Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков. Том 1

Часть 1 Донской хронограф 1380 – 1577 г.

Казаки хутора Средне Митякинского. Слева сидит Беляев Яков Акимович. Фото из домашнего архива автора книги.

Первое упоминание о донских казаках в российской истории мы находим в 14 веке, в « Русской летописи по Никоновскому списку 7, с 338 рукописные ряды», записанное архимандритом Антонием. В нём говориться, что донские казаки из городков Сиротин и Гребни, узнав, что князь Дмитрий Донской собирает войска борьбы с татарами, поспешили ему на помощь и поднесли на кануне Куликовской битвы священные дары: икону —хоругвь Донской Богородицы и образ Богородицы Гребенской: « того ради последи прославился образ Пресвятые Богородицы Донской, зане к Великому Князю Дмитрию Ивановичу Донские казаки, уведавши о пришествии в Междуречии Дона и Непрядвы, вскоре в помощь благословенному Великому Князю и всему православному воинству на побежденье нечестивых агарян вручили».

В связи с этим возникает вопрос, кем собственно были донские казаки: потомками скифо-сармат, тюрками или может быть русскими беглецами? Этот спор длиться довольно давно и на взгляд автора, ни одна из этих сторон не права в своих выводах, но с другой стороны, все они, по своему, правы. Противоречие этих двух утверждений лишь кажущееся.

Донское казачество, как и любой другой этнос или субэтнос, произошло в результате слияния нескольких этнических групп или их осколков, выделившихся в процессе исторического развития так называемых конквисий и консорций. В консорциях люди связаны общностью судьбы: секты, политические и прочие группировки. В конквисиях группы людей объединены однохарактерным бытом и семейными связями. Всё это означает, что в основе донского казачества, лежат отдельные группы торков и берендеев, известных под общим названием чёрных клобуков. Отождествляемых Карамзиным с казаками: « столько обстоятельств вместе заставляют думать, что торки и берендеи, называемые черкасами, назывались казаками.» К ним присоединились уцелевшие семьи и кланы скифо-сармат, хазар, половцев, часть монголов христиан и кавказских горцев. Всю эту разноликую и разноязыкую общность, связанную общностью жизни сцементировали православные славяне, как остатки жителей Тьмутораканского княжества и Белой Вежи, так и искатели удачи: бродники, зверовщики, рыболовы, новгородские и вятские повольники.

Кроме того на Дон и его притоки, впоследствии устремились русские служилые люди: дворяне дети боярские и даже мелкопоместные князья, не довольные своим положением в Московской Руси. Позже на Дон устремились посадские люди, не тягловые безземельные крестьяне и беглые крепостные крестьяне, в поисках вольной жизни и лучшей доли. Да и в самой России 15—16 веков, не тягловые, безземельные крестьяне именовались казаками: «Во первых, мы видим, что заселителями земель можно было всегда найти таких людей, не имеющих собственной земли, собственного хозяйства и долженствующих потому кормиться работаю на чужих землях, при чужих хозяйствах, при чужих хозяйствах, при чужих промыслах, а также бездомные люди назывались у нас казаками». «Соловьёв С. М. История России» Это подтверждается «Уставной Грамотой» великого князя Василия Тёмного к крестьянам Моревской слободы: «Платити им дрова и хоромной лес реками, и им казаком их мыта и явки не давати» Впрочем, эти казаки ничего общего с донскими не имели, за исключением своего названия и вольной жизни.

Второе упоминание казаков в русской истории, собственно как воинских людей, относится к 1444 г., когда татарский царевич Мустафа вторгся в Рязанское княжество и занялся грабежами разорением волостей. Взяв добычу, он хотел уйти в Золотую Орду, как вдруг выпал глубокий снег и ударили лютые морозы. Мустафа повернул коней к Перяславлю Рязанскому, где потребовал от горожан убежища от морозов. Перяславльцы, устрашённые грозным врагом, не посмели отказать татарам и впустили их в город без боя. Узнав об этом, великий князь московский Василий Тёмный, послал против грабителей князя Оболенского с московской дружиной и мордвой. Мустафа, опасаясь восстания перяславльцев, вывел своё войско из города и встал в десяти верстах от него, на берегу реки Листани, где и был атакован с одной стороны конницей и пехотой Московской дружины, а с другой стороны казаками рязанскими и мордвой на лыжах. Началось сражение, в котором, по словам Карамзина «Никогда татары не изъявляли превосходнейшего мужества, одушевлённые словами и примером начальника резались как иступлённые, но русская дружина и казаки одержали верх: «истребив врагов, и победители к чести своей завидовали славе побеждённых».

