Вокруг все было как всегда: просто и буднично. Издалека доносились звуки машин, сами машины проезжали мимо, собаки лаяли то между собой, то на прохожих в своих домашних дворах. Шелестели листья. Светило солнце. Два друга едва не потеряли третьего. Все когда-нибудь забудется.
Все пройдет.
Хоть раньше мы с Германом имели некоторые препирания на почве малого времени знакомства, то теперь, как говорится, надолго кореша. Взобравшись на глыбу, мы присели, перебирая мысли и переводя дыхание. Мда… Пошли втроем, а вернулись двое. Герман пытался звонить на телефон Коли, но, что очевидно, другой конец провода не одарил ответом. «Сломался, наверное», – сказал друг. Я думал также.
Отдохнув, мы возвращаемся в сторону центра поселка вдоль асфальтовой дорожки, что далеко протягивается среди множества деревянных домов. Как-то даже непривычно было находится в относительной безопасности, на твердой земле под ногами. Знать, что тебе уже ничего не угрожает, хотя от места событий не разделяет и километр.
Нам пришла в голову шальная мысль аккуратно поинтересоваться, не пугая причинами отсутствия Коли, если так будет, дома ли он. Мы дотопали до дома друга, я отворял так знакомую мне железную калитку. Мы прошли двор, и Герман постучал в дверь. Бабушка Коли, Людмила Николаевна, открывает дверь.
– Здравствуйте, а Коля дома? – невинно спросил Герман.
– Нет, его скорая забрала, – отвечает она нам. – Он деду позвонил, и щас он в больнице.
По её тону стало понятно, что она расстроена и даже раздражена.
– Блин, а мы его потеряли. Вроде был рядом, и пропал. Спасибо вам. – как можно правдоподобней оттараторили мы и, не задерживаясь, вышли со двора.
Вот же чёрт… Хотя, наоборот. Это, думаю, лучший исход ситуации. К тому же Колян сам смог позвонить дедушке и сообщить о своем состоянии. Но почему тогда телефон его не отвечал нам? Странно. Но причину мы вряд ли узнаем.
А сейчас нужно домой. Отдыхать.
То, что случилось днем, казалось ужасным и липким сном, от которого хотелось скорее избавиться. Надо лишь забыть эти потрясения и страх. Избавиться от дрожи, пронизывающую тело… Явной боязни потерять жизнь.
Холод с груди ещё не хотел уходить, но начинал сдавать позиции в условиях относительного уюта дома. Мой телефон внезапно зазвенел мелодией вызова. На дисплее я увидел лишь надпись «Герман». Что-то нехорошее чувствовалось мне. Я всем существом пытался верить, что он просто ошибся номером или нажал не на ту кнопку. Пожалуйста… хватит звонить! Нет… нет! Я сбросил. Звон прекратился. Как же хорошо… Мечтаю, он не позвонит снова. Да, я просто чем-нибудь позанимаюсь.
Дисплей снова загорелся и завибрировал. Боже, да за что!? Мне ОЧЕНЬ не хотелось отвечать на звонок, но порядочность всё-таки брала своё. «Что ж, так и быть, от судьбы не уйдешь, будь что будет», – решил я и ответил.
– Да?
– Алло, это я, Герман. Тут к нам полиция приходила по делу Коляна, и они попросили, чтоб мы завтра в участок подошли со взрослым. Завтра в девять.
– Хорошо…
– Мы там как свидетели будем, нас там просто спросят, так что не беспокойся особо.
– Хорошо, давай.
– Пока.
Как знал. Но кого-кого, а полицейский участок я никак не ожидал в посещение мною в такое время. Видимо, серьезно мы вляпались. Очень хотелось надеяться, что «просто спросят». Да ещё и со взрослым… Да, историю утаить точно не удастся. В доме жили на тот момент я, мама и ещё сожитель – довольно высокий мужик лет тридцати, чем-то похожий на долговязого вора из фильма «Один дома». Вместе с мамой выслушавший мою приуменьшенную по тяжести и непозволительно укороченную историю, он пошел со мной на следующий день.
***
Прибыть надо было к девяти утра, но мы все-таки припоздали. В строгом кабинете уже сидел Герман с дедом. Участковым была женщина средних лет, с короткими коричневыми волосами в легкой темной кофте. Я удивился даже – полицейский, да ещё без формы! Видимо, тут она не пригодится, потому что не только тётенька, да и почти все другие сотрудники, что я встречал по пути к кабинету, тоже её не носили. Участковый сидела за минималистичным офисным деревянным столом и что-то писала в листок.
