Тетради 2017 года
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Тетради 2017 года
«Испуг, в котором ты летишь…»
Испуг, в котором ты летишь,живёшь, в который уже раз —ты стал испугом – говоришь —ты сам, непрочный в себе, лаз.О, комната, которой тыбыл извлечён на свой испуг,на свет, который – как дитя —свернулся у себя во рту,как кровь медовая пчелыи яблоня, которой нет —но так прекрасно шелеститво мне её небытие,чья речь – прекрасная дыра,что собирает на свету,метлой испуг вокруг себя,когда по воздуху иду.(01/2017)«Мы держали шар, как клевер…»
Мы держали шар, как клеверснега, тающий в губах,что расправится, как веерв сжатых выдохом жуках,что – прозрачны и невинны —говорят шарам полётиз прозрачного пространства,где безвестный оживётсамолётик – старый, старый,из бумаги и любви —звук и ветер над полями,что обёрнуты в снежки.Держит на руке создательсад бегущий, чьи шаги,держат в свете тело наше, как мы —смятый в свет, снежки.(30/01/2017)«Где просыпаешься ты, уменьшаясь в размерах? …»
Где просыпаешься ты, уменьшаясь в размерах? —словно просыпался в сторону снаи там смог остатьсябольшею частью своей – так иные деревьяв камень и смерть прорастаютзамедленным счастьем:Иначе – дерево в оба растёт расстояньяв чашу и воды, которыельются из чащиэтой подземной, где лестница свита в подлесоксклеена света слюнойс отражением – дальшедольше, чем звук, на лету удлиняется словов смыслы и вещи, как сон —это часть пробужденья.Шар изнутри всегда больше небесного шара,если твоя асфиксия —это ломтик рожденья.(29—30/01/2017)«В чём разница, осколок, мне скажи…»
В чём разница, осколок, мне скажикогда ты на руке моей лежишькак будто я свит в продолжение твоё,и крутится во тьме веретеноиз перьев, звука, вещества и лиц,чья пряжа в отражении лежитворует воркование у днакоторым, как бессмыслицей, полна.…И выговаривая, как осколок, речь —в неё, как в смерть, я успеваю лечь.(01/2017)«Грач становится языком…»
Грач становится языкомгорьким и краснымболезни глотком,царапиной на сосульки окне.Грач состоит из корнейрусского устного,дворников итени того, кто рядом стоитплачет иначе, чем снег налегкеидущий в запасном полке.Птица не грач,чья изнанка – полёт?кто его белый бесстрашный пилот?кто сохранит в этот зимний хребетдерева – голос, вернувшийся в свет.Грач, как верёвочка,свитый в мотоксвет, что им собран и брошен в лотокв неба коробку, где вся высотаэто болезнь, смысл и изморозь рта.(30/01/2017)«Тело – завиток, возможно – линза…»
Тело – завиток, возможно – линзаголоса, что смотрит сквозь меня —так сгорает темнота, как сердце,как водицы перезвон у дна.Стукнет капля по ребру снаружи —ливень изнутри пойдёт насквозь,как сквозняк, которым ты нарушен,потому что прошлое сбылосьв донышке глазном у этой стаичто таится в снежном у окнаумолчанье – и двоится рамой —вставленной, как будто взгляд – стена.(30/01/2017)«Лиса бежит лисой косы – в лесу …»
Лиса бежит лисой косы – в лесу —косцы ступают мягко на лису —вернее тень, что – сбитая травой —лежит среди среды и февраля:она, возможно, стала бы норойно не успела – яблоком леглана свет, который – вес свой ощутив —в тропе косца лисой теперь бежит —и кровь на пальцах у тропы, когда,как яблоко, вокруг растёт трава.(2017)«Хвастунья, кошка, смерть моя…»
Хвастунья, кошка, смерть моя,отвёртка, что меня отсюдавыкручивает, каждый кругдлиннее адова, упругатвоя коричневая вязь,в походке впадин из прохожих:сначала выймет, а затемобратно вложитсвои прозрачные персты,звенящие в любой капели,как в ноше из моей любвии полой веры,где, как песочные часы,я, исполняемый тобою,твоим мурчанием вблизи,на звук настроен.Ты, исполняемая мной,как местность за кошачьим векомсужаешься до древа, чтоспит – в человека.(31/01/2017)«На лестничной площадке снова грохот …»
