– Едут, – прошептала Эллиса.
До слуха донёсся звонкий топот копыт. Он приближался и, вскоре, смолк у самой двери. Дверь распахнулась, и в зал вошли шестеро солдат. Все были изранены, кровь покрывала доспехи каждого. Можно было заметить застрявшие в броне стрелы со сломанными древками. На руках они несли двоих своих товарищей, то ли тяжело раненых, а, может быть и убитых.
– О нет! – простонала Анна.
– Двое там остались, – прохрипел десятник, падая на скамью. – Ещё двоих мы смогли подобрать, один ещё жив был, но, похоже, умер. На самих живого места нет.
– Что произошло? – спросил Александр.
Он с силой вцепился пальцами в скамью, чтобы не упасть. Голова шла кругом, он уже совсем не понимал, что происходит, порой ему казалось, что это просто кошмарный сон, и он сейчас проснётся. Но нет, боль в пальцах, заставила придти в себя.
– Мы шли по следу и, уже в лесу, напоролись на засаду. Нас били из луков, как зайцев. Стрела за стрелой, и, большинство, в цель. Стреляли знающие люди, им точно приходилось иметь дело с панцирниками. Двоих сразу же сразили, а как мы начали вилять между деревьями, меткость их немного поубавилась, но, всё равно, нас истыкали, как подушечку для игл. Ещё двое упали с коней. Подобрали, кого смогли и… и отступили. Воля твоя, король, вели казнить меня, но не трогай моих людей, они моему приказу повиновались, и то с третьего раза, – десятник вскочил, стащил с себя доспех – почти вся рубашка под ним пропиталась кровью. – Да я сам брошусь на меч, позор смывается кровью!
Он взял клинок за остриё, упёр рукоять в стену и проколол бы себя, но бросившийся к нему Александр толкнул его в сторону, вырвал из рук меч.
– Не глупи! Сам вижу, что правильно ты поступил. А меч этот разит лишь по моему приказу, и я не приказывал тебе убить себя.
Король отдал воину его оружие и медленными шагами направился к лестнице. Её ступеньки тихонько заскрипели под шагами, затем шум шагов разнёсся по потолку и, вскоре, вовсе стих. Анна облокотилась спиной о тёплый бок камина, закрыла глаза, но из них продолжали бежать вниз по щекам горькие слёзы.
Свечи догорали, но никто не зажигал новых. Все сидели молча, смотря друг на друга растерянными взглядами. Эллиса тихонько плакала, изредка нарушая тишину всхлипами. Близилось утро.
2
Пущенная вдогонку стрела растворилась во мраке. Нашла ли она свою жертву – кто знает, да и не важно. Топот копыт преследователей стихал вдали, и, наконец, наступила такая тишина, что было слышно, как тихонько гудит тетива у недавно выстрелившего лука. Их было семеро. Шестеро сидели среди густого частокола из колючих чёрных веток, называвшихся летом малинником. Седьмой прятался за толстым стволом старой липы, прижимая к своей груди два небольших свёртка. Его спутники спешно прятали луки в колчаны и, выбравшись из зарослей, подошли к нему.
– Малис, – прогремел грубый, хриплый от простуды, голос. – Кто это был? Ты же говорил, что в этом захолустье никого нет. А эти едва не схватили за хвосты наших коней. Да и, не знаю, заметил ты или нет, они в броне были.
– Отдыхали, может, у Старого каплуна.
– Может быть, может быть. Идём, глянем. Двоих-то они оставили.
Малис встал, крепко сжимая свёртки, и направился туда, где виднелись тёмные пятна упавших тел. Кто-то зажёг факел, и яркий свет заплясал багровыми отблесками на стволах деревьев, на снегу. Они осторожно приблизились к телам, постоянно оглядываясь, не появятся ли преследователи снова.
– Если я не ошибаюсь, это доспехи королевских стражей, – прошептал Малис, внимательно разглядывая погибшего. Всем сразу стало немного не по себе.
– Значит и король здесь? Откуда?! – робко предположил державший в руках факел.
