Хроники исступленных. Книга вторая. Мне отмщение, аз воздам

© Юрий Колонтаевский, 2018

ISBN 978-5-4493-0144-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Поместили Еву в узкую тесную каюту – клетку с низким потолком, она едва не касалась его макушкой. Здесь была жесткая лежанка, спать на которой было довольно удобно, но непривычно, учитывая, что невесомость, как ей объяснили, компенсировалась лишь частично за счет небольшого ускорения, с которым корабль на первом этапе двигался в пределах солнечной системы. Чтобы ночью невзначай не оказаться на полу, приходилось пристегиваться ремнями и спать в одном положении.

На день она поднимала лежанку, фиксировала на стене в замках, из ее изнанки извлекала столик и стул, которые просто объединялись в устойчивую и прочную конструкцию.

Справа от двери находилась выгородка полупрозрачного стекла от пола до потолка, за которой почти вплотную помещались раковина для умывания и горшок с ярко красным сиденьем. Горшок небольшим усилием вдвигался под раковину, в результате чего открывался квадратный зарешеченный полик, на который упругой вертикальной гармошкой из углубления в потолке опускался на обнаженное тело прозрачный пластиковый мешок и герметично фиксировался внизу. Оставалось надавить ногой на клапан, и сразу же мешок снизу вверх начинал заполняться теплой водой. Через клапан избыточный воздух стравливался. Вверху оставался небольшой объем, которым можно было дышать две минуты. Затем вода под давлением теплого воздуха, приятно бьющего снизу множеством щекочущих струй, вытеснялась через отверстия вниз. Следом поступал теплый сухой воздух, и тело быстро высушивалось. На этом купание завершалось. Порция воды из экономии была ограничена, ее хватало лишь для того, чтобы смочить тело. Омовение полагалось один раз в сутки.

Двери в каюте были двойными. Наружная – стальное непрозрачное полотно с небольшим застекленным окошком, которое открывалось охранником. В него подавали поднос с завтраком, обедом и ужином. Внутренняя дверь представляла собой основательную металлическую решетку на массивных шарнирах. Она открывалась внутрь каюты. Первую дверь несколько раз в день распахивали – обычно после завтрака, обеда и ужина, за нею неизменно стоял Тарс. Сухое печальное лицо Тарса приводило Еву в уныние, но она терпела. Он был единственным живым человеком, которого она видела изо дня в день и к которому начала привыкать. Вспомниd, что именно о Тарсе когда-то с возмущением рассказывал Герд Она стала с интересом присматриваться к своему личному доктору.

Решетку, снабженную отдельным замком, открывать не полагалось, ее известили об этом в первый же день заключения. Ключ от замка решетки был только у Правителя.

Утром седьмого дня наружная дверь бесшумно открылась. Ева едва успела привести себя в порядок со сна: приняла утреннее омовение, умылась и почистила зубы. Впервые за решеткой оказался не Тарс. Для его явления было слишком рано – обычно он посещал ее после завтрака.

Перед нею стоял сумрачный пожилой господин в черном блестящем костюме. Его напряженный пронизывающий взгляд исподлобья был знаком Еве. Она вспомнила, что в машине этого господина ее привезли на космодром. Он был постоянно не в духе и отдавал команды отрывистым лающим голосом. Припомнив почтение, с каким обраща-лись к нему окружающие, она догадалась, что перед нею Правитель собственной персоной. Неприятно кольнуло острое предчувствие надвигающейся беды.

– Как у нас дела? – спросил господин и скривился в намеке на усмешку. – Все ли в порядке? Нет ли жалоб?

– У нас с вами, господин Правитель, никаких общих дел нет и быть не может.

– Это не так, Ева – заговорил Правитель примиряющим тоном. – Даже совсем не так. У нас с тобой обязательно будут дела, – пообещал он, усмехнувшись уже открыто, но все еще в пол лица, и неуверенно подмигнул. – И какие еще дела. Ни за что не догадаешься.

– Исключено, – резко сказала Ева. – Я не стану говорить с вами, пока вы не вернете мне свободу.

– Позволь полюбопытствовать, зачем тебе пресловутая свобода?