– Здравствуйте, – мы с ним поздоровались и вошли в кабинет.
– Здравствуйте, садитесь, – ответила нам полицейский.
Помимо главного человека в комнате сидела ещё одна женщина. Располагаясь на стуле со спинкой возле длинной тумбы, заваленной бумагами, что стояла к нам боком, думаю, сотрудница контролировала процесс. Также я поприветствовал друга, и мы с сожителем сели на свободные стулья. Если госслужащие были ближе к правой стороне комнаты, то все остальные были ближе к левой. Свободных стульев почти не осталось.
Повисла неловкая тишина. После нескольких пробубненных следователем слов я подумал, что меня спрашивают о ситуации, как все оно было. Я начал пересказывать все, что было выше, и планировал закончить на данном моменте. Практически все посмотрели на меня, как на пришибленного, и сказали, что ничего говорить не нужно. Друг уже рассказал. «Ну и хорошо, пусть будет так», – подумал я. Позже нам участковый задавала с Германом различные вопросы, из которых мне запомнился один ключевой момент. Нам предлагали признать, что Коля съехал с обрыва без посторонней помощи. Конечно же, мы единогласно заверили о том, что ни за что бы не подставили так мерзко друга, абсолютно исключая сию подлую вероятность. Участковый, слава богу, поверила нам на слово и записала в протоколе все, как будет нужно. Она никоим образом не давила на нас, не ставила принудительно в положение обязательных допрашиваемых. А мы были взаимны с ней, благо, скрывать нам было нечего. И так выпало счастье выбраться целыми. Потом нам дали бумажку из дела на подпись. Я заметил, что у Германа очень красивый почерк для мальчика, да и ещё в таком возрасте. Я же недалеко от его на вид аристократичной подписи поставил свою корявую кляксу. Бумагу забрали. Мне казалось, что на этом сеанс будет окончен, но нас заставили всех вместе присесть в машину и проехаться к месту, где низвергнулся невольник несчастного случая. Нас просили показать, где именно это произошло.
В машине нас уже ждал водитель – мужчина преклонных лет, в широких прямоугольных очках и с залысиной. Вместившись вшестером в небольшую легковушку, мы быстрым темпом преодолевали сотни метров. Сближались с точкой, что мы с другом описывали, проговаривая направление. В обратном порядке проносились дома, что вчера я видел, когда ходил пешком. По тротуарам проносились люди, а мы, в самой обычной машине, без мигалок и прочих знаков различия, ехали к сопке. До этого никто почти не знал нашу историю, а теперь тот, кто узнал, желает увидеть её со стороны. Лицезреть начало внезапной драмы. Ведь никого на краю обрыва сейчас нет, верно? Люди ведь на ровной и прочной земле? Значит, это начало. Но, конечно же, до финала доводить не желает никто. Мы сворачивали на пыльную дорогу. Мы миновали глыбу… За окном появился роковой, почти незаметный, песчаный след на голой грубой породе.
– Вот, здесь! – говорит Герман, указывая в окно.
– Да, вот оно, – подтвердил тут же я.
Машина остановилась. Тётенька, опустив стекло, вглядывалась в картину, что была сотворена вчера, как сыщик, обыскивающий место преступления. С серьёзным взглядом и лёгким прищуром нерастушеванных век.
– И нахер вы туда полезли? – увидев высоту и не в состоянии сдержать понятное удивление, более высоким, чем обычно, голосом сказала участковый.
– Скучно было… – тихо и виновато оправдываюсь я, никуда не глядя.
Машина, будто экскурсовод, снова набрала скорость и миновала заброшенное хранилище горючего, показала скалистую стену и проехалась около начала злосчастного подъема, но не спешила останавливаться. В полном молчании мы вернулись к участку, где нас и отпустили. Видимо, участковой все и так уже было понятно.