– Ты удивительно умён, Арстин.
Малис нагнулся ближе, чтобы рассмотреть лица убитых. Щёки одного из них, поражённого стрелой в горло, уже посинели, ввалились. Открытые мёртвые глаза недвижимо взирали в звёздное небо, туда, куда отправился его дух. Другой же, раненый в бок, где броня была слабой, выглядел иначе. Щёки были бледны, но не посинели, веки закрытых глаз слегка вздрагивали, словно хотели открыться, чтобы видеть склонившихся над ним врагов.
– Он жив! – воскликнул Малис и, отшатнувшись, едва не упал в сугроб.
В одно мгновение все сгрудились вокруг.
– И в самом деле, жив, – пробормотал Арстин, поднеся факел ближе к лицу. – Глаз, вон, дёргается как. Сейчас откроется.
– Добить его, чтобы не мучился, – прогремел простуженный голос. – Не жилец он, печёнка то пробита.
– Поумерь свой пыл, Ткар, – Малис растолкал всех и опустился перед телом на колени. – Что-то подсказывает мне, порасспросить его нужно кое о чём. Отвезём в сторожку.
Все разошлись за конями, привязанными рядом с местом засады. Раненого взвалил себе на плечо могучий Ткар. Он, как пёрышко, подхватил воина со снега и, легко отнёс его к своему коню. Взвалил поперёк спины, прыгнул в седло сам. Сильный конь, под стать хозяину, даже не пошатнулся под двойной ношей.
Пришлось запутывать следы. Малис и его люди долго кружили по лесу, несколько раз пересекали дорогу и, наконец, едва не заблудившись сами, выехали к небольшому, построенному из толстых, покрытых мхом брёвен, дому.
– Теплеет, – проговорил Арстин, слезая с коня.
– Пойдёт снег, занесёт следы, – отозвался Малис.
Коней поставили в набитый мёрзлым сеном сарайчик, а сами вошли в дом и, вскоре, из короткой толстой трубы повалил сизый дымок. Лёгкий ветерок немного сносил его в сторону, и белёсое облако терялось между макушек деревьев.
– Раненого разденьте, поближе к камину положите, – сказал Малис. – В чувство приведите его.
Он положил свёртки на медвежью шкуру и, бросив взгляд на лежавшего гвардейца, дёрнул плечами и вошёл в дверь слева от камина. Холодный воздух ударил ему в лицо, в комнате было нежарко. На столе горел крохотный огарок свечи, мерцающее пламя едва рассеивало мрак. Рядом со столом стояла кровать. В ней, в клубке одеял и шкур сидел, облокотившись спиной на сруб, человек. Женщина.
– Ты не околела здесь, Лайра? – Малис поёжился. – Могла бы и печь растопить.
– Вернулись, – раздался слабый, болезненный голос. – Хоть один ребенок, но будет у нас, Малис.
– Не печалься. Эллиса двойню родила. У нас будет двое детей, как ты и хотела. Молоко у тебя есть? Прокормить двоих сможешь?
– Не волнуйся, смогу.
– Хорошо, вылезай. Иди у камина погрейся, на детишек посмотришь.
Послышался вздох, клубок одеял развернулся. Лайра опустила на пол обутые в шерстяные носки, ноги и, нетвёрдыми шагами, вышла в зал. Свет осветил её – она была немолода, гораздо старше Малиса. Худое лицо ещё хранило отпечаток былой красоты, но, увы, она прошла. Лишь удивительные светлые волосы северянки напоминали о ней. Но сейчас эти почти белые с оттенком спелой пшеницы локоны в сочетании с впалыми щеками, тёмными мешками под глазами и резко очерченными скулами совсем не красили женщину, а придавали ей пугающий вид ожившего мертвеца. Под белой шерстяной рубашкой и длинной, до щиколоток, красной юбкой угадывалось худое тело и узкие бёдра. Чем она смогла прельстить Малиса? Этого никто не знал, да и сам он предпочитал отмалчиваться, когда его спрашивали о Лайре.
