Самый лучший пионер
– Сколько? Он один у вас? – спросил Фил, рассматривая патч на вытянутых руках.
– Пятнадцать рублей штука, еще вот такие есть… – выложил ему на ноги остальное.
– Теть Наташ! – обратился фарцовщик к вернувшейся в комнату маме. – А может, Сережку к нам пристроить? Нам башковитые нужны.
– Ну уж нет! – не позволила она.
Пожав плечами с видом «не больно-то и хотелось», Фил начал торг:
– Пятнадцать – это несерьезно! Это же просто заплатка!
– Заплатка – это дыру в совковых шмотках затыкать! – поправил я его. – А это – атрибут стиля! Называется «патч».
– Патч? – задумчиво почесал фарца подбородок. – По пять!
– Прикинь, такого ни у кого нету! – добавил я аргумент. – А у тебя будет! Тупо самый модный чувак на районе! По четырнадцать!
– Я и так! – самодовольно фыркнул Фил и повысил ставки: – По семь!
– Работа мелкая, кропотливая! – показал на аккуратно вышитые клыки пса. – Ручная! Меньше тринадцати рублей не стоит!
– Да я теперь хоть сам таких наделать могу! – выкатил фарца последний аргумент и виновато посмотрел на маму, продемонстрировав остаточное воспитание: – Извините, теть Наташ, у вас очень здорово получилось!
– Давай тогда по десять, – предложила мама.
– Ай, идет! – махнул рукой Фил и рассчитался с мамой за джинсы и «заплатки». Еще за рубль она пришила ему на левую ногу череп, на правую – питбуля. Обувая кроссовки марки «Адидас», Фил спросил: – А если я вам неликвидных джинсов принесу – вы еще сделаете, теть Наташ? Только уже по девять.
– Неси, – кивнула довольная мама.
Когда дверь за гостем захлопнулась, мы дали друг другу пять.
– Надо гитару тебе новую купить, – решила мама. – А эту вернем деду Леше.
– Это будет правильно, – кивнул я.
– Сам сходишь, – решила мама и выдала мне аж пятидесятирублевую бумажку: – Вот, только хорошую бери! А на сдачу Катю в кино сводишь, – подмигнула. – А те не трать, копи на что-нибудь. Проигрыватель, например! – подсказала благородную цель и спросила: – Еще эксперименты будут?
– А у тебя есть каталоги с одеждой? – спросил я.
– Полно! – фыркнула она. – А ты что, забы… – Осеклась.
– Старого нет – будет новое, – успокоил я ее.
Каталоги оказались, конечно же, советскими. Нашел модель в белых брюках и красной клетчатой блузке.
– Штаны вот так… Блузка вот так… Здесь – клевый белый ремень.
– Я себе такое сошью, – моментально оценила мама моду грядущих семидесятых годов. – А еще что?
«Еще чего» было много, и по итогу мама решила завтра обойти всю фабрику – посоветоваться.
– Дешевле двухсот платье не отдам, – решительно кивнула она особо удачному эскизу и тут же принялась что-то кроить.
Я же сходил помылся в душе при помощи хозяйственного мыла (что поделать), почистил зубы зубным порошком и лег спать – уже десять вечера, солнце село!
* * *С утра мы с тетей Надей сходили в поликлинику – здоров! – и она помогла мне отыскать универмаг, где за сорок рублей (мама же сказала брать хорошую) купил себе акустическую гитару производства фабрики музыкальных инструментов имени А. В. Луначарского и отказался от покупки футляра – это ж не чехол, а натурально деревянный сундук. Зато купил запасные струны – тоже дорого, блин. Может, подумать о кладах еще разок?
– Доволен? – спросила мамина подруга и зарядила в автомат с газировкой монетку. – Тебе с сиропом?
– Без него, – вспомнив о пломбах, попросил я и ответил: – Доволен! Свое всегда лучше чужого.
Вернувшись домой, пообедали нашими пельменями, и она пошла забирать дочь от бабушки, а я, глянув в окно, закинул в карман мелочи, пластинку жвачки и вышел во двор.