На лестничной площадке снова грохот —хотя ни лестницы, ни грохота здесь нет.Рисунок что себя собой рисует,как будто рассмотрел в нём что-то свет:Вот воздух, вот на нём ожила птица,проклюнув белый цвет, как скорлупу:вот Бог, вот ангел, скважина, больницавот я, что в эту скважину войду.(31/01/2017)«Дворники играют на арфах и летят…»
Дворники играют на арфах и летят,и на фирдоуси говорят.Джебраил – один, второй – феллах.Смотрит книга в них и всё опятьназывает заново – теперьарфы здесь играют на метлецифры, алгебру, попытку проигратьмир, который в рынок сей зажат.Книга проступает на лице,арфа на багровом языкеговорит: всё это можешь взять,кроме звука, что пробудит прах.(31/01/2017)«В полночь в самый тёмный час…»
В полночь в самый тёмный часнеба циркуль чертит ужешарики любви и пас-ангел отлетит, как ужас.Бела-бела-бела кровьснигиря – как обороти пароль от снега, гденебо в длинной высотене кончается никак,но качается в устахвремени в котором левсмотрит на меня, как выдохснигиря, и много птахон на небе этом выпасв эту полночь, в этот взрывв геометрию и в номер —словно прапорщик не спас,и лежит как ночь в картоне.(31/01/2017)«И вся причина пребыванья здесь …»
И вся причина пребыванья здесь —минута разговора, рейс в трамвае,где просьба передать билет обратно —почти воспоминание о раегде отрока три едут боковымиместами, и сиренью из окнаВсё смотрит на тебя, пока ты в силеи вся причина эта не ясна.(31/01/2017)«Синий порох снега, торопясь…»
Синий порох снега, торопясь,плавится в ладони – словно в выстрел —пузырится жёлтоглазый язьвоздуха февральского и в быстрыйотблеск человека на лице —будто след на порохе синицыостаётся речью вдалеке,если человек уже весь вышелв выдох свой, и в синем, там, лежит,спит и видит: порох, разгораясь,указует птицу на реке,там, где псиной речи не осталось.(1/02/2017)«О таинстве, о чуде, о окне…»
О таинстве, о чуде, о окне,о оканье, что молока поглубже,о феврале, о птице на окне,о речи, что нас видит много лучше,и о стыде, который настаёт,когда – не то что старишься, но дышишь,но говоришь, как исповедь себе,затем бинтуешь чем-то тёмно-рыжимпохожим на засушенную кровь,забытую в гербарии и в теле,о умиранье, что тебя родитуже на самом новом, новом свете.(02/2017)«Без названья тело вещи…»
Без названья тело вещивдруг покажется столь вещим,вдруг окажется глазкоми олеговым замком.Смотрит вещь в меня и дышит —видит будущее, слышит,говорит мне о своёмнепонятным языком.Кажется, что в этой вещи —реки, человеки, печи —всё что сказано другимтекстом, шрифтом мне чужим.И, возможно, постороннийтоже эту вещь уронитвдруг ожегшись об меняна той части бытия.Так вот вещь – ожог меж нами —плачет часто вечерамии частит, как добрый пёсчто названия не смогвыбрать и любую кличкупринимает, как свою,и несёт её отмычкув водяную конуру.(01/02/17)«будем стары …»
будем стары —это нормально как гул,что исчезает как дым от стаитабачныйили лес, или город,или поезд – что в ускладывает ход в себемногозначныйничего не останетсядаже листапрожжёного посередине —словномы попыталисьим удержать не своё– только птичье —слово(1/02/2017)«пробуждаешься ночью на реке Аа…»
пробуждаешься ночью на реке Аанад тобою мгла под тобою мглаи мерцает лодка где ты веслакрайхотя эти все краятоже кольца лодки и ночь шумитбудто дождь который светляками сшити звенит в их брюшках как река Аатам где человектолько часть угла(01/02/17)«Птица радуется пыли…»