– Вы, верно, не знаете или забыли, что я рождена свободной в свободном племени славов. Вы лишили меня главного моего достояния, – выкрали самым наглым образом. Даже с плебеями так не поступают, существует все же какой-то порядок, наконец, Закон. Вы можете объяснить, на каком основании вы меня изъяли? Какова цель изъятия? Я что, военная добыча и теперь нахожусь в плену? Из-за вас я потеряла все – родину, мужа. У меня остался мой ребенок, но, я подозреваю, что вы и на него намерены наложить лапу. Предупреждаю вас, господин Правитель, чтобы не осталось между нами неясностей, если вы думаете отнять у меня ребенка, заодно придется отнять последнее мое достояние – мою жизнь.

– Твоя жизнь мне ни к чему, девочка. Да и твой ребенок мне не нужен. Я принял решение: мы от него избавимся. Аккуратно. Подумай, зачем мне потомок Адама. Только лишние хлопоты. И потом, время не ждет. До начала разгона мы должны зарядить кюветы. Хотя бы не все, но часть обязательно…

– Какое отношение я имею к вашим кюветам?

– Представь себе, самое непосредственное. Тебе предназначено быть матерью всем милым детишкам, которые у нас появятся в известные сроки. Один за другим, как на конвейере. Обещаю, ты испытаешь огромное удовлетворение.

– Этого не будет, – сказала Ева с вызовом. – Теперь закройте дверь и убирайтесь вон. Я не желаю говорить с вами. Проваливайте.

– Здесь один я решаю, с кем мне говорить и когда прервать разговор. – Его ровный голос был скрипуч и негромок. – Потому, прошу, пока прошу, не пытайся диктовать мне свои условия. Хорошенько запомни: твоя жизнь и жизнь твоего ребенка в моих руках. Так что не ерепенься, терпи. – Он замолчал, всматриваясь в лицо Евы, определяя, как действуют на нее его слова, но никакой реакции не обнаружил. – Я принял решение о срочном заселении свободных кювет. У нас еще не заняты четыре с половиной тысячи. Спермы мы запасли достаточно. Самой качественной спермы, должен отметить. Кстати, исключительно от твоих сородичей. Нужны яйцеклетки. Но не любые, а взятые у женщины славов. Ты подходишь по всем статьям – здорова, сильна, способна беременеть. Одно препятствие – ты совершенно некстати уже беременна. Мы потеряем уйму времени, позволив тебе доносить ребенка. К тому же придется зарезервировать специально для тебя значительное количество кювет – не заселять до твоего разрешения. Ты должна понять, как мы рискуем, ведь возможно всякое. В кюветах мы создадим нормальные условия для вызревания детей, что в организме женщины рискованно и затратно. К тому же никто не знает, как вызреет плод в условиях невесомости и, конечно же, как пройдут роды. А вдруг осложнение, и мы потеряем тебя. Или в дальнейшем не сможем использовать в качестве донора. Давай договоримся так: чтобы исключить недоразумения в будущем, мы проведем искусственные роды, освободим тебя от плода, а спустя некоторое время ты обретешь счастье материнства, но уже в ином формате – совершенно безопасном для тебя и твоих детей. Таковы, девочка, наши планы относительно твоего будущего. Прими это к сведению и смирись с неизбежным. Я уже назначил операцию – на ближайший четверг, то есть через четыре дня. Операцию проведет доктор Тарс, ты его знаешь. Он отвечает за твое здоровье. Правда, Тарс еще не осведомлен о моем решении, но я подумал, что лучше сначала обсудить эту проблему с тобой и только тогда подключать доктора. Он не откажется нам помочь. Вот теперь я сказал все и спешу откланяться, у меня много дел. Да, еще. Сразу же после операции ты получишь свободу, о которой так печешься. Но только в пределах лечебного блока.

Дверь бесшумно закрылась, щелкнул замок. Обрушилась тишина.

Ева не помнила, как добралась до лежанки. Ничком упала на нее и забылась.

– Эту операцию я не буду делать, – дослушав, проговорил Тарс.

– Будешь, – сказал Правитель обыденно. – Еще как будешь. Не сделаешь ты, сделает другой. У нас незаменимых нет. На всякий случай я уже обсудил эту проблему с Клинтом. Он, в отличие от тебя, рвется в бой.

– Клинт костолом. Он погубит прелестное существо…

– Ты бы больше думал о собственной судьбе, – произнес Правитель холодно. – До сих пор не понял, что своя рубашка как-то ближе к телу. Так, кажется, говорят умные люди?

