– Слушаюсь, Алексей Федорович!
– Только небольшой купи, но дорогой. Понял?!
– Понял! Чего ж не понять?! Маленький торт и самый дорогой!
– Хорошо! На сдачу можешь купить себе чего-нибудь, табаку или махорки. Давай, я за тебя подежурю…
– Спасибо, Ваше Благородие, я мигом!
Дневальный, оставив кинжал, убежал. Алексей прислушался к пустой казарме. Уловил посторонний звук. В умывальной довентил медный кран. Тут же пристроился на подоконнике, закурив папироску. Вытащил из нагрудного кармана скомканный лист. Еще раз перечитал. Горько усмехнулся. Порвав записку на мелкие квадратики, выбросил в ведро…
– Вот! Московский! Свежий! Господ Абрикосовых: «Полюби меня»! – вбежал, сильно запыхавшись, солдат.
– Кого полюбить? – не сразу понял задумавшийся Новак.
– Торт так называется: «Полюби меня». Три рубля отдал. А что дешевле были, – уже все распродали…
– Хватило денег-то? Ну, спасибо тебе.
– Еще остались, – дневальный, нашарив в кармане медяков, высыпал целую пригоршню в ладошку подпоручика, – еще папирос вам двадцать штук взял. Ваши любимые: «Герцеговины, Асмоловские».
– — – — – — – — – — – — – — – —
От Гремячей Горы, где располагались Енисейские казармы, до дома Робачевского на Верхнее-Петропавловской было далековато. Но по ледяной тропинке еще не вскрывшейся реки – ходьбы минут десять быстрым шагом. Сам же Новак обитал, снимая комнату, в доме Тихомирова на Печерском подворье, что было не вполне удобно, так как в соседях жили полковой протоирей Валентин Робертович Покровский c большим семейством, а главное, – полковник Атлантов, которого он терпеть не мог.
Впрочем, Атлантов, будучи потомственным дворянином, отвечал взаимной «нелюбовью» подпоручику, считая его выскочкой, недотепой, сыном кузнеца. Немного ошибся. Отец Алексея – простой унтер-офицер, участвовавший в обороне Шипки. Будучи Полным кавалером Георгиевского креста, смог устроить Алешку в юнкерское училище…
Дверь Новаку открыла Глаша. Миловидная девушка, прислуживающая в доме Робачевских. C бородавкой на щеке, отчего всегда стеснялась и низко наклоняла голову. Впрочем, русая коса ее до пояса – дивная.
По шуму и выкрикам, доносившимся из небольшой гостиной, стало понятно, что гостя не дождались.
За круглым столом восседал сам Робачевский. В кресле примостился старший врач полка со смешной фамилией – Жаннин-Перро Николай Антонович. Вдобавок, на диване неумело тренькал струнами гитары командир их батальона – штабс-капитан Тер-Степанов Тигран Васильевич. Наталья Сергеевна любезно приняла цветы, торт; пригласила к столу.
– Проходи, Алеша! Давно я тебя не видела! Не c Рождества ли?! Ну, прости меня!
– Бог простит! И вы меня простите!
– Бог простит!
– Ага! Алексей Федорович! Ну, наконец-то! Господа! Прошу всех к столу! – Робачевский захотел было встать, но понял, что изящно у него это не получится, поэтому только энергично замахал руками.
Алексей поздоровался c доктором, штабс-капитаном. Расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Присел за стол. Здесь, в гостях у Робачевских, всегда было уютно, как-то по-домашнему, и можно было отставить многие фамильярности и лишние условности.
– Ну-c! Нальем «штрафную» для начала, – Сергей откупорил новую бутылку коньяка, немножко проливая, разлил по фужерам.
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
За окном стемнело. Зажгли лампу. Тигран Васильевич уже мирно дремал в кресле в обнимку c газетой «Губернских Ведомостей». Доктор, сверкая пенсне, сидел подбоченившись в углу дивана. Наталья Сергеевна c Глашей хлопотали на кухне, заканчивая приготовления к выносу горячего.
Робачевский продолжал изливать тирады…
– И как мальчишку… отчитал меня! Представляешь?! Как мальчишку! За вами, дескать, числится телефонный аппарат. А завтра будет инспекция! Лично проведена Его Высокоблагородием господином полковником! И ежели вскроется потеря! Будет назначена официальная служебная проверка! А, каково?! – тряс головой капитан, – каково?! Я этого…
– Сережа! Нельзя потише? – вышла в гостиную Наталья. Следом Глаша занесла стопку чистых тарелок.
– Я этого, – перешел на шепот Робачевский, – Атлантова вместе c Протопоповым… язви их…
– Сережа!!! Марш, на улицу курить! В окно позову после…
– Господа офицеры! – хозяин застолья безропотно встал, чуть пошатываясь, – прошу следовать за мной!
На дворе за высоким забором и бесконечными вереницами, еще густо пахнущих лесом поленниц дров, было тихо. На черном небе мерцала звездная пыль…
– Утром будет морозец, – протер стекла очков доктор.
– Тихо! – приложил палец к губам Робачевский, – вон там, в углу, видите?!
– Нет.
– Ничего не видно.
Сергей Николаевич осторожно подкрался к краю поленницы, вглядываясь в темноту. Новак, тихонько ступая, пошел следом.
Уперевшись в еще один забор, остановились. Прислушались…
– Никого, господа! Показалось… представляете, видимо, совсем голова распухла! Нет, не может быть! Но ведь точно – Семенов, солдат! Козья морда! Глаза выпучил на меня! Губы свои масляные оттопырил!
– В отпуск вам надо, Сергей Николаевич! – захохотал Тигран Васильевич, – ей Богу! В отпуск!
Закурили папиросы, пуская дым в морозное небо, и задумались каждый o своем…
Наталья открыла форточку, – Сережа! Зови к столу!
Вчетвером, во главе c капитаном, шумно обстукивая o ступеньки крыльца липкий снег, пошли в дом.
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
– Господи! Прости меня, грешнаго! – мелко и быстро крестился Семенов, застряв в узкой щели между поленницами, – дурак я! Ой, дурак! Сподобило же влюбиться в Глашку! Других что ля нету?!
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
В центре стола на серебряном блюде еще шипела, заполняя гостиную чудным ароматом, запеченная c яблоками до золотистой корочки большая утка.
– Наталья Сергеевна! – целовал тонкие пальчики Тигран Васильевич, – вы волшебница! Изумительная красивейшая женщина! Клянусь вам!
– Господа! Прошу к столу! – немного смутилась Наталья, – нет, нет! Алеша! Немного вина… мне только…
– А я ему говорю! На прошлой неделе, – взяв под локоть доктора, Робачевский во что бы то ни стало решил досказать историю, – говорю ему: «Семенов! Принеси попить». А этот гусь?! Вместо того, чтобы принести воды, побежал за водкой! Ну! Что ну?! Где-то попался на глаза Протопопову!
