Не ведая сомнений

– Здравие желаем товарищ подполковник! – дружно ответили несколько сотен человек. После чего последовала команда «Вольно!».

– Сегодня, – продолжил комполка, – я представляю вам ещё двух молодых офицеров, прибывших для прохождения военной службы в наш гвардейский полк. Это лейтенант Иванов он назначен командиром танкового взвода в третий батальон и лейтенант Щеглов – он будет командовать взводом во втором батальоне. Напоминаю, что с этой минуты все их приказы и распоряжения для подчинённого личного состава являются ЗАКОНОМ!

– Встать в строй! – скомандовал он лейтенантам.

Они ответили: – Есть! – и строевым шагом направились через плац к своим подразделениям. Служба началась!

Командовал восьмой танковой ротой, в которой предстояло служить Иванову, выпускник Челябинского училища Алексей Чигвинцев. Он всего лишь на два года был старше Николая, однако это время разделило их, словно огромная пропасть. Один представлял собой ещё совершенно «зелёного» лейтенанта, другой же состоялся, как опытный строевой офицер. Это с первых минут их знакомства почувствовал Николай. А ведь ещё совсем недавно, вспомнил он, они вместе учились в одном училище, только на разных курсах. Вспомнил и такую сцену, как на плацу Челябинского ВТКУ начальник училища лично срывал со старшего сержанта Чигвинцева лычки за какое-то там нарушение в праздничные, октябрьские дни. Дело тогда чуть было не дошло до исключения, но Алексея пожалели за его хорошую учёбу, добросовестное отношение к служебным обязанностям и «пролетарское» происхождение. Этого при первой встрече с ротным Николай конечно же не стал вспоминать. Так, в общих чертах поговорили об училище и преподавателях. Эти два парня, выпускники одной военной школы, молодые, полные энергии, амбиций добиться высоких командных ступеней почувствовали, что встретились не случайно, а для того, чтобы вместе создать образцовое, чётко управляемое, способное решать поставленные задачи боевое подразделение. Им этого хотелось! Им просто это нравилось!

Танковая рота – небольшое подразделение, всего-то каких-то там тридцать два человека личного состава с офицерами и десять боевых машин. Однако, в условиях боя, хорошо управляемое и обученное оно способно серьёзно воздействовать на противника в наступлении и в обороне, при форсировании водных преград. Танковая рота – это сплав железа и огня десять экипажей, готовых в нужный момент нанести сокрушительный удар противнику или отразить его атаку. Мобильность, высокая проходимость техники, защищённость личного состава и мощное вооружение – вот те качества, которые в себе заключает сам танк. Представляя собой сложнейший технический комплекс, эта боевая машина требует высокой профессиональной подготовкой, чёткой слаженности, взаимозаменяемости всех членов экипажа.

В первый же день знакомства, Чигвинцев дал понять Николаю, что он полностью рассчитывает на него, видя в нём своего первого помощника, а в дальнейшем, возможно, и преемника, так как командирами других взводов были «двухгодичники» (окончившие гражданские вузы): старший лейтенант Николаев и лейтенант Васильченко, – просто «бесхребетный материал», – говорил о них Алексей. Вроде и парни неплохие, но ничего командирского, что сидит у каждого выпускника военного училища «в печёнках» у них, за редким исключением, к сожалению, нет. Подчинённые манипулировали ими как хотели и ротному со старшиной поддерживать твёрдый порядок и дисциплину было довольно сложно. В подразделении был ещё зампотех лейтенант Шилов, но и он тоже принадлежал к категории временных в армии людей, к тому же на него возлагалась основная ответственность за ремонт и эксплуатацию техники.

«Вливания» в офицерский коллектив, как любят об этом часто писать и говорить, с бурными попойками, а затем разборками, у лейтенанта Иванова как-то не получилось. Для него сразу же началась служба. До обеда дали время, чтобы он с солдатами перетащил из казармы в выданную служебную квартиру две солдатские кровати, пару табуреток и стол с тумбочкой. Затем Николай оформил в штабе полка необходимые документы, получил личное оружие и рабочий комбинезон. А ночью ему предстояло в составе подразделения на полигоне участвовать в танкострелковой тренировке (ТСТ).