– Привет! – поздоровался с одетой в черную юбку чуть ниже колена и серую блузку мрачной Таней.
Она, конечно, мрачная, но мордашка очень симпатичная, а фигурка имеет хороший потенциал. Но это я без задней мысли – мне даже не особо-то и хочется, если честно, в силу возраста. Вот через годик-другой на стены буду лезть, но пока можно просто и беззаботно дружить со всеми милахами подряд.
– Привет! – Безнадегу на ее лице на краткий миг осветила улыбка.
Увы, исчезнув без следа.
– Почему ко мне не прилетает сова? – спросила она.
Сов я оставил – для советского менталитета вполне канают.
– Колдовать не умеешь, – честно ответил я.
– А ты? – спросила она.
– Алхимией немножко занимаюсь, – доверительно прошептал я.
– А какие зелья варить умеешь? – прошептала и она, наклонившись поближе и затрепетав ресничками.
– Не знаю, как оно называется, но, если покрошить котлету и перемешать с макаронами, получится вкуснее.
– Дурак! – захихикала девушка.
Вот так уже лучше!
– Ты не занята? Пошли в кино?
– У меня денег нет, – расстроенно ответила она.
– У меня есть, – не отстал я.
– Я тебе потом отдам, – пообещала девушка.
– Когда разбогатеешь, – выставил я рамки.
– А что там сегодня дают?
– Дают там фильм про Чапаева, – загнул палец.
Таня поморщилась.
– Фильм про Фрунзе, – загнул следующий.
Таня сморщилась еще сильнее.
– И фильм про любовь! – добавил я.
– Пойдем на него, – предложила она.
– До него еще полтора часа, – заявил хитрый я. – Придется идти в кафе-мороженое.
В кафе-мороженое Тане явно очень хотелось, но:
– У меня денег нет.
– У меня все еще есть, а ты все еще отдашь, когда разбогатеешь, – терпеливо объяснил я и поднялся со скамейки, пресекая дальнейшие диспуты: – Пошли?
– Пошли! – поднялась и она.
Вышли со двора, и я закрепил успех парочкой анекдотов. Вот такое настроение нам подходит! Теперь можно начинать расспрашивать обо всем, кроме положения дел в семье.
– А у тебя какой цвет любимый? – спросил я.
– Ты же, когда анкету мне заполнял, читал, – надулась она.
– Так я же ничего не помню, – развел я руками. – Прости, но в моих глазах мы разговариваем впервые в жизни.
– Точно! – хлопнула она ребром кулака по ладошке и смущенно засмеялась: – А я и забыла! – Успокоившись, ответила на вопрос: – Красный.
– Как кумач? – спросил я.
– Да, – не стала она играть в нонконформизм и спросила: – А у тебя?
– Зеленый, наверное? – пожал я плечами. – На зеленое приятно смотреть, успокаивает.
– Папашина рожа с перепоя совсем не успокаивает, – помрачнела она.
Зеленеет батя, похоже.
– А музыку какую любишь? – переключил я ее на конструктив.
– Мне Пьеха нравится, – удивила она. – И Зыкина, но это только потому, что маме она нравится, – с детской непосредственностью призналась она.
Потешно – на шестьдесят лет назад перелетел, а имена все те же!
– Муслим Магомаев еще, – добавила Таня.
Этого тоже помнят.
– И «Битлы», – этот пункт вышел каким-то неуверенным.
– Мне тоже они не нравятся! – прошептал я ей на ухо.
Ухо немного покраснело, а девушка обрадовалась:
– Ну слава богу!
И где теперь ваш научный атеизм?
– Я уж думала, я одна такая, бракованная! – светлела она прямо на глазах.
Нечаянно подлечил подростку комплексы!
– Слушай, может, не пойдем в кафе, а вон у тетеньки мороженого купим? – указала она на палатку на нашем пути.
