Самый лучший пионер
– Выбираешь?
– Просто дружу со всеми подряд, – покачал я головой. – Выбирать мне еще рано.
Из стенки выгреб мелочь – придется Вове хранить свою долю где-то еще, пока меня не будет. Сам он привычно тусуется во дворе, в гордом одиночестве.
– Здорова! – Поручкались. – Я уезжаю до осени, поэтому придется тебе хранить их где-то еще, – расстроил я рыжего, протянув ему завернутые в тряпицу четырнадцать с гаком рублей – он же за метро с Артемом из своих рассчитывался.
– И что мне с ними делать? – растерянно спросил он.
– А ты в Сокольниках закопай, – предложил я.
– Как пират? – полыхнул он глазами.
– Именно! – одобрил я. – Только карту не рисуй, никому не показывай и не говори, где закопал. И самое главное – следи, чтобы тебя никто не видел.
Володя кивнул – все понятно!
– И маскировка нужна, – добавил я, взял его за запястье и подтащил к газону: – Вот видишь, трава растет?
– Вижу, – пожал плечами Вова.
– А раз трава не тронута, значит, тут не копано, – объяснил я. – Ножик возьми, дерн срежь аккуратно и свой клад прикрой – будто там трава как росла, так и растет.
– Да понял я! – вырвал руку Вова, сунул мешочек в штаны и побежал к дому – за инвентарем.
Вот и хорошо, а мне пора!
Встречаемся с Катей мы у нашего метро. Ее еще нет – я пришел пораньше, – поэтому уселся на скамейку и принялся глазеть на окружающих. Вот она – цокает синими туфельками на маленьком каблучке по асфальту, на ней джинсы и оранжевая блузка. На шее – золотой кулончик на цепочке, кончики причесанных, свободно лежащих волос старательно подкручены. Нарядилась Катюшка! Это из-за меня, что ли? Ой как приятно!
– Тебе очень идет! – сразу же заявил я, поднимаясь ей навстречу.
– Спасибо! – улыбнулась переставшая быть похожей на красивую пионерку (теперь просто красивая) девушка.
А я? А я одет как подавляющее большинство и ничуть из-за этого не комплексую. Джинсы у нас нынче атрибут статуса, а значит, у нас тут советская «принцесса» из хорошей семьи.
– Мороженого хочешь? – спросил я.
Катя стесняться не стала:
– В кафе!
И смотрит на меня так испытующе.
– Пошли! – пожал плечами платежеспособный я, и мы пошли.
– А кто у тебя родители? – спросил я.
– Я думала, ты у своей мамы спросишь, – хихикнула она. – У меня папа – директор их фабрики.
Ни*уя себе!
– А мама – в архиве работает, – добавила она должность поскромнее и приняла жутко таинственный вид – давай, мол, спрашивай!
Я и спросил таинственным шепотом:
– В архивах КГБ?
– В архивах Министерства рыбного хозяйства СССР! – таким же шепотом ответила Катя.
Посмеялись.
– А братья-сестры? – продолжил я изучать спутницу.
– Старший брат в МГИМО учится, – гордо поведала она.
Вполне элитненько!
– А ты кем хочешь стать?
– По партийной линии пойду, – заявила она. – Через комсомол. – Немного покраснев, призналась: – Я людям помогать хочу.
Какая хорошая девочка тут у нас!
– Это благая цель, – одобрил я.
– А ты писателем будешь? – спросила она в ответ.
– Если повезет. Но в партию тоже вступить хочу – чувствую в себе силы послужить на благо Родины.
Спутница посмотрела на меня с уважением.
Святые, беззаботные времена!
Продолжив трепаться о пустяках, доехали до целевой станции. Красота начиналась сразу по выходе из вагона и только усилилась, когда мы выбрались на поверхность. Натурально дух захватывает – я и не представлял, что в эти времена здесь вот так.