Во время обеда, рассказывая об этом жене, он просил её ни о чём не переживать. Мол, все через это прошли, и они тоже осилят. Он предложил ей вместе с Татьяной сходить в город, посмотреть в магазинах необходимые вещи, которые с первой же офицерской зарплаты они смогли бы купить. Лида понемногу стала «оттаивать», наверно понимая, что теперь всё равно ничего не изменишь. Домой к матери не сбежишь. Беззаботная девичья жизнь прошла. Начались суровые будни. Надо было готовиться к рождению ребёнка, помогать мужу в обустройстве своего семейного угла.

1980 год и последующее за ним десятилетие – были чрезвычайно напряжённым периодом в жизни нашего государства – Советского Союза. Характеризовался он тем, что давление военное-политическое и экономическое оказываемое на СССР со стороны Запада возрастало, внутри социалистического лагеря усиливалось «центробежное настроение», огромные военные расходы губительно сказывались на бюджете страны, экономика, словно старый, усталый паровоз, начала пробуксовывать, управленческий аппарат не чувствуя жёсткой партийной «руки» становился тормозом дальнейшего развития. Всё это, как известно, в дальнейшем привело к распаду СССР. А тогда в 80-м мы воевали в Афганистане, оказывали военно-техническую и гуманитарную помощь Кубе и ряду стран Ближнего востока, Африки, Азии. Сложная обстановка складывалась и на наших западных границах. В Польше голову подняла руководимая Лехом Валенсой антикоммунистическое объединение «Солидарность». Политические волнения в этой стране грозились перерасти в похожие кровавые Венгерские 1953 года или Чехословацкие 1968 года события, когда для наведения порядка в эти государства потребовалось введение военного контингента сил Варшавского Договора. Втягивание СССР в военные действия на два фронта Афганистан и Польша имело для Запада и прежде всего США исключительно важное стратегическое значение, которое вело к ослаблению нашего государства.

В связи с этой сложной военно-политической обстановкой, все части и соединения, дислоцированные в районе западных границ СССР и особенно в Калининградской области, день и ночь тренировались, повышая свой боевой потенциал. Личный состав девяносто восьмого гвардейского танкового полка, в котором теперь уже служил Иванов, был полностью укомплектован до штата военного времени. Лица польского происхождения переведены в другие части во внутренние округа. Основное внимание на занятиях уделялось совершению маршей и проведению ТСТ в ночных условиях и в условиях плохой видимости. Материальная часть содержалась в идеальном порядке. Во всех танках находился боекомплект и полная заправка топлива. Ни одна боевая машина не оставлялась на ночь неисправной. Ко всему этому, часто проводились ночные тревоги с заводкой двигателей или выводом техники из парка.

Первое знакомство Иванова с личным составом взвода произошло само собой в ходе подготовки и проведения занятия по стрельбе из вкладного ствола танковой пушки и пулемёта (ПКТ). Его взвод, как в целом и рота, тогда отстрелялся на «хорошо». Тренировка закончилась далеко за полночь. Чигвинцев приказал Николаю отвести подразделение в казарму, сдать оружие и снаряжение, обеспечить «отбой» личного состава. Сам же пошёл домой, разрешив лейтенанту утром на пару часов задержаться на службу.

Выполнив распоряжение своего ротного, уставший, но довольный первым прожитым днём в качестве командира танкового взвода, Иванов возвращался к своему «бараку». На востоке зарозовели облака. Листья деревьев и трава, покрытые влагой ночного дождя шелестя выпрямлялись навстречу восходящему солнцу.

Николай, не притрагиваясь к давно остывшему, накрытому тарелкой ужину быстро помылся холодной водой и тихо не будя жену лёг в привычную армейскую кровать. Сон моментально поглотил его.

Он проснулся от того, что его кто-то настойчиво тормошит. Сев на кровать, Николай никак не мог сообразить, где он и что от него хотят. Лида смеялась, что-то говорила, щекотала его. Глубокий сон медленно отступал, возвращая ясность мышления. Взглянув на часы, Иванов вскрикнул:

– Я ж на службу опаздываю! – и моментально вскочив с постели, на ходу натягивая штаны влетел на кухню. Там сидела в расстёгнутом цветном халатике Татьяна и пила кофе. Она загадочно улыбнулась, увидев смутившегося соседа.