Птица радуется пыли,набивающейся в рот —шарик крутится и голосптицу катит и несёт.Он – воздушный (шарик этот)пахнет псиной и дождём —птица крутится и ждёт,что её перевернёмна иную половину,где пластинка и иглазазвучат, но по другому —если смерть совсем прошла:шарик пыли будет небом,шарик глаза будет дном —птицу из бумаги имив голос птицы мы свернём.(2/02/2017)«с каждым днём ощущаешь…»
с каждым днём ощущаешькак скуден словарный запаси скудеет ещё – только голодоставлен от нас —голод слова и полостьколодец и лопасти, сема сомаи закрученный в волос языку самого днас каждым днём всё светлеев колодце и памяти жукотгрызает шаги голый голоди камер иных перестук(2/02/2017)«Язык замкнётся в языке…»
Язык замкнётся в языкезамка, доставшив нём немоты красивый мёдкоторый чащеблистает в снеге и – в сугробвливаясь – лошадь,сама есть снег, но след еёрастает позже,чем твой фонарик,что в руки таился коже,как светлячок ход пробурив.и – разворошен,как муравейник – человекиз сна достанетсвоё прозрачное лицо.Затем – отпрянет.(2/02/2017)Бегство
Бегство твоё было похоже на яблоко, что скатилосьпо ступеням росы, что рассыпали ромалы в сене —оставалось идти там, где дыхание билось белой мошкойнад дугой человека парящею как молоко над крынкой —запотело молчанье твоё – всё достижимо,всё приходит, встаёт как колокол медный над головою,качает шарик окна, как младенца птица,кушает отсутствие наше напополам с половою.там, где ты рай нащупываешь – как руслонаметив себе, голавль сбывается льдом с рекою,отражение подсекает тебя, как рыбак отраженьесвоё, и лицо его ловит воды последний глоток.Дальше – жажда, глухое жженье, ожог кислорода,что ест его изнутри, как яблоко воды воду,человек каждое своё движение, рыбак рыбу,пойманную собою.(02/02/2017)Половина
Половина человекаостаётся на землев его датах, в речи, в веках,перечисленных золенеотложным переводоми одышкою парнойоленят, идущих рядомс тем, что он здесь звал душой.Только после обернётсяполовина посмотреть,где вторая половина —так похожая на смерть,но увидит снизу кольцаиз прозрачных оленят,и заплачет в это небо,что назад не возвратят.(2017)Авиатор
Воздухоплаватель заходит в кабинет.Становится всё выше. Свет нарушен,как карта, на которую лёг путь,который Бог и рукава от шубы,где дирижабли света ночь сожгутв кострах отсутствия,в бездонном кислородепокажется, что карты неба ждутиз черепашьей белой круглой кожи,как будто срезы дерева, шуршати вырезают земли из под кожи,и шьют созвездия и птиц, как будто вожжиполёта их совсем ещё не ад.Табачный дым, облапивший – как карту —отсутствие простора и опор,держащих вес отсутствия, однаждыстановится дорогою в простор,окном что закрывает своей жабройпрогноз погоды, невозможность всюего – теперь невидимую – кожув полёта полушубок распахнуть.(03/02/2017)«Бродяга, колокольчик, часослов…»
Бродяга, колокольчик, часослов,что впитывает время с берегов,как губка, свет, пролитый на столе,берёт в не принадлежное себе:чужую речь, лежащую в тени,что колупает тень внутри стены,лёд, легший в свет, похожий на сверло,и птицы шар в игольчатое «ло»ландшафт – нанизывает, словно высоту,на каждую отдельную иглу.(4/10/2017)«Вот клюв огня, который мир склюёт…»
Вот клюв огня, который мир склюёт,на жёрдочке любой из человека.Кто дом построит, как свой оборот,затем его сотрёт? там память бегастановится то камнем, то столпом,что остановит, вынув, ночь из меха.Вот клюв окна – под ним лежит рекавот – за рекой проложенная – небалыжня, что омут сомий изрекла.Так спит воспоминание побега,возможность дважды воды обогнатьи плыть, как лодка, из реки побега —в подводном пузыре, внутри сома:как сема мира, Бога, просто семя.Затем – зима.(3—4/02/2017)«Снег начинается, пружиня…»