– Точно! Ты же здесь первый раз! – прокомментировала Катя мою восторженную мордаху, решительно кивнула и взяла за руку: – Тогда иди за мной – я знаю здесь все интересное.
– Прямо все? – спросил я, глазея на триумфальную арку главного входа.
– А что нам, овечек смотреть? – поморщилась она.
– А я бы посмотрел – они же потешные, – расстроило меня такое отношение.
– Животных нужно смотреть в зоопарке! – нашла она отмазку. – А мы пойдем сразу к реактору!
– К реактору?!
– К реактору! – радостно кивнула она. – Вот, видишь? «Павильон № 62, охрана природы».
Надо будет потом сюда с кем-то другим прийти, посмотреть остальное – под рассказ Кати о прелестях мирного атома мы пропустили чудовищно много интересного.
Офигеть – сюда реально запихнули реактор! Вода в бассейне – охлаждает и защищает от радиации – светилась радиоактивным голубым светом. Интересно, если я сюда нырну, советская радиация дарует мне сверхспособности? Очень хороший экспонат, конечно. С другой стороны – вот так и расслабляет: сначала светящаяся водичка на ВДНХ, потом – эксперименты на работающей ЧАЭС. Ладно, второго уже никогда не случится, так что пофиг.
– Понравилось? – запросила обратную связь Катя по пути к кафе-мороженому, куда придется стоять очередь – много здесь гуляющих.
– Эпично! – честно ответил я.
– Это от «эпос»? – уточнила она.
– Да.
– «Эпично»… – попробовала она обновку в лексиконе на вкус. – Я запомню, – решила впитать навсегда.
Три рубля в минус, но не жалко – мороженое и коктейли очуметь какие вкусные.
– Пошли в «Космос и машиностроение»? – предложила Катя.
– Пошли! – охотно согласился я.
В будущем вот этот скафандр Гагарина кто-то впарит американскому богачу через аукцион «Сотбис», а саму ВДНХ 90-е полностью испортят. А еще тут однажды проведут рейв под названием «Гагарин-пати». ВДНХ потом отреставрируют, но статуи у фонтана «Дружба народов» золотыми уже не будут. А, нет, будут! И 90-е совсем другими станут! Ух, держись, народ, веселые времена наступят совсем скоро! В исторической перспективе скоро, само собой.
Посмотрели и космос, и машиностроение – тоже прикольно! Вот, казалось бы, что сложнее: ракета или жвачка? Однако в ракеты СССР может, а в жвачку – нет. Парадокс! Надо будет поспрашивать важных партийных шишек, почему так, когда стану важным и им придется отвечать нормально, – просто интересно, как будут выкручиваться.
Сходили посмотрели на золотой колос. Красота! Семя сильно! Урожай богат!
– А ты знала, что ВДНХ – главное оккультное место Москвы? – тихонько спросил я так и таскающую меня за руку Катю – любит верховодить, похоже, – когда мы проходили мимо щита с планом выставки.
– Почему? – В глазках мелькнуло любопытство.
– Смотри, – подтащил ее к плану. – Вот тут – в центре – Солнце.
– Допустим, – кивнула она.
– А павильонов изначально архитектором Олтаржевским планировалось девять! – со значением посмотрел на девушку.
– Как планет! – ахнула она.
– Правильно, – обрадовался я. – А само расположение всего хоть и немного передвинули, но все еще… – провел рукой по плану, как надо.
– Это же крест! – прикрыла рот ладошками шокированная образцовая пионерка Катя.
– Тсс! – одернул я ее. – Это – совершенно секретно.
– А ты откуда знаешь? – подозрительно прищурилась она.
– Это – тоже секретно! – ловко отмазался я и потянул ее от щита, продолжая забалтывать: – Ты что думаешь, битва с силами мирового империализма происходит только на материальном плане бытия? Как бы не так! У них хватает злых колдунов и индейских шаманов, которые…
– Это поэтому ты такую книгу написал? – завороженно перебила Катя. – Это – послание?
