Нас сдуло оттуда ветром. Громкий звук раздавался из двора, что справа. Но откуда там собака? Это ведь заброшено!
Тут ведь всё заброшено! Ещё очень давно… Пёс привязан. Что-то не сходилось.
Пусть Влад и не отличался особой скоростью ранее, но сегодня, я чую, он установил свой лучший рекорд. Как только раздался звук, он умудрился преодолеть несколько метров за пару мгновений и с лёгкостью перевалить заборчик, оставив нас далеко позади. В компании с Ваней мы по очереди перемахнули забор, все вместе оказавшись на относительно безопасной улице.
– Чё это за хрень!? Откуда там собака? – меня дико перетрясло от такой неожиданности. Мы стояли, переводя дух.
– Значит, всё-таки деревня заброшена не полностью, – Ваня досадливо чесал затылок.
– Я почти ничего не успел увидеть, – говорю я. – Только то, что собака привязана была, вроде небольшая.
– Я видел, там ещё мужик из дома выходил, с голым торсом такой… – Влад вспоминал недавно минувшие моменты.
Это уже точно не дядя Коля. Пока что округа оставалось напряжённо спокойной. Мы решили медленно двигаться вперёд, пытаясь высмотреть тот населённый дом. Мы смешались с придорожной травой, неторопливо раздвигая её руками.
Он. Вот он, тот интересный домик. Мы наблюдаем издалека. Там стоит маленькая конура с интересным способом привязи. Вдоль определённого участка двора был протянут тонкий металлический трос. К нему скользкой петлёй был прикреплен ошейник с поводком, и таким образом вдоль крепкой проволоки носилась собака. Мужика видно не было, да и нам-то не особо хотелось с ним познакомиться. Проходя немного далее, мы поняли, что впереди уже не было домиков.
Но зато поглядите сюда! Слева, по более короткой траве, чем по её граням, но также не притоптанной, протягивалась небольшая дорожка. Где-то в её слегка удалённой от нас гуще вырастало невысокое ограждение, явно принадлежащее заколоченному амбару. Мы, пригнувшись под высоту окружающей травы, аккуратно пробирались к примитивному забору.
Его не трудно было перемахнуть. Перекинув свои увесистые вещи, мы вскарабкались по сухим доскам, переваливаясь на другую сторону. Тут тоже трава невысока, и мы, немного пройдя вперед, пошли вдоль амбара, с интересом его рассматривая. Окна и предполагаемые двери были добротно обиты гвоздями.
Всё это забыто и оставлено, как неудачный опыт. Сюда уже не вернутся. Все эти брошенные дома – ошибка старых лет, если всё выходит так, как я предполагаю. И к ним всё равно вернулся человек. Продолжает оживлять это умирающее место. Почему? Потому что накатанная дорога? Потому что уже построено? Очень надеюсь, что он местный рыбак, и это его берлога. Одной из наших бед остаётся тот факт, что мы никак не можем оторваться от старого. Все эти дороги были глупо проложены, и мы продолжаем двигаться по ним. Пусть эти десятилетиями протаптываемые колеи уже навряд ли поменяешь, но есть шанс не зацикливаться на плохих попытках просто из-за того, что мы потратили на них время и материальные ресурсы. Не стоит испытывать дискомфорт на том месте, где вы остановились. Не стоит жить так, как было когда-то принято. Они не принимали нашу реальность. Они не видели других вариантов. У нас есть силы, чтобы деформировать ещё теплый гипсовый шаблон в молодых головах и не давать ему застояться. Не бойтесь ошибок и не верьте стереотипам – рационализм даёт намного больше выгоды.
Люди, ушедшие отсюда, могли отчасти понимать мои мысли. Ну, или они просто встретили смерть в своём родном доме.
