– В гостинице есть свободные номера, – сказали ему, – располагайтесь смело, господин Герберштейн. В Канаке вам найдётся на что посмотреть, так что не соскучитесь. Если хотите, можем организовать экскурсию на американскую базу.
– Спасибо, не надо, – вежливо отказался Данилин. – Я поброжу по городу.
Он и так знал, что военно-воздушная база США была создана на территории Гренландии в начале пятидесятых годов двадцатого века, в соответствии с американо-датским договором тысяча девятьсот пятьдесят первого года «о защите Гренландии». В настоящее время она представляла собой один из основных элементов обороны Соединённых Штатов, прикрывающих американскую территорию от возможного удара с Востока. И хотя персонал базы сократился по сравнению с началом эксплуатации втрое, на ней дислоцировались стратегические бомбардировщики и была реконструирована мощная радиолокационная станция раннего предупреждения, способная вести наблюдение за территорией России.
– Можем дать экскурсовода, он расскажет о местных достопримечательностях.
– Благодарю. Устроюсь в гостиницу и зайду к вам.
Однако прежде, чем устраиваться, он зашёл в один из универсальных магазинчиков на площади Гунбьёрна и купил туристический костюм «урс», в котором действительно можно было путешествовать по любым местам сурового острова. Теперь он мог избавиться от «всевидящего ока» микротелекамеры, имея на это вполне убедительные причины.
Гостиница оказалась маленькой, всего на двенадцать номеров, но вполне современной и комфортабельной. Работали в ней одни мужчины, в большинстве своём – инуиты. Во всяком случае, ни одной женщины Данилин не заметил.
Расположившись в номере, небольшом по нынешним меркам, зато с модулем душа и объёмным экраном телевизора, Данилин переоделся в новый костюм, рассовал по карманам необходимые вещи: мобильный вифон, ручку, нож, бумажник, очки, футляр от бритвы, – и вышел на прогулку.
На город опустился вечер двадцать пятого июня.
Было тихо и почти тепло – плюс семь градусов.
Солнце висело над горизонтом на северо-западе и, похоже, заходить не собиралось. В этих широтах царил длинный полярный день.
Народу на улицах Канака, мощёных камнем, почти не было видно. Изредка проезжали машины, в основном – «Фольксвагены», один раз промелькнул пятнистый американский джип.
В спину Данилина кто-то посмотрел.
Делая вид, что глазеет на кирху, он оглянулся, никого не заметил, настроился на ментальное сканирование и через минуту понял: над Гренландией пролетал спутник, внимательно наблюдавший за наиболее важными объектами и территориями.
Данилин спустился к порту, где у причала стояли несколько малотоннажных судёнышек: три сейнера, чья-то яхта под названием «Mystery», военный катер и с десяток лодок.
Дорога обходила порт и ныряла за изрезанный тенями берег фьорда. Она вела напрямую к авиабазе и была заасфальтирована.
Данилин не спеша двинулся в обратном направлении, поднялся на холмик, заметил стоящие неподалёку старинные эскимосские жилища, неотличимые от чукотских чумов. Их насчитывалось штук десять разного размера, и никто их не охранял.
Прислушиваясь к своим ощущениям, Данилин обошёл стоянку, предназначенную скорее всего для экскурсий: местные жители-инуиты давно жили в современных домах, – и нырнул в одно из конусовидных жилищ, накрытое оленьими шкурами. У него было минут десять на то, чтобы устроить сеанс связи с «одуванчиком», ждущим указаний в полусотне километров севернее Канака, и направить беспилотник на поиски «странного».
В иглу было темно, однако это не помешало Данилину собрать передатчик из мобильника, ручки, ножа и футляра для бритвы. Не обращая внимания на неаппетитный запах внутри ветхого строения, Данилин включил вифон, быстро набрал кодовое слово «беркут». Через несколько секунд развернувшийся экранчик вифона отразил сначала алую звёздочку вызова, сменившуюся зелёной (код был принят), затем показал картинку – вид с высоты двадцати метров на поверхность острова под аппаратом.
Белое пространство с голубыми тенями, чёрные трещины, камни, расселины. И ничего больше.
Данилин, сообразивший, что белое пространство является снежно-ледяным покровом северной части Гренландии, подключил навигатор. Стало видно, что «одуванчик» висит в сорока девяти километрах северо-восточнее Канака и находится в рабочем состоянии. Ни американские спутники, контролирующие территорию острова, ни колдовские системы жрецов Геократора обнаружить его не смогли.
– Славно… – прошептал Данилин, набирая комбинацию цифр – программу для компьютера аппарата.
В соответствии с этой программой «одуванчик» должен был исследовать небольшую долину среди льдов Аванерсуака, где прятался вход в систему тоннелей – по расчётам специалистов ВВС – и где, по сведениям разведчиков, месяц назад объявился какой-то необычный объект.
«Ищи», – набрал Данилин слово, соответствующее включению программы.
Пейзаж под телекамерами «одуванчика» сдвинулся с места, повернулся, горизонт раздвинулся: аппарат поднялся на полкилометра выше.
Понаблюдав за его манёврами, Данилин быстро разобрал передатчик, рассовал «невинные» с виду предметы по карманам и вышел из иглу, предварительно ощупав местность внечувственным «локатором». Пробыл он внутри эскимосского жилища всего шесть минут, и за это время вблизи поселения не появился ни один подозрительный человек.