В 1468 г. Впервые упоминаются казаки московские. Так великий князь Иван 3 повелел своим воеводам, Руно Московскому и Ивану Звенцу-Устюжанскому идти против казанских татар на Каму взяв с собою дружину детей боярских и казаков. Казаков возглавлял атаман Иван Руда, ранее отличившийся при взятии одного из татарских городков, ворвавшись со своими казаками первым. Соединившись в Вятской земле, под Котельничем они шли берегом Вятки, черемисской землёй и далее по Каме, до татарского перевоза, предавая огню и мечу татарские улусы и селения. Татары привычные к набегам и грабежам, растерялись, и не смогли организовать, сколь нибудь сильного отпора. Перехватив в одном месте 200 вооружённых казанцев, русские воеводы, не желая себя бесчестить атакой всех полков столь малочисленного неприятеля, вызвали равное им число охотников, среди которых были и казаки атамана Руды. Охотники без труда разгромили татар, взяв в плен двух мурз. Впоследствии атаман попал в опалу за своевольство.

В середине 15 века, в иностранных источниках упоминаются казаки явно не тюркско-татарского происхождения. Так в уставе генуэзских колоний от 1449 г. на Черном море, говориться о казаках, нападающих на татар и угоняющих их скот. Венецианский купец Барбаро, живший в 1436—1452 г. в Крыму и в России, писал: «В городах Приазовья и Азове жил народ, называющийся казаки, исповедовавший христианскую веру и говоривший на русско-татарском языке». Далее в его записках говорилось, что они имели выборных представителей.

В 1447 г. хан Занибек жаловался в Москву на казачьи разбои в « Поле» великому князю Ивану 3. На что тот дипломатично отвечал, что казаки, промышлявшие в « Поле» являются не его подданными, а бездомными удальцами разных народов промышлявших разбоем да воровством. Фактически эта и последующая переписка московских царей и татарских ханов, является ещё одним доказательством того что в «Поле», а значит и на Дону, в это время, через 97 лет после Куликовского побоища, православное казачество не перевелось, а продолжило своё существование. Конечно, это косвенный факт и его можно было бы не принимать во внимание, если бы он не подтверждался грамотой московского князя Ивана 3 направленной в 1502 г. Рязанской княгине Агрипине, еще пользовавшейся номинальной независимостью. В ней запрещалось давать иностранным посольствам большое количество городовых казаков в качестве сопровождающих через «Поле», а также ходить казакам в «Поле» на поиск.

Так послу кафинского султана Алакозова, возвращавшегося в 1502 г. из Москвы через Дон, разрешалось взять только 10 рязанских казаков знавших дорогу. Делалось это из-за массовых уходов городового казачества к вольным донским казакам и совместного грабежа татарских и ногайских улусов. Это соображение подтверждается следующими строками великокняжеской грамоты: «Лучшим людям ходить в провожатые, потому что бояре и дети боярские и сельские люди служилые должны быть в его службе; а торговым людям, как лучшим так и средним, и чёрным отнюдь не дозволяла бы отправляться с посольством сверх того, всем подтвердила бы накрепко, чтоб на Дон не ходили; ослушников возвращать и казнить, а если у ушедшего останутся на подворье жена и дети, и их казнить. Если же она Агрипина, этого делать не будет, то велела бы ему казнить и продавать».

