Мир колонизаторов и магии. На пути в академию

Глава 2. Азорские острова

Медленно разворачиваясь, искалеченный барк подплывал к Белой бухте острова Флореш, лежащего несколько в стороне от других островов Азорского архипелага, самым крупным из которых был остров Сан-Мигель. Но Сан-Мигель располагался намного дальше, там же был и самый крупный на островах порт – Понто-Делгада.

С трудом немногие оставшиеся в живых матросы убрали паруса, и барк «Чудеса» наконец смог бросить якорь в этой небольшой бухте. В ней в это время находилась лишь пара португальских небольших каравелл, да голландский флейт, не считая рыбацких баркасов.

Азорские острова принадлежали Португалии. Здесь останавливался для пополнения запасов продуктов и воды «золотой» флот, после перехода через Атлантический океан. Но его корабли, включая отставшие от каравана, уже месяц как покинули бухты всех островов, отправившись в Испанию, до которой оставалось всего две недели пути.

Барк застыл напротив причала, подставив легкому бризу уныло повисшие и кое-как свёрнутые паруса. На корабле находилось всего двадцать два человека, именно столько осталось в живых после боя с пиратами и тягот перехода через океан. И все моряки были измучены голодом, болезнями и бессонницей.

Спущенная на воду шлюпка приняла в себя капитана, юнгу, кока и ещё троих матросов. Заработав вёслами, команда «Чудес» направилась к причалу, на который, помогая друг другу ослабевшими руками, вскоре все и высадились.

Хосе де Ломо, кряхтя и ругаясь вполголоса по-испански, подошёл к ожидавшему его портовому чиновнику, тяжело ступая скрюченными от ревматизма и авитаминоза ногами. Нужно было решить вопрос с таможенной пошлиной, организовать закупку продовольствия и доставку его и воды на корабль.

Капитан Хосе Гальярдо де Ломо всё для себя решил. Его истасканное судно уже не в состоянии было преодолеть оставшуюся тысячу с лишним миль до Испании вместе с грузом, а значит, наступает момент, когда нужно будет продавать и груз, и судно. Кораблю требовался ремонт, на который у капитана просто не было денег.

Продать груз на этом острове было проблематично, но на Сан-Мигеле, расположенном немного дальше, был большой порт, прикрытый двумя фортами от нападения с моря английских и берберийских пиратов, и там это можно было сделать без особых проблем. А его команде сейчас нужен был просто отдых и качественная пища.

***

Мартин ван Белевер, стоя на палубе своего флейта, в числе первых заметил, как в бухту неуверенно входит испанский корабль, как его паруса медленно и неловко сворачивают немногочисленные марсовые.

Весь внешний вид пришвартовавшегося старого барка просто кричал о том, что он только чудом дошёл до берегов этого острова и не сгинул навечно на просторах Атлантического океана, что и случалось до этого со многими.

Ещё более странно выглядела его команда, когда, завершив необходимые манипуляции с пришвартовыванием корабля, сошла на берег. Среди моряков, обтрепанных и битых жизнью, затесалась тощая фигура четырнадцатилетнего подростка, несомненно, голодавшего и смертельно уставшего, очень похожего на пернатого хозяина леса. Этого необычного сходства ему добавлял загнутый крючком нос, очень бы подошедший старой ведьме.

Вспомнив о ведьмах, Мартин ван Белевер поневоле перекрестился и зло сплюнул. Воспоминания были далеко не самыми приятными, и он хотел бы забыть о них навсегда, но не получалось. Хорошенько все рассмотрев и дождавшись, когда эта команда, словно снятая с креста, вооруженная оружием не хуже пиратов, займётся своими делами, он направился в портовую таверну.

Рано или поздно, капитан, либо кто-нибудь из прибывшей команды, дойдёт до неё и там можно будет обсудить с ними все дела. Дело в том, что Мартин ван Белевер направлялся на Кюрасао, а до этого намеревался посетить Гавану и Картахену, чтобы закупить там нужные ему товары, намереваясь сделать это гораздо дешевле, чем они стоили в Амстердаме.

Сейчас же ему представлялся отличный шанс перекупить весь товар у измученного испанца и вернуться в Амстердам с прибылью. Всё для себя решив, он запасся терпением и стал ждать.

