«Первое мое посещение ЦВММ после переезда совпало с выставкой ««Аврора» в истории России».
Поразила подпись под фото в левом верхнем углу на стенде, где под фото крейсера «Аскольд» (построен в Германии на верфи Круппа) стояла подпись, что это крейсер «Аврора» перед спуском.
Фото 1
фото 1
Также была указана скорость крейсера 20 узлов, которую крейсер никогда не развивал. Максимальная скорость «Авроры» была 19,17 узла.
Было написано письмо следующего содержания:
«Отчет по испытаниям крейсеров «Паллада» и «Диана».
Как видно из испытания крейсеров «Паллада» и «Диана», означенные суда развили скорость только 19—19,17 узла, т. е. почти на целый узел меньше скорости, которая ожидалась при проектировании.
Этот неудовлетворительный результат заслуживает тем большее внимание, что оба крейсера развили не только положенное число индикаторных сил, но даже значительно превысили его. Вместо 11610 индикаторных сил, по которым проектировались машины этих судов, крейсер «Паллада» развил 13100, а крейсер «Диана» – 12200 индикаторных сил.
Трудно объяснить причину таких результатов, но одинаковость скоростей, которые развили крейсера, дает основание предположить, что в образовании их корпусов, вероятно, кроется одна и та же ошибка, одинаково сказывающаяся на скоростях обоих крейсеров».
ЦГАВМФ ф.417 оп. 1 д. 2505 л. 24—25. На испытаниях «Авроры» 25 октября 1902 года скорость была 19,28 узла при мощности 13007 л. с. На испытаниях «Авроры» 9 ноября 1902 года скорость была 18,75 узла при мощности 12277 л.с. и переуглублении 19 см. Т. е. скорость «Авроры» практически полностью одинакова со скоростью однотипных крейсеров. Так что озвученная на экспонатах скорость «Авроры» никогда не была 20 узлов. Данные взяты из книги Поленова «Крейсер Аврора». – Ленинград: «Судостроение», 1987 г.
Последующее знакомство с экспозицией музея сильно насторожило меня. На выставке, посвященной Балтийскому заводу, в витрине с закладными табличками кораблей, построенных на нем, лежали таблички крейсера «Очаков» (построен в Севастополе) и царской яхты «Штандарт» (построена в Дании). По поводу выявленных неточностей у меня началась переписка с руководством музея.
Полное содержание писем приводить не буду, чтобы не утомлять читателя, а просто озвучу неточности в экспозиции музея, описанные в них. – На табличке макета 8-дюймового орудия было написано, что это орудие «гладкоствольное системы Пестича».
/Мною/ было написано письмо, что Пестич никакого отношения не имеет к этому орудию, да и само орудие не было гладкоствольным, а было нарезным не скрепленным образца 1867 года (крупповским). А вот само орудие установлено на станок системы Пестича.
Фото 2
фото 2
Орудие, установленное на станок системы Пестича
Были высланы книги «Исторический очерк развития наибольшего берегового калибра в России» (С-Петербург, 1889 г.), где находится описание этого орудия, и «Памятная книга для морских артиллеристов» (С-Петербург, 1872 г., там есть этот станок). После этого табличка была исправлена. Но это оказалось ненадолго.
Фото 3.
Макет крепостного орудия, на табличке которого написано, что орудие имеет «ленточный компрессор».
фото 3
О том, что это название неправильное, я говорил работникам музея неоднократно, высылал книги, где написано правильное название – «струнный компрессор». Но работники музея не соизволили исправить табличку.
фото 4
Фото 4.
Следующий экспонат, подпись у него «Модель адмиралтейского якоря системы Паркера образца 1840 года». Работников музея не смущают слова «образца 1840 года» в разделе эпохи Петра Великого.
фото 5
Фото 5.
В витрине войны 1812 года находится пистолет с ударно-капсюльным замком. Как было озвучено ранее, ударно-капсюльный замок был у оружия образца 1843 года.
Было написано письмо по этому поводу и в очередной раз выслана книга* Федорова В. Г. «Вооружение русской армии за 19 столетие», Санкт-Петербург, 1911 год, где описаны все образцы стрелкового оружия, бывшие на вооружении русской армии в этот период.