Лайра подошла к Малису. Он нежно обнял её, поцеловал. Вдвоём, они присели у покрытой шкурами лавке, где лежали дети. Увидев их, Лайра всплеснула руками, бросилась к ним со словами: «сейчас я вас покормлю». Сняв с малышей опутывающие их тряпки, она развернула завязки рубашки и, взяв на руки детей, приложила их к груди. Один сразу начал жадно сосать, а другой, неуклюжий, толстенький, задрыгал ножками и заплакал.
– Что ты, успокойся, дурашка, – едва слышно зашептала Лайра.
Ребёнок не унимался, плакал и плакал, но, постепенно, словно смирившись, притих и, проголодавшись, прильнул к груди. Лайра то и дело морщилась от боли и негромко ойкала. Маленький хулиган, нарочно, или нет, больно кусал её, как будто мстил за своё похищение.
Малис отошёл к товарищам, отогревавшимся около пламени камина. Тут же лежал и раненый. Его раздели, рану промыли и, смочив бальзамом, перевязали холстиной. Он был ещё без сознания, но дыхание стало сильнее и ровнее. Его всячески старались привести в чувство: давали понюхать едкой соли, щекотали лучиной ноздрю.
– Как он?
– Может и выживет, – пожал плечами Арстин. – Очнуться должен, вон уже носом водит.
– А, если не очнётся?
– Значит, точно подохнет.
– Подождите, не трогайте его, сам должен в себя придти.
Ткар вздохнул и положил щепку на пол. Все сидели вокруг раненого, внимательно рассматривая его лицо. А оно уже начало приобретать нормальный оттенок. Прошло несколько минут томительного ожидания. Стояла тишина, лишь негромко ойкала Лайра, да дрова трещали в огне. Наконец, раздался громкий стон, и раненый, не открывая глаз, проговорил:
– Ваше величество… Они ушли… Ваш сын у них…
Слова гвардейца, словно обухом по голове ударили. Малис побледнел так, что лицо его стало белее снега. Руки задрожали и он, чтобы никто не заметил, вцепился плохо слушавшимися пальцами в шкуру.
– Один из них сын короля, принц, наследник престола, – прошептал он. – Что делать?
– Может, выкуп попросим? – пробасил Ткар.
– С ума сошёл?! Тебе жить надоело? Может нам и заплатят выкуп, только на следующий день мы все лишимся голов. Да и не для того я сражался у Фарнадо вместе с королём, чтобы поступать так.
– Что же ты предлагаешь?
– Мы вернём ему сына.
– Ха! – Ткар хлопнул по ляжкам. – А ты не сошёл с ума?! Думаешь, он тебя по головке погладит за то, что ты сделал? Голову, может и не отрубит, но на Острова смерти точно сошлёт.
– Постой, я не собираюсь идти к нему. Они ведь в столицу возвращаются? Так мы подкинем ему ребёнка на дорогу.
– А ты голова, Малис. Вот только узнать бы, кто из них сын короля, а кто внук трактирщика.
– М-да, – Малис прилёг, подложив под голову руку.
А раненый уже открыл глаза. Увидав незнакомые лица, он вздрогнул, рука скользнула на бедро, туда, где когда-то были ножны с мечом. Но сейчас их там не было, и он, понимая свою беспомощность, вздохнул и вновь закрыл глаза.
– Не бойся, мы не сделаем тебе ничего плохого, – попытался успокоить его Арстин. – Ты должен помочь нам узнать, кто из детей сын короля. Понимаешь, мы случайно украли его, думали, это ребёнок Эллисы. Вот теперь и хотим вернуть королю наследника.
– Зачем же вы похищали его? – превозмогая боль, прошептал раненый.
– Да пойми ты, думали, что двойня у неё родилась. А зачем похищали, не важно, есть на это причина.
– Я не смогу вам помочь. Я в глаза принца не видел, показать нам его не успели. Хотел бы помочь, но не могу. Идите к королю… он простит…
– Э-хе-хе, жаль, очень жаль, – Арстин повернулся к Малису.– Не знает он. Что делать будем?