Хосе де Ломо усталый, но довольный, завалился в корчму и уже с порога не прокричал, а прорычал: – Жареного поросёнка, жирного каплуна и самого лучшего вина для меня и моей команды, – грохнув кошелем с серебряными монетами на первый попавшийся стол.

Расторопная служанка не замедлила явиться, принеся первым делом кувшин отличного вина, всегда готового к распитию бравыми моряками. Вслед за вином подоспел жареный каплун, с картофелем и овощами, а потом явился и жареный поросёнок, как непременный атрибут любого пиршества.

Я ел мало, оттого, что не понаслышке знал, что может быть от переедания. Как минимум, это будет несварение желудка, остальные об этом либо не знали, либо плевать хотели на все предостережения после длительного отсутствия нормальной еды. Глупо было винить их в этом.

Хуже всего было то, что капитан и все остальные начали с вина, которое быстро ударило им в головы, а еда лишь немного приглушила буйство во хмелю, да и не так её было много на шестерых человек.

Когда к нам подсел капитан голландского флейта, вся команда была уже изрядно навеселе, став более сговорчивой.

– Приветствую вас, доблестные моряки. Я слышал из-за своего стола, что вы преодолели Атлантический океан в одиночку! Этот подвиг надо непременно отметить. Эй, служанка, ещё вина, самого лучшего, самого крепкого, за мой счёт!

– Испанские моряки приветствуют доблестных мореходов Соединённых провинций, – не остался в долгу и наш капитан.

– Так давайте же выпьем за дружбу и морское братство, – предложил голландец. Я только хмыкнул про себя.

Отличная дружба, особенно, когда дружишь с существенным перевесом в пушках или военных кораблях. Встретились бы мы ему где-нибудь в сотне миль от Азорских островов, давно уже бы ходили по дну морскому пешком, в компании с лангустами. Мы в нашем теперешнем состоянии были слишком лакомой добычей, и на нас мог напасть любой иностранный торговец.

Оловянные кружки, доверху наполненные красной терпкой влагой, манили ежевичным ароматом прекрасного вина. Вино медленно, но верно било в головы незадачливым морякам.

– Хосе, ваш корабль изрядно потрёпан и на нём нет фок-мачты. Вы не сможете доплыть до Кадиса. А вы, кстати, не собираетесь ли продавать свой груз, я охотно куплю его по разумной цене.

– Гм, кх, кха, фырр, – опьяневший де Ломо заплетающимся языком опрометчиво начал опасный разговор. – Собираюсььь, как же… я понимаю… мы без ремонта не дойдём и людей у нас очень мало.

Я с тревогой прислушивался к разговору капитанов. Пить вино, несмотря на его обалденный аромат, мне полностью расхотелось. В воздухе ощутимо запахло неясной угрозой. В это время служанка принесла кувшин с андалузским хересом. Это славное вино, правда, не в испанском исполнении, я пробовал ещё в прошлой жизни. Это сухое белое вино, с привкусом горько-солёного миндаля, имеющее двадцать три градуса крепости, могло «убить» хлеще водки, особенно женщин.

Несмотря на кажущееся спокойствие окружающей обстановки, моё сердце ощутимо нарастило сердечный ритм, затрепетав от предчувствия непоправимой ошибки. Замысел голландского капитана стал предельно ясен. Как только кувшин с хересом опустеет, все, кто принимал его внутрь, падут жертвами его коварной крепости. Уж лучше тогда бы они пили ром, чем этот… херес.

Остатки здравомыслия у всей испанской команды утекали вместе с каждым выпитым стаканом хереса, но подписать бумаги о продаже они ещё могли, чтобы потом полностью окунуться во тьму пьяной бесчувственности.

– Филин! Это… Эрнандо! Филин, Эрнандо!

Капитан, путая моё имя с прозвищем, никак не мог определиться с мыслью, которую он собирался озвучить. Наконец, после долгих усилий, помогая себе пальцами обеих рук, губами и чуть ли не ушами, он смог озвучить свои требования. К этому времени голландцу принесли с его корабля чернила, свёрток пергаментной бумаги и разнообразные перья. Для такого серьёзного дела соседний столик был освобождён от посуды, людей, остатков пищи и мокрых разводов вина и рома.