Это потому, что в кафе дороже? Я у мамы спрашивал – вдвоем с Таней мы бы «прогуляли» что-то типа трояка, потому что стесняться я бы не стал и ей не позволил.
– Можно и так, – пожал я плечами.
Скромная девочка просветлела еще сильнее, и я купил пару «эскимо». Нашли скамейку в тени тополя, уселись.
– А правда вы с Артемом и Вовкой много денег заработали? – аккуратно откусив кусочек и прищурившись от удовольствия, спросила она.
– Было дело, – кивнул я.
– Я тоже могу шапку держать, – попросилась она на работу.
– Я маме обещал больше так не делать, – расстроенно признался я.
Тайное всегда становится явным, и если обещал – надо делать.
– Маме врать нельзя, – грустно вздохнув, не стала она обзывать меня «маменькиным сынком».
Нужно еще «схему» придумать, чтобы у вот этого грустного ребенка завелись карманные деньги. Она же девочка, ей всякое красивое нужно!
– А что ты умеешь? – спросил я.
Таня оживилась – еще не все потеряно! – и перечислила свои навыки:
– Я рисую хорошо, вязать умею, готовить, убираться… – Осеклась и хихикнула: – Но это тебе не нужно, верно?
– Рисование однажды, может, и понадобится, – пожал я плечами. – Что еще?
– Шить немножко умею.
– А вот и ключевой навык! – обрадовался я. – Пойдешь к нам в швейную артель?
– Артели же Хрущев запретил? – проявила политическую подготовку девушка.
– Шутка, – улыбнулся я. – Имею в виду – маме моей помогать на заплатках вышивать всякое.
– А зачем на заплатках что-то вышивать? – удивилась она.
– Чтобы получать рубль за штуку, – пояснил я.
– Целый рубль?! – Полезли зеленые глазки на лоб.
– Целый, – кивнул я. – Тебе какие рубли больше нравятся – железные или бумажные?
– А можно выбрать? – почему-то обрадовалась она.
– Не знаю, – честно признался я. – Это ты с мамой обсудишь.
– Поняла! – обрадовалась Таня. – Вышивать я могу, если тетя Наташа меня возьмет, не пожалеет!
С детским трудом в СССР сложно: он тут сугубо централизованный, а никакого «на лето в Макдак» не существует. За централизованный при этом платят совсем потешные деньги. Еще можно целебные травы в аптеку сдавать, но где мы их в Сокольниках рвать будем? С мамой, думаю, о вакансии помощницы договорюсь – она у меня хорошая. Хуже прежней, да, но лучше родной все равно никого никогда не найти.
Тут меня словно током ударило – родной матери сейчас пять лет. Удивительно! Потом обязательно надо будет посмотреть на взрослую – ух красивая она у меня была! И будет!
– Чего ты улыбаешься? – заподозрила неладное спутница, немного покраснев щечками.
– А чего мне? – откинулся я на скамейке. – Тепло, хорошо, мороженое вкусное!
– Я тебе тогда за кино и мороженое с первой получки отдам, – пообещала она.
– Я же говорил – когда разбогатеешь! – хохотнул я и попросил: – Только ты про работу ничего никому не говори, хорошо? – И, опередив ее вопрос: – Маме можно.
– Хорошо, я больше никому-никому не скажу, – пообещала она.
– А теперь давай зубы чистить, – предложил я, когда мороженое закончилось.
– Я щетку не взяла, – расстроилась милаха.
– Вот этим! – достал из кармана жвачку, развернул, разделил пополам.
– Ничего себе! – оценила девушка, приняла угощение: – Спасибо! – Поднесла к носу, понюхала: – Мятная! – сунула в рот и со счастливым видом начала разжевывать.
Отличное применение контрабанде!
* * *Кино «Еще раз про любовь» мне не понравилось, но понравилось девочке Тане, поэтому домой мы оба возвращались в отличном настроении – такой вот парадокс.
– Я вечером тогда к вам зайду? – уточнила она.
– Ага, когда мама вернется, – кивнул я.