– Да! – кивнул я. – Народ должен знать правду!
– А почему нам ничего по телевизору про это не говорят? – спросила она.
– А чтобы не волновались лишний раз, – беззаботно пожал я плечами. – Кому надо – тот знает, а кому не надо… – развел руками. – Все равно мы надежно защищены.
– ВДНХ? – уточнила Катя и ковырнула туфелькой асфальт с таким вниманием, будто надеялась откопать минимум лепрекона.
– ВДНХ! – веско кивнул я. – От ГДР и до Урала его хватает.
– А дальше?
– А дальше – особо секретный отдел КГБ из шаманов малых народов Севера. Ух могущественные – даже тибетские монахи против них жалкие деревенские ведуньи!
– И все-таки, откуда ты все это знаешь? – почуяла она неладное. – Ты же другой Андропов, не тот?
– Не тот, – подтвердил я. – А я и не знаю, я – шучу!
Катя похлопала глазками, залилась краской, припечатала меня:
– Дурак!
И, вырвав свою руку, сжала ладошки в кулачки и быстро пошла к выходу.
Догоняем!
– Неуд тебе за противодействие мракобесию, Солнцева! – строго заявил я ей в затылок, пристроившись за спиной.
– Отстань! – дернула она плечиком.
– Ты же хотела политинформацию – вот тебе полезный урок того, как антинаучный бред проникает в мозг! Прививка, если угодно!
– Я все равно не поверила! – фыркнула она, гордо вскинув подбородок.
Сравнявшись с девушкой, достал секретное оружие:
– Будешь жвачку?
– С чем? – не стала она сразу принимать угощение.
– Не знаю, не пробовал еще, – признался я. – Juicy Fruit.
– Такая жвачка мне нравится! – одобрила Катя (она бы любую одобрила, но это – часть игры).
Аккуратно поделил пополам, и мир в нашей маленькой компании был восстановлен.
– Мне в санаторий уехать надо, – признался я. – До двадцать девятого августа.
– Мероприятие у нас тридцатого, – успокоила меня пионерка.
– Хорошо, а то не хотел подводить товарищей, – облегченно вздохнул я.
– Это правильно, товарищей подводить нельзя! – одобрила она.
Домой вернулся только вечером – по выставке бродили много и даже перекусили чебуреками – Катя захотела именно их.
Таня уже ушла, а мама гордо продемонстрировала мне итоги сегодняшнего дня – целых сорок три патча. Чудовищные триста восемьдесят семь рублей! А ведь сырье еще осталось!
– Я округлю, – поведала мне мама. – Триста нам и восемьдесят семь – Тоне отдам, за обувью как раз сходим. Ну и завтра сколько сделаем еще, – пообещала добавить еще.
– Это хорошо, – кивнул я.
– Лишь бы Фил заплатил, как договорились, – вздохнула мама и с улыбкой спросила: – Как погуляли?
– Весело! – признался я. – Реактор смотрели.
– Со мной ты тоже его смотрел, – грустно улыбнулась мама.
– И еще посмотрим – офигенно же, – пообещал я.
– Катя наряжалась? – любопытно прищурилась родительница.
– Наряжалась, – подтвердил я.
– Это хорошо, – довольно кивнула мама.
– Мне двенадцать лет, мам, – мягко остановил я ее сладкие фантазии, где сыночек женится на дочке директора родной фабрики. – Можно мне про такое пока не думать? Давай вернемся к этому всему, хотя бы когда я буду в старших классах.
– А чего такого я спросила-то? – засуетилась мама, которой стало неловко. – Голодный небось? Пойдем, сварю тебе пельменей – доедать надо, а то за месяц невкусные станут.
Глава 7
Всю первую половину дня дамы перерабатывали сырье в конечный уникальный продукт, и в обед за ним пришел Фил.
– Красота! – оценил он. – Сколько тут?