А мы возвращались обратно в посёлок. Кто знает, сколько ещё секретов скрывает это глухое место…
Ночь, которую я не спал. (07.08.17)
Ваня тасовал карты. Я, Герман и Влад сидели с ним за столом и ожидали новой партии блэкджека. Мы находимся в единственной комнате небольшого домика, к которому прилагается уютный, но пыльнющий и тёмный чердак. В нашей комнате, помимо прямоугольного стола, приставленного к одинаковому с ним по длине окну, расположилось староватое разложенное коричневое кресло у другой стены относительно нас. Оно стоит в углу, что ближе к выходу. А возле него у изголовья находится тоже весьма не новый табурет с большим и по форме кубическим синим полиэтиленом на нём, содержащим внутри себя что-то твёрдоё и, видимо, довольно тяжёлое. В конце простой комнаты во всю стену проседают деревянные полки, достающие потолок рядом верхушек толстых книг. Лев Толстой, Бальзак и многие другие писатели своими многотиражными томами составляют здесь свою уникальную коллекцию. Её много лет составлял Ванин отец, работающий в редакции газеты нашего посёлка. Бывало, среди множества книг я видел парочку обложек, подписанных его фамилией. Наш стол, как и окно, находится у середины стены с идиллическим видом на постриженную у избушки область лужайки, по своей большей части просто нетронутую. Справа дом, где Ваня с отцом ведут свою холостяцкую жизнь. Впереди… старый разбитый сарай по дальней левой стороне забора. Чуть дальше и поцелее находится в использовании туалет. После вышеописанных строений параллельно длине окна проходил старинный, наверное, как дряхлый сарай, невысокий забор, состоящий из узких сухих досок, соединенных двумя вездесущими перегородками с массивными невысокими серыми столбами, отвечающими за их сообщение.
С таким местоположением стола было удобно играть и днём и вечером без светильника, наблюдая, хоть и приевшийся, но сносный пейзаж, не вызывающий эстетического раздражения. Из остальных удобств были добротные деревянные табуретки, на которых мы сидели часами за этим столом.
– Снова на очки? – спросил Иван.
– Ну не на деньги ведь, – отвечаю я.
Ваня начал раздавать колоду.
Пошла игра. Кто-то делал сплит, кто-то добирал. Основы старого доброго двадцати одного, но с большим вариантом действий. Самым рисковым у нас был Влад: с помощью сплита увеличил ставку в девять раз… и все проигрывал! До одной руки! Но очки не деньги, терять было не так уж и обидно. Блэкджек без продуманного мухлежа – игра стихийная, но также обеспечивающая увлекательное времяпровождение. Мы любим риски. Ну, когда они в меру, имею в виду.
Блэкджек – это вам не какой-то пьяница, дурак, то же очко – это игра, вытащенная из забугорных казино. И картежники любители, играя в неё, становятся… профессиональней, что ли. Мы сыграли ещё три-четыре партии, и нам как-то уже наскучило гонять счета и карты.
– Пацаны, а может, сегодня на ночёвку? – предложил Герман. – В картишки сыграем, фильмы посмотрим…
– Я не против, – я проголосовал.
– Хорошо, – ответил Иван.
Я не помню, когда он был против ночных посиделок в этой небольшой избушке. Но ночевать мне приходилось там только однажды, и это было то ли год, то ли два назад.
Что ж, мы могли хоть до утра сидеть в этой комнате на своих табуретах, перекидываясь в карты. Естественно, это было бы слишком однообразно и очень даже нудно. И мы с Германом и Владом решили скоротать вечер, съездив по одному как раз- таки отложенному на свободное время интересному дельцу. На Левом Тернее, в километрах четырёх от моста, был нами найден давно заброшенный и недостроенный, как его здесь называли, рыбзавод. Судя по оставшимся плитам, кирпичным стенам и обросшим балкам, здесь должен был находиться обширный цех. Но вместо станков и других предполагаемых машин там сейчас бурлит густая зелень в виде небольших берёзок, травы и прочих кустов, охотно повинуясь каждому дуновению ветерка. Ты мог наблюдать всё это с немалой высоты небольшого числа бетонных плит, составляющих плоскую недостроенную крышу предполагаемого рабочего зала. Но сейчас мы думали о другой части комплекса. Не так далеко от вышеописанного мной места есть просто будто бы обычные здания, по планировке похожие то ли на фасовочный склад, то ли на офис. И в одной из таких построек нет прохода на второй этаж как такового! Не достроили лестницу, а площадки лестничные уже выложили. Забавная вещица, правда? Особенно для таких, как мы, которым всё это кажется как вызов. И, знаете, принять и преодолеть его стоит лишь ловкости наших конечностей. Не просто, я имею в виду, владеть моторикой, а иметь именно сноровку. Из неуклюжих тут никого не было, несмотря на тапки и массу тел. По оставшимся ржавым косякам высокого серого столба, кем-то уже приваленным к стене, мы взбирались в дыру на втором этаже, опасно пошатываясь на неустойчивой установке. Спускались из пустого окна, прыгая с кирпичного проёма на бетонный козырёк, а оттуда уже пришлось пролететь несколько метров к земле. И нам думалось, что тот незакреплённый столб может подвести в любой момент, и канат будет весьма и весьма кстати. Колян, с которым мы были тогда, говорил, что видел, где лежал один нужный нам, толстый добротный – на территории местной и неповторимой шиномонтажки. Прям во дворе, но стянуть его днём было бы равносильным явки с повинной. Я лично воровать не любил и не люблю, но если он там лежит без дела, а нам нужен, то пусть канат не поминают лихом, если мы его позаимствуем. Но то ночью. Желательно безлунной.