– Эр-нан-до, – практически по слогам произнёс капитан, мы продаём наш корабль, вместе с грузом… за тысячу талеров, представляешь, за целую тысячу талеров! – и он без сил свалился на свободный табурет перед подготовленным столом.

Похоже, капитан спьяну перестал ориентироваться в числах, и для него несчастная тысяча талеров превратилась в сто тысяч, и никак не меньше. Может быть, наш груз вместе с кораблём стоил и меньше ста тысяч, но ненамного.

– Я, Эрнандо, немного устал, ты почитай договор, распишись сам и покажи, где расписаться мне, и мы будем богаты. Ты получишь свою долю, а мы все славно покутим здесь и купим себе новый корабль! – еле ворочая заплетающимся языком, произнес капитан.

Ага, старый, дырявый баркас вы себе купите, там, как раз, вся наша команда и поместится, да ещё и лишние будут, – с сарказмом подумал я, но весело мне не было. Этот голландец наливал вина и мне, но так как я был подростком, да и особо не выпячивался, то он посчитал, что я обычный юнга. А что с юнги взять, кроме ежедневного тяжёлого труда.

То, что у меня при себе были пистолеты и мизерикордия, он посчитал блажью капитана, а не моим положением или статусом. Вот и не обращал на меня никакого внимания, спаивая остальных членов нашей команды. Спорить с ним я не стал и поступил по-другому. Выйдя из таверны, я сделал вид, что добежал до туалета, взглянул на рейд, а потом, вернувшись, закричал.

– Капитан, очнитесь!

– Что тебе надо, Эрнандо? – грубо ответил капитан, еле разлепляя губы и глаза.

– На корабле упала фок-мачта и виден дым!

– Не может быть?! – хмель несколько выветрился с головы капитана.

– Нам надо срочно на корабль, он горит, там что-то случилось! Беда, капитан! – я не стеснялся нагло врать, бросая ненавистные взгляды на голландца, который с досадой прислушивался к нашему разговору. Желая подсластить горькую пилюлю упущенной выгоды и показать, что я не вру, а просто тупой, я произнёс.

– Не стоит расстраиваться, мениэр (господин)! Завтра к обеду наш капитан сможет принять более взвешенное решение, если его в этом поддержит вся наша команда. К чему вам сложности… уважаемый. Мы слишком долго пробыли в море и многое испытали. Команда может не понять капитана и будет много неприятностей. А я за мир, – и, распахнув полы своей парусиновой куртки, я показал перевязь с двумя пистолетами и стилетом.

Старая, как наш мир, пословица: «Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо больше, чем просто словом», – снова подтверждала свою неопровержимость. Голландец недовольно поморщился, признавая мою правоту, а потом, внимательно глядя на меня, проговорил.

– Ты слишком грамотен для своих лет, либо твой возраст намного старше, чем ты выглядишь! Ты кто на этом корабле?

– Всего лишь навигатор!

– Всего лишь, – усмехнулся своим мыслям ван Белевер, – а кто тебя учил?

– Отец, монахи, море, капитан де Ломо. Многие приложили руку к моему обучению, за что я безмерно благодарен им. А долг, как известно, платежом красен. К тому же, мне должны заплатить за мои услуги. А капитан пьян, это неприемлемо, – завернул я незнакомое ему слово, произнеся его по-русски.

Очевидно, что голландский капитан посчитал сказанное каким-то неизвестным ему ругательством и пропустил мимо ушей, поняв саму суть моего ответа, и больше ничего не говоря, удалился за свой столик, мрачно попыхивая трубкой.

Мы кое – как смогли добраться до нашего корабля и, встреченные там остальной командой, уже успевшей принять на борт свежую воду и небольшой запас продуктов, улеглись спать.

Эту ночь я провёл на вахте, вместе с несколькими матросами, справедливо опасаясь, что голландец может попытаться совершить на нас нападение. Ведь мы были беззащитны, о чём я и поведал всей остальной команде, изрядно взбудоражив её и заставив отказаться от употребления нескольких галлонов вина, привезённого с берега и бывших подарком от этого самого голландца.