– Шестьдесят две! – похвасталась мама.
– Извините, теть Наташ, я пересчитаю? – усевшись на стул, фарцовщик начал пересчитывать заплатки.
– Порядок должен быть! – не расстроилась родительница.
Сидящая рядом со мной на диване Таня взволнованно поерзала – а ну как обманут?
– Все правильно! – одобрил фарцовщик и отсчитал маме пятьсот шестьдесят рублей. Приняв от нее два рубля сдачи, вручил покрасневшей от такого поворота Тане пластинку жвачки, меня потрепал по волосам и откланялся, пообещав, если будет потребность, заказать еще, но не факт, что «тема» дотерпит до осени, – народ же не слепой и простоту «патчей» неминуемо разглядит, обрушив рынок к чертовой бабушке.
– У тебя мама дома сейчас? – спросила мама у Тани.
– Дома! – кивнула та.
Суббота же.
– Позвони ей, пусть одевается и идет к нам – пойдем наши получки тратить! – подмигнула ей мама и выдала девочке сто шестьдесят рублей – доокруглила, так сказать.
– Я же меньше сделала! – пискнула честная Таня.
– Это премия тебе, за старания! – поведала мама, и соседка побежала звонить из коридора.
– Не хотелось бы такую монополию терять, – вздохнула родительница и улыбнулась мне: – Но ничего, всех денег все равно не заработаешь, верно?
– Верно! – согласился я и, сложив ладони рупором, громко прошептал: – Джинсовая юбка!
– Джинсовая… – мама подвисла, блеснула глазками. – Ну, Сережка! – с улыбкой погрозила мне пальцем.
– А кооперативная квартира сколько стоит? – спросил я.
– Нам нельзя, у нас, видишь ли, жилплощадь большая! – саркастично усмехнулась она, обведя комнату руками. – Аж два лишних квадратных метра!
– Богато живем! – хохотнул я.
– Получше многих! – гордо вскинула она подбородок.
– Это правда, – согласился я. – Ты у меня – огромная молодец!
– Я такая! – радостно подтвердила мама и добавила: – Нам – только обмен с доплатой.
Новый брак мама, видимо, в качестве варианта не рассматривает.
– А это – очень дорого, Сережка! – сделала мне «пип», хихикнула, приказала: – Поприличнее одевайся, в комиссионку пойдем! – И затолкала меня за ширму, потому что в комнату вернулась Таня.
Она у нас сегодня в черной юбочке и серой блузке, так что в переодевании не нуждается – выглядит пусть и бледненько, но вполне прилично.
– А ты Филиппа давно знаешь? – спросил я.
– Я с его матерью дружила, работали вместе, – немного потускнел мамин голос. – Фил – хороший, нянчить тебя помогал. Она умерла пять лет назад, от туберкулеза. А папаша у него дипломат, вот и разбаловал! – грустно вздохнула.
– Каждый сам себе дорогу выбирает, – попытался утешить ее я.
– Да, ты прав, – сделала она вид, что сработало.
– Фил крутой! – заявила успешно подкупленная Таня, чавкая подарком.
– Фила когда-нибудь в тюрьму посадят! – пояснила ей мама.
– За что? – удивилась соседка.
– Да не переживай, – жалеющая, что сказала слишком много, мама с улыбкой махнула рукой (мне в щель ширмы видно). – Нормально все с ним будет, но ты с фарцовщиками не дружи, хорошо?
Девушка кивнула, а я, поправив ворот рубахи с коротким рукавом, вышел из-за ширмы, уселся на диван рядом с ней и перевел тему:
– Давай мне подешевле купим? Какой смысл – все равно перерасту.
– Носи аккуратно, и сдадим обратно в комиссионку! – отвергла предложение мама.
Тетя Надя, судя по всему, с нами не идет, потому что, как только мама заметила в окно вышедшую во двор тетю Тоню, мы сразу же двинулись навстречу ей.