фото 6 а
Фото 6 а.
фото 6 б
Были написаны три письма со ссылками на описание этого орудия. Высланы книги того времени с описанием, таблицы линейных размеров, где было написано, что шведский дюйм меньше английского. И только после этого фото, где на линейке штангенциркуля виден калибр орудия 44 мм.
Фото 6 б.
Табличку изменили и на новой написали правильный калибр 44 мм (1,75 дюйма ШВЕДСКОГО), но эпопея с табличкой орудия на этом не закончилась…»
Конец цитируемого фрагмента. С большей частью текстов писем и фото Константина Кирилловича Смирнова (170 страниц и 194 фотографии) можно ознакомиться в полной версии нашей книги в свободном и для желающих, бесплатном доступе в интернете по адресу на Ф-буке: /groups/PORTS/ или пишите, вышлем в электронном виде всем желающим.
Великий князь Константин Николаевич (1827 – 1892)
Наставники и основатели
Главные смыслы и хождения «по морям» и «за три моря» в нашей книге почерпнуты из «трех начал»:
– книга историка флота Степана Фёдоровича Огородникова, описывающая времена жизни морского музея с 1709 по 1909 гг. [Огородников, 1909].
Степан Фёдорович Огородников
Степан Фёдорович Огородников (1835—1909) – офицер Российского Императорского флота, участник Крымской войны 1853—1856 годов, историк, исследователь отечественной морской и военно-морской истории, офицер ученого отделения Морского технического комитета, писатель, краевед, автор трудов по истории Архангельского Поморья, действительный член Императорского русского военно-исторического общества.
2) статья начальника ЦВММ в период с 1991 по 2004 гг. Евгения Николаевича Корчагина, описывающая времена с 1917 по 2004 гг. [Девять…, 2004];
3) труды директора ЦВММ с 2013 по наст. время Руслана Шамсудиновича Нехая с 2013 по 2019 г.
Мы взяли эти три фамилии как «реперные точки», помогающие следовать нашей книге на пути рассмотрения эволюций, происходивших с музеем и в музее за 310 лет его существования.
Упомянутая книга «История ЦВММ (1709—2019)» на 760 страницах издана музеем в январе 2019 года и на 80 процентов написанная Андреем Леонидовичем Ларионовым – великий итог работы творческого коллектива четырех авторов ЦВММ (А. Л. Ларионов, С. Ю. Курносов, Р. Ш. Нехай, С. Д. Климовский) [История…, 2019]. Об этой книге мы будем размышлять отдельно.
О «книге Ларионова» и о нем самом мы скажем по-другому, то есть не как о «наставнике». То же самое касается капитального исследования С. Ю. Курносова и его фундаментального труда «Морские музеи: история, современность и перспективы» на 660 страницах, из которых 403 страницы – примечания, библиография и приложения [Курносов, 2002].
О «книге Ларионова» мы будем говорить много, и разговор этот еще впереди, а книга С. Ю. Курносова будет помогать нам видеть, что есть морские музеи, какие они существуют в мире, как появлялись, «куда шли» и какие задачи решают «сегодня», то есть, к 2002 году. И хотя сегодня год 2019-й, другой столь капитальной книги «об эволюциях морских музеев» мы под рукой не имеем.
В армии и на флоте работает могучий принцип единоначалия: командир части, учреждения, организации Министерства обороны РФ единственный имеет право на переписку, что совпадает с французским – «чья земля под виноградником – того и вино». Сегодня более ста специалистов в ЦВММ и шести его филиалах «возделывают виноградники» ЦВММ, но по признаку «единоначалия, замешанного на французских традициях» – все вино с этих полей Руслана Шамсудиновича. Вся слава его, и вся ответственность за качество вина также его.
Уговорившись таким образом, понятно, почему Нехай в нашем ряду третий. То есть, сегодня он главный в музее и Впередсмотрящий.
Нам мало известно о биографиях трех избранных нами мэтров, но смыслы, которые они вложили в свои труды, нам близки, и мы их всю книгу будем пристально изучать глазами не специалиста, но простого посетителя и любознательного читателя.