С другой стороны, московские князья отправляли свои посольства под сильной охраной казачьих станиц, опасаясь за их безопасность. Так послу Морозову, следующему в Константинополь, даны следующие инструкции: «Посланы с Иваном Морозовым казаки рязанцы десять станиц, и список ему дан именной, где кого из них оставить, в Азове четыре станицы, в Кафе-четыре станицы, в Царьгород с собою взять две станицы, которых казаков оставить в Азове и Кафе, и ему тем казакам приказать: если крымский царь захочет идти на великого князя Украину, то станица ехала бы к великому князю, а другие оставались бы и ждали новых вестей, и какие ещё вести будут, ехали бы к великому князю по станицам же, чтоб великий князь без вестей не был. «Использовать для этих целей дворян и детей боярских, не подготовленных для выживания в донских степях было нельзя.

Однако казаки активно действовали не только на суше, но и на море. Так в 1482 г., впервые упоминается морской казачий поход. Казаки, подойдя судами портовому турецкому городу Килесерджику, взяли его приступом и разграбили. Однако какие это были казаки не ясно, азовские, донские, или какие либо другие. И судя по всему, это был отнюдь не первый казачий поход к турецким берегам.

Тем временем от крымского хана вновь пошли жалобы на казаков. Так в 1503 г. Хан Менгли Гирей жаловался на то, что киевские и черкасские казаки ограбили турецких послов. А в 1504 г., он же просил отпустить турецких послов «на зиме… коли казаки не ездят и дорога чиста», то есть отпустить в Крым зимой, когда набеги прекращаются. На следующий год, хан вновь писал, что «от казаков страх в поле».

Однако в середине-конце 15 века донское казачество только вступило в фазу подъёма, и было ещё слишком слабо и малочисленно, чтобы вступить в борьбу за Дон. Укреплённые казачьи городки в дремучих лесах верховьев Дона, Медведицы и Хопра становились центром притяжения для беглых русских людей, недовольных жёсткой политикой московских князей, объединявших Россию. Ещё в 1458—1459 г. отец Ивана 3, Василий Тёмный, покорил вятский край, но ограничился лишь данью с этой северной земли и правом распоряжаться её военной дружиной. Однако через 30 лет вятчане взбунтовались и в 1488 г. и изгнали московского наместника. В ответ на это «воровство», Иван 3 отправил на усмирение непокорных многотысячную рать воеводы Юрия Шестка-Кутузова, для обеспечения тылов русских дружин, ушедших походом на Казань. Но ловкие вятчане сумели оправдаться в глазах воеводы, и тот с миром ушёл в Москву.

Однако такое положение вещей не устраивало великого князя, и он вновь отправляет 60 тыс. рать с воеводами: князем Д. Шеиным и боярином Морозовым. Обложив Хлынов, царские воеводы потребовали от населения крестного целования и выдали бунтовщиков. Вятчане устрашённые числом московских ратей уступили, и в результате, по словам Карамзина воеводы «вывели оттуда всех нарочитых земских людей, граждан, купцов с жёнами и детьми в Москву. „Князь поселил земских людей в Боровске и Кременце, купцов в Дмитрове“. Но часть вятчан – пассионариев, храбрых повольников, с жёнами и детьми ушли на Волгу и Дон, где они не раз уже были с набегами эти русские витязи, чьи « лёгкие вооружённые суда их непрестанно носились по Волге и Каме». В этом же 1488 г. В московские пределы были переведены 7000 семей непокорных новгородцев. В следующем 1489 г., ещё тысяча «голов» получила поместья в Московском, Муромском, Владимирском и других уездах. Десятки и сотни, насильственно сорванных с насиженных мест новгородцев, также ударились в бега: на Дон и в «поле», где они нашли прибежище у казаков, что вызвало новый пассионарный толчок и великокняжеский гнев на ослушников.