– Наташа, ты что, сдурела – куда такие деньги? – почти жалобно поприветствовала нас одетая в канареечного цвета клетчатое платье соседка.
– Таня честно заработала себе на осеннюю одежду! – с улыбкой покачала головой мама. – Такой халявы больше не будет, но, когда мы с Сережей вернемся, я бы хотела, чтобы Таня мне еще немного помогла – не в ущерб урокам, конечно.
– Помогу! – опередила девушка мать. – И на швею после школы пойду учиться!
– Тю-ю, да ты уже больше меня получаешь! – потрепала ее по голове тетя Тоня и поблагодарила маму: – Спасибо, Наташ! Я этого никогда не забуду!
– Ты что, плачешь? – спросила свою родительницу Таня.
– Я щи варила, только сейчас лук пронял! – взяла себя в руки тетя Тоня, и мы отправились к метро.
– А где твоя мама работает? – тихонько спросил я Таню, когда мы шли за вырвавшимися вперед дамами.
– Технологом на нашем хлебозаводе, – ответила девушка, кивнув на остающийся позади двор. – Удобно, из подъезда вышла – и, считай, на работе! – добавила она то, что явно не раз слышала от родительницы. – А папаша – на заводе, токарем. – Вздохнула: – Когда передовиком был, нам две комнаты в коммуналке и дали! А теперь – ничего не дают, а маму еще и на партсобраниях ругают за то, что на мужа повлиять не может. Козел!
– Твоя мама – клевая! – продолжила она. – Всегда лучше всех во дворе выглядит, – с мечтательным вздохом сделала в корне неверный вывод о самодельном происхождении маминых шмоток. – Отучусь и так же буду! – решительно добавила девочка Таня.
– А мама твоя не обидится, что ты по ее стопам не пойдешь? – спросил я.
– Нет, – с улыбкой покачала она головой. – Она сама говорит, что у нее работа собачья! – Немного подумав, девушка немного покраснела и заметила: – А ты со мной раньше даже не здоровался!
– Извиняться не буду! – сразу заявил я. – Потому что не помню, не виноват и вообще – загладил делами!
– Это верно! – одобрила Таня и призналась: – Такой ты лучше!
Закрепляя успех, порадовал девушку анекдотом про легендарного Вовочку – они в силу возраста ей заходят лучше всего – и прислушался к монологу, которым мама Наташа пичкала тетю Тоню.
– …Вот мы с Сережкой сами себе хозяева. Что хотим, то и делаем – ни перед кем не отчитываемся! Тебе, Тоня, Клару Цеткин почитать нужно, я тебе дам! «Экономически свободная женщина может быть сексуально свободной!» – нечаянно вогнала она Таню в краску цитатой. – А замуж… – вздохнула. – Поначалу жуть как хотелось, но теперь даже не представляю, что чужой человек с нами жить будет. А если он на Сережку орать будет? Или вообще руки распускать? Ну уж нет, сама родила, сама воспитала, сама в люди выведу! – гордо закончила она речь.
Вот она, мама Наташа – по-настоящему сильная и независимая!
– Страшно, – вздохнула тетя Тоня. – И комнату отберут, а он один черт в ней жить и останется! Ну смысл от такого развода, Наташа?
– Твоя жизнь, Тонь, – наделила ее мама правом выбора. – Но, если решишься, знай – я помогу, чем смогу!
Наживка заброшена, будем ждать поклевки.
По случаю субботы у комиссионки тусовалась очередь. Я расстроился – стоять нам здесь до самого вечера. К счастью, когда я после выписки решил, что никакого «блата» нам не светит, оказался не совсем прав, потому что мама целеустремленно провела нас за здание и постучала в черный ход.
– Я от Фила! – шепнула она открывшей дверь женщине в советском офисном наряде и что-то сунула той в руку.
«Что-то», ха!