– Ничего, сами как-нибудь разберёмся.
Он поднялся на ноги и, пристально глядя в глаза Лайре, подошёл к ней, присел рядом. Та смотрела на него испуганными глазами затравленной волчицы. Она крепко прижала детей к груди, а когда Малис пересел ближе, резко отвернулась от него, сказав:
– Нет, Малис, не надо возвращать.
– Нет, Лайра, надо. И не перечь мне, не пытайся меня уговорить. Мы должны вернуть королю ребёнка.
– Прошу тебя, – женщина всхлипнула, плечи её задрожали. Она плакала.
– Да не вой ты, – Малис скривился и, поднявшись, отошёл к камину.
Сев сбоку, около жаркой стенки, он прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Тело отдыхало, чего нельзя было сказать о разуме. Малис лихорадочно думал, что же делать, проклинал себя – зачем пошёл на это похищение. Ещё вчера он хотел этого, но теперь… Это всё Лайра. Зачем он тогда пообещал ей детей, да ещё двух. Глупец. И зачем он обещал ей ребенка Эллисы?! Дурак, тысячу раз дурак!
– Малис, ты разобрался с мальчишками? – спросил Арстин, прервав раздумья друга.
– Нет.
– Может, тебе помочь?
– Чем же ты поможешь? Ты что, видел своими глазами принца?
– Нет, но, думаю, должен же он быть похожим на родителей. Посмотрим повнимательнее, авось и догадаемся. А другой на тебя должен быть похож.
– А ты прав, Арстин. Короля и королеву мы все видели. Да и я у вас на виду целыми днями.
Малис нехотя покинул тёпленькое местечко и, вместе с Арстином, снова подошёл к Лайре. Та всё ещё держала детей у груди, прикрывая их от взора Малиса своим телом.
– Положи-ка детей на шкуру, – проговорил тот.
Она немного поколебалась, но зная, что упрямство ни к чему хорошему ни приведёт, подчинилась.
– Смотри, Арстин, – вздохнул Малис, глядя на лежавших на шкуре голеньких малышей.
Оба были примерно одинакового роста, но один казался немного толще, и на его плече краснело странное родимое пятно. Другой же был беленький и чистенький, без единого пятнышка, без единого изъяна на крохотном тельце.
– Думаю, этот, – сказал Арстин, указывая на второго. – Чистенький, беленький, да и лицо похоже.
– Уверен? По мне, так они оба на одно лицо.
– Ну, кажется мне, что принц должен быть с гладкой белой кожей, стройненький.
– Может ты и прав.
– Да ты погляди на второго – толстый, кожа какая-то смуглая, да и пятно родимое. Явно, внук Старого каплуна.
Малис присел рядом с ворочавшимися младенцами. Кто разберёт их, какой из них наследник престола? И с чего этот Арстин взял, что принцы все беленькие да чистенькие. Это потом, один из них станет ходить в дорогой, красивой одежде, мытый и надушенный, а другой в том, в чём придётся, грязный, да и пахнуть от него будет в лучшем случае лошадиным потом. Только мать различит их сейчас. Но встречаться ему с ней не стоит. Едва ли отпустят его просто так. Тюрьма, а то и смерть будут результатами этой встречи.
– Ладно, – проговорил он. – Сделаем так, как ты думаешь. Времени у нас нет. Думаю, они не станут задерживаться. Нужно выходить.
Малис повернулся к Лайре – женщина размазывала по щекам слёзы.
– Закутывай ребенка, положи его в корзину и сама одевайся. Поедем втроём, я, Лайра и Ткар. Остальные, и ты, Арстин, остаются здесь.
Три тёмных фигуры мелькали в предрассветных сумерках. Малис ехал первым. Конь медленно ступал в глубокий снег, выбирая дорогу. По его телу то и дело пробегала дрожь от холодного утреннего воздуха. Сам седок сидел, сгорбившись, словно на его плечи взвалили непосильную ношу. Следом, крепко сжимая в руках корзину с ребёнком, ехала Лайра. Слёзы так и не перестали литься из её глаз. Крохотные капли скатывались по щекам на подбородок, застывая льдинками на повязанном вокруг шеи платке. Последним был возвышавшийся в седле, как скала, Ткар. Он то и дело, громогласно кашлял, и этот звук звенел в оледенелых стволах деревьев.