Наши велосипеды без труда мотали метры возле сплошного металлического забора шиномонтажки. Пусть я и, как вы знаете, подслеповат, да без подручных очков, Герман с Владом беспрестанно поглядывали налево вверх. После поворота обратно так же беспрестанно глядели вправо. Я пытался прищуриться и просто высматривать неоднородные цвета на ещё не посеревших внешних деревянных досках чердака одного из центральных зданий. Но тщетно, не увидел ни одной. Помимо камер было ясно, что у въезда на территорию сидит охранник в будке, а пролезать с других сторон не было возможности. Поэтому надо было надеяться на бесшумность и удачу, что этому дяде будет по барабану, что творится за его окошком поздней ночью. Осмотрев шиномонтажку не один раз, мы поехали обратно.
– Ну что, во сколько поедем? – спрашиваю я друзей.
– Ну, где-то часов в пять или три, – колебался Герман.
– Давайте в три, как раз поздно в ночь, – предложил я.
– Да, наверное, так и сделаем, – согласился Герман.
– Сколько камер насчитали?
– Я четыре: на крыше с двух разных сторон и на территории ещё пару. – ответил Герыч.
– Да, я где-то тоже, но там я видел камеру одну на входе, – сказал Влад.
– Нехило, – говорил Герман.
Н-да… А я даже не заподозрил о существовании хотя бы трёх. И не увидел ни одной. Для меня почти каждый ясно видящий человек становится чуть ли не поводырём. И в нашей вылазке я тоже буду консультироваться за каждый шаг, чтобы не вступить в какую-нибудь лепёху неприятностей. Я знал это. Просто так бывает всегда.
На нашем пути обратно в любом случае встречается единственная тернейская площадь. В общем-то, это пыльный полупустырь с разными важными зданиями по его краям: почта с мощной гудящей тарелкой, банк с через раз работающим банкоматом, пенсионный фонд и ещё пару заведений, о которых ничего точного я не знал. Это с одной стороны. Справа, если смотреть на мост, который преодолевает речку за площадью впереди, расположился по удалению магазин канцелярки с игрушками со столовой на втором этаже. Продуктовый магазин граничит через стенку, дальше магазинчик выпечки и ещё какое-то уличное кафе со сплошным ограждающим забором. Я бывал в последнем лишь единожды и то только потому, что меня туда позвали на пару минут посидеть за пластиковым столиком под солнцезащитным зонтом. Нам в продуктовый. Распрощавшись с Владом, так как ему ещё никто не разрешал остаться на ночевую, мы с Германом доверчиво оставили велосипеды у входа. Поднимаясь по бетонной лесенке, зашли в магазин. Старая добрая «Маргарита» не увядала под течением времени: появились новые товарные полки слева от входа, чего ранее не было. Везде пестрели самые разнообразные упаковки! Если честно, худшего я ожидал, а тут прям радость берёт среди постоянного застоя и выметания. Хотя какое мне до совсем не единственного магазинчика дело?
Прикупив пару пачек дешёвой лапши на душу, мы вышли. И тут, как в дешёвом кино или заскриптованной сцене в игре, в моём кармане начинает вибрировать телефон. Мои предположения, кто это, не выходили из круга личностей в одного человека. В два движения я вынул свой аппарат из кармана. Ну, точно, Влад! Какое совпадение!
– Да?
– Привет, Лёнь, мне разрешили с вами остаться на ночёвку. Вы сейчас где?
– Мы сейчас у «Маргариты». Подъедешь?
– Ага, хорошо, скоро подъеду.
– Давай, – я положил трубку.
– Это кто? – спросил Герман.
– Влад, – говорил я, смеясь над картинностью прошедшей ситуации. – Говорит, что ему разрешили, и он сюда скоро подъедет.
– Ну что ж, подождём.