– И анкету мне заполнишь, потом ответы сравним! – выкатила интересную активность, помахала мне ручкой и скрылась в подъезде соседнего дома – напротив нас живут.
Дома застал Алексея Егоровича – он сидел на кухне и с отвращением на лице намазывал что-то на кусок бородинского.
– Здрасьте, дед Леш!
– Привет, Сережка. Гулял? – Радуясь паузе перед столкновением с бутербродом, он аккуратно положил его на блюдечко и посмотрел на меня.
– В кино ходил, – отчитался я, подошел и посмотрел на открытую консервную банку – «Паштет шпротный».
– При Сталине селедкой кормили, – доверительно поведал ветеран. – Но это еще ничего – Микоян молодец был, много сделал для того, чтобы народ сытый ходил. Да и рыба нормальная. А при Хрущеве – колбасой китовьей кормить начали, мать ее ити!
Судя по тому, как дедушку передернуло, колбаска была та еще.
– Не ки́това, а Никитова! – хмыкнул дед Леша, горько вздохнул и достал из морозилки бутылку «Русской» водки. – За*бали! – поделился наболевшим, открывая бутылку. – Да ты не стой, ты садись. На-ка вот… – Ветеран издевательски гоготнул и достал из холодильника банку «Напитка мандаринового». – Ишь, б*я, мандаринов нет, а напиток есть! – продолжил он выражать недовольство советской пищевой промышленностью.
– «Напиток сладкий сокосодержащий с ароматом „мандарин“», – внес я улучшение, садясь и принимая от деда стакан напитка.
– Во-во! – одобрил он, нацедил себе стопарик. – Давай, Сережка, за Сталина!
«За Сталина» я был не против, и мы выпили. Ветеран сморщился, подобрал с тарелки бутер, откусил, сморщился еще сильнее. Прожевав и проглотив, вернулся к основной теме:
– А теперь – вообще вон какой ху*ней пичкают. Это же не консерва, а наказание! – Хохотнув, ехидно меня обнадежил: – Рыбный день-то, поди, забыл? Ничего, в школе минтаем полакомишься!
И так он это произнес, что мне прямо поплохело.
– А вы откуда знаете, чем в школе кормят? – попытался я купировать зарождающуюся фобию.
– Так я же ветеран, нас по школам постоянно водят, – поделился он особенностями досуга, даванул взглядом бутерброд, горько вздохнул и нацедил себе еще стопарик со словами: – Не выбрасывать же.
Уже без тоста «намахнул» стопарик и в два мощных укуса уничтожил остатки бутерброда.
– А зачем вы такое покупаете, если вам не нравится? – поинтересовался я.
– Бабке моей нравится. – Аккуратно прикрыв паштет крышечкой, он убрал его в холодильник, достав взамен банку кильки в томатном соусе, продолжая объяснять: – А я вот каждый раз пробую – вдруг лучше стал? Х*й он лучше станет! – Издав этот полный безнадеги вздох, дед пробил крышку кильки ножом. – А вот это Брежнев хорошо придумал, вкусная консерва! Будешь? Ту не предлагаю, ты уж извини! – хохотнул.
– Буду! – разохотился я.
Дед Леша выдал мне ножик, которым я отрезал хлеба, и вилку, которой полагается делать все остальное.
– Бог троицу любит, – буркнул дед и накапал себе еще. – Ну и будет! – Завинтил крышечку и убрал бутылку на место. – Всегда меру знать нужно, – выдал мне ценный жизненный урок. – Так вот ты мне скажи, Сережка, что еще удумают? – кивнул он на холодильник.
– Сверчка! – приоткрыл я перед ним завесу будущего.
– Какого еще, б*ядь, сверчка? – удивился дед.
– Обычного, стрекочет который, – пожал плечами я. – Выращиваешь в специальном резервуаре – тонн по пять пускай будет…
– Пять тонн сверчка? – удивился он еще сильнее.