– Коля не стесняйся, занимайся своими утренними процедурами. Мы ведь теперь одна семья. В одной квартире живём. Мой уже убежал на утренний развод. Говорит, что в подразделении его хорошо приняли. А тебя как? – спросила она.

– Да пока никак, Тань, некогда об этом было даже подумать. Сразу на занятие, – ответил, быстро бреясь Иванов.

Подошла Лида. Она бросила ревнивый взгляд на соседку, на её выставленное на показ голое колено, полу-расстёгнутый халатик, растрёпанные белокурые волосы. Ничего не сказав Татьяне, она разогрела на плите вчерашний ужин, закипятила чайник.

– Коль, я тебя никуда не отпущу, пока ты как следует не поешь, – сказала жена. – Иначе при такой работе через пару недель от тебя ничего не останется. И узнай там у своего начальника, у вас выходные будут давать или нет? Может всё останется, как прежде в училище: ты только по ночам «в самоход» ко мне будешь бегать? – при этом она с горьким упрёком посмотрела на него.

– Хорошо, – сказал Иванов, быстро разделываясь с завтраком.

Как не спешил Николай, всё же он опоздал минут на двадцать к указанному командиром сроку. Рота в полном составе стояла на дорожке вблизи казармы. Алексей проверял внешний вид солдат, делал какие-то замечания. Иванов строевым шагом подошёл к командиру подразделения, приложив руку к головному убору, доложил о своём прибытии. Ротный выразительно посмотрев на часы, жёстким голосом приказал встать рядом с собой. Он ещё раз повторил слова комполка и теперь уже сам конкретно представил Иванова личному составу роты. После чего лейтенант занял своё место в строю. Затем Чигвинцев кратко и понятно поставил перед каждым взводом, экипажем задачу на день. Во втором взводе, который принимал Иванов, необходимо было провести инвентаризацию (приёмку) техники и вооружения и в этом ему в помощь направлялся зампотех роты лейтенант Александр Шилов.

Парк боевых машин находился недалеко от штаба полка. Все дорожки – бетонные с металлической арматурой, так как никакое другое покрытие не выдержало бы танковых гусениц. В боксах танки располагались почти вплотную друг к другу в две линии. Они выглядели так, словно только что сошли с картинки: блестели зелёной краской, оранжевой оптикой, белыми номерными и цветными гвардейскими знаками, чёрными гусеницами, катками и стрелковым вооружением. Эти металлические монстры казались застывшими и безжизненными фигурами, но это лишь казалось. На самом деле стоило завести двигатель, и приземистая, тяжёлая, неуклюжая машина моментально оживала. Десятки механизмов, надёжно скрытых под толстой бронёй приводили её в движение. Танк превращался в необузданного, рвущегося вперёд мерина, готового своей мощью, огнём ломать и сметать все препятствия, стоящие на пути. И только умелые, тренированные действия экипажа, могли осадить и заставить подчиняться себе эту железную, разящую огнём, грозную для врагов силу.

Перед началом приёмки экипажи машин проинструктировал зампотех. Им дали время для подготовки техники, вооружения и инструмента для ремонта к осмотру. Пока личный состав выполнял подготовительные работы, офицеры вышли из бокса поговорить, поближе познакомиться.

– Саня, – спросил Николай, – как тебе здесь? Как комбат, ротный, да и в целом офицерский коллектив?

Шилов улыбнулся через усы:

– Да мне честно говоря всё равно. Я ж призван на два года, а дальше прощай Красная Армия. Офицерский состав здесь чётко разграничен: старшие офицеры, к коим и принадлежит наш комбат, живут своей жизнью, младшие офицеры – своей. Субординация, понимаешь. Ну, а мы «двухгодичники», вообще непонятно кто.

– Остаться служить не хочешь, всё-таки и зарплата побольше, чем на гражданке и пенсия раньше и льготы там всякие? – продолжил разговор Иванов.

– Нет уж, извини, это не моё, – снова усмехнулся Александр. Для кадровых военных я как был гражданский, так им и останусь, к тому же мне уже тридцать лет, а тебе – двадцать один. Какие у меня могут быть перспективы? Буду по гарнизонам всю жизнь мотаться, да в железе копаться. А так, через год родной город Воронеж, спокойная работа, семья. Например, ты уверен, что твоя жена через некоторое время не захочет сбежать отсюда? Поставит ультиматум: либо я, либо служба? Не задумывался об этом?