Мы немного проехались до дороги и сели на узковатый бетонный выступ у небольшого металлического узорчатого заборчика магазина канцелярки. С первых минут протирания о бордюр штанов Герману надоело это занятие, и он стал размеренно ходить вдоль дороги туда и обратно, попутно вспоминая Владову нерасторопность. Я тоже был не очень терпелив, но пока молчал, уперев локти в колени с двумя пачками лапши наперевес. Обе упаковки были в одной руке. Чё-то спина чешется. Ага… так гораздо лучше. Да где его носит?
– Слушай, давай я тебя сфотаю? – выдавая нехилую лыбу, сказал Герман.
– Зачем? – говорил я, не понимая.
– Ты так сидишь сейчас с лапшой и с таким взглядом, как у бомжа, я тебе говорю.
– Хехехех, ну давай. На мой телефон, – я протянул его другу.
Я был без понятия, с каким лицом сидеть, поэтому физиономия у меня была слегка дикая и потерянная. Ну, в общем, как всегда. Так получается даже без выражения каких-либо эмоций. Хотя сейчас за своей рожей я замечаю больше инфантильности, нежели дикости. Но фотки получились неплохо, будет, где посмеяться, перебирая цифровые архивы. Пока что мы хоть как-то убивали время.
Наконец-то подъехал Влад. Снова пожав руки, мы, было, уже поехали обратно к Вано, но прибывший друг нас остановил, чтобы закупиться в той же «Маргарите» на ночь грядущую. Ворча, мы ждали его ещё около пяти минут. Вот, он вышел! Когда уже, казалось, ничего не мешало вернуться в избушку, Влад по воле случая встретил двух своих старых знакомых, что начали вымогать у него мелочь. Посмотрев на это действо мученическим взглядом и посоветовав Владу грамотно распорядиться своими кровными, мы не выдержали и выдавили педали своих железных лошадюг. Пусть сам догоняет, чего ломаться уже.
Будучи около моста, мы обернулись. Ребятки у магазина попрощались, и, как я понял, им удалось уломать Влада на копейку. Он догоняет нас.
Мы вернулись к Ваньку, стараясь хоть как-то скоротать время до ночи. Я, кстати, в этот же день привёз с собой скрипку, которую мне разрешили взять на время из музыкальной школы по случаю моей учебы в ней. Там меня знали, и если бы не моя учительница, которая настаивала, чтобы я продолжил учёбу в музыкальной школе после переезда, то вряд ли бы у меня сейчас пылилось в портфолио свидетельство об окончании с отличием музыкальной школы двухгодичной давности. На момент повествования я только-только закончил музыкалку и на инструменте, хоть и старинном, мог сыграть очень даже неплохо. Развязав стремящийся время от времени открыться при перевозке на велике деревянный чехол, я извлёк сухую потёртую скрипку, проверил строй, побренчав по пустым струнам. Надел мостик, натянул чёрный волос на смычке и поднялся, левой рукой устанавливая инструмент на ключицу. Правой рукой первыми фалангами пальцев держался смычок. Мизинец точно на трости. Все вокруг притихли, глядя на меня. Да, что бы такого сыграть? Не скучного, не протяжного… О! Восточный танец, играл его в шестом.
Сильная и яркая музыка, повышаясь в тонах, передавала немного диковинные, но экспрессивные восточные мотивы. Не плыла, а уверенно шагала танцем в темпе аллегро. Только продлилось это недолго. Конвульсивные дрыганья Германа, а-ля танцы с бубном, с моим исполнением уж никак, простите, не сочетались. Ваня улыбался и сам едва не пускался в пляс. Влад просто сидел смирно, за что ему большое спасибо. А я опустил инструмент на полутакте и стал упаковывать его обратно в чехол.
– Чё такое? – Герман замер.
Натяжную тишину слегка перебивали звуки глухого постукивания скрипичной деки о старый кривоватый мостик.
– Ты чего перестал..?
– А нехрен было пританцовывать. Как дикари, вашу мать…
– Да ладно, ладно, я не буду, всё…
– А мне больше и не надо.
На чехле по очереди клацнули металлические застёжки.
– Ну ты дал…
Для меня, как музыканта, это было очень раздражительно. Я понимал Германа, поэтому старался не сердиться и забыть об этом. Это как, будучи певцом или оркестровым вокалистом, красиво и добросовестно исполнять свою партию, а тебя будет пародировать какой-то шнырь из зала, картавя слова и издеваясь над мелодией своими прокуренными связками. Причём громко так, и все смеются. Так что, пожалуйста, если в компании у вас есть музыкант, внезапно пожелающий сыграть вам что-то, будьте культурными людьми, если уважаете человека. Так, на будущее.