– А чего мелочиться? Народу же много! – пояснил я. – Ну и вот, потом раз – всех уморил, высушил, в муку смолол и добавляй хоть куда – чистый белок.
– Ты только нашим е*аным рационализаторам такое не рассказывай! – попросил он меня.
Перекусив, сходил в комнату и принес дедовскую гитару – днем-то вернуть не успел, поторопившись погулять с Танечкой-лапочкой.
– Что, стоять уже перестал? – гоготнул поддатый дедушка.
– Не, мама решила, что мне свой инструмент нужен, – покачал я головой. – Вот и возвращаю! Спасибо! Я еще и в ДК записался.
– Ну-ка показывай, чему научили, – приказал дед Леша.
Занятий еще не было, но это же охренеть как удобно – буду прибавлять с повышенной скоростью и говорить деду, что научили в ДК. А там, получается, наоборот. Сел на табуретку, показал.
– Ну молодец, не филонил, получается! – похвалил ветеран, вытер за собой крошки со стола, подхватил инструмент и хлопнул меня по плечу: – Хороший ты пацан, Серега!
Глава 6
– Вот я и в отпуске! – радостно возвестила мама, вечером вернувшись домой.
– Это хорошо! – порадовался я за нее. – Давай куда-нибудь сходим?
– А сегодня куда ходил? – заметила она стоящие в коридоре влажные кеды – протер тряпочкой.
– С Таней гулял, – не стал я скрывать и попросил: – Давай ей поможем?
– Ей вся советская милиция помочь не может, – сочувственно вздохнула родительница.
– А мы по-другому и немножко. Она шить умеет – возьми ее к себе помощницей на заплатки. Рубль – штука.
– Надо с Тоней поговорить, – прикинув, выдала промежуточное решение родительница и пошла звонить.
Другого от доброй мамы я и не ждал!
Через десять минут они пришли – волнующаяся Таня в зеленом (!) сарафанчике и ее грустная, худая, застенчиво прикрывшая сухими волосами подбитый левый глаз мать. Одета, как и положено, в халат – в этом мои знакомые советские дамы средних лет удивительно последовательны.
– Добрый вечер! – интеллигентно поздоровались все со всеми и пошли на кухню пить чай с покупными булочками – мама принесла.
– Чего это твой удумал? – спросила соседка, стеснительно принимая из маминых рук булку.
Таня свою уже грызет, как и я, впрочем.
Мама объяснила суть схемы.
– Тю-ю! – протянула тетя Тоня. – Харя-то не треснет, по рублю? – спросила она дочь.
Та залилась краской.
– Ну чего ты? – хрюкнула мама. – Нам Фил и так сильно переплачивает, и ему этих заплаток нужно будет много. Девчонкам с работы я говорить не хочу, – поджала губы.
– И правильно! – поддержала ее тетя Тоня.
– Так что помощница мне нужна, – подытожила родительница. – Сейчас чай допьем и покажешь, что умеешь? – спросила девушку.
– Хорошо, теть Наташ! – пообещала та.
Дамы перешли на реально важную тему – где и что в ближайшее время можно будет найти редкого или особо качественного.
– Сережке туфли нужны, – поделилась мечтами мама.
Форму она мне поправит ближе к сентябрю – я же с прошлого года подрос.
– Таньке тоже нужно, – кивнула соседка.
– Пойдем вместе? – тут же предложила мама.
Наверное, это чтобы занять как можно больше очередей сразу – уверен, с нами и тетя Надя пойдет.
Переместились в комнату, и Таня продемонстрировала свои навыки: медленно, аккуратно вырезала и пришила к остаткам джинсы́ кошачью мордаху.
– Ай, умелица! – похвалила ее мама. – Забирай, – выдала девушке подарок.
– Та куда ей, – попыталась отказаться тетя Тоня, потерпела поражение, и они с дочерью ушли домой – сырья-то еще нет, так что сегодня работы тоже не будет.
– Где-то у меня тут была… – Родительница залезла в шкаф и достала оттуда деревянный футляр.