До дороги оставалось совсем немного, можно не спешить. Едва ли король успел выехать из деревни. Всадники старались попридержать и без того медленно шагавших коней, чтобы те шли ещё медленнее. Малис не боялся опоздать, что-то подсказывало ему, что ещё и ждать придётся. Он то и дело натягивал поводья, словно старался совсем остановить коня. Животное громко фыркало, выпуская из ноздрей белёсый пар, но не останавливалось, а шло так медленно, насколько хватало терпения.
Никто не говорил ни слова, да и не о чем было говорить. Слышались лишь тихие всхлипывания Лайры да кашель Ткара. Наконец, в просветах между деревьев, показалась дорога – грязно-серая лента утоптанного, укатанного снега. Уже совсем рассвело. Серое утреннее небо стало ярче, налилось голубым. Темнота рассеялась.
Малис остановился на дороге, задумался, но лишь на мгновение. Его взгляд упал на обочину где, на повороте, темнел могучий ствол старого дуба.
– Туда, – сказал он и пришпорил коня.
Они подъехали к дереву, осмотрели его со всех сторон. Дуб рос на небольшом холмике и в стороне, противоположной дороге, земля под ним немного осыпалась, вымылась осенними дождями, создав невысокий, примерно по грудь, обрыв. Корни дерева, корявые и толстые, отходили от его верхнего края и, уходили в землю, образовав некое подобие свода пещеры. Края её, засыпанные снегом, не были видны с дороги. Ткар немного разгрёб сугроб, отрыв удобный лаз вовнутрь. Коней отвели поглубже в лес, чтобы те не привлекали внимания своим ржанием, а сами залезли в укрытие. Малис порылся в карманах, нашёл огарок сальной свечи. Запалив огнивом трут, он поднёс крохотный, трепетный огонёк к фитилю. Свеча, сочно потрескивая, разгорелась оранжевым, коптящим пламенем, распространяя вокруг аппетитный запах шкварок.
– Отдыхай пока, Ткар. Скоро сторожить пойдёшь.
– А за коней не боишься, – спросил тот, устраиваясь поудобнее на твёрдой, как камень, мёрзлой земле. – Зима – время голодное, а в лесу зверья полно.
Малис ничего не ответил. Он сел рядом с Ткаром и достал из-за пазухи деревянную флягу. Отпив немного, он состроил гримасу и отдал вино товарищу.
– Что это ты пьёшь? – спросил тот удивленно.
– Вино лафирское. Когда Фарнадо отбили, гадости этой там много нашли.
– Гадость? А зачем пьёшь?
– Не знаю, вкус сначала не чувствуешь, обжигает, как огонь, но потом ничего, приятно.
Ткар пожал плечами и опрокинул в свою глотку не меньше половины того, что было во фляге.
– Действительно, – сказал он, поморщившись. – Огонь. Зато согревает здорово. Из чего его делают?
– Говорят, из того же самого винограда.
– Да? Нет, неплохая штука, особенно, когда холодно и зуб на зуб не попадает.
Ткар отхлебнул из фляги ещё и передал её дрожавшей от холода Лайре. Та глотнула и, закашлявшись, с трудом проглотила жгучую жидкость.
– Согревает, – сиплым голосом произнесла она.
Свеча быстро сгорела и, полыхнув на прощание ярким белым пламенем, погасла. Под сенью корней стало темно, лишь свет снаружи немного рассеивал темноту. Они молчали. Лайра тихонько качала ребенка, вполголоса напевая колыбельную, Ткар сосредоточенно выстругивал что-то из попавшейся под руку ветки. Малис, пробравшись к лазу, то и дело выглядывал наружу и осматривался.