Снег начинается, пружиня,как звук вокруг своей оси —раскручивает полосатыйплод света, смятый до осывосьмёрки, где вода ужалит —пока ты слово соберёшь,затем забудешь. Себе жалоты вместо памяти возьмёшь,идя по снегу, став им больше,чем будет он когда-нибудьстелясь, как снег перед собою,который путь(04—05/02/2017)«Крестик бабочки в калитке …»
Крестик бабочки в калитке —рыбаря дверной глазок,приготовившийся к читкемеж последних своих строк.Бесконечная в полётебабочка, хитин отбрось —голенькой лети, как воздух,с тонким временем поврозь.Надорвав бумаги круглыйпочерк до мороза ииз себя рисуя стужу, ужас,радость и круги.(04/02/2017)«требуется зверь…»
требуется зверьпохожий на трубкупробковую, на лункув которой варится небопостная каша, невнятная речь нашаи этот январь-февраль одна из ипостасей календарякоторый ипостась временикоторое ипостась вечностикоторая часть невероятного Богапохожего на лунку и трубкуа ещё на подвешенную – без всякой опоры – дорогу(04/02/2017)«Сдиравший землю самолёт…»
Сдиравший землю самолётлетит за гладкою стеною —её касается спиноюшершавою, как стрекоза.О, горькая земля, солёнытвои глаза,когда, раскрывшись человеку,синеет плоть снеговика —округлая в своём ознобе,как тчк.(04/02/2017)Двоение
То отражение, что держишь ты,пытаясь его – словно бег – упуститьв кадры, застывшего вдоль, кино —остаётся тобой всё равно.Скажем: ты говоришь, что онопроговорило тебя – вернои первое и второе, илився соль здесь в шиле,в нитке, за шилом лежащей исвязующей края вашей пустоты —твоей и того, второго —совсем другого.Так каждый раз повторяешь речь,которую он так хотел сберечьв молчанье своём – за которым грайчто изрекайты, как будто не одинок,а ломоть из стаи тех сорок —срок бы закончился прежде, чем померты – и в том был номер,что оставался бы лишь одинкогда ты таял весной средь льдин,в которых земля притворилась хлебоми – где он не былпока что ты отпускал синицлакать его все сто сорок лиц,а он тебя охранял от смертикак пёс от цепи.(5/02/2017)«Небо не огромно, но округло…»
Небо не огромно, но округло,словно почерк из начала векапрошлого или зрачок испугачеловека что теперь без теладребезжит, как старая дрезинапосреди разомкнутой дороги,где мир продолжается, как циркульголоса случайного сороки —и конёк её любой фигурывоздух чертит и /порезан в клочья/человек лежит как мнимый выходв пилотажи неба, где всё точно.Смотрит вниз безбрежная сорока —приняла как будто на причалетри стакана водки или звука,чтобы, как Чкалова, качали.(06/02/2017)«Как пауза в своём дыханье…»
Как пауза в своём дыханьеидёт по свету человек,в акробатическом молчаньеприняв себя за эту смерть,за сад, который в птице кружит,за кружку чая на столе,за речь которой он был нужен,а после выброшен за дверь.Он – спица колеса седьмая,прохладный ворох между птиц,что снится сам себе от края —до кожи смёрзшихся – страниц,и сам себя теперь читаетнеграмотной воде, чей лимбего красиво обнимает,почти что языком живым.(02/2017)«Звук – это корень, за которым…»
Алексею Александрову
Звук – это корень, за которымиз неба тянется душа,склонившись над комочком грязи,в него синицами дыша,крошит по свету хлеб и камнимуку и муку не свою —в нечеловеческую эту,как математика, тюрьму.Однажды корень извлечённыйсоединится с буквой, окоторой слышал лишь как будто,как о молчанье одного.(7/02/2017)На смерть Пушкина