Поставив на стол, сняла крышку, явив швейную машинку марки «Подольск». Обычно она пользуется электрической «Тулой». Надо будет полазить в шкафах, посмотреть, чего еще у нас есть, но мне почему-то стыдно – еще не совсем привык к «чужому» жилищу. «Тула», судя по всему, механизм сложный, и мама регулярно в ней что-то ковыряет, сверяясь с мануалом и тихонько ругая «какого-то козла, который за это премию получил».
Проверив старый аппарат на работоспособность, она удовлетворенно кивнула и подмигнула мне:
– Вот и средства производства!
– Настоящая маленькая артель!
– Подпольный цех! – «испуганно» округлила глаза и перешла на шепот мама.
Задребезжал звонок.
– Облава! – по инерции шутканул я.
Хихикнув, мама выдала классическое:
– Кого это там на ночь глядя принесло? – И пошла открывать.
По тону, которым она встречала гостя, сразу стало понятно – пришел государев человек. Из-за аварии, наверно.
– Ой, здравствуйте, Валерий Эдмундович. Да вы проходите, не стойте. Случилось чего?
– Случилось, Наталья Николаевна, – раздался в ответ вполне добродушный бас, и в комнату вошел милиционер в чине младшего лейтенанта. Само собой, никаких пистолетов, дубинок и наручников при нем не было. Тупо дядя Степа – косая сажень в плечах, в хрущевке ему бы пришлось пригибаться в дверных проемах.
– Здравствуйте, – поздоровался с ним я.
– Не вспомнил? – сразу же начал он выпытывать Самую Главную Тайну.
– Извините, – покачал головой.
– Да не извиняйся, ты же болеешь, – великодушно простил он. – Я ваш участковый, Валерий Эдмундович.
– Присаживайтесь, – предложила мама.
– Спасибо, – поблагодарил милиционер, снял фуражку, пригладил русые короткие волосы, пошевелил усами и достал из портфеля пару бумаг. Положив на стол, пододвинул маме и улыбнулся: – А если сын болеет, значит, нужно лечить! Вот вам путевки в Кисловодск, на целебные воды.
– Это с чего такая щедрость? – неприязненно поджала губы мама.
– Ну зачем вам эти суды, Наталья Николаевна? – грустно покачал головой оказавшийся засланцем жирного горисполкомовца участковый. – Вы же знаете, у Елистрата Венедиктовича тяжелая работа…
– Жопу на партсобраниях протирать? – предположила мама.
– Зачем вы так, Наталья Николаевна? – расстроился мусор (потому что «милиционер» – это почетно и полностью несовместимо с тем, что он тут исполняет). – Я же как лучше хочу. Ну отберут права у него – все равно с шофером ездит. Да он сам за руль и не сядет никогда больше – перепугался сильно…
– Он перепугался? – прошипела мама разъяренной химерой.
Мент поежился, кашлянул в кулак, принял беспристрастный вид и, профессионально глядя сквозь родительницу, применил кнут:
– А вы как сына воспитываете, гражданка Ткачева? Безобразничает, попрошайничает, песенки сомнительные распевает. И это – на Старом Арбате, где интуристы ходят. Страну позоришь, Андропов! – это уже глядя сквозь меня. – Еще и фамилией патрульных пугает!
– Ничего подобного, – покачал я головой. – Они сами документы попросили.
– В общем! – хлопнул мусор ладошкой по столу, заставив напуганную его монологом маму вздрогнуть. – Либо в Кисловодск, либо на учет за бродяжничество.
Пи*дец! Нормально стританул! Сам же себе говорил не высовываться и сам же без задней мысли высунулся. И это когда у нас тут кооператив сформировался – Фил-то конца ссылки ждать не станет, найдет других.
– И это – такая у нас советская справедливость? – потекли из глаз родительницы слезы. – Ребенка сбили, и он же еще и виноват?
– А вы не смешивайте! – поднялся падший участковый на ноги, надел фуражку, проверил ребром ладони козырек. – Путевки я оставляю. Поступите так, как будет лучше для сына, Наталья Николаевна.