Первым в списке из трех персон – «наставников» – историк флота, подполковник, штурман С. Ф. Огородников (1835—1909 гг.)
Называется его труд «Модель-камера, впоследствии Морской музей…». Книга эта, изданная к 200-летию музея в 1909 г. является, по-видимому, последним трудом его жизни. Очевидно, Огородников не был сотрудником морского музеума, но написал на 96 страницах до сих пор весьма ценную книгу.
Евгений Николаевич Корчагин
Второй наш «визави» Е. Н. Корчагин (1945—2015), директор ЦВММ (1991—2004 гг.), капитан 1-го ранга в 2004 году переиздает книгу С. Ф. Огородникова с весьма значимыми и, одновременно, очень странными словами в тексте анонса: «…Книга С. Ф. Огородникова – это единственная из опубликованных за всю историю музея работа, содержащая наиболее полные и объективные сведения о нем…». Странными нам эти слова кажутся потому, что за последующие с 1909 по 2004 гг. сто пять лет книга Огородникова, по мнению весьма уважаемого в музейных кругах Е. Н. Корчагина, так и осталась «Единственной из опубликованных («наиболее полной и содержащей объективные сведения о нем») за всю историю музея работой».
Путеводители по музею с 1909 по 2004 год издавались раз пять /по памяти/, в советские времена был даже Детский путеводитель по ЦВММ, но «Огородников» так и остался «единственной книгой». Впереди мы будем много говорить, изучать и систематизировать книгу Огородникова. Но почему она так и осталась «единственной» книгой о Морском музее России за последующие с 1909 года сто пять лет существования страны, мы попробуем предположить именно сейчас.
«Времена Огородникова» (1909 г.), несмотря на то что время было для истории России имперским, его «нравы позволяли» Огородникову рассказать о всех перипетиях жизни музея с 1709 по 1909 год, например, о таких фактах, как невозможность «окончить скорее поверку имущества и явиться на службу» даже под нажимом писем Адмиралтейского Департамента директору «Морского музеума» Русановскому Петру Ивановичу (время директорствования над музеем 1810—1823) в связи с чем, в частности, стояла закрытой и библиотека «Морского музеума» с 1810 по 1822 гг., как стоит наша библиотека закрытой с 2013 года по настоящее время. Русановскому, отчасти, Французское нашествие и начавшаяся было, но так и не случившаяся передислокация музеума из Петербурга помешали вовремя открыть библиотеку, а какой «француз» Руслану Шамсудиновичу мешает уже шестой год сделать библиотеку доступной – остается тайной для большинства сотрудников ЦВММ…
Вопрос: Руслан Шамсудинович, какие причины мешали с 2013 по 2019 годы открытию библиотеки ЦВММ для сотрудников и всех желающих россиян?
Благодаря, как оказалось, относительно свободной «несвободе слова», характерной для 1909 года, мы сегодня знаем от Огородникова о рапорте Русановского Департаменту в 1818 году: «об недостатках книг по библиотеке ничего определенного сказать не могу /пишет Русановский/, ибо и сам не знаю, есть ли оныя или нет». На что Департамент в своем ответе не без иронии заметил: «Невозможно поверить, чтобы попечительный и добропорядочный хозяин в течение 8 лет не обозрел, что есть и чего нет в его доме!»
Русановский чувствовал себя настолько хозяином в музеуме, что даже предпринятые Департаментом меры не помогли: чтобы «побудить директора к надлежащей деятельности, Департамент предписал производить ему половинное только жалование».
Огородников разгадывает поведение Русановского имевшего дружбу с тогдашним морским министром маркизом де-Траверсе. – Вот причины «видимой любви /Русановского/ к сибаритству, оказавшему на дела музея разлагающее влияние» и далее: «С 1794 года Русановский занимал должность чиновника особых поручений при начальнике нашей гребной флотилии вице-адмирале маркизе де-Траверсе. Русановский плавал с маркизом непрерывно в течение последующих пяти лет» (С. Ф. Огородников, стр. 28).