– Пора, Ткар, – проговорил он, наконец. – Иди, последи за дорогой.
– Иду, – ответил тот и вылез из укрытия.
Снаружи раздался громкий хруст снега под сапожищами здоровяка. Звук постепенно удалялся в сторону и, наконец, совсем стих.
– Что теперь? – спросила Лайра.
– А что теперь? – Малис усмехнулся. – Будем ждать.
Прошло совсем немного времени, как вдруг рядом опять раздался звук шагов. В лазе появилась голова Ткара.
– Едут, – хрипло прошептал он.
Лайра вздрогнула и, побледнев, машинально прижала к груди корзину со спящим ребёнком. Малис пристально посмотрел ей в глаза.
– Давай корзину.
– Малис, одумайся, – взмолилась женщина.
– Замолчи, дура, – рассердился тот. – Я и так из-за тебя дел нехороших натворил, так дай мне хоть что-то исправить, может и совесть поменьше грызть будет.
Он отнял у неё корзину и выбрался наружу. Вдалеке уже слышался топот копыт, позвякивание упряжи, доносились человеческие голоса. Не спутать бы, вдруг не король, а кто-нибудь ещё забрёл в эту глушь. Хотя, откуда. Что делать здесь? Едва ли здесь был ещё такой же большой отряд.
– Прячься, – приказал Малис Ткару – тот послушался и, с треском продравшись через переплетение корней, исчез во мраке укрытия.
Малис бросился к дороге и, даже не посмотрев по сторонам, оставил на неё корзину с младенцем. Будь что будет. Он со всех ног побежал обратно, не обращая внимания на оставленные на снегу следы. Уже рядом с лазом, он услышал, как громко заплакал проснувшийся ребёнок. «Так оно лучше», – подумал Малис, ныряя во мрак сквозь корни.
– Тихо, – прошипел он, протискиваясь между Ткаром и Лайрой.
Шум приближался. Конский топот, звонко отдаваясь в мерзлоте, раздавался уже совсем рядом. Дробный стук быстрой рыси сменился мерной мягкой поступью. Всадники остановились. Скрипнув полозьями, остановилась карета.
– Что случилось? – раздался мрачный, громкий голос, от которого Малиса пробрала нервная дрожь. Он узнал этот голос, голос короля.
– Ваше величество, тут корзинка с ребёнком. Ребёнок новорожденный, – послышался ответ. – Плачет, кушать хочет, похоже.
Дальше не было слышно ни единого слова. Хруст снега обозначил торопливые шаги сначала в одну сторону, затем обратно. С громким скрипом закрылась дверца, хлопнул кнут, и снова по плотному снегу застучали копыта коней.
– Вот и всё, – проговорил Малис, громко вздохнув.
– Всё прошло, как нельзя лучше, – весело добавил Ткар, хлопнув товарища по плечу.
Лайра же молчала, отвернувшись в сторону. Глаза её вновь заблестели от навернувшихся слёз. Она всхлипнула, отёрла рукой влагу с глаз и, так и не сказав ни слова, резким движением выбралась наружу.
– Лайра! – окликнул её Малис, бросившись следом.
Она не отвечала, а молча, сгорбившись, тяжело шагала по глубокому снегу туда, где стояли кони. Малис махнул рукой и пошёл следом, не делая больше попыток заговорить с ней. За ним, ступая точно след в след, шагал Ткар. Пришло время возвращаться.
– Молодцы, не выдали, – проговорил Ткар, ласково похлопывая по холке своего коня. Животное, почувствовав похвалу, довольно фыркнуло и потёрлось мордой о плечо хозяина. – Умница моя.
Он поставил ногу в стремя и хотел вскочить в седло, но конь вдруг испуганно захрапел, вздрогнул всем телом и прыгнул в сторону, волоча за собой упавшего Ткара.
– Да что с тобой! – Ткар высвободил ногу и поднялся – его всего покрывал слой снега, а лицо казалось поросшим белой щетиной.