– Честно говоря, не приходилось, – сказал Николай, – но она у меня из простой семьи, рано пошла работать, да и сама должна была догадываться за кого замуж выходит. К тому же у нас скоро родится ребёнок. Куда ей теперь без меня.

– Может оно и так, – закончил разговор зампотех.

Приёмка техники и вооружения продолжалась весь день. Иванов остался доволен их состоянием, не смотря на то, что все танки уже не раз побывали на учениях, накатали не одну сотню километров по болотистым полигонам Прибалтийского округа.

Вечером в подвальном помещении казармы, оборудованным под канцелярию, Иванов доложил Чигвинцеву о том, что он принял материальную часть. Ротный передал Николаю формуляры (техническую документацию танков), журналы и другие документы для изучения, а также приказал провести вечернюю поверку личного состава и подготовиться к проведению занятий по строевой и политподготовке. Строго предупредил, чтобы к утреннему разводу Иванов был на месте. Николай прикинул, что спать придётся опять не более пяти часов. «Вот так жизнь!» – подумал он.

Вернувшись домой, Иванов аккуратно снял в коридоре сапоги, на цыпочках подошёл к двери комнаты, тихо открыл её. Жена лежала в постели, читала книгу.

– Почему не спишь? – спросил Николай.

– Тебя жду. Должна же я когда-нибудь своего мужа видеть или нет? – она грустно улыбнулась.

– Извини, служба, – сказал он.

– И так будет всегда? – снова спросила она.

– Не знаю, но первое время для нас будет тяжёлым. А дальше, либо ты, как и все офицерские жёны к этому привыкнешь, либо …, – тут он замолчал.

– Что «либо»? – спросила она. – Мы расстанемся?

– Ты говоришь глупости и меня подталкиваешь к ним. Для чего мы создали семью: чтобы вместе жить, совместно переносить трудности. Служба в армии

– моя мечта. За шесть лет проведённых в казарме я к ней привык. И если ты со мной, то и тебе придётся разделить эту учесть, привыкнуть к далеко не сладким условиям офицерской жизни. И вообще, лучше накорми меня и расскажи, чем вы тут с Татьяной весь день занимались? – смягчил возникшее напряжение Николай.

Лида встала, быстро подогрела ужин, и они уже мирно и спокойно завершили ещё один трудный день.

Обязанности среди командного состава роты Чигвинцев распределил так: Он и Иванов отвечали за подготовку и проведение всех занятий с личным составом подразделения в целом, за исключением занятий по технической подготовке, которые оставались на совести зампотеха. За поддержание внутреннего порядка в казарме и внешнего вида солдат – ответственность ложилась на плечи старшины роты (прапорщика). Командиры первого и третьего взводов двухгодичники: лейтенант Васильченко и старший лейтенант Николаев наряду с выполнением своих должностных обязанностей, больше брали на себя командировок и различных дежурств.

Первое своё самостоятельное занятие с личным составом роты Николай провёл в классе казарменного помещения. Солдаты были одного призыва и прослужили к тому времени чуть больше года (перешли в категорию «черпаки»). К этому времени эти ещё недавно «забитые и замученные» (судя по внешнему виду и поведению) ребята начинают потихоньку адаптироваться к армейской действительности, «расправлять крылья» и даже «выпускать коготки». Начинается это, как правило, с несоблюдения формы одежды, внешнего вида, затем идут пререкания с командирами и начальниками, а дальше – «самоходы», распитие спиртных напитков и иногда заканчивается всё это преступлениями разного характера. Приблизительно зная, как на его появление будут реагировать подчинённые, Иванов сразу решил для себя: отношение с ними строить строго по уставу, любое отклонение жёстко, бескомпромиссно пресекать. И в то же время быть к ним внимательным, честным и справедливым. С таким убеждением и настроем он приступил к первому своему занятию по политической подготовке.