Вот – родина вторая, что с начала,как будто вторник, на меня стучала —на телеграфе дивное письмолежит и дышит в мясо сургучом:вот родины предел. Начни сначала —земля твоя, что изнутри всё знала:я был агент конечно же двойнойлежал межъязыковою войной —и русский весь язык казался узкимзаштопанным, как влажный перегной.Вот родина – прекрасна в умиранье —лежит внутри и нефтяной волнойподожжена, как спичкой, дирижаблем —и небом, что горит передо мнойедва-едва – как Пушкин, в поле жабрысвои оставив февралю, бежитна Родину, что первая, корягойиз речи чёрной, словно зверь, дрожит —где мяса письмена из мягких лёгких,где свет прошитый светом, в снег лежитлицом своим – теперь невиноватым —где всяк Харон по-русски, говорит.(9—10/02/2017)«тоннель которым стала рыба…»
тоннель которым стала рыба,как небо над землёй парити забивает в землю гвоздииз смерти что верна любвиоднажды на тоннеля тропыступлю и я и там, во тьмекрасивый парашют увижучто кто-то помнит обо мнеи тёмною кривой рукоюнад рюмкой видит тёплый светтак я отсюда его помнюкак вкус и снег и вкус и снегхрустит тоннель плывёт как рыбарифмуя вариантов рябькто на поверхности не виднотак рядом от меня ты встань(10/02/2017)«Дирижёрский камешек подводный…»
Дирижёрский камешек подводный,отплывающий от берега и сна,где и он, когда-то невесомый,двери ищет выдоха и дна,набирает полной грудью стаи —за водой плывущих – облаков,он теперь, как музыка, латаетприближенье полых берегов,распознав дыхание, как жженье,камешек – как будто тот ожог —достигает – видишь? – удлиняясь,сна, в котором спит его полёт.Он теперь совсем не погремушка,не игрушка у воды и такдирижирует, плывя – как будто щепкау щенка из музыки в руках.(02/2017)«воздуха саламандра забирается через рот…»
воздуха саламандра забирается через ротв человека – смотрит сквозь нырки егона себя самоёи возвращения радость испытывая назадвыползает – обновлённая – словом слюной на его устах(04/02/2017)«Я теперь без обиды…»
Я теперь без обидына мир тот и этот —двухголовый – стоюи пою на двойном,как любое молчанье,языке, что есть кромка,точка смычки свеченьясо дном.И предметы приходят,как тёплые зверикровоточат, ворочаются,как винт,как проём или дверь,Ариадны верёвкаили замкнутый в звуклабиринт.Я теперь без обидыо себе умолчанье —тот, что тает, как плотьосвещает все двестороны, что становятсячётче, точней умиранья,и прозрачнейотсюда видны.(02/2017)«эта родом из рая седьмая строка…»
эта родом из рая седьмая строкаа шестая из них словно речь высокапобеждает пятёрку – что всходит сквозь смертьчто четвёртая в жизни которой смотретьостаётся на третью где слаб человекпотому что второй не присутствует здесьгде темна и прекрасна первейшая в них —ослеплённая светом – восьмою стоит(04/02/2017)«слепые солдаты всегда вырастают от крови…»
слепые солдаты всегда вырастают от кровистарого винограда в гуще смолистого светатребуется любви долька им для ответаи золотое руно отчаивавшейся страныи масляниста земля в каждом своём просветев щели оставшейся после того как солдаты видны«Вот хлеб. Возьми его себе …»
Вот хлеб. Возьми его себе —грызи, как в детстве грыз сосульку,и находил в её водене физики закон – искусствопарения, как истощалеё безропотное тело —ты был почти что каннибал —светало небо или пело.Ты в школу шел, читал путейсобачьи строки, рифмы или —они тебя вели вперёд,тебя читали, то есть жили,с тобою рядом и тобойрастягивали пространство,резинку шапки, где зимаправа, летит всегда налевоупрямством саночным – легкасиничьим спелым своим телом.Вот хлеб. Возьми его, как свет,как детство, где возможно детидо невозможности правы,а хлеб есть тело, выдох ветки,И кажется – как в детстве, ягрызу дыханием сосульку,и жду, когда меня зимасвернёт, как вечность и секунду.(05/02/2017)«Тишина вырастает…»