На пути домой Герман клялся, что никогда больше не полезет не только на эту сопку, да и вообще будет остерегаться ей подобных. Это ставило под угрозу посещение Скалки, на которой мы так любим смотреть на поселок с высоты и просто хорошо проводить время. Перед тем, как распрощаться, он попросил подождать его и, сбегав домой, вынес мне коробку с диском, с записанным на носителе то ли фильмом, то ли игрой. К ней приклеена бумажка с надписью: «От друзей». «Друзья» просил меня отнести подарок Коле в почтовый ящик. На логично следующий вопрос: «Почему я, а не ты?», то он ответил, что его гложет и мучает чувство вины от бессилия в плане помощи Коляну. Теперь оно просто не подпустит его к дому друга. Я понял Германа и, взяв диск, пошел к дому на набережной реки Серебрянка. К слову, Николай и познакомил меня с Германом в начале этого лета, а времени прошло не более двух недель. Думаю, так и закаляется настоящая дружба. Да и вообще человек.
Я шел и думал: «А как бы мы спасли его, если никто из нас даже не предполагал этого?». По результату несложных размышлений совесть отключала своё вещание.
Почти каждый день из тех десяти, что Коля был в больнице, я проверял его почту. Диск никто не спешил забирать. Показательное пренебрежение или просто никто не ожидал увидеть что-либо в ящике? Странно.
Выходя гулять, в моей голове часто мелькала мысль посетить Колю в больнице. Но каждый раз я вспоминал об этом, когда приходил домой, за что корил свою нецеленаправленную личность. Мама говорила, что я ужасный и никчемный друг. Может, так и есть. Герман ведь приходил в палату к нему время от времени. Сейчас я бы, конечно, не раздумывая, топал в больницу, а тогда… Даже не знаю, что на меня находило. Просто не пришел, и все. Но как только я узнал от Германа, что Коляну разрешают выходить на небольшие прогулки, я сразу же поспешил узнать об этом поподробнее. На вопрос по типу «где и когда наш раненый друг дышит свежим воздухом» мне информатор ответил: мол, гуляет он во дворе единственной в поселке школы с четырех дня до пяти вечера. Что ж, мне несложно будет проверить.
***
А Герман не ошибся. Придя на задний двор учебного заведения, я увидел фигуру, сидящую на траве широкого склона. Он ведёт от школы и отдельной подсобки к небольшому стадиончику, который в зависимости от времени года служит и катком, и футбольным полем. Фигуру на мягкой траве освещало солнце. Да, это он, сомнений нет! Сначала быстрым шагом, а потом бегом я приблизился к другу. Мы пожали друг другу руки, я сел рядом и принялся расспрашивать его: как он сейчас, где был ранен и как он видел ту страшную картину своими глазами. Он рассказывал, что, когда он упал, его будто контузило, потому что он вообще ничего не слышал, а боли не ощущал как таковой. Тогда я спросил, слышал ли он в таком состоянии выкрик Германа: «Колян, ты жив!?». Друг ответил, что ничего не слышал. «Но ведь ты нам ответил, что жив», – говорил я. Но он только удивился со мной за компанию. Потом рассказывал, что шел, хромая, по пыльному грунту с разбитой головой, а стекающая кровь с неё очерчивала его путь. Я знал, что друг любит преувеличивать, но разве можно после такого обрезать крылья полёту фантазии? Только спустя минут десять Николай обнаружил, что у него начинает болеть нога, и он, остановившись возле местной пекарни, позвонил своему деду. А тот, в свою очередь, вызвал скорую, которая и забрала чудом выжившего друга. Я заметил под его большим пальцем старательно обмазанный зеленкой шов. Как говорит Коля, такой ему сделали ещё в больнице. Я спросил его, находил ли он диск Германа, который я положил в почтовый ящик, на что друг ответил, что только недавно вернулся домой и ничего ещё не проверил. Потом ещё говорил, что его бабушка думает, что это мы виноваты во всем этом происшествии. Но каждый из нас знает, что вся эта история – просто несчастный случай, который своими подробностями тянет на неплохой рассказ.
Мы молча сидели на траве, щурились солнцу и смотрели вдаль, освежаясь легкими волнами игривого ветра, и каждый из нас дал себе клятву – никогда больше не залезать на ту злополучную сопку. Вскоре Коля понял, что пора идти домой, попрощался со мной и исчез из моего поля зрения, взбираясь на склон хромыми ногами. А я ещё немного посидел один, встречая телом теплый обволакивающий ветер, и солнце укутывало меня яркими золотыми лучами. Лишь иногда красивое чириканье птиц содрогало свежий и теплый воздух… Но и мне пришлось прекратить созерцание далеких домиков, расположившихся на склоне такого же далекого холма, встать и оставить ковер зеленой травы одному золотеть под западающим к горизонту солнцем и вернуться домой – радостному и успокоенному.
