Во дворе, несмотря на поздний час, было много разного инструмента. Тут и сям сновали маленькие там-тамчики, постукивая что-то невнятное. Я, не останавливаясь, вышел из двора и не спеша побрёл в конец квартала.
– Доброго здоровьица, Василий, – вывел меня из раздумий чей-то голос.
Я обернулся. Рядом стояла Арфа Васильевна, учительница сына.
– И вам, тоже, его же, – попытался пошутить я.
– Как восхитительно, что я встретила именно Вас. У меня есть к Вам разговор, – мелодично мурлыкала она.
– Что-то Никанор натворил в школе? – поинтересовался я.
– Да, – твердо сказала она. – Вы, я вижу, куда-то шли?
– Именно, и очень спешил при этом, – желая убежать от этой противной тётки, проговорил я. – Да и поздно уже.
– И куда вы спешите? – не унималась она.
– В булочную, боюсь, закроется.
– Булочная – это святое. Спешите, осталось пять минут.
Я с облегчением побежал дальше. Пересёк улицу. И столкнулся с Виолончелью Петровной.
– З-з-з-з-д-драси, – вырвалось у меня нечленораздельное приветствие.
– Доброй ночи, Василий, – мурлыкнула та. – Как поживаете?
– Да вот, поживаю пока.
«Да что это со мной?!» – подумал я. Она так решит, что я слабоумный.
Не прощаясь, она пошла вниз по улице, крутя бёдрами.
– Эх! – вырвался у меня сдавленный стон.
Она обернулась.
– Вы что-то сказали? – Её взгляд ошеломлял и повергал в пучину мыслей и фантазий.
И я ничего не сказал. Она усмехнулась и пошла по своим делам.
Вот кретин, подходя к булочной, думал я. Когда представится ещё случай. А вот и булочная. Я быстро открыл дверь. Вошёл. Очереди не было. Я приблизился к кассе.
– Что Вам, молодой человек? – не глядя на меня, сказал кассир, пожилой саксофон.
– Булку, – ответил я.
– Булку? Какую? – Его взгляд поднялся на меня.
– Обычную.
– Ну, вот, хоть один нормальный попался, – заворчал он. – А то ходят. То им свежую, то с маком, то с повидлом. Достали уже. Я устал их уже посылать к Саксофоновой матери, в оркестровую яму.
Он встал. Достал из-под прилавка две булки и протянул мне.
– Но я просил одну, – удивился я.
– Бери, бери, не спорь, – улыбнулся он. – Одна от заведения. Подарок.
Я заплатил. Положил покупку в пакет и вышел.
На улице шёл дождь.
– Добрый вечер, – поприветствовал меня дождь.
– Добрый, – ответил я и направился домой.
По дороге я думал о том, как же запутаны жизненные пути. Как клубок ниток. То она свёрнута в клубок, то бежит вьющейся ниткой, норовя всё время куда-то свернуть, то так запутается, что нет никаких сил, не то что распутывать, а даже и смотреть в её сторону.
Я вошёл во двор. К моему удивлению, он был абсолютно пуст. То есть совсем. Во дворе не было ничего, даже травы. Просто пусто.
– Тихо, – сказал я себе под нос. – Наверно, все спать пошли. И трава тоже.
Юркнул в приоткрытую дверь подъезда, вызвал лифт. Посмотрел на руку, которой вдавил кнопку в стене.
– Вся заросла, нужно побриться, – подумал я. – Сегодня уже поздно. Зайду завтра в цирюльню.
Открылась дверь. Я сел в кресло, включил телевизор и начал смотреть новости.
– С сегодняшнего дня открылась выставка, посвященная современному искусству витания в облаках. Наш корреспондент побывал на открытии и сообщил, что присутствовали все высокопоставленные чиновники и их жёны. Также он отметил фуршет, на котором подавали блюда из отменной норвежской сельди. На этом наш выпуск подошёл к концу. Далее прогноз погоды.
Я встал, выключил телевизор и вышел из лифта. Приблизился к двери. Залез лапой в карман, нащупал мелочь.
– Где же ключи? – вслух произнёс я. – Наверно, оставил в магазине, когда за булку платил.
Я поскрёб лапой по двери. Открыла жена.
– Ключи забыл? – ласково мяукнула. – Булку хоть взял?
– Мяу, – ответил я.
– Господи, приснится же такое, – подумал кот Васька, пробуждаясь от сна.
Он медленно, по-кошачьи, потянулся. Спрыгнул со стиральной машины и подошел к миске с водой.
– Что за бред сейчас был? Инструменты, булки, Арфа Васильевна? – думал кот. – Ну, точно корм палёный. Нужно Мурку предупредить, чтоб не ела эту гадость.
Он посмотрел на Мурку. Та дергала всеми лапками, хвостиком, ушками. Она спала.