Лайра натянуто засмеялась, но тут же осеклась. Её конь вырвал повод из рук и, оглашая лес пронзительным ржанием, бросился в чащу. Малис проводил испуганное животное удивлённым взглядом, стараясь покрепче держать повод своего, который уже пятился, приседая и хрипя. Вдруг его передёрнуло от леденящего страха – следом за убегавшим конём Лайры среди палок малинника мелькнуло несколько тёмных теней.
– Держи коня! – крикнул он Ткару.
Тот кинулся ловить, но было поздно. Испуганное животное ринулось прочь от человека в сторону дороги. Но и Малис не смог удержать коня. Тот встал на дыбы и ударил хозяина подкованным увесистой подковой копытом. Страшный удар разбил плечо, и Малис, закричав от боли, выпустил повод и упал в снег. Конь сделал скачок в сторону, подняв клубы снежной пыли, и бросился бежать.
– Что с тобой!? – Лайра, забыв обиды, бросилась к нему. – Тебе больно?
– Эта кляча раздробила мне плечо!
– Ничего, мы поможем тебе. Ткар поддержит тебя, и мы дойдём до сторожки.
– Дойдём?! – Малис встал на колени и засмеялся безудержным смехом умалишённого. – Куда мы дойдём, Лайра! Разве ты не видишь, что мы окружены.
– Кем? – Лайра побледнела.
– Стаей волков. Стаей голодных волков, которые ни перед чем не остановятся, чтобы сожрать нас.
Словно в подтверждение слов из-за деревьев появились серые, наводящие ужас тени. Окружив людей, они начали медленно ходить по кругу, постепенно сжимая своё кольцо. Мягко ступая по снегу, огромные, сильные звери приближались к своим жертвам. Горящие свирепым огнём глаза внимательно осматривали каждого из трёх человек. Один ранен, другой женщина – лёгкая добыча. С третьим придётся повозиться. Но зима выдалась хорошая. Добычи в лесу хватало, и звери сохранили свою силу, нисколько не исхудав. Справятся и с третьим.
Ни единого звука, волки ходили молча. Никто не повизгивал в предвкушении горячей крови, снег не хрустел под лапами. Они, казались бестелесными тенями, и лишь жадным зелёным огнём полыхали глаза зверя.
– Волки, – прошептала Лайра и, охнув, медленно осела на снег.
Малис встал, не обращая внимания на упавшую в обморок женщину. Сунул здоровую, левую руку, за пазуху и достал меч. Рядом, спиной к спине, встал Ткар, сжимая в одной руке длинный нож, а в другой – боевой топор.
– Сожрут нас, – вздохнул он. – Много их, слишком много.
– Если меня загрызут первым, убей Лайру, не дай ей умереть такой смертью, – отозвался Малис.
Волки подошли совсем близко. Всего десяток шагов отделял их от добычи. Слюна капала с белых острых клыков – звери уже предвкушали пиршество. Из цепочки собратьев выступил крупный матёрый зверь и медленно, припадая к снегу, начал приближаться к людям. Взгляд его перескакивал с Малиса на Ткара, с Ткара на Лайру, с Лайры опять на Малиса. Исполосованная шрамами морда то и дело вздрагивала, приподнимались губы, обнажая ужасный оскал.
Он неожиданно прыгнул. Гибкое тело легко взвилось в воздух и устремилось на Малиса. Это произошло с быстротой молнии, но человек успел выставить навстречу прыжку сжимавшую меч руку. Клинок, не дрогнув, вошёл точно в горло зверя. Мёртвое тело ударило Малиса в грудь, сшибло с ног и упало на снег, вырвав рукоять меча из руки. Упав на раненое плечо, человек страшно закричал – острая, дурманящая боль огнём полыхнула во всём теле.
В этот момент бросилась вся стая. Малис так и не успел подняться. Какой-то зверь вонзил свои зубы в его ногу и сжал так сильно, что клыки прокусили ткань и мясо до кости. Другой накинулся сверху, пытаясь добраться до шеи, затем прыгнул третий, четвёртый, они рвали одежду, кусали бока, вырывая клочья плоти.