– Проходите! Таким гостям мы всегда рады! – расплылась женщина и по темному коридору провела нас в «закрома», где пояснила: – Это все новое, в зал пока не выставили. Вовремя вы пришли!
«Новое», видимо, следовало понимать как «недавно принесли», потому что «секондовское» происхождение некоторых экземпляров прямо-таки читалось. Не лохмотья, конечно, – их в комиссионки не принимают, а нормальное, аккуратно носимое б/у.
– Нам бы ботиночки, – указала мама на нас с Таней.
– Есть! – обрадовала женщина. – Вот тут! – И она подвела нас к здоровенному ящику с обувью. – Все для школьников.
– Как тебе? – спросила мама, демонстрируя черные тупоносые туфли на шнурках. – Чехословацкие!
– Нормально вроде, – пожал плечами наслаждающийся давным-давно забытыми ощущениями формата «мама ведет тебя на рынок» я.
– Примерь-ка! – отдала команду родительница.
Примерил.
– На полгода должно хватить, – прикинул объем оставшегося свободного пространства.
– Я не то спрашивала! – с улыбкой пожурила меня мама. – Я спрашивала: как тебе?
– Ценник бы узнать сначала! – направил я ее на путь истинный.
– Сорок рублей! – огласила стоимость работница комиссионки.
– Не нравятся! – притворно цокнул я языком. – Вот тут, смотри… – снял ботинок и попытался согнуть его на девяносто градусов.
– Тридцать! – не выдержала такого надругательства продавщица.
– Теперь нравятся! – улыбнулся я маме.
– Берем! – решила та.
Параллельно Тане выбрали черные туфельки той же страны-производителя, но за двадцать пять – из-за маленькой царапинки на носке.
Далее мне подобрали две пары брюк – черные и серые, производства Болгарии. Цена за обе пары – пятьдесят восемь рублей. Потребуется немного их доработать, но маму это не пугает. Тане купили чехословацкую же юбку под школьную форму, две пары колготок, клетчатое пальто…
– Ну-ка иди сюда! – позвала тетя Тоня залипшую в проигрыватели дочь и показала ей фиолетовый комплект нижнего белья.
Быстро отвернувшись, сделал вид, что туплю на пишущую машинку марки «Москва», но успел заметить, как Таня густо залилась краской. Милаха! А бельишко хорошее, симпатичное, я бы через годика два такое с нее снял. Мое внимание к машинке мама сочла толстым намеком, поэтому, пересчитав деньги после покупки дамских босоножек за тридцать пять рублей и осенней куртки мне за двадцать пять – тоже немножко покоцанная, но мама поправит, – решительно кивнула на «Москву»:
– Хорошо работает?
– Да, можете проверить, – предложила продавщица, воткнув в машинку лист бумаги.
«ГОВОРИМ ЛЕНИН – ПОДРАЗУМЕВАЕМ ПАРТИЯ!» – набил я тестовый текст. Мама фыркнула и взяла дело в свои руки, отпечатав все литеры в двух видах – прописной и строчной.
– А почему тут буквы «Ё» нету? – спросил я.
– Потому что с буквой «ё» в три раза дороже, – нейтрально ответила продавщица.
– Каждый русский человек носит букву «ё» в своем сердце, значит, на клавиатуре иметь ее не обязательно! – сразу же заявил я маме.
– Если хочешь «ё», будет тебе «ё»! – щедро предложила она. – Лучше дома сиди, книжки сочиняй, чем не пойми где шляться!
Ох уж эти мамы – не сильно-то я и шляюсь.
– Не, эту покупаем! На курорт возьмем! – приподняв машинку – тяжеловата, но я осилю, – придумал план.
– Возьмем! – решила мама и рассчиталась.
К этому моменту семья соседей потратила все деньги, поэтому мы поблагодарили тетеньку-связную и, довольные, с обновками покинули советский ломбард. Я пер машинку – в деревянном футляре ее вес увеличился килограмм до семи, но нагружать маму прямо совестно. Обошлась, к моему удивлению, всего в полторы сотни рублей – я думал, машинки от косаря и выше стоят.