– Так говорят подлые люди.

– Последний раз спрашиваю: ты готов?

«Он в гневе смешен, – думал Тарс и молчал. – А Ева погибла».

– Я должен подумать, – сказал он. – Сначала осмотрю пациентку. Без этого – никак.

– Давно присматриваюсь к тебе, Тарс, – сказал Франк, когда они, наконец, остались одни в его кабинете. – И вот к какому выводу пришел: ты скрываешь что-то важное, что не дает мне покоя. Не как начальнику службы безопасности, а как профессионалу, и просто наблюдательному человеку. Ты относишься к исчезающему племени людей, вызывающе независимых от природы – так я определяю подобных субъектов. Их, к сожалению, совсем немного. Ты второй на моем жизненном пути. От тебя исходит угроза. По этой причине я стою за тебя. Ты все понял?

– Не знаю, радоваться мне или печалиться.

– Мне известно твое прошлое, – продолжал Франк, – я помню твои земные похождения, твои яростные проповеди, смущавшие народ. Не однажды слышал их и, представь себе, не находил в них никакой крамолы. Мне известно также, что к тебе, бывало, подбирались так близко, что оставался какой-то ничтожный шажок, чтобы тебя навсегда не стало на улицах. Но сразу же вслед за угрозой, а иногда предваряя ее, появлялся строжайший запрет на осуществление заготовленной кары. Больше того, в последнее время категорически запрещалось даже приближаться к тебе. Мы не знали, откуда исходит запрет, а когда узнали, сбавили обороты и сняли эту разработку с повестки дня. И вот теперь ты на корабле – этого я не ожидал. И больше не проповедуешь. Скажи мне, Тарс, как ты сюда попал?

– Тебе очень интересно знать?

– Ну да, если я спрашиваю.

– У меня нет секретов, – сказал Тарс, – особенно от службы безопасности. В полет меня не позвали, заперли в Доме спорта – бросили на произвол судьбы, забыли. Освободили солдаты, покидавшие здание. Они сразу же разбежались, а я забрел в окопы правительственных войск. Тогда я еще не помышлял о Терции. Допрашивал меня офицер по имени Кент. Я рассказал ему все, что знал. Об Адаме и Еве. И о том, что Еву Координатор увез с собой. Кент выслушал меня внимательно. Напоследок предложил отправиться на космодром своим ходом и попытаться проникнуть в последний шестнадцатый подкидыш. Тот уже стоял на стартовом столе. Возражать я не стал, мне было все равно. Передо мной была поставлена задача: помочь Еве. Я понял, что выполню эту задачу. Дождавшись ночи, солдаты Кента проводили меня через мост. Нам повезло, солдаты противника крепко спали и нас не заметили. Дальше я пошагал пешком, ничего другого не оставалось. Вокруг темень, хоть глаза выколи, идти больше десяти километров, в желудке пусто. Обещали накормить, да я постеснялся напомнить, а потом забыл. Мне повезло – догнала машина с солдатами. Их было пятеро. Командовал Верт – большая шишка на Континенте, как я понял из разговоров. Они тоже спешили на космодром. Я упросил их взять меня с собой. Я рассказал им, что мне нужно проникнуть на корабль. Мне объяснили, что моя затея довольно глупая и едва ли исполнимая, поскольку на подкидыши пускали только избранных – по спискам Координатора, в которых меня точно не было.

– А как проникли на корабль?

– Да очень просто, – сказал Тарс. – Мои спутники сначала убили охранника, который заерепенился, отказавшись пропустить на борт. Потом немного постреляли – поверх голов, чтобы оттеснить народ, столпившийся на посадке. В конце концов, в наглую захватили лифт, и мы поднялись наверх – в подкидыш. Проникли в командирскую рубку. Верт приказал команде завершать погрузку и стартовать. Командир послушался, ничего другого ему не оставалось. Видно, очень хотелось жить.

– Где теперь эти солдаты, знаешь?

– Нет, не знаю. Мы разбежались сразу же после старта. Потом была стыковка, и я со всеми вместе перебрался на Большой корабль. Явился к Правителю, рассказал ему так, как рассказываю тебе. Мы были знакомы раньше, еще когда он был Координатором, а я проповедовал на улицах. Тогда у него посыпались отношения с Владетелем. Прощаясь, он разрешил в случае неприятностей ссылаться на него и пообещал выручить, если прихватят за проповеди.