Тишина вырастает,как птенчик в гнезде,пока тают засохшие ветки,а он видит лицо своёчто – как голос над ним —наклонилось,рукой сухой вертит.Этой глины коснисьи услышишь, что райоживает в тебеполым эхом,что в свистульке лежити, как сердце своё,тишину тьме поёти свет лепит.«не так ли всяко покаянье…»
не так ли всяко покаяньеприемлем мы, как старый свет,в себя вбирая подаяньепоследних лет«мимо снега снег идёт…»
мимо снега снег идётто, что зрением соврётон – обнимет своим нюхомне обретшим плотность слухомпсом стоящим в самом сердцестаи снежной и земнойкаждый человек сугроба снежок его – искусство«куда сзываешь нас и кто…»
куда сзываешь нас и ктоты в стаде слов своих молочныхс губами белыми теляткоторые идут досрочнозачем увидел ты меняв тропе и шраме безъязыкомкуда ведёт тебя метельв дите моём косноязыкомгде невозможна всяка речькоторая не от ожога,отмороженья, а избечьея стада твои не смогут(2017)«делай что хочешь (а можешь ли?) или…»
делай что хочешь (а можешь ли?) иливажно не дерево, но ветки кругтам, где касается пястью своеюсвета, который – как почва – упругтам где мамаша сметает на ниткукарманы глубокие кармы твоей,и остаются – как будто забыли —дети внутри у неё, словно тень.«Как почта всходят адреса…»
Как почта всходят адреса:ромашки, вербы, сосны, донник —так ночь оставив мертвецасовсем уходит.Проходы /словно о/ густы,и в каждом доме почтмейстер —он мастер говорить и тыне остановишьего присутственную речьего посольские одеждычто почту должны будут сжечьоставив между…Анна-птаха
качки тёмный паровозперечисленный в считалкеэтой девочки – смотриничего теперь не жалконевозможное в тебесбылось и наверно чудоэта смерть что в нас живётотпуская словно пуляверы птичка неисправнаподыши в неё – онабыла слишком спешно спеташита из глазного днаи однажды когда песнязавершится на твоейноте из считалки детскойвсё ж наклонится к тебееё нежная головкакак бы церква или доми тепло задышит в щёкиеё чуда перелом(06—07/02/2016)«боишься высоты…»
боишься высотыидёшь как будто взрогнулспоткнувшись о тебяогромный этот свети парк спираль своюсогнул в дугу двойнуютого кто надо мноймерцает будто нетего и нет меняон лугом притворилсяэлизием долинойприбытия в садыи ток двоит одноизображенье миракоторым меж двоихон в голоса разбити слева от негокак черепки пустотыа справа от негопустоты как кувшиндрожат и прошиваютего сквозное эхокоторое и естьвся тяжесть высоты(11/02/2016)«Так снег здесь переходит небо…»
Так снег здесь переходит небо,ступеньками там становясь,где перевёрнутые водырастут сквозь грязьмою, густую и родную,что стала кожей, речью илицом, что левою рукоюя отмываю до крови,до этих вод, до плеска рыбы,что поймана на смерти страх,до слов, которым я поверю,смолкая в прах.Так нас ведут поодиночкеза снегом бубенцы из мглыи протыкают света точкизрачки зимы,и кровь течёт по целлофанукогда-то бывшего лица,и снег идёт навстречу снегу,в лицо дыша.(12/02/2016)«Все слова повторяются в нужном порядке…»
Все слова повторяются в нужном порядке,как палочки света на берегу,который набрёл на волну, как шарик,что тоже по воздухам этим бегун.Все слова повторяются – рыба и рыба —разные как интонации или —справа их руки, что отняты светомс кожей из произношенья – смотри же:ёж, что оставлен нам, словно бы Божедержит себя на случайном весу,снимая иголки в нужном порядке,который, как палочки, волны несут.(13/02/2017)Прощание с античностью
От льва останется дыраволнистая, как вся античность:родиться розу поливатьи умирать под ней привычноКонец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книгиАвторизация