно?

– Эбигейл не учила его драться. Даже не рассказывала ни о чем подобном. Но если бы и рассказывала, к рассказу нужна наглядная демонстрация. Я подумал… Мне показалось еще вчера, когда Джек толкнул меня, что он действовал по ситуации. Сделал то же, что сделал бы я сам, если бы при мне какой-то грубиян приставал к девушке. Не в светском салоне, конечно, но я не жалую их в последние годы… В общем, у меня возникло бредовое подозрение, что Джек научился этому от меня. После того, как вы подключили меня к искусственному сознанию, чтобы настроить зрение…

– Вы хотели сказать, во время того, как я подключил вас, – поправил маг.

– Нет. – Эйден покачал головой, чувствуя, что от бренди она сделалась совсем легкой и привычная боль в затылке притупилась. – После. Мне кажется, между нами осталась связь. Я как будто ощущаю себя… часть себя внутри механического тела. И эта пустота, отсутствие чувств, кроме зрения и слуха, и мои собственные мысли словно заперты в его безмозглой черепушке…