Там же: «Желаемый порядок водворился в музее лишь к 1822 году, а в 1823 году Русановский, будучи уже в чине статского советника, был уволен от службы, причем, согласно ходатайству маркиза де-Траверсе, высочайше пожалован ему в пенсион полный оклад жалования по 1500 рублей в год. Русановский умер в Москве в 1839 году» (там же, стр. 28). Для справки не удержимся сказать, что 1500 рублей в год – это цифра, которую получал от Империи ежегодно Морской музеум на свое развитие и повседневную жизнь.
Не будем проводить аналогий с закрытой ныне библиотекой ЦВММ.
Нам более интересно, почему книга Огородникова оставалась и, возможно, остается «единственной… содержащей наиболее полные и объективные сведения» о музее, как написал в своей аннотации к книге Огородникова директор ЦВММ Е. Н. Корчагин в 2004 году…
Но, возможно, уже этот выше приведенный пример с директорствованием Русановского дает часть ответа: времена, нравы и цензура в 1909 году позволяла публиковать нелицеприятные критические моменты, мешающие нормальному и должному развитию Морского музеума, а после 1909 года и во времена Корчагина эти возможности в русской публицистике, по крайней мере в отношении Морского музея России, были утрачены. Евгений Николаевич, пользуясь «демократической оттепелью», смог и «Огородникова» извлечь – переиздать. Вернее, успел перед увольнением (2004 г.) и многие другие «вещи» назвать своими именами (это мы о «деидеологизации» и о статье Рогачева-Ларионова-Курносова), но в 2004-м же году Корчагин становится «неугоден» несмотря на заслуги (за время своего начальствования над ЦВММ он – беспрецедентный ряд (!) – 23 раза вывез ЦВММ за рубеж и показал миру, что такое национальный военно-морской музей России!).
Корчагин, несмотря на заслуги и авторитет, увольняется из ЦВММ, его просьба оставить его в ЦВММ на должности рядового научного сотрудника не удовлетворяется. Но и «те» «сильные морские ветры» не смогли загнать на мель столь значимую для истории ЦВММ фигуру, как Евгений Николаевич Корчагин, и его в качестве «поощрительного приза» назначают директором музея «Исаакиевский собор».
Дата смерти Евгения Николаевича нам неизвестна. В ЦВММ не принято почитать выдающихся музейных деятелей прошедших времен. Где доска почета в ЦВММ? Мы ее, как и большинство посетителей музея, тоже не видели. Нет в музее и традиции посещать могилы сотрудников, внесших значительный вклад в развитие музея, а ведь традиция такая была… После интенсивных зарубежных «гастролей» времен Корчагина музей в «зарубежные экспозиции» выезжал не более пяти раз. Может быть достоин Евгений Николаевич, чтобы мы проведали его место захоронения.
Петропавловская крепость, г. Санкт – Петербург.
Вопрос: почему доска почета ЦВММ не размещена на видном, для всех посетителей музея обозримом месте? Почему и Красное Знамя, которым награжден ЦВММ, не хранится по армейским традициям на виду у сотрудников и посетителей под стеклянным колпаком, и где оно хранится?
За ограниченностью места в нашем альманахе скажем об Огородникове, что он скрупулезно пересчитал для нас все что осталось в музее к моменту его вторичного воссоздания в 1867 году после расформирования в 1827-м. Мы только благодаря Степану Фёдоровичу знаем, что из всех реликвий в Адмиралтейских верфях сохранился «запыленный штандарт Петра Великого за шкафом и модель, собственноручно изготовленная Петром Великим, простоявшая почти сорок лет забвения Россией своего Морского музея на подоконнике без футляра /по памяти/ до 1866 года». Повторимся, – распоряжение, отданное Адмиралтейским Департаментом – сыскать еще моделей кораблей и старых чертежей по верфям разных городов Российской империи – ни к чему не привело. Обнаружилось, что моделей и старых чертежей нет ни в Соломбальских верфях (Архангельск), ни в Астраханских, ни во всех других.