Мы знали, что в карты ещё наиграемся, поэтому вышли во дворик возле холостяцкой берлоги. Оторвав нож от старого невысокого столба, испещренного по всей его видимой части сотнями, если не тысячами, попаданиями ножей, стали по очереди испытывать себя на меткость. Из года в год это развлечение не теряет своей актуальности, как и сейчас. У каждого из нас было желание довести свой навык до совершенства и делать раз за разом красивые броски, удивляя всех вокруг. За этим занятием мы провели около получаса, и оно уже успело наскучить из-за долгого ожидания своей очереди. Оно неординарно, но также однообразно, особенно когда не попадаешь лезвием уже раз четвёртый. Мы вернулись в избушку. От нечего делать Герман надел мою маску предполагаемого Гая Фокса и попросил его сфотографировать, аки местного анонимного пацанчика с района. Потом сделали эпичную композицию на столе из карт, маски, лапши и некоторого количества монет. Разобрав всё, мы сели за этот же стол и стали обсуждать: кому же предстоит сыграть роль банка и по совместительству ведущего, а кому просто суждено быть обычными игроками, зашедшими за простой наживой… Мы всё-таки должны это попробовать. Сыграть в настоящую игру.
– Ну что, кто будет банком? – деловито спросил Ваня.
– Давай ты, у тебя же целая коробка с монетами. – предложил Герман.
– Да ну…
– У меня только двадцать. – Герман показал свои остатки со сдачи.
– У меня тоже. – Я положил на стол монетками круглую сумму.
– У меня пятнадцать, – сказал Влад, виновато улыбаясь.
– Ладно… – нехотя ответил Ваня и выдвинул из-под стола верхний, единственный выдвигающийся отдел небольшого шкафчика, находящийся прямо напротив друга.
Большую часть в появившейся нише занимала тонкостенная металлическая коробка с распечатанным на ней рисунком. Убрав плоскую крышку с загнутыми концами, Ваня лицезрел перед собой содержимое богатого короба. Монеты, много монет самого разного номинала застилали дно и выбивались вверх, прокладываясь слоями. Он мог потерять это в одну ночь или пополнить свои сокровища… ещё небольшим процентом от их количества. Я понимаю его нежелание. При нашей строенной удачи ему одному отстоять всё это… он всё-таки решился рискнуть. Ведь кому играть роль казино, если не ему?
– Так, всё на месте. Давайте пока просто на очки, пока не стемнело.
– Давай.
Пошла первая партия, она разминочная. Как и все несерьёзные после. Вторая. Снова Ваня раскинул каждым по две. Неужели теперь на кон будут ставиться не тысяча очков, а какие-то пять рублей? Уже не помню, кто выиграл. Дальше. Третья. За окном начинало темнеть. Ваня включил яркую пластиковую лампу, источающую белый цвет ещё не прогоревшей лампочки. Снова две карты на руки. Повезёт ли мне, или нет? С очками это не имеет никакого значения. Развязка начинает давать знать о себе. Вскрываемся. Кто-то победил. Конец, карты вернулись в колоду. Ваня записал последний счёт и убрал тетрадь. На монетках всё и так будет весьма наглядно.
– Слушайте, может, воды наберём? А то ночь долгая, вдруг пить захочется, – предложил Герман.
– Почему нет, – ответил Ваня.
– Я с тобой пойду, – говорю я Герману.
– Окей. Вань, ты пока готовься, а мы за водой пройдёмся.
– Ага, – перебирая колоду, говорил он.
Взяв полуторалитровую пустую пластиковую бутыль от лимонада, откуда-то взявшуюся в избушке, мы, на ночь глядя, шли к выходу со двора. Пройдя длинный зигзаг по дорожке, из камней вымощенной, мы, калитку открыв и проверив, чтоб всё было закрыто после нас, увидели весьма интересную картину. Дом и двор Ваниного отца занимает одну из построек, окружающих определённый, но не столь большой пустырь с мириадами выбоин в желтой земле, половина которого занимает условный автовокзал. Оттого рядом находится билетная касса, куда подъезжает рейсовый автобус. Сейчас никого из людей здесь, конечно, не было. И было бы темно и пусто, если б не многочисленный табор лошадей, что-то нашедший здесь. Я, конечно, не раз и не два видел этих сильных животных. Но чтобы тут… впервые. Может, ходят к речке, что неподалёку? Там прекрасный водопой.