Дядя Коля.
Очередной день походов на Левый Терней. Верно, как вы можете предположить, есть и так называемый Правый. Названия исходят из расположения берегов относительно течения реки, территории разделяющей. На Левом когда-то давно люди имели наделы, строили здания и мостики через речки, протаптывали дороги. Сейчас все планы ушли в небытие, а среди гор, степей, дорог и речек можно изредка повстречать недостроенные или просто заброшенные дома и даже промышленные здания. Все постояльцы покинули это место, и только те, кто хочет отдохнуть или отправиться в поход, не позволяют этой обширной области запустеть совсем. А Правым Тернеем именуется сам поселок, где работают, гуляют и учатся люди, где кое-как побурливает жизнь. Эти два разных мирка соединены прочным деревянным мостом. По нему летом ежедневно ходят люди, стада лошадей и коров. Ездят самые разные транспортные средства. Мост весьма не низок, скажу я вам, но часто и взрослые, и подростки ныряют с него в широкую речку. Из-за этого к одной из ближайших к месту купания опор кто-то приделал железные скобы, чтобы было удобней забираться обратно на мост. Здесь, среди местных, жилую часть никто не называет Правой. Тут есть Терней, и есть Левый Терней. На территории последнего мы часто посещали озерки, речки, заброшки. Сегодня наша цель – добраться до аналога Скалки. Он выпирает из горы хребта Сихотэ-Алинь, и мы хотим взобраться на эту скальную обитель, чего никто никогда не делал раньше. Хоть путь и нельзя было назвать коротким, но для нашей кампании пять-семь километров туда и обратно за день не было ничем необычным. Даже сам факт исследования нового места не привлекал особого интереса. Забираться в гору нам не впервой.
Ещё вчера Ванёк заприметил тот каменный выступ, и мы верили, что туда нас приведет одна из разветвленных перед полем дорог. С Коляном в компании мы все вместе преодолели старый мост, небольшой баннер после него: «Хожу на охоту с бумажным пыжом – лес от пожара не бережём!», пересекли с полкилометра по дороге возле речки с чащицами. На перепутье мы повернули и двинули в параллель к левому склону далёких гор. Всё-таки поглядеть на колоссальные ковры полей да панораму свободной природы с нового ракурса всегда стоит долгого пути, если и делать-то нечего. Ощущать под ногами смертельную ширь пространства и глядеть вперед, покуда хватит глаз и горизонта… Всегда остаются неизгладимые впечатления. Главное не упасть ненароком, рот открыв. Мы идём по пыльной дороге.
– Мы с папой на квадроцикле ездили в ту сторону, – говорит Ванёк. – А когда дойдем до поворота, где мы развернулись, тогда посмотрим.
– Окей…
В это время я считал, что безопасность и спокойствие может обеспечить тебе пластиковый автомат, «шмаляющий», как у нас часто говорили, жгучим пластиком по шесть миллиметров. Конечно же, мы все прекрасно понимаем: все хорошее нам обеспечит хотя бы маленькая деревянная дубинка. На тот момент повернутым на оружии из нашей компании был, к счастью, только я один. По пути мы, не имея особого представления о том, какие фотографии должны быть, фотографировали друг друга в разных неловких вариациях.