Ночь прошла беспокойно. До рези в глазах я всматривался в спокойную гладь бухты, отслеживая вместе с двумя другими матросами каждую тень на её поверхности. Кроме кормового фонаря, мною был вывешен и носовой, чтобы никто, заходя в туалет, не промахнулся мимо специальных отверстий, заодно, он отлично освещал всё пространство возле носа корабля.

Не знаю, задумывался ли капитан голландцев или капитаны португальских каравелл о нападении на нас. Но две тени, показавшиеся было на воде, после того, как заметили нашу вахту и, разглядев горящие фитили на пяти аркебузах, связанных между собой для одновременного залпа, оставили нас в покое, без следа растворившись в черноте ночи.

Отстояв ночную вахту и дождавшись пробуждения капитана, я рассказал ему обо всём, что происходило вчера, в том числе и о его попытках продать груз и корабль за тысячу реалов. Это вызвало у старого моряка, и так плохо себя чувствовавшего, острый приступ досады и раздражения.

Под его дикие крики и ругань я спустился на нижнюю палубу и, удобно устроившись в своем гамаке, тут же заснул крепким сном, без всяких сновидений и кошмаров. Как будто бы выключили свет, а потом снова его включили.

На Флореше мы провели ещё почти месяц. Несколько дней наш капитан торговался, пока, наконец, они не ударили с голландцем по рукам. Затем мы перегрузили наш груз на голландский флейт, получив за это вполне адекватные деньги. Вернее, деньги получил наш капитан, как владелец судна и хозяин всего груза.

Дальше была выплата честно заработанных пиастров, кутёж команды на берегу и ремонт судна, который грозил затянуться до весны. Столько ждать я не мог, о чём и сказал своему капитану.

– Ну что ж, Филин, я всегда буду рад тебя видеть у себя дома в Кадисе. Жаль, что у меня растут трое сыновей. Была бы у меня дочь, я бы с удовольствием отдал её за тебя замуж. С таким мужем она никогда бы не пропала! Но, чего нет, того нет. Я выплатил тебе аванс в сто реалов, но твои заслуги перед кораблём и лично мною гораздо более велики.

– К уже выплаченным реалам я добавлю тебе ещё четыреста, за спасение нас от гибели. Мог бы и больше, но, увы, я продал свой груз гораздо дешевле, чем сделал бы это в Кадисе, да и починка судна стоит дорого, а купить новый корабль мне пока не на что. Возьми эти деньги и помни, что «Maravillas» всегда примет тебя на борт, где бы ты ни был, и что бы с тобой не произошло. Держись, сынок, и да поможет тебе Святая Мария! Аминь! И он, прочитав молитву, перекрестился, вызвав невольную слезу не только у себя, но и у меня.

Ещё неделю я проторчал в порту, надеясь, что меня заберёт кто-нибудь из часто заходящих сюда португальских кораблей. Но все они стремились в свои заморские владения, а не в Португалию или Испанию.

Оказия подвернулась мне опять с голландцами, но уже с другими, за сто реалов они согласились подвезти меня в Амстердам, наотрез отказавшись следовать в Испанию, так как это им было не по пути. Делать было нечего, время поджимало, и я согласился.

Мне уже исполнилось четырнадцать лет, и хоть день своего рождения я знал весьма примерно, было это, вроде как, осенью, точнее я сказать не мог. В семинарию или академию принимали с пятнадцати лет, и мне надо было успеть, а до этого срока найти отца Себастьяна, и с его помощью поступить туда. А это, наверняка, было непросто.

В общем, взойдя на борт голландского парусника «Морской орёл», я отправился в Амстердам, приближаясь к своей цели окружным путём, ещё не догадываясь, насколько большой круг мне предстояло совершить в своих бесконечных приключениях.

Через три недели долгого пути, пройдя через Ла-Манш, мы прибыли в славный город Амстердам. При первом знакомстве город поразил меня своей деловой активностью и просто огромным количеством кораблей, стоящих в бухте. Забрав из каюты рундук и вертя головой по сторонам, я сошёл на пирс.

Глава 3. Амстердам

Что должен делать каждый человек, сойдя с корабля в незнакомом порту? Правильно, проверить наличность, спрятать её глубже и внимательно смотреть по сторонам. Сам себе я казался вооружённым и очень опасным и надеялся, что так я выгляжу и со стороны.