Далее Огородников скрупулезно не поленился пересчитать для нас – нынешних его потомков – два «пополнения» музея с момента его возрождения в 1867 г. и наглядно демонстрирует «прилив поступления предметов в музей», приводя для нынешнего и всех предыдущих читателей «… перечень предметов в порядке поступления по годам». Таким образом, читая «Огородникова», мы узнаем, какие предметы поступают в музей с момента его второго возрождения в 1867 году, а затем в 1868-м. И так по порядку до 1908 года включительно. Огородников назвал для нас (!) каждый из пяти тысяч поступивших предметов, описал происхождение каждого предмета – кто подарил или из какого учреждения предмет поступил, или «приобретено покупкою» и у кого… Современным языком выражаясь он нам составил ТЭП (Тематико-экспозиционный план всего музея). Ничего подобного с тех пор о музее прочитать невозможно.
И места, оказывается, в книге журнального размера для этого надобно немного, а именно – девяносто шесть листов.
Такого отношения к предметам, их происхождению, к дарителям и проч. уже с тех пор не было. С 1917 года все было «идеологизировано», с 1991 года «деидеологизировано», путеводители выходили и выходят, а «Огородников» остается «единственной» толковой книгой. Что мы потеряли? Когда это произошло? И почему «это» не вернулось даже к временам постперестроечным, по-нашему в этой книге – «временам Е. Н. Корчагина»?
По поводу размышлений на этот счет мы отсылаем читателя к статье Рупасова П. Г. «Книги о ЧФ. Попытка антологии…» [Рупасов, 2008], воспроизведенной в настоящей книге.
В «Попытке антологии книг о Черноморском флоте…» на примере 9 книг о ЧФ со времен Веселаго Феодосия Фёдоровича [Веселаго, 1875] до изданий времени 2008 года [Российский…, 2008] приводится много наблюдений о том, как менялся характер статей в книгах о ЧФ: как уменьшалась доля схем с разборами боев и сражений (большое их количество было характерно для «сталинских времен») и как «пропорционально» с уменьшением доли карт и схем боев увеличивалось количество описаний «героев» и их подвигов в Гражданскую, потом в Великую Отечественную войны. Затем прослеживается, как «герои» (по видимому, по мере ухода их в мир иной) постепенно замещались описаниями видов вооружений Черноморского флота с фотографиями кораблей, пушек и ракет; как затем «доля текстов и фотографий „пушек и ракет“ уменьшается и первенство с иллюстративном ряду занимают „новые герои“» – портреты начальников целыми галереями «по родам войск»: начальники тыла, затем начальники политуправления… и тому подобными рядами.
Эта статья об эволюции книг о ЧФ сродни эволюции книг о ЦВММ: книгу Огородникова сменяют один за другим все новые и новые путеводители, в которых нет уже тех смыслов, которые есть у Огородникова, затем, так и не начавшись, промелькнут «времена Корчагина» и через девять лет после ухода Корчагина наступает «эра Нехая» – эра парадных альбомов о ЦВММ. В парадных альбомах, как нам объяснили, нет места «командирским размышлениям» – согласно флотской мудрости «командир сидит лежа в кресле и думает, как сделать так, чтоб всему его экипажу было бы хорошо». В парадных – юбилейных альбомах этой «ерундой» (размышлять) не занимаются, парадные альбомы – это флаг! Флаг наших достижений, успехов и побед. «Эра Огородникова» – размышлять, «считать цыплят по осени», как это сделали в Морском музеуме к его 200-летию, – прошла. «Правда о музеуме» на парадной открытке не нужна. На конференциях и коллегиях «правда» тоже, как мы позже покажем, не нужна… Эра парадных и красочных альбомов на дорогой бумаге самой высокой и качественной печатью заменила сейчас «метод» Огородникова – таковы «приметы времени». Вместе с парадными альбомами наступила так же «эра» красочных каталогов и буклетов о выставках музея, где достижения дизайнерской мысли заступили на место учебе мыслить; эра отдельных изданий о каждом из шести филиалов ЦВММ, наконец это «эра» музейной газеты, издаваемой /по памяти/ с 2014 года, и с 2018 года – альманаха ЦВММ (который, к слову сказать, так и не попал в «свободный доступ» к читателям вплоть до конца декабря 2018 года). Парадные альбомы музей продает по пять тысяч рублей, «филиалы» продаются по тысяче рублей. Патриотизм продается? -При технической возможности издавать книги бесплатно. Наша книжная серия «ПОРТЫ МИРА» шесть книг, от 500 до 600 страниц каждая, в бесплатном доступе на «Озоне», «Амазоне» по всему миру распространены. Руслану Шамсудиновичу мы свои книги дарили еще в 2017 году, технологию бесплатного издания объясняли. Не нужно: – через три минуты после нашего ухода Руслан Шамсудинович передал «ПОРТЫ МИРА» в канцелярию. -Не нужно. В ларьке продает…
Продолжим. И, конечно же, «эра Нехая» – это «эра», когда прошлые названия трудов ЦВММ, которые так и назывались «Сборники научных трудов сотрудников ЦВММ» или «Материалы военно-морских исторических чтений в Центральном военно-морском музее» замещаются новыми названиями: «Материалы коллегий музеев военно-морской направленности» и «Материалы научно-практических конференций».