Пространство между нами и зелеными горами заполняло поле бурьяна шириной около нескольких сотен метров. Зеленое море пестрило желтыми, белыми и изредка синими с красными красками. Это можно было, думаю, увидеть с высоты птичьего полёта. К сожалению, мы шли на уровне «моря». Оно было и слева, и справа. Ранее все это было засеянными полями. Бабушка рассказывала, что мой прапрадед владел здесь большими наделами ещё до создания Советского союза, собственноручно возделывал землю для выращивания культур. И решил он где-то на заре коммунизма в нашем поселке нанять людей, чтобы работать на растущем участке было проще. Но местному руководству это совсем не понравилось. Оно обвинило прапрадеда в кулачестве и отправило его в Сибирь в качестве наказания, где находиться временами бывает сложней, чем кормить трупных червей со свинцом во лбу (хотя куда уж тут проще). Он вернулся. Он вернулся и увидел свои поля, взращиваемые когда-то усталыми жилистыми руками… и не смог сдержать слёз. Государство не забирало землю, и обрабатывать её никто не стал. Сорняк возрос бурьянами на огромной площади и выел всю пшеницу, всю рожь и остальные культуры… Человек мог спокойно кормить семью. А пионеры голодали, попрошайничая еду у каждого дома. Чего-то я отбился от темы. Так, сейчас отойду на секунду, мне в дверь позвонили…
Дорога была однообразной, если глядеть только вперед. Повсеместное присутствие природы после каменных джунглей ласкает душу. Жаль, что тогда я этого не осознавал, принимая за должное. Старею уже, черт побери. Рассуждения, совершаемые сидя в квартире, приводят к грустным выводам. Тогда в голове у меня не было тех рассказов и отступлений, есть путь, и есть цель. И беспокоил меня только мой автомат и спортивная сумка через плечо. Рюкзак бы тут в разы удобней вышел, скажу честно. Альтернативы у меня, к сожалению, не было. Дожди в этом географическом районе не редкость. Оттого мы время от времени встречали остатки и следствия такого природного явления: грязевые лужи растекались, размешанные колёсами редких машин, и преграждали путь всем, кто ленится постирать обувь. Мы обходили противное препятствие по дорожке из примятой травы, протирая рёбра о едва доходящую до них неутоптанную зелень. Когда мы проходили дальше, нас по бокам дороги начала обступать густеющая чаща. Значит, недалеко отсюда есть место, где можно неплохо отдохнуть: если представится поворот налево, то тогда не составит труда дойти до речки. Там, на отвесном берегу, на относительно небольшом участке сконцентрировался недюжинный уют. Внушительная береза клонится к воде посреди совсем невысокой травы, поэтому видно все вокруг и на большое расстояние. И не обойтись без жаркого костра, вокруг которого мы любим собираться и сидеть, разговаривая о чём угодно. Горючим для его разведения является у нас берёзовая кора, которая, кстати, весьма и весьма недалека от места нашей лёжки. За хворостом топаем обратно к чаще, где лежит много массивных упавших ветвей. Сухих, что главное. Но, как вам сказать… у берега разводить костёр очень даже нежелательно, так как там среди обычной травы все пронизано каким-то подобием соломы и может попробовать разгореться с опасными последствиями. Поэтому вокруг огня мы вдоволь сыпали земли и песка. Эх, классно было там. Но сегодня нам совсем не туда, мы проходим мимо. Дальше, в неизвестность.
Да, много тут о чем можно писать. Куда ни глянь – своя маленькая история. Снова чаща вокруг сменилась вольным полем. Снова был преодолен очередной километр, а вот и какой-то странный поворот…
– О, это здесь! Мы остановились тут и поехали обратно, – сказал Ваня. – Отдохнем?
Трава, находящаяся у загиба дороги, была коротко выкошена метров на пять вперёд относительно неё, будто бы предлагая развернуть коврик. Беззаботно прилечь на него и, глядя в светлое голубое небо, пресладко уснуть… не услышав звона острой косы. Но вокруг было безлюдно, и лишь чириканье птиц с шелестом зелени заменяли тишину.
– Да, давай отдохнём, – думаю, присесть здесь будет неплохо.
– Давайте, – поддержал Коля.
Мы легко расположились на удобном газоне и вытащили прихваченной с собой скудной провизии в виде воды, хлеба, печенья и прочих персидских вкусностей. Все это было в большинстве у Вани, и он не преминул поделиться с нами частью своей еды. Ванёк вообще сам по себе к такому жаден не был, да и у нас в компании со временем сложилось крепкое негласное правило: «Что есть пожрать, то поделись». Думаю, оно вполне себе справедливо.
Я решил заняться тем, что никогда не делал раньше – читать на природе. Кто-то вне города, бывает, ест, кто-то говорит, кто-то готовит, ныряет, бесится. А я в позе лотоса, в силу отсутствия водоема и желания его воображать, вперил глаза в толстую книжку с желтыми страницами. «СПАРТАК» – написано в оглавлении обложки над нарисованным черными, серыми и красными цветами войском, идущим куда-то влево. Посреди армии крупным планом изображён сам великий полководец с рукой на ножнах, оголяющей короткий, но острый меч. А грозный взгляд Спартака устремлён в ту же сторону, что и войско борцов за свободу. Эх, а что за история за той обложкой… Не обязываю, конечно, но очень советую прочитать.