Абордажная сабля прочно висела у меня на поясе, и её кончик немного выглядывал из-под дешёвого плаща, который я сам себе сшил из куска парусины, но кто будет всерьёз воспринимать подростка? Только такие же подростки, получившие по голове эфесом сабли или пинок под зад.

Но я поступил намного хитрее, надеясь не нарваться в очередной раз на ненужные мне приключения, и договорился с двумя голландскими матросами торгового флейта, на котором и прибыл в Амстердам, о том, что оплачиваю им сытный ужин в городской таверне или корчме, в общем, в том месте, где нормально кормят, а они мне за это объясняют, что к чему, и посоветуют, как найти подходящий корабль, идущий в Испанию, и где можно в Амстердаме спокойно переночевать.

Так почти и вышло, если бы мой мочевой пузырь не напомнил о себе. Я терпел, сколько мог, потом всё же вышел из корчмы, по своей надобности. Вернувшись, мы продолжили трапезу с моими советчиками, распивая с ними пиво. Этим фактом я вызвал большое удивление у своих голландских друзей, и первый из вопросов, который они мне задали, когда я заказал себе кружку светлого эля, был. – А ты точно испанец?

В ходе перекрёстных вопросов оказалось, что испанцы не пьют пиво, это для них моветон. Они пьют только вино, и совершенно не признают ничего другого. Даже ром для них более приемлем, чем пиво. Тут я прокололся. Пришлось отговариваться, что хорошего вина в Амстердаме не найдёшь, чего не скажешь о пиве.

Оба голландца со мною согласились и продолжили довольно орать, рыгать, и есть, при этом громко чавкая. Несколько раз, поняв, что я платежеспособен, к нашему столу подкатывали местные красотки, предлагая развлечься в комнатах наверху.

Но голландцы ещё настолько не оголодали и надеялись посетить в скором времени свои семьи, так как они очень быстро вернулись, а мне пока не требовались их услуги, да если бы и захотелось, то явно не с ними.

Как с тоской сказал один из голландцев, не стесняясь меня, матеря всех испанцев и Новый Свет, – Раньше было проще, и в десять раз дешевле. А дурные болезни, вроде сифилиса, и появились тогда, когда испанцы начали заселять новые земли, и цены на услуги падших женщин возросли. Ужас просто!

Посочувствовав матросам без особого энтузиазма, я почувствовал в себе начало революции. Живот бурлил и требовал, не знаю чего. Видимо, желудку испанца пиво явно пошло не впрок. Попав в неблагоприятную среду, пиво забродило и попросилось наружу. Но не вверх, а вниз.

Расплатившись за ужин и консультации по поводу ночлега, я бросился на выход в попытке удержать в себе то, о чём не очень приятно рассказывать. Последующие события показали, что лучше бы я не сдержался. Да, посмеялись бы, поиздевались надо мной, но и всё.

Штаны отстирал бы, про стыд забыл, как и об этих случайных в моей жизни людях, и пошёл бы искать себе подходящую гостиницу, да и ожидать нужный мне корабль. Так нет же…Приключения меня уже ждали! Даже, я бы сказал, не ждали, а прямо требовали моего появления.

Ау, Эрнандо! Мы здееесь!

Ну, Эрнандо и появился на их горизонте, последним усилием сдерживая порывы своего желудка. За дверью трактира, не переставая, лил мерзкий дождь, и было темно, хоть глаз выколи. Небо затянулось плотными облаками и ни звёзд, ни луны, видно не было.

Шлёпая по лужам, невидимым в ночи, и ругаясь в полголоса, я не смотрел по сторонам и брёл в поисках дощатого сооружения, с дырой в полу, или хотя бы относительно сухого места, которое можно было без помех посетить и унять в себе революцию, действуя самым кардинальным образом.

Как уже и было сказано, лучше бы я остался в таверне. Сухой щелчок тетивы арбалета я не услышал, я его почувствовал. Сверкнула красным вспышка амулета, он мгновенно разогрелся и снова погас, а мой парусиновый плащ дёрнулся, пропуская через себя арбалетную стрелу.

Дальше началось нечто невообразимое. Впереди закипела яростная битва, непонятно кого непонятно с кем, но в том, что моя жизнь в опасности, мне сомневаться не приходилось.