Суть занятия была проста: изучение противостоящих друг другу военно-политических блоков: стран Социалистического содружества и в противоположность им стран империализма. Показав на карте страны Варшавского Договора, блока НАТО и других, Николай приказал записать их название и к следующему занятию выучить. В течение учебного часа дисциплина среди солдат была удовлетворительной, лишь пару раз пришлось делать замечание рядовому Нуритдинову – одному их механиков-водителей взвода, которым командовал Иванов. Подойдя к столу за которым сидел Нуритдинов, лейтенант потребовал представить на проверку тетрадь. Открыв её, Николай увидел вместо записанного материала, карикатуру на себя и нецензурные слова.

– Это что, товарищ Нуритдинов? – Иванов ткнул пальцем в тетрадь. – Командующий блоком НАТО? Или кто? Ну, отвечайте!

Рота прыснула от неудержимого смеха.

– Два наряда в не очередь! – резко, чтобы прекратить весь этот спектакль сказал лейтенант и повернувшись пошёл обратно к преподавательскому месту. И тут в свою спину со стороны Нуритдинова он услышал:

– Гад, фашист.

Иванов обернулся. В классе повисла тяжёлая, напряжённая тишина. Николай понял, что эти секунды сейчас решат всё: или он состоится как офицер, командир подразделения или нет.

– Всем оставаться на местах. За дисциплину отвечает младший сержант Ярославцев. Рядовой Нуритдинов за мной, на выход, – скомандовал взводный.

Солдат медленно встал, всем своим видом показывая, мол «плевать мне на тебя лейтенант, не таких видел».

Выйдя в пустой коридор казармы и плотно закрыв дверь в класс, Иванов резко остановился, схватил левой рукой за горло Нуритдинова, прижав его к стене так, что тот мог только глядеть на лейтенанта испуганными, выпученными глазами.

– Ты кого фашистом назвал, меня? – Глядя в упор в лицо задыхающемуся солдату тихо, но грозно сказал Иванов. – Да ты знаешь, сколько моих родных погибло в войне с ними!? Такого я тебе никогда не прощу! А это, чтоб навсегда запомнил, – и он коротким движением правой руки нанёс Нуритдинову удар в солнечное сплетение. Солдат утробно ёкнул и согнувшись медленно сполз по стене на пол. – Даю пять минут на приведения себя в порядок и на занятие, – сказал лейтенант, оставляя сидящим на полу Нуритдинова.

Вернувшись в класс, он встретил удивлённые взгляды солдат. Никто не рассчитывал на такое скорое и пока ещё никому не известное решение столь острого вопроса. Иванов же быстро совладав с внутренним возбуждением, продолжил занятие. Но через несколько минут его снова пришлось прервать. В дверь постучали. Вошёл дневальный, он передал приказ комбата, чтобы офицер срочно прибыл к нему.

Комбат по национальности тоже, как и Нуритдинов был узбеком. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, в кабинет командира танкового батальона, Николай понял, что рядовой успел на него пожаловаться. – «Теперь не известно, кто станет крайний – он или Нуритдинов», подумал лейтенант.

Войдя в кабинет, Иванов строго по уставу доложил о своём прибытии. Вытянувшись в струну, он ждал худшего, что только может быть. Рядом в стороне стоял, хитро улыбаясь, Нуритдинов.

Комбат сидел за столом, курил сигарету. Нависла небольшая пауза. Затем решительно затушив её в пепельнице он приказал солдату на время выйти. Оставшись один на один с лейтенантом, он спросил, что произошло на занятии. Иванов всё как «на духу» рассказал, признал свою вину в применении физической силы в отношении рядового Нуритдинова.

– Это конечно не педагогично, – глубоко вздохнув сказал комбат, но иногда в нашем мужском коллективе без этого нельзя. Вам первое время будет не легко, я это хорошо понимаю, поэтому даю как бы «фору», чтобы вы быстрее утвердились в коллективе. Но о рукоприкладстве, чтобы я больше не слышал. Есть много других методов, чтобы заставить солдат уважать и подчиняться. Поговорите с ротным. Он толковый офицер, обязательно подскажет. Всё ясно?

– Так точно! – ответил Иванов. На душе у него немного отлегло.

– Хорошо, тогда идите и пригласите ко мне Нуритдинова, – закончил комбат.

Неизвестно о чём говорил комбат с солдатом, но минут через двадцать тот вернулся в подразделение поникший, обиженный со вспухшими, заплаканными глазами. Не захотел за него вступаться земляк, здесь было не так, как на гражданке: «Земляки, наших бьют!» Здесь была Армия!