Устоявшиеся во времени названия «Труды ЦВММ» и «Чтения в ЦВММ» уходят, о них более не вспоминают. С новыми названиями – «Коллегии морских музеев», «Ассоциация музеев морской направленности» – появляются новые «смыслы», о которых разговор у нас еще впереди, но так и не возвращаются «смыслы» Огородникова. И, как-то неловко за наших предшественников… Возникает подспудная мысль – «все старые названия убрать и более их не только не применять, но и не вспоминать. Преемственность с названиями трудов нынешних с трудами предыдущих поколений мешает смотреть вперед? В светлое будущее?
Музейным работникам должно быть известно, что даже старинные названия улиц в наших городах являются частью истории этих самых городов. И переименовывая улицы, мы стираем эту историю. Историю надо беречь, Руслан Шамсудинович, а не стирать… История не есть пыль музейная. Историю собственного музея и каждую из его маленьких историй надобно бережно сохранять.
А как это делается в музее (вернее сказать, как впредь не надо бы делать), мы расскажем в другом месте на примере судьбы книги сотрудницы музея В. Б. Морозовой.
А здесь кратко: одна из старейших сотрудниц, около четырех десятков лет трудившаяся в ЦВММ и последние десятилетия бывшая начальником изобразительного фонда, ныне здравствующая Вера Борисовна Морозова написала книгу воспоминаний о музейных работниках (начиная с 1930 и заканчивая 2015 годом). Свою книгу Вера Борисовна издала на собственные средства /по памяти в 2016 году/, в твердом переплете, тиражом пятьдесят, а фактически сорок (!) экземпляров, без получения какой-либо помощи от ЦВММ.
Не поленимся еще и еще раз заметить, что при Руслане Шамсудиновиче произошел огромный прилив в издательской работе музея. Благодаря энергии и волевым качествам Руслану Шамсудиновичу удается год от года осуществлять невиданный ранее за все 310 лет существования музея ежегодный прирост и даже взлет издательской деятельности.
Но «смыслы воспоминаний» о старых сотрудниках музея, которые собрала Вера Борисовна, в издательские музейные планы Руслана Шамсудиновича не вписывались. Видимо, все планы у Руслана Шамсудиновича были «парадные» – о том, как музей «монолитно, триумфальным маршем, поротно… «строевым» исполнял торжественное прохождение все свои 100 последовавших за «Огородниковым» победоносных лет, строго соответствуя протоколу.
Воспоминания же Веры Борисовны интонационно другие и патриотизм в её книге «другой»: о былых временах, о тех трудностях, которые переживал музей за период, охватываемый памятью Веры Борисовны (1930—2015 гг.), о людях, которые все трудности побороли, и как они это сделали, и как их вознаградила Родина или, наоборот, «не вознаградила» и даже наказала, и как потом все это «быльем поросло», было предано забвению и почти сравнялось в памяти людской – «ни холмика, ни кочки». А Вера Борисовна вот не к месту зачем-то все это вспоминает.