Пусть вся история весьма захватывающа, но на том моменте, где я остановился, было описание каких-то античных построек, домов и декораций со специфичными названиями каждой их частей в довольно совестной манере. Оттого и читать было невыносимо скучно, как бы я ни старался заинтересоваться этим. Потому и книгу решил отложить после вникания в ерундовое количество строк, но Ванёк с усмешками остановил меня для хорошего кадра. Ха, ну давай… Ещё? Ну хорошо. Так, вот и все. Можно продолжить путь.
Положив книгу в сумку и собрав пожитки, мы поднялись с мягкой травы и снова двинулись к нашей цели вдоль пыльной дороги. После метров десяти она поворачивала не совсем туда, куда нам нужно. Внезапно друзья остановились.
– Пацаны, это что? – удивился Коля.
– Ого… – Ванёк тоже немало опешил.
– Где? – из нашей троицы только у меня было неважно со зрением.
– Вот, смотри, там ворота! – мне показали в сторону, казалось бы, невзрачной тропинки, что вела вперед, к сопке.
И да, действительно! Среди кучной зелени я узрел вдалеке небольшой цвет ветхих сухих серых досок. В голове сразу же активировался поток мыслей, будто бы дамбу прорвало. Строения в глуши? Засекреченный комплекс? Или же остатки от зданий, прилегавших к полю? Как тут вообще могло что-либо стоять, рукотворное человеком? Это же глушь глубокая! Подходя ближе, я могу различать очертания ворот: в два экземпляра две доски делают прямой угол, а их поддерживает диагональная балка. Конструкция закрывала дорогу. В напряжённом предвкушении и легком мандраже, который усиливался с каждым шагом, мы медленно подбирались к новой неизвестности, более опасной на первый взгляд, чем новая природа вокруг. Когда до подобия подозрительных ворот оставалось около пяти-семи метров натяжения расшатывающихся нервов, мы пригнулись в три погибели и стали двигаться максимально бесшумно. Я ожидал оттуда какой-то засады, там нас точно никто не ждёт в гости. Друзья также напряжены. Но нам нужно туда! Там наша дорога, там цена адреналина и жадного любопытства: что же там, что же у нас на пути?!
Своим пластиковым прицелом автомат выискивал притаившееся тело. Колян был готов пустить палку в ход в любой момент. Лишь Ванёк решил ограничиться бесшумной поступью, не доставая пару внушительных походных ножей из своего рюкзака.
Ближе. Ещё немного. Вход на прицеле, ещё… Пока что тихо, вроде. Мы подбираемся к воротцам. А это что за подарок?
На дороге лежит пустая сигаретная пачка. При помощи анализа Николая, разглядывающего её под ногами, и собственных глаз, мы поняли, что оставили её тут не так уж и давно. Значит, тут бывают люди. Значит, это не очередная заброшка, как деревня в противоположном направлении от главной дороги сюда. Чёрт, все интересней, и все рискованней… Не хотелось бы столкнуться с кем-нибудь там лоб в лоб. Что мы им тогда скажем?
Мы подошли вплотную к воротам. Что-то новое стояло перед нами. Да, это очередная авантюра. Но положим ли мы головы на кон неизвестности? Особо ничего впереди пока удивительного не было, лишь небольшая проселочная дорожка, заросшая травой. Она вела куда-то дальше, а деревья, что были не поодаль от неё, клонились так сильно и густо, что едва было видно, что нас ждёт впереди.
– Ну что, двинем? – спросил я друзей.
– Двинем, – отвечали мне.
Мы пролезли под воротцами.
Вроде бы никого да и ничего тоже появляться не обещало. Лишь травянистая тропа иногда повиливала, но постоянно бесповоротно нас уводила. Туда, где уже деревья не будут так интенсивно опускать свою зеленую завесу. Мы идём молча, но уже гораздо расслабленней. Теперь не было такой подозрительности к каждому кусту или шороху веток. Я бы сказал, тут даже непло…
– *Цензура*!
Широкое зрелище заливает высокое солнце. Расступившиеся деревья открыли нам широкий и просторный вид на вездесущие бурьяны полыни с прочими разновидностями невысоких растений. Поверг нас в ступор на вид обычный деревенский дом, который я сразу посчитал заброшенным. Он был в метрах пятидесяти от нас и будто стремился вверх своей островатой крышей по правой стороне дороги. Из-за обилия зелени рассмотреть предполагаемый забор не казалось возможным. Только высокие целые окна беспрестанно глазели на нас своей внутренней темнотой. Стены были сделаны из обычного дерева, покрытые яркой краской.