– Ты действительно не знаешь, куда девались солдаты? Напоминаю на всякий случай, они преступники… Занимаешься укрывательством? Знаешь, что такое поведение чревато серьезными последствиями?

– Я же сказал, мы разошлись в разные стороны сразу же после стыковки. Возможно, они остались в шестнадцатом подкидыше. Для меня их больше нет. Отныне у меня единственная забота – Ева. Над нею нависла серьезная угроза – готовится неслыханное надругательство. Причем моими руками.

– Объясни, – подобрался Франк. – Давай, не тяни.

– Он намерен отнять у Евы ребенка.

– Зачем?

– Чтобы превратить ее в донора яйцеклеток и приступить к заселению кювет. Я отказался. Он сказал, что привлечет Клинта.

– Час от часу не легче, – сказал Франк. – Этому безумию можно помешать?

– Нужно срочно разыскать Верта с его людьми и Еву переправить к ним… Где-то же они прячутся. Кстати, Верт с Евой знаком еще по Континенту, он даже подумывал взять ее в жены…

– Что помешает ему исполнить задуманное теперь?

– Совесть. Как ни странно, но на дне души заблудшего человека, погрязшего в преступлениях, затеплилась совесть. Помимо собственной воли. Верт испытал крушение устоев, в которые верил всю жизнь, работая на Правителя, а что получил взамен? Тот его просто кинул. Этот удар оказался для Верта страшным потрясением.

– Интересная информация, может пригодиться. – Франк внимательно рассматривал Тарса. – Знаешь, Тарс, я, пожалуй, помогу тебе. Тебе известно, что все помещения корабля открываются универсальным ключом?

– Правитель мне как-то сказал, что всего ключей двенадцать. С них не спускают глаз.

– Открою тайну: изготовлено было тринадцать ключей. Причем о тринадцатом экземпляре не знает никто. Он принадлежит мне – положено по службе. Я передаю его тебе, но с одним условием. Ты найдешь своих спутников и этот ключ передашь им. Лучше, если вместе с Евой. Другого выхода я не вижу. Согласен? Главная задача обустроить операцию так, чтобы ни одна живая душа не смогла заподозрить тебя в соучастии. Ты скоро понадобишься здесь.

– Я согласен. Но как найти Верта?

– Начни с шестнадцатого подкидыша. Я дам тебе фонарь, там темно – освещение отключили. И вот что еще. Не вздумай пользоваться ключом в присутствии посторонних – мигом заложат Правителю, и тогда тебе крышка. А может быть, и мне. Будь особенно осторожен, не нарвись на глупую пулю… Ребята вооружены, и теперь на взводе, ты же сам говорил. Вот тебе ключ. Браслет надень на запястье. Это все. Ступай.

2

Новоназначенные сенаторы вольно расселись в ротонде, залитой торжественным светом позднего утра. Одетые в одинаковые костюмы классического покроя из серебристой плотной ткани и белоснежные рубашки тонкого полотна с открытым воротом, чем особенно подчеркивалась свободная пластика раскрепощенных загорелых тел, они встретили первое заседание Сената с энтузиазмом.

Координатор Герд, один из двух действительных членов Сената прежнего созыва, неспешно преодолев винтовую лестницу, появился в зале заседаний позже основной группы, и сразу же обнаружил непорядок – его привычное место по правую руку от кресла Владетеля было занято. В кресле ужом вертелся подвижный и легкий Флинт – последний специалист по радиосвязи, смазливый мальчишка с аккуратной гривкой густых темных волос. На избрании Флинта Адам настоял вызывающе твердо, объяснив, что в Сенате не лишним будет человек, в чьих руках сосредоточены структуры дальней космической связи. Флинту поручались первые задания: ремонт передатчика и антенного поля, и в конечно счете обеспечение устойчивого радиоконтакта с Большим кораблем.

«Все в этом мире повторяется», ─ подумал Герд, вспомнив свое первое неловкое появление в Сенате и то, как его обескуражило ничем не обоснованное неприязненное высокомерие сенатора Торна, занявшего то же самое кресло. В замешательстве он сделал вид, что ничего необычного не произошло, и постарался успокоить себя и объяснить, что Торн стар и занял чужое место не по злому умыслу, а лишь по забывчивости. Тогда вмешался Владетель, немедленно обнаружив в поступке Тона нарушение правил, и безжалостно выпроводил старика на покой. Заодно и ему досталось – заработал свой первый выговор.