И он прошествовал мимо бледной, плачущей, зажимающей рот ладошкой мамы. Сижу, молчу, терплю – а что я сделаю? Уже подставился, и крыть «дядю Степу» х*ями так себе идея.
– Да за что же мне это все? – простонала мама Наташа и рухнула на кровать лицом в подушку, зарыдав в полный голос.
Первый раз под молотки системы попала, да? Да ей лет-то меньше, чем мне было там. Что она вообще видела, кроме плюшевого, несмотря на все старательно насаждаемые китовьи колбасы, Советского Союза? Школа, залет, сын у бабушки, мама в училище, потом – на фабрике, потом комнату дали и перевели в фабричное ателье – от Измайловской прядильно-ткацкой фабрики. Сын послушный, на работе порядок – нередко на доске почета висит моя родительница! А тут бах, чисто мафиозный заход.
Сходив закрыть за мусором дверь – никак от этой дурной привычки не избавлюсь, все ругаются, – вернулся в комнату и аккуратно погладил маму по спине:
– Угнетать крестьян – старая традиция наших бояр.
Мама фыркнула в подушку.
– Когда я приду к власти, они оба отправятся на Колыму.
– Диктатор мой! – заплаканным голосом похвалила меня мама, сгребла в охапку и уложила рядом с собой: – Полежи со мной!
– Почему бы и не полежать? – Обнял вкусно пахнущую чем-то огуречным маму и улыбнулся грустной мокрой мордашке: – Давай знаешь что сделаем?
– Что? – шмыгнула она носом.
– Назло этим козлам хорошенько отдохнем на целебных водах!
Мама вытерла слезы наволочкой и улыбнулась в ответ:
– А давай!
* * *В санаторий нам надлежит прибыть через три дня. Добираться будем самолетом, так что приперший вчера набитый заношенными и убитыми до полной неремонтопригодности джинсами пакет с логотипом «Кока-колы» Фил – на пару минут всего с участковым разминулся, повезло, неловкая была бы встреча – не ушел разочарованным: за два оставшихся дня мама с Таней наделают целую кучу заплаток. Вызвавшись немного проводить фарцу, в подъезде выкатил просьбу на далекую перспективу:
– Мне бы «изделий № 2» буржуйских.
– А ты не мал еще? – гоготнул он.
– Я же пионер – должен быть всегда готов! – развел я руками.
– Е*ать ты юморист! – заржал Фил, залез в карман и выдал мне картонный квадратик.
– Немецкие? – без труда опознал я язык надписей.
– ФРГ! Со смазкой, не как совковые. Одна штука, – просветил фарцовщик. – Так что не примеряй! – сопроводил совет еще одним приступом смеха.
– Сколько стоит? – спросил я.
– Тридцатник, но я с твоих «патчей» нормально наварю, – радушно похлопал меня по плечу. – И мне интересно, когда ты придешь за следующим.
– Дай жвачку еще, – попросил я.
– Ну ты не наглей! – расстроился он.
– Мама же спросит, зачем я с тобой ходил, – пояснил я.
– Башковитый! – похвалил меня фарца, выдал целую неоткрытую упаковку Juicy Fruit и подмигнул: – Глядишь, поможет! Давай, бывай.
Пожали руки, и я вернулся домой. Показал родительнице жвачку, она весело фыркнула и сразу же засела за работу, отказавшись от моей не особо-то и ценной помощи.
С утра, когда пришла Таня, выяснилось, что я – единственный незанятой человек, и париться по этому поводу не собираюсь! Вместо этого выдал Тане с мамой пластинку жвачки пополам, еще одну пластинку сунул в карман – угощу Катю, с которой мы сегодня идем на ВДНХ. Импортный презик, само собой, остается дома, надежно спрятанный за обивку дивана. Вчера, когда я вечером звонил пионерке, вернувшая душевный покой мама ехидно на меня прищурилась: