Бюро «Канун», или Ужасы Ивота
Заорав, он лег на спину, уперся одной рукой в потолок, а второй – вцепился в Булата. Фонарик Лунослава тут же покатился в сторону и бесследно исчез.
– Это мой воздух! Мо-ой! – провопил Лунослав и полез к напарнику драться. – Я тебе не дам всё снюхать, Булатушка!
– Успокойся, Лунослав! Ядрен батон, да успокойся же ты! – Булат с силой прижал всхлипнувшего товарища к полу и, схватив его костяшками пальцев за нос, сделал ему «сливу». – Это тебе за фонарик, дрищ!
– Я… я… я всё!.. Я п-пришел в себя! Сп… спасибо! – И Лунослав, зажав занывший нос, покорно пополз за раздраженным Булатом.
Внезапно луч фонарика наконец высветил стены зала: они сужались, словно горлышко бутылки, ведя в пугающую, отекшую нору.
– Я… я туда не полезу! Я там застряну!.. – обмер Лунослав, задыхаясь.
– Как хочешь. Мне же больше воздуха достанется! – ухмыльнулся Булат.
– Нет-нет-нет, погоди! Я п-передумал!
Они по очереди втиснулись в лаз и через минуту выползли в просторную черную комнату – с бессмысленными зловещими барельефами, обугленной стелой в центре и еще одной бронзовой дверкой. Больше здесь ничего не было.
– Господи! Господи!.. – Лунослав распрямился и стал руками загонять воздух себе в рот. – Чуть не задохнулся!.. Чуть…
– Да-да, чуть в штаны нам обоим не навалил, – согласился Булат, оглядываясь. – Эй, шаман-брат! Посмотри-ка лучше на это!
Они подошли к стеле, и на ней вспыхнули кроваво-красные символы.
– А это еще что за хрень? – нахмурился Булат.
– Примерно так выглядит текст в Черномиконе, – оттеснил его Лунослав. – Похоже… похоже, я могу это прочитать! Тут… э-э-эм… сказано, что где-то… где-то под «жизнью людской» есть… печать! Или дверь?.. М-м, неясно. Кажется, этот символ означает сразу и «печать», и «дверь».
– Давай-давай, светило без фонарика! – Булат достал телефон и попытался сфотографировать дьявольские знаки. – Ядрен батон!.. Камера мобилы их не видит!..
– Ага-ага, – отмахнулся Лунослав. – Ух ты! Тут сказано, что под Ивотом находится дверь в мир невообразимого хаоса и древнего зла!..
– Ну, это не новость. Это я и так всегда знал, – иронично заметил Булат. – Есть еще какая мудрость? Может, что посвежее?
– Н-нет, это вроде всё.
Больше ничего интересного не обнаружив, они прошли через бронзовую дверку и оказались в пугающем гулком гроте. В центре него находился обсидиановый бассейн с черной маслянистой водой, словно сотканной из грехов. Из середины бассейна периодически била вверх маслянистая струя. Переливаясь через бортик, черная вода текла к каменным стенам и невообразимым образом поднималась по ним к потолку, исчезая затем в трещинах. Дурманящий запах крови шел именно отсюда.
– Исток!.. – прошептал Лунослав и закашлялся. – Так вот что подмывает кладбища! Это… это же самая настоящая мертвая вода! – вдруг сообразил он. – Прямо как в сказках!..
– Потом будешь восхищаться сказочными ужасами городка! – осадил его Булат. – А сейчас было бы неплохо на этот унитаз крышку найти!
Лунослав быстро кивнул, достал Черномикон, и тот, словно нехотя, явил новый текст.
– Ладно, рискнем, – пробормотал Лунослав и с изумлением обнаружил, что его горло на этот раз привычно и безболезненно приготовилось к чуждому языку. – «О поток могильный! Не теки в час ночной, не буди в час дневной, не береди мертвых! Что поднесенными венками к загробному взывает, то пусть себя, могильное, отныне в вечности кружит!»
После этих слов фонтан исчез, а вся маслянистая жидкость стала с ужасающим, человеческим стоном втягиваться в воронку, появившуюся в центре бассейна. С потолка посыпались камни, раскалывая бассейн и поднимая мерзкие брызги. Стало очевидно, что это место вот-вот окажется погребено под землей.
– Ядрен батон! Дрищ-колдун! А поаккуратнее как-то нельзя было «колдунить»?! – крикнул Булат и выдернул Лунослава назад в комнату с обугленной стелой. – Двужопие какое-то, выходит, братец! Теперь только обратно – в змеек играть!
– Я туда снова не полезу!
– А еще одну «сливу» хочешь? У меня их целый ящик!
– Хрен с тобой, засранец! Только я тогда первый! – Лунослав выхватил у Булата фонарик. – Вот посмотришь – я собой лаз закупорю! Ха-ха!
– А я себе выход прожру – через тебя!
В комнате загрохотало. Сверху тяжело упала глыба и расщепила стелу.
– Пошел-пошел, Луня! – крикнул Булат. – Времени в обрез!
Они бросились в нору и что было сил заработали руками и ногами. Выскочив в плоский зал, они обреченно услышали, как комнату со стелой завалило. Теперь и этот путь был отрезан. Остались только они, темнота, давящий низкий потолок и… удушье…
– Брат Булат!.. – с дрожью позвал Лунослав.
– Чего?
– Я… я задыхаюсь…
– А Черномикон? Найдется там чего на этот случай?
– Я… я его в комнате с бассейном случайно выронил… Когда ты меня, черт побери, дернул!
– Ладно, не гунди. Сейчас всё исправлю.
– И?.. И?!
– И как же я, ядрен батон, по-твоему, это сделаю, а?!
Неожиданно Булат почувствовал запах свежего хлеба. Приятный душистый аромат шел откуда-то сбоку.
– Лунослав? – шепнул Булат.
– Что?
– Давай-ка за мной! Хлебушек-то точно не простой был…
Булат бесстрашно пополз в темноту, ориентируясь исключительно на свой нюх. Вскоре аромат свежего хлеба ощутил и Лунослав. Через несколько минут они радостно замерли: впереди маячил едва заметный лучик рубинового света. Они торопливо подползли к нему и увидели, что потолок в этом месте просел, создав выход в засыпанный листьями узкий овраг. Булат первым выбрался наружу и помог вылезти напарнику.
– Господи! Наконец-то! – прохрипел Лунослав и обессиленно упал на старую листву.
– Это бюро «Канун», детка-а! Так-то, ядрен батон! – воодушевленно проорал Булат на весь лес.
– Чего вопишь-то?! А вдруг эти услышат, кто храм обрушил?
– А вот на это я как раз очень и очень надеюсь, – зло процедил Булат.
Немного поплутав, они вышли назад к машине. К удивлению молодых людей, в уазике их ожидал Черномикон, а возле колеса машины лежал еще один каравай – на земле. Булат сплюнул и поддал его ногой. Подозрительная выпечка отлетела и рассыпалась на порубленные мухоморы и поганки.
– Не понимаю, – задумался Лунослав. – Хлеб с пенька нас вывел, а хлеб с земли вернул Черномикон – и при этом он плохой?..
– А сам-то как думаешь, шаман-брат? – спросил Булат.
– Выходит, Черномикон – зло?
– К бабке не ходи! Так что огорчающие последствия – вопрос времени! Поехали-ка лучше, братец, в бюро – чайка с бутербродами навернем! Эх, красота!
После этого Лунослав и Булат отправились обратно в Ивот – заедать и запивать стресс…
Как видно из случившегося, всё имеет свой исток и свои последствия – будь то хлеб на пеньке или страшилка у костра. Как минимум вам определенно стоит воздержаться от купания ночью в водоеме, особенно если перед этим вы произнесли такие слова, как «гробы» и «озеро». И уж, конечно, каждый из вас знает, что хлеб не встречается в дикой природе. К тому же с ним до вас вполне могла поиграть бездомная собака – или, что еще хуже, бездомный человек. Иначе говоря, в каждом из этих случаев вы можете столкнуться с так называемым эффектом «падающего бутерброда», когда в роли гастрономического казуса выступите вы сами…
Глава 5
Перед нами улица Новая Старого Ивота. Новое в старом. Очередная игра слов, очередная ирония. Однако в этом случае ирония бьет ключом, издеваясь над здравым смыслом, потому что все дома на этой улице – новые. Этакие мини-особнячки. Этакий мини-бомонд. Но давайте обратим внимание на дом под нетипичным номером «0».
В «нулевом» обитают Пимоненко – самодостаточная и матриархальная семья. Расположим ее членов в порядке значимости. Вот увядающий дед Агафон. Вот десятилетняя Вика. А вот и ее тридцатипятилетняя мама – Шурочка, высокомерная особа с узкими ноздрями, словно созданными для того, чтобы запихивать в них монетки. Ах да, с ними еще проживала старая трехцветная кошка по кличке Дульсинея. К слову, Шурочка ее на дух не переносила. Она вообще мало кого любила. Являясь в доме основной добытчицей, она же была в нём и главной кровопийцей.
Да, Шурочка Пимоненко терроризировала свою семью, но больше всего она, конечно, любила терроризировать мужские гениталии. И, если по какой-то причине ей это не удавалось, горе в ее лице нисходило на домочадцев. И сегодня был как раз один из таких дней…
Итак, улица Новая, Старый Ивот, поздний вечер…
Неудовлетворенная и оттого злая Шурочка зашла домой. Она сняла туфли и швырнула их об холодильник. Надоели, новые купит. Как назло, домашние уже спали, а Шурочке ой как хотелось на ком-нибудь сорваться. Тут к ней подбежала Дульсинея, и молодая женщина с удовольствием поддала ей ногой.
– Усато-блохастая лошадь! – взвизгнула Шурочка. – Еще затяжек на колготках своими лапищами понаделаешь! А ну, пошла, зараза такая!
На шум выбежала заспанная Вика. Увидев, что Дульсинея, хромая, убегает, девочка заплакала.
– Мама, зачем ты это сделала?! – всхлипнула она и забрала кошку к себе в комнату.
– Потому что могу! – крикнула ей вслед Шурочка.
Из зала выглянул проснувшийся дед Агафон:
– Нехорошо это – животинку бессловесную обижать!
– Тебя, калоша старая, спросить забыли! – огрызнулась Шурочка. – Дармоеды! То уроки вам, то лекарства! Я спать, и только попробуйте мне тут мяукнуть или кашлянуть!
Она поднялась к себе в спальню на втором этаже и закрылась. Она была зла, не удовлетворена, а еще она очень хотела спать. Выругавшись еще раз в адрес домочадцев, Шурочка переоделась, угрюмо легла в кровать и почти сразу уснула.
Наступила полночь, и молодая женщина раздраженно проснулась от чьего-то присутствия в спальне. Она включила лампу и с удивлением обнаружила, что в комнате никого не было.
– Кто здесь? Вика, если это опять ты со своими кошмарами, я тебе клок волос выстригу! – недобро пригрозила Шурочка.
Неожиданно кровать под ней затряслась. Шурочка попыталась спрыгнуть на пол, но с ужасом поняла, что руки и ноги ее не слушаются. Она была парализована. Кровать между тем поднялась в воздух, и Шурочка беззвучно завизжала. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге показалась Дульсинея. Кошка, у чьей тени были вытянутые рожки, недобро посмотрела на женщину.
– Спаси и сохрани!.. Спаси и сохрани!.. – едва слышно прошептала перепуганная Шурочка.
Дульсинея по-хозяйски прошла в спальню, и дверь за ней сама захлопнулась. Кошка запрыгнула на грудь парализованной женщины, зловеще посмотрела на нее и протяжно промяукала:
– Три-и-инадцать ле-ет! Сро-ок!
После этого кошка лизнула Шурочке расширенные от страха глаза, и та забылась черным сном…
Наутро Вика обнаружила, что Дульсинея пропала. Она обыскала весь дом, заглянула в каждый уголок, но кошки нигде не было. Наконец зареванная Вика уселась на коленях у деда на кухне.
– Это всё ма-ама! Это всё она виновата-а! Это она ее так стукнула, что та убежала! – прорыдала девочка. – А вдруг наша Дуська больше не вернется?! А вдруг… а вдруг…
– Ну-ну, милая, – прошамкал дед Агафон. – Кошки такие животинки – погуляли, котят нагуляли, вернулись.
– А вдруг наша Дуська не такая животинка-а?..
Раздались шаги на втором этаже, и вниз спустилась Шурочка. Вид у нее, как обычно, был злой и раздраженный.
– Мама! – сердито кинулась к ней Вика. – Ну зачем, зачем ты так нашу Дусю?!
Шурочка непонимающе посмотрела на дочь, отпихнула ее, подошла к кошачьим мискам и мстительно раскидала их ногой. Затем Шурочка, громко хлопнув дверью, ушла на работу. Вика заревела. Дед Агафон вздохнул.
Прошел день. Наступил вечер. Кошка так и не вернулась. Дед Агафон и Вика занимались своими делами, с невольным страхом ожидая возвращение главы семейства. Наконец к дому подъехала машина, и в дом вошла отстраненная и недовольная Шурочка. Никому ничего не сказав и даже не поужинав, она пошла к себе. Дед Агафон и Вика облегченно вздохнули и тоже легли спать.
Однако ночь выдалась неспокойной. Около двух часов после полуночи по дому разнеслось голодное чавканье. Оно доносилось из-за двери Шурочкиной спальни – хотя мужчин та сегодня не привела. А также оттуда послышались зловещее урчание и странные звуки, напоминавшие катание по полу большой куклы. Дед Агафон и Вика перепугались, но зайти и спросить, что случилось, не решились. Закрывшись вместе в одной комнате, они просидели так до рассвета…
На следующие день и ночь необычная ситуация повторилась. Шурочка окончательно стала сторониться домочадцев. Кушала она, судя по звукам, только у себя и только по ночам. Что она ела – неизвестно, но еду с собой никогда не брала. Чем она занималась – тоже оставалось загадкой. Но чавкающие и малопонятные звуки за ее запертой дверью красноречиво говорили о том, что там происходит что-то дурное…
Так прошло три дня. Наконец дед Агафон не вытерпел и решил разузнать, что творится по ночам в Шурочкиной спальне. Переждав, когда чавканье и урчание за дверью дочки стихнут, а звуки катания – пропадут, он осторожно вошел к ней. От увиденного дед Агафон чуть не заорал, едва успев зажать себе рот. У спящей Шурочки были рожки, а из ее рта торчали нечеловеческие кривые зубы, похожие на колотый шифер. Но больше всего деда Агафона напугал огромный, покрытый волдырями длинный язык, которым Шурочка во сне поправила себе волосы.
– Мать моя мамка! Боже ж ты мой божеский, боже! – прошамкал дед Агафон и, пятясь, покинул спальню дочки.
Он спустился на первый этаж и подковылял к кухонному столу, на котором лежала местная газета. Накануне он приметил в ней одно занятное объявление. Дед Агафон схватил телефон и, несмотря на неурочный час, неуклюже набрал номер.
– Алло? Милый человек!.. Ой, беда! Беда у меня стряслась!.. – перепуганно произнес дед…
Так у бюро «Канун» появилось их следующее дело.
К «нулевому» дому улицы Новая подъехал уазик болотного цвета. Машина была куплена Лунославом и Булатом вскладчину для нужд бюро, и теперь их поездки всегда начинались со спора, кто поведет. Сыграв напоследок в «камень-ножницы-бумага» в очередном подобном препирательстве, они вышли.
Булат горделиво оглядел опрятный и дорого́й дом:
– Мы, похоже, становимся знаменитостью, шаман-брат! Смотри, какая домина у клиента!
– Местные ненормальные всегда знамениты, – заметил Лунослав. – А мы сразу и местные, и…
– …и ненормальные! – хохотнул Булат. – Отжег прямо в точку, братец! Прямо в точку!
Они подошли к дому, возле которого на качелях возились Вика и ее подружка – Веселина.
– А я вот че знаю! – сказала Веселина. – Если одну и ту же кошку кормить в одном и том же месте целых тринадцать лет, то знаешь, что с ней будет?
– Ну и что с ней будет? – спросила Вика.
– Сказать? Сказать-сказать-сказать?
– Ну, хватит! Скажи, вредина!
– Она станет – злым оборотнем! Вот так! Поэтому я свою Мурку всегда кормлю в разных местах – и на столе, и у себя в кровати!
– Ой, а мы Дуську там же кормили – у шкафчика!.. – И Вика, вспомнив пропавшую Дульсинею, расстроилась.
Лунослав с умным видом записал услышанное в блокнот, а Булат с таким же умным видом покрасовался перед девочками «косухой».
– Здравствуйте, – настороженно сказала им Вика. – А вы к кому?
– Мы к Агафону Лавровичу, – вежливо кивнул ей Лунослав. – Он нам звонил по о-о-очень важному делу.
– Ага, прям посреди ночи! – сплюнул Булат и, устыдившись своего поступка, затер плевок ногой.
– Ой, так вы дяди, о которых говорил дед? – обрадовалась Вика. – Пойдемте-пойдемте! У нас тут такое! Такое!
Лунослав и Булат проследовали за ней в дом, и девочка привела их на кухню, где задумчиво сидел дед Агафон.
– Агафон Лаврович? Мы… – начал было Лунослав.
Дед Агафон остановил его экономным взмахом руки и отрешенно прошамкал:
– Дочка моя, Шурочка-то, стала совсем нелюдимой… Раньше хоть, бывало, обругает нас, попрекнет чем… А сейчас ни слова – ни-ни! Даже с работы ее этой, чудо-богаческой, звонили, спрашивали, что с ней. Обедать там перестала. Диво! Что ест-то?! Ни там, ни с нами не кушает! Беда, беда с ней лютая приключилась. Вы бы ее ночью видели! Опростались бы! – И он подробно всё рассказал: и про звуки, и про увиденное, и про характер Шурочкин – злой и бабский.
– А она такая не от рождения? – уточнил Булат.
– Ась?
– Говорю, Шурка ваша раньше во сне нормальная была? Или она зубами к стенке спала, и вы потому ни хрена не видели?
– Когда, говорите, это всё началось? – торопливо перебил Лунослав товарища, пока тот еще что-нибудь не ляпнул.
– А вот как Дуська пропала, так и началось, да.
– А вы найдете мою кошку, дяди? – с надеждой спросила Вика.
– Конечно! – важно кивнул Булат. – Ха! Да я вообще самый известный ловец кисок на районе!
– Булат! – одернул его Лунослав. – У тебя что, запор мысли и понос речи?!
– Чего? Я же про настоящих кошек говорил!
– Так что, люди добрые, возьметесь за наш случай? – И дед Агафон горестно смахнул слезу.
– Мы за все случаи беремся, дед, – заверил его Булат. – Готовы проверить всё! Вообще всё! Даже сигналы о человечине в шаурме!
– Нам бы ее комнату поглядеть, Агафон Лаврович, – сказал Лунослав и достал Черномикон.
Дед Агафон согласно кивнул и провел их по дому. Однако осмотр спальни Шурочки, равно как и всего остального, ничего не дал.
– Вам бы двух часов ночи дождаться, люди добрые, – произнес дед. – Тогда-то вся чертовщина и начинается.
– Хм, похоже, придется, – обескураженно заключил Лунослав.
– Да, ядрен батон! Луня! Это же наша первая засада! – сча́стливо воскликнул Булат. – Засадим злу по полной!
Лунослав неохотно согласился с прозвучавшим лозунгом. На том и порешили.
Лунослав и Булат оставили уазик перед бюро и вернулись в дом семьи Пимоненко незадолго до предполагаемого возвращения Шурочки. Дед Агафон отвел их в гостевую комнату, что была рядом со спальней женщины, и удалился. Булат тут же развалился на кровати и блаженно закрыл глаза.
– Эй, а кто зло стеречь будет?! – возмутился Лунослав.
– А ты со своей книжкой на что? – зевнул Булат. – Вот и бди, колдун! И мне по-своему бдеть не мешай! Когда будет надо, я все-е-ех одной левой… Э-эх!
Однако ждать им пришлось недолго. К дому подъехала машина, и задремавший Булат незамедлительно проснулся. Лунослав приложил палец к губам. Шурочка тем временем тайком прокралась в свою спальню, закрыла за собой дверь на ключ и приготовилась к своему еженощному действу, приносящему ей удовлетворение и сытость…
– Так, где-то в два часа наш выход. Врываемся, как только услышим чавканье! – напомнил Лунослав и погладил спокойный Черномикон.
– Блин, а тебе бы понравилось, если бы ты ночью «чавкал», а к тебе вломились, а? – буркнул Булат, поворачиваясь на другой бок. – Чавк-чавк, а тут нате – гости!
– Я вот не чавкаю, когда ем!
– А я и не про еду, балбес!
– Так она… она же не только чавкает! – возразил Лунослав, едва скрывая мандраж. – Она еще и выглядит по ночам как-то… необычно!
– Ха! По ночам многие выглядят необычно! Тоже мне – новость!
Они замолчали. И вдруг в ночной тишине раздались те самые звуки, о которых говорил дед Агафон. Было похоже, что кто-то очень вкусно кушал – с каким-то мстительным и зловещим удовольствием, изредка при этом урча. С Булата сразу же сошел весь сон.
– М-да, это определенно не то «чавканье», – разочарованно заключил он, прислушавшись. – Ну что, шаман-брат, готов?
– Нет! – огрызнулся Лунослав. – Мы же собираемся ворваться к хозяйке дома – в запертую спальню!..
– …в которой она так загадочно чавкает, – важно кивнул Булат. – Ну так что – погнали наши городских?
– Фу-ух! Господи, ладно, погнали, – смирился Лунослав.
Они тихо вышли. В коридоре их уже поджидали перепуганные дед Агафон и Вика. Булат строго показал им, чтобы они держались подальше. Те кивнули. После этого Лунослав и Булат подкрались к двери в спальню, и подозрительные звуки тотчас пропали. Сотрудники бюро обескураженно переглянулись.
– Хитрая! Улики прячет! – вдруг сообразил Булат.
Он выбил ногой дверь, и они с Лунославом ввалились в спальню. Шурочка в одном халатике спокойно сидела на полу между двух зажженных свечей, не сводя хищного взгляда с ворвавшихся молодых людей. К ужасу Лунослава, ее рот и руки были перемазаны кровью. Капало даже с подбородка.
– Ну что, брат шаман, затеем переговоры с «хозяйкой дома»? – саркастически поинтересовался Булат.
– Мы со злом переговоры не ведем! – И Лунослав показал трясущийся Черномикон.
– Принято.
Внезапно Шурочка подскочила к Лунославу и ударом босой ноги выбила жуткий фолиант у него из рук. Она сейчас же закричала от боли: Черномикон обжег ее, оставив струп на бледной ступне. Однако это не остановило Шурочку, и она пнула оторопевшего Лунослава прямиком в пах. Молодой человек скрючился и тоненько запищал.
– Ядрен батон, ты… ты че так – не по-мужски?! – растерялся Булат.
Шурочка злобно посмотрела на него, и ее волосы затрепетали в потоках потустороннего ветра. Взгляд у нее стал совсем уж лихим и безумным. Из головы женщины вылезли противные рожки, зубы уродливо подались наружу, а из безобра́зного рта показался чудовищный и длинный язык с волдырями.
– Это что, чупакабра? – удивился Булат.