– Господин Флинт, объясните, почему вы заняли мое место? – спросил Герд с резкостью, на которую, в соответствии с новой своей должностью, имел полное право. – Это место закреплено за мной еще прежним Владетелем. Вас что, не предупредили?

Однако дерзкий юнец, пропустив замечание Герда мимо ушей, как ни в чем не бывало продолжал скалиться, с удовольствием демонстрируя превосходные зубы.

– Видите ли, господин Координатор, – выдержав паузу и продолжая сидеть, соизволил заговорить Флинт, – место, которое вы опрометчиво считаете своим, отныне и навсегда принадлежит мне. Я занимаю его по высочайшему повелению, высказанному только вчера господином Владетелем. А то, что было когда-то, увы, превратилось в прошлое. Ничего не поделаешь, так тоже бывает.

– Вот оно что, – – пошел на попятный Герд. – Извините, пожалуйста, что потревожил. Меня по какой-то причине не известили о столь важных переменах.

– Я с удовольствием беру на себя эту миссию и извещаю вас, господин Координатор, – выговорил Флинт подчеркнуто скромно и победно оглядел присутствующих, призывая в свидетели удачного посрамления второго человека в государстве.

– Благодарю вас, господин Флинт, за заботу, – сказал Герд, подумав, что подобные перемены совершенно не в духе прежнего Владетеля. – Спасибо.

Ожидали Адама. Он должен был явиться с боем курантов на башне столичной администрации. Сенаторы непринужденно переговаривались, слышался смех.

Наконец ожил скрежет старинного механизма, донесенный звуковой трансляцией, – пошла подготовка к колокольному бою. Следом раздался бой – секундная последовательность мелодичных стеклянных ударов металла по резонирующему телу главного колокола. Мощные толчки крови неизменно испытывал каждый, кто слышал эти исполненные энергией звуки.

С двенадцатым ударом в ротонду вошел Адам, поздоровался общим поклоном, проследовал к своему креслу, но садиться не стал. Он был бледен и напряжен.

– Открывая наше первое заседание, господа, – заговорил он, – я поздравляю всех присутствующих с важным событием в жизни страны. Отныне нам предстоит управлять этой жизнью, но не только. Нам придется отвечать, хотим мы того или нет, за каждого нашего жителя, за его жизнь и возможность устойчивого существования в оскудевшем мире. Наше государство претерпело крушение, какого не припомнить за его долгую историю. Нас стало меньше на три четверти, причем восемь из десяти уцелевших граждан, как ни печально, убогие старики, неспособные иметь продолжение в силу преклонного возраста. К сожалению, по той же причине, они не надолго останутся с нами. Остальные наши сограждане в большинстве неразумные дети, которым еще расти и мужать. Наша промышленность уничтожена, множество предприятий, работавших как часы, превращены в руины. Специалисты летят к Терции, остальные или бессмысленно убиты безумцем, утратившим тормоза, или пребывают в совершенной растерянности. Разрушен университет. Здания уцелели, но в них больше нет жизни, не звучат молодые голоса и смех – ветер гуляет в пустых коридорах и аудиториях. По счастью осталась небольшая группа младших студентов. Им бы еще учиться, а мы уже сегодня вынуждены предоставить юнцам профессорские кафедры, поручить подготовку будущих студентов в университетском пансионе. Одновременно они будут продолжать учебу под руководством ученых, давно ушедших в отставку. Мы вынуждены просить их вернуться в строй. Оживление уже началось, распоряжения отданы. Все мы, без исключения, внедряемся самым непосредственным образом в процесс образования смены – прочтем установочные циклы лекций. Каждый по своей дисциплине. Так что приступайте к основательной подготовке, не откладывая. Содержание и качество лекций буду проверять лично. Всех детей, начиная с трех весен, поместим в пансион при университете, и начнем учить. Нам нужны четырнадцатилетние выпускники, способные работать самостоятельно. Мы не можем ждать, когда они вырастут и созреют. Иного пути, к сожалению, нет. Принято также решение завезти небольшие группы ребят с Континента – из Большого инкубатора. Начнем делать из них квалифицированных рабочих. Самых способных переведем в университетские группы. В ближайшие дни завезем оттуда взрослых рабочих для выполнения первоочередных восстановительных работ. Известно, что годы унижений придавили в них человеческое достоинство. Не знаю, удастся ли им оттаять под действием перемен к лучшему. Но верю, пока верю, что доброе отношение способно смягчить любые нравы. Я коротко сформулировал первые шаги, которые мы с вами предпримем в ближайшее время. А теперь вопросы. Есть вопросы ко мне?