Новгородские поселения на Волге 15—16 века в районе г. Камышин были обнаружены археологами. Ещё с 12—13 века буйные ватаги повольников и ушкуйников возглавлялись «ватманами», К 15 веку это слово трансформировалось в «атамана». Даже произведя беглый лингвистический анализ новгородско-вятского диалекта с донским, мы найдём множество слов характерных только для данных регионов. Так, например, чистые озёра, как на Дону, так и на новгородчине назывались ильменями, изморозь на стёклах и иней – вишерой. Общими для Новгорода и Дона являются такие слова как: фуфайка, панафида, трухмал, анагдысь, твиток, сиверка, и другие. Дон как и Новгород знал древнерусский эпос-былины о Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Михайле Потыке, Казарине, тогда как в Московии и Малороссии он был практически забыт.

Кроме того, в качестве параллелей между Доном и Новгород-Вятским регионом можно привести исследования академика Ознобишина. В частности его работу: «К вопросу о происхождении донских казаков». Так как это издание дореволюционное, и малодоступное современному читателю, позволю себе указать несколько таких параллелей:

1.Духовные дела их решались гражданским вечевым судом или Кругом.

2.Священники также выбирались на вече или в Кругу.

3. Выходя замуж, женщина, кроме получения родительского благословления, должна была публично говорить на вече или в Кругу, люб ей жених или не люб. Женитьба помимо воли не допускалась.

4. Как у донцов, так и у новгородцев с вятчанами, существовал обычай свободного развода, можно было жениться и выходить замуж до пяти раз.

5. Лица, осуждённые за церковные преступления, сажались на цепь.

6.И там и там, особо был почитаем св. Николай и в день св. Николая и Козьмы, вместо воды освящались вино и водка.

7. Вдовые священники могли свободно совершать богослужения по найму и переходить из прихода в приход.

Всё это говорит о несомненной связи Дона с Великим Новгородом и Вятским краем. Именно новгородско-вятские повольники, бурным потоком влившиеся в уже существующее донское казачество, стеснённое со всех сторон татарами и нагаями, вдохнули в него новую жизнь. Сотни отборных бойцов, закалённых невзгодами сурового севера, пополнили казачьи городки. И уже через два поколения донские казаки начали стремительно вытеснять из Подонья казаков-тюрок: татар и нагаев.

Но только ли гнев на воров и ослушников вятчан и новгородцев являлся причиной столь негативного отношения великого князя московского, к бежавшим в Поле и на Дон? Ведь и в последующие годы, особенно при внуке Ивана 3, Иване Грозном, на Дон и другие запольные реки бежали не только городовые казаки и лихая вольница, но и служилые люди: дворяне, дети боярские, да и князья. Примеров тому огромное количество. Приведу лишь несколько имён донских атаманов выходцев из служивого и княжеского сословия России. Это князья: Друцкий и Трубецкой, князь Чертенсктй, известный на Дону как Смага Чершенский, дворяне: Безобразов и Воейков; дети боярские: Голохвастов и Пахомов и множество других. А между тем Иван Грозный известный своей жестокостью, подозрительностью и злопамятностью, не только не карал их, но и прощал им все их вины и преступления, жаловал деньгами и поместьями. В чём же секрет столь рознящегося отношения московских государей к казачеству?

Для ответа на этот вопрос заглянем в «Историю Государства Российского» Карамзина, или в труды В. Соловьёва. С 1490 г. Началось сближение России с Крымским ханством и Османской империей. Войны с Литвой, Польшей и Ливонией оттягивали все ресурсы государства на запад, оставляя без защиты южные и юго-западные границы государства, где господствовали крымские татары, турки и хиреющая, но ещё страшная для Руси Золотая Орда. Золотоордынские ханы стремились покорить и подчинить своей воле крымских татар, которые в этой борьбе искали поддержки у усиливающейся Москвы. В свою очередь Иван 3 и его потомки постоянно призывали крымцов громить Польшу и Литву, и всячески отвращали от набегов на свои земли, сталкивая их с ордынскими татарами. Эта политика давала, свои плоды.