Мы с Германом идём среди высоких фырчащих и сильных тел самой разной масти. Большие парнокопытные шарахались от каждого твоего резкого движения. Они занимали почти весь пустырь. Было немного сюрно среди темноты вылавливать лошадей, но это также слегка забавляло. Ну и попугивало, по детской привычке.
Недалеко от пустыря, за деревянным туалетом, куда лучше ходить в ОЗК, находится небольшой спуск к ручейку. Слабый поток засыхает от постоянной жары. Из склона протянут толстый резиновый шланг со ржавым осадком, откуда бесперебойно все двадцать четыре часа в сутки уже какой год подряд протекает вода, уносясь с потоком ручейка, поросшего болотной травой. Герман отвинтил белую крышку и подставил под поток уготовленную бутыль. Это было делом небыстрым, и он, сидя на корточках, смотрел то на воду, то по сторонам… Я тоже глядел на ночной Терней. Тишину лишь слегка перебивал плеск воды и топот копыт вдалеке. Улицы через пятьдесят метров вдоль асфальтовой дороги освещались высокими фонарями. На главной улице никто не ходил и никто не ездил. Бутылка наполнилась. Чтоб не казаться бесполезным, я предложил понести её. Герман был не против и я, держав сосуд за основание крышки, с пошатыванием держащей руки доносил её до избы, снова минуя нежданное стадо. Всё-таки, думаю, у каждого малонаселённого пункта есть своя особая атмосфера по ночам: угрюмая, странная, уютная, тихая…
Мы вернулись к ребятам и поставили у стола увесистую наполненную бутыль. Все уселись за столом на привычных местах. А теперь… нужна атмосфера! Герман надел на себя мою маску, на глазницах которой когда-то были налеплены мной черные куски ткани, и теперь он смотрится не так внушительно, отклеив их. Мне, в принципе, уже было без разницы насчёт этого. Я поднял со скрипичного чехла, лежащего в уголке избушки недалеко от стола, свою камуфляжную куртку, в которой приехал, и открыл один нужный мне карман… Вот! Хе-хе-хе… Мой чёрный бафф со стандартной челюстью. Простая и в тоже время хорошая штука. Продев через голову, я нацепил ткань с нужным рисунком ровно на нос, согласно правилам эстетики, приравнялся и уже был готов начать игру.
– Ну, что ж, какая у нас будет минимальная ставка? – спросил Ванёк.
– Может, пять рублей? – предложил я.
– Да не, много. Давайте два рубля минимум? – говорил Герман.
– Ну, или рубль вообще? – сказал Влад.
– Рубль слишком мало, все будут столько ставить, так неинтересно будет. Давайте всё-таки два рубля? – заключал Ваня.
На том и порешили. Играбельности ради, Ваня разменял наши пятёрки и десятки двухрублёвым номиналом. Включили негромкий спокойный рэпчик на английском, вещающий, видимо, о жизни улиц, вперемежку с легким дабстепом, и начали настоящую игру. Пальцем я вывел из кучи двухрублёвую монетку, придвигая её в центр стола. Моя минимальная ставка. Друзья тоже решили поначалу не устраивать аттракцион невиданной щедрости, поставив по минимуму.
Тихая музыка, короткие спокойные вопросы и ответы. Не хватает лишь виски с сигаретным дымом вместе с неоновыми надписями на стенках, но мы на ЗОЖ, в общем-то. Из-за обстановки и нашего с Германом маскарада чувствовалось, будто ты в какой-то ажурной видеоигре про мафию. Чувствовался тот настоящий блэкджек, где расчёт и риск имеет валютную цену. Очередная партия. Я уже успел немного повысить состояние моего банка. Между делом Ваня, как бы невзначай, заявил, что не «шулерил ещё». Все монеты в два рядка лежали передо мной. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, в плюсе я или нет. Насколько понимаю, все проигрышные ставки уходили казино, то есть Ваньку, когда победитель получал лишь в 2 раза больше, чем ставил. Это не так уж и рискованно на потерю средств, как я раньше думал. Вано вообще никогда не уходил в минус, даже проигрывая, ведь он – главный банк. А выигрышем ему служили все наши проигранные руки. Неплохо, неплохо. Так, шестёрка с королём – итого десять.