– Есть, господин Владетель.

Поднялся Флинт и заговорил с обычной своей веселой развязностью, которая явно не соответствовала серьезности момента. Кривляние Флинта заставило присутствующих напрячься, чего Флинт не заметил, или решил не замечать.

– Господин Владетель, – воскликнул он. – Вы призываете всех нас включиться в работу и начать новое восхождение исступленных. Это правильно, этот призыв достоин нашего руководителя, потомка великого человека, незабвенного Владетеля, покинувшего нас недавно. Только так – решительно – следует браться за возрождение государства. Но, интересно знать, при чем здесь плебеи?

– Кто такие плебеи, господин Флинт? – Адам резко перебил оратора.

– Как, кто? – удивился Флинт, сохраняя все ту же веселость, которая, видно было, коробила и смущала Адама. – Насколько мне известно, плебеи испокон были рабами, им природой назначено трудиться и помалкивать.

– Интересная мысль, – сказал Адам. – Интересная, но устаревшая. Предлагаю отныне и навсегда отказаться от употребления этих слов – исступленные, плебеи. Эти слова и понятия, стоящие за ними, разделяют нас и не делают нам чести. Сказанное относится ко всем присутствующим. Прошу принять к сведению.

– Но как прикажете их называть? – не унимался Флинт. – Этих, которые…

– Гражданами, – спокойно сказал Адам. – Да, да, господин Флинт – называйте их и заодно нас с вами просто гражданами. И не иначе. Наши предки сделали все, чтобы низвести несчастных до скотского состояния… Я не стану вдаваться в причины, они общеизвестны. Так называемые плебеи наш единственный резерв на долгие весны. Сможем поладить с ними, уцелеем, не сможем – наша песенка будет короткой. Помочь им распрямиться, встать рядом наша ближайшая задача.

– А ваш отец… – попытался возразить Флинт.

– Что, мой отец? – перебил Адам. – Мой отец всегда был и оставался исступленным. Никем другим он не мог быть не только по своему рождению и воспитанию, но также в силу традиций, которые так сильны в нашем обществе. Он, насколько мне известно, никогда не опускался до отрицания человеческих достоинств в самом последнем плебее.

– Понятно, ведь ваша мать была плебейкой, господин Владетель, – осторожно напомнил Флинт, не удержался.

– Моя мать происходит из свободного племени славов, если быть точным.

– Славы те же плебеи, – продолжал упорствовать Флинт.

– Это не совсем так. Повторяю, славы свободное племя. Хотя и у них мы забираем детей – через одного. По старинному договору.

– А что делают с ними потом?

– Обращают в плебеев. Придет время, и мы покончим с этим обычаем раз и навсегда. Обещаю, грядущие перемены будут отражены в новом Законе. Вам понятно, господин Флинт?

– Понятно. Но у меня есть еще один вопрос. Я имею в виду то обстоятельство, что вы, наш Владетель, потеряли свою горячо любимую супругу, о чем мы все скорбим, и теперь пребываете в совершенном одиночестве. Не пора ли подобрать женщину, достойную нашего господина?

– Самое время, – выкрикнул кто-то, не удержался. – Нам нужен наследник!

Оказалось, что эта тема заботит всех. Господа ожили, наперебой принялись предлагать свои варианты выхода из кризиса. Адам слушал разошедшихся сенаторов, внешне сохраняя спокойствие.

Флинт, окрыленный общим вниманием, пожинал плоды первого успеха, которые, он рассматривал как начало большой карьеры. Он мысленно видел себя Координатором, подозревая, что Герд тяготится своей должностью и не чает, когда, наконец, избавится от нее.

– В предложении сенатора Флинта, бесспорно, есть нечто рациональное, – осторожно подал голос Герд, дождавшись, когда страсти улягутся. – Только думаю, господа, женитьба дело ответственное и, конечно же, сугубо личное. В такие дела посторонним вмешиваться не следует.