– Ну все, Сережка, ты теперь прямо настоящий писатель! – умилялась по пути к универмагу – нам нужно в канцтовары – тетя Тоня. – Только ты со сказками не торопись, ты лучше про войну напиши! Вот поговори с дедом Лешей и напиши, тебя сразу и напечатают!
А мысль-то неплохая! Дед Леша про войну рассказывает коротко, неохотно и, как я подозреваю, общеизвестные полуправдивые байки (потому что три четверти их я могу рассказать по памяти и сам), но оно мне и не надо – книг в голове немеряно! Вот в санатории и займусь. Там же найдется ветеран-другой? Зачем такой санаторий, если туда фронтовиков не возят?
– Это ты хорошо придумала! – похвалила соседку мама. – Про войну сколько ни пиши, все равно мало будет. Ты подумай, Сережка, глядишь, и сработает!
– Подумаю! – пообещал я. – Спасибо за дельный совет, теть Тонь!
– Книжка с автографом с тебя! – подмигнула она подбитым, старательно замазанным пудрой глазом.
В канцтоварах набрали копирки, папиросной бумаги и пару запасных лент для «Москвы». Все еще не ощущаю дефицита! Помимо этого, закупили на нас с Таней тетрадок, карандашей и перьевые авторучки (жутко неюзабельное дерьмо, как по мне, но придется привыкать, шариковых пока не завезли).
– Ой, Наташка, удружила так удружила! – благодарила маму соседка по пути домой. – Будет теперь моя куколкой ходить!
– Сама заработала, сама ходить и будет! – подмигнула мама девочке Тане.
Та покраснела и приняла гордый-прегордый вид.
* * *В Кисловодск самолеты не летают, поэтому прибыли мы в курортный город Минеральные Воды. Добравшись до привокзальной площади, перекусили чебуреком. До места не добрались, но вид уже отличный – кругом покрытые деревьями горы, свежий даже по сравнению с нынешней Москвой воздух и теплое, но нежаркое августовское солнце.
Мимо занятого нами дощатого столика прошла компания смуглых аборигенов – они наградили наряженную в красное клетчатое платье, шейный платочек и шляпку маму коллективным «вах!»’ом. Родительница гордо не обратила внимания, но было видно, что ей приятно.
Подавив откуда-то вылезшую детскую ревность, отвесил маме комплимент:
– Ты у меня очень красивая и молодая!
Мама порозовела:
– Чего это ты?
– И, будучи красивой и молодой, имеешь право на личную жизнь. Если ты кого-нибудь встретишь, я не против ночевать в санатории один какое-то время.
– Этих «встречать», что ли? – фыркнула мама, кивнув на скрывающуюся за углом компашку.
– А если вдруг найдется хороший мужчина, я буду совсем не против, если ты выйдешь за него замуж, в дальнейшем подарив мне братика или сестренку.
– Я запомню! – улыбнулась мама.
А чего это так вымученно? И что это за тоска в глазках?
– Я у тебя – первый и останусь единственным? – прямо в лоб спросил я.
Мама выскочила из-за стола и кинулась меня обнимать:
– Ну и что, что единственный? Единственный – значит неповторимый! Я тебя никогда ни на какого мужика не променяю, Сережка!
Понимаю – все-таки очень рано меня родила. Жалко Наташу.
– Но погулять я все-таки схожу! – шепнула она мне на ухо.
– Обязательно сходи! – выдал ей сыновний наказ.
Доев чебуреки, погрузились в автобус и спустя полтора часа очень приятного вида за окном прибыли на Кисловодский автовокзал. Вечерело, поэтому на улицах прибавилось народу, и летящие в спину маме «вахи» и их разноэтнические аналоги начали поступать бесперебойно.