– Боже ты мой! Это – демон! – простонал с пола Лунослав.
– Главное, что не женщина. Значит, и колошматить ее можно по-взрослому!
Булат прыгнул на Шурочку-демона, и та по-лягушачьи лягнула его, откинув в модный стеллаж с лифчиками. Затем кошмарная женщина обхватила языком Черномикон и, поскуливая от боли, подняла его под самый потолок. Задымившийся фолиант стал недоступен для сотрудников бюро.
– Это же моя мама, дураки! – В комнату со слезами на глазах вбежала Вика. – Мама! Мама! Ты не сердись и не болей! И… и верни мне Дуську!
Лунослав, который от боли в паху едва мог говорить, прокряхтел:
– М-мы ее вылечим!
– И тебя, ядрен батон, вылечим! – ласково передразнил его Булат, выбираясь из остатков стеллажа. – Это уже хрен вылечишь, дрищ-колдун!
Тут в спальню на своих стареньких ножках влетел дед Агафон с охотничьим ружьем. Вскинув оружие, он зажмурился и выстрелил. Картечь, никого не задев, сбила карниз. Шурочка-демон подшагнула к старику и с жутким смехом выбила у него ружье.
– Мама?.. Это же наш дед!.. – крикнула Вика, но ближе подойти не рискнула. – Н-не надо, пожалуйста! Я даже не буду на тебя больше злиться из-за кошки!..
Шурочка-демон, не прекращая хохотать, похлопала деда Агафона по лысине, словно напакостившего питомца. Булат торопливо подобрал ружье и точным выстрелом перебил уродливый язык демона. Черномикон с остатками ротового отростка нечисти влажно шлепнулся на пол. Шурочка-демон взбешенно обернулась, отбросила деда Агафона и направилась в сторону Булата.
– Бу! – невозмутимо сказал тот, зная, что магазин ружья пуст.
– Поп… попробуй Черномикон! – крикнул Лунослав.
– Я же неуч для твоей вредной книжки!
– Да долбани ты ее им!
– О!
Лунослав уже понял, что Черномикон в равной степени мог и поглотить, и изгнать порождения зла. И сейчас жуткий фолиант, судя по причиненной демонической женщине боли, явно был не прочь перекусить чем-нибудь потусторонним.
Булат подхватил Черномикон и двумя ударами «перекрестил» Шурочку-демона. Ту затрясло, и она, ко всеобщему изумлению, превратилась в кошку – пропавшую Дульсинею, у которой теперь было три хвоста. Дульсинея зашипела и, жалобно мяукая, побежала к Вике.
– Хрен тебе, чертов ты, ядрен батон, перевертыш! – проорал Булат и с размаху приложил кошку Черномиконом.
Спальню озарила черная вспышка, и жуткий фолиант высосал из кошки-демона ее про́клятую душу. Осталось лишь безжизненное тельце с тремя хвостами. Черномикон же получил свой второй черный лист. Обнаружив это, Булат присвистнул и вернул фолиант товарищу.
– А где м-мама? – растерянно спросила Вика.
– Надо вскрыть пол, – мрачно произнес Лунослав. – Здесь есть люк?
– Что ты, милый человек! Отродясь такого в домике-то нашем не бывало! – ответил дед Агафон, не прекращая креститься.
– Ну-ка, дед, посторонись! – И Булат подошел к двум свечам, так и не упавшим во время схватки.
Немного повозившись с изучением паркета, он нашел, какие из дощечек были съемными, а затем убрал их… Под полом нашлась мертвая Шурочка. Скрюченная женщина была наполовину съедена. Укусы на ее теле принадлежали кошке. Гематомы и царапины на нём указывали на то, что с телом еще и по-кошачьи «играли». Стало очевидно, что чавкающие звуки, слышимые все эти ночи, были звуками пожирания человечины…
И если это было удивительно и страшно, то еще более удивительным и страшным оказалось то, что сказала Вика.
– Это тебе за кошку, мама, – холодно произнесла она и ушла.
Повисло жуткое молчание.