– Ах, вы ж, сволочи! Одним рывком сбросив с себя плащ и выхватив два пистоля, заряженных магическими запальными кристаллами, я, не целясь, практически в упор, выстрелил в две закутанные в тёмное фигуры. Ассасины, блин…

Полыхнули красным аналогичные амулеты от стрелкового оружия и оба нападающих остались живы. Бросив использованные пистолеты в грязь, я стал доставать следующие два, которые уютно пристроились у меня в нагрудной перевязи. Взвести курки и проверить порох на полках, было делом нескольких секунд, и они у меня были. Затравочный порох на полках ещё оставался, хоть его и было меньше.

Я нажал на спусковые крючки, оба курка спустились и выбили две искры. Пистоли исправно выстрелили, отбросив одного из нападающих и заставив другого пошатнуться от выстрела в упор. Его амулет оказался намного лучше, чем у товарища, и он остался жив.

Дальше, дальше лучше не вспоминать. Всё закружилось в бешеном калейдоскопе, пока не полыхнула яркая вспышка световой гранаты и мир померк. Он и так не был особо разнообразным, а теперь вообще сузился до красно-фиолетовых кругов перед глазами.

К моменту, когда я немного пришел в себя, к нам уже бежала городская стража и немногие смельчаки из корчмы. Меня и, как оказалось, неизвестного мне наёмника схватили и отправили в местное отделение стражи, в камеру задержанных, до выяснения наших личностей и платёжеспособности. Перед тем, как загнать в камеру, у нас отобрали только оружие и деньги, всё остальное оставили при себе, не знаю уж по какой причине.

На месте сражения остался труп никчёмного бродяги, отличный арбалет, пара кривых кинжалов, да лужа крови, которой к утру уже и не было. Всё это досталось в качестве трофеев страже, кроме крови, конечно. А мы с незнакомцем сидели до утра в одной камере, за ночь не сказав друг другу ни слова. Потому как наёмник, попав в помещение, равнодушно улёгся на гнилую солому и захрапел. А я только плевался и шипел, как кошка, пока усталость окончательно не свалила меня с ног, и, плюнув на всё, я закутался в свой уже рваный плащ и уснул без задних ног.

– Гля, спят, как не виновные. Как будто и не произошло ничего!

– А что произошло? И где? – неожиданно для меня отозвался наёмник.

– Где, где?! Там, откуда ты и вышел, швейцарец, – грубо ответили ему из-за решётки, – выходите, разбойники…

За решёткой стоял дюжий стражник, сжимая в руке факел, который громко плевался смолой и искрами. В его свете можно было разглядеть ещё одного стражника, ниже ростом и меньшей комплекции, видимо, бывшего здесь мелким начальником.

Щёлкнул замок, открывая решётку. Наёмник неторопливо поднялся с соломы и направился к выходу, сплёвывая слюну в угол, за ним двинулся и я, ощупывая себя, пытаясь разобраться, всё ли у меня вчера забрали стражники.

– Ну-ну, расплевался тут, как больной, – сопроводил наёмника старший стражник и ударил его ножнами в живот. Удар не произвёл никакого впечатления на Локка, он лишь слегка согнулся, выдержав удар тугими мышцами пресса.

Снова щёлкнул замок решётки и нас повели по недлинному коридору небольшого тюремного помещения. Открыв ещё одну решётку, задержанные попали в большую комнату с узким окном, забранным решёткой, сквозь которое еле пробивался солнечный свет.

Этот свет тускло освещал деревянный стол, несколько стульев и дыбу, расположенную в углу, рядом с камином, возле которого лежали разные щипцы, крючья и прочие инструменты палача.

Ни нашего оружия, ни моего кошеля, в котором оставалось ещё четыреста тридцать два реала, нигде не было видно. Чувствует моё сердце, будут проблемы. Но вчера нас плохо обыскивали, и обе грамоты оказались у меня при себе.

За столом сидел лейтенант тюремной стражи и вяло перебирал несколько кусков пергамента, изображая допрос. Как только мы вошли в комнату, сопровождаемые стражниками, он сразу начал задавать вопросы.

– Имя? – обратился он к наёмнику.

– Армандо Локк.

– Профессия?

– Наёмник?

– Доказательства?