Крымские татары то и дело громили казанские и астраханские улусы. В сражении с ними погиб сын хана Золотой Орды Ахмата-Едигей. Крымский хан Менгли-Гирей опустошает Литву и Польшу, рассеивает орды Шиг-Ахмета. Ко всему этому, Москва успешно вела интенсивную торговлю с Азовом и Кафой. Казаки же, совершавшие набеги на крымцов, азовцев, и союзных с ними нагаев, были подобны бельму на глазу Ивана 3. Который не видел выгод от зарождавшегося донского казачества и всячески преследовал и притеснял казаков, которые находясь в полной изоляции, не только сумели выжить, но и вскоре стали бичом божьим для татар и турок.

Между тем в 1491 г., в русских летописях впервые упоминаются казаки мещерские, позже, в 16 веке, становятся известны казаки путивльские, северские, соловецкие. В княжение Василия 3, на границе литовской упоминаются казаки смоленские. Польский король Сигизмунд не раз жаловался великому князю, что они не раз нападали на польско-литовские владения. Но кроме донских казаков в Поле бесчинствовали казаки мусульмане. Так в 1499 г. Ордынские казаки вторглись в русские владения, и подошли к Козельску, где ограбили село Олешню, но были разбиты перемышльским и одоевским князьями. Часть казаков была взята в плен и отправлена в Москву: «В лето 7008 (1499) придоша татарове ордынские казаки и азовские под Козельск и взяша сельцо Олешню, и князь Иван перемышльский и Одоевские князи их побиша, а иных изымаша и приведоша в Москву». На следующий 1500 г. 250 азовских и 500 ордынских казаков под командой Улу Черкаса и Карабая, соединившись, разбойничали в воронежских степях: напали на русское посольство князя Кубенского, ехавшего в Крым на переговоры с ханом. Боясь, что посольские бумаги попадут в руки воровских казаков, князь выбросил их в реку.

Но посольству, всё же удалось отбиться от нападавших, и добраться до владений крымского хана. Другому послу, князю Фёдору Ромодановскому повезло меньше. Его не только ограбили, но и взяли в плен, продав в Кафу, откуда он был выкуплен великим князем. Прибывший в Крым князь Кубенский жаловался хану Менгли Гирею на разбои азовских казаков. Хан в свою очередь писал о том турецкому султану и кафинскому паше, прося удовлетворить обиды русского посла и его свиты.

В этом же 1500 г., согласно работе украинского историка Ивана Кипрякевича «Взгляд на историю Украины», появляется первое упоминание о запорожских казаках, чьи зимовники располагались за днепровскими порогами. Это замечание весьма важно для изучения донского казачества, ибо оно, на протяжении столетий, не раз пополнялось низовыми запорожскими черкасами, и к этому времени могли иметь зимовники на Дону. Но первый, исторически зафиксированный факт пребывания запорожцев на Дону, мы находим в грамоте польского короля Стефана Батория от 20 августа 1576 г. В ней подтверждались права и вольности «низового запорожского казачества», расширенные в 1516 г.. За низовыми казаками вновь были закреплены земли, лежащие вниз по Днепру и Бугу вплоть до лиманов: «як из виков бувало по Очаковские улуси, и в гору реки Богу (Буга) по речку Синюху. От самарских же земель, через степь, до самой реки Дону, где ещё за гетмана казацкого Предслава Лацкорунского казаки запорожские свои зимовники мевали (имели)». Следовательно, уже при втором казачьем гетмане, запорожские черкасы, если и не полностью владели низовьями Дона, то контролировали их.

Здесь следует отметить одну особенность формирования запорожского казачества. Польско-литовские короли жаловали пустующие запольные земли вольным людям, для их последующего заселения и переводили их в казачье сословие. В качестве примера можно привести королевскую грамоту выданную Науму Кобелю: «Имеет Наум право людей к себе звать на те места, не тяглых и не письменных, добрых и не ябедников, не воров и не разбойников, которые из городов и волостей выбиты».

1501 г. Посол великого князя, бывший в этом году в Крыму, доносил в Москву отпиской, что «сын турского (султана) магметсалтан кафинской сее весны посылал ратью людей своих на чекасы триста человек, да двести человек черкас (здесь скорее всего речь идёт о черкесах) с ними же ходили, которые у кафинского служат».