Агент Компании «Хорьх УПС» Фридрих Герберштейн не заинтересовал местные спецслужбы до такой степени, чтобы те организовали за ним слежку.
До вечера, относительного, конечно, так как солнце действительно не собиралось скрываться за горизонтом, Данилин успел оплатить в туркомпании «Суиссун» экскурсию в Сьорапалук и сходить в местный ресторанчик «Топпен», где послушал джаз в исполнении аборигенов-иннуитов. А в гостинице мобильник сыграл ему «бетховенскую оду», что означало: «одуванчик» наткнулся на что-то интересное и хочет показать находку оператору.
Данилин поплотней упаковал «блоху» на старой куртке, чтобы та не смогла не только ничего увидеть, но и услышать, собрал передатчик.
Объёмный экранчик органайзера раскинулся зеленоватым эфемерным кубиком размером с две человеческие ладони, подмигнул красной и зелёной звёздочкой. В его растворе показалась испещрённая тенями, бугристая ледяная поверхность плато. В ней протаял шрам – это начиналась ложбина, к которой и направлялся беспилотник. А точно посреди ложбины вырастала вверх… самая настоящая гигантская капля воды!
Данилин надавил на глазные яблоки пальцами, вгляделся в мерцающее изображение странного объекта.
Ничего не изменилось.
Над ложбиной красовалась огромная, стометрового диаметра и пятидесятиметровой высоты прозрачная водяная опухоль! Истинная капля, только набухшая не на обрезе крана, а выпирающая из земли в небо! Лучи солнца пронизывали её насквозь, собираясь в пучок, как в линзе. Опухоль-капля иногда подрагивала, покрываясь, как чешуёй, рябью мелких волн, однако продолжала невозмутимо сохранять свою форму, словно издеваясь над законами физики и человеческим воображением.
– Шоб я вмер! – с расстановкой пробормотал Данилин на украинском. – Що це такэ?!
У подножия водяной горы правильной геометрической формы – ну, капля, и всё тут! – возник короткий блик.
Данилин вгляделся.
Ложбину поверху окружала цепь чёрных пятен разной формы. Возле одного такого пятна шевелились маленькие чёрные точки, подползла продолговатая закорючка, от которой и отразился солнечный луч. Стало ясно, что вокруг водяной горы раскинулся лагерь экспедиции, изучающей природный феномен. А поскольку ни в одну из газет мира и даже в Интернет не просочилось ни крохи информации о водяной горе, охраняли эту тайну весьма тщательно и жёстко. Возможно, в обеспечении секретности феномена участвовали не только американские военные, но и агенты Геократора, а то и сами жрецы.
«Поближе!» – передал Данилин команду компьютеру «одуванчика».
Однако выполнить манёвр беспилотник не успел.
Едва он двинулся к ложбине, из центра которой торчала притягивающая взор капля, у прямоугольного чёрного пятна, представляющего очевидно какую-то машину, сверкнул новый блик. И на сей раз это был не отразившийся от металла или стекла солнечный луч.
Данилин увидел блестящую иголку с дымком на торце, сообразил, что это ракета.
«Назад!»
Однако приказ запоздал.
Иголка выросла в размерах, превратилась в огненный шар, и передача с телекамер «одуванчика» оборвалась.
– Дьявол! – отшатнулся от экранчика Данилин.
Посидел несколько мгновений, лихорадочно соображая, что делать, приказал себе успокоиться. Занялся разборкой передатчика. Выключил вифон. И задал сам себе риторический вопрос:
– Как они увидели «одуванчик», накрытый от любых взглядов заклинанием непрогляда?!
Красноярск—Чукотка
Кожухин
Когда Мирослава Кожухина вызвал директор института и предложил отправиться с небольшой группой геологов аж на север Чукотки, в село Энурмино, он даже не стал спрашивать – зачем экспедиции понадобился физик. Закончив в Томске институт, Мирослав уехал домой в Красноярск и устроился в местном институте геофизических исследований – как специалист по изучению быстропеременных явлений природы.
Ему едва исполнилось двадцать семь лет, и он ещё не успел растерять запас романтических побуждений, сокрытых в профессии, поэтому мог по заданию руководства лететь куда угодно, хоть на край света, и когда угодно.
О цели экспедиции он всё-таки спросил, когда утих в душе первый восторг:
– Что за чудо нас ожидает?
– Догадливый, – проворчал директор Любушинский, возраст которого – семьдесят два года – не позволял академику самому возглавлять научные экспедиции. – Будь я помоложе… Короче, опухоль там обнаружили местные охотники, её и будешь изучать.
– Опухоль?! – не сдержал удивления Мирослав.
– По словам охотников-чукчей, открывших сей феномен, они увидели, как «земля пухнет и водой капает». Мы как раз в тот район собрались геологоразведку направить, так что, считай, плановый рейд предстоит. Ну, а ты, Мирослав Палыч, будешь за старшего исследовательской группы.
– Я согласен! Кто будет в группе?
– Да ты и один справишься. Мы договорились с краевой администрацией, вам дадут вертолёт и всё необходимое.
– «Земля пухнет»… и «водой капает»… странная характеристика. А фото имеется?
– Нету фотографий, есть обзорная панорама со спутника, с разрешением до полусотни метров, видно какое-то бельмо, а что именно – непонятно. Короче, вылет вечером, успеешь?
– Успею! – кивнул Мирослав.
А утром двадцать седьмого июня, преодолев в общей сложности более шести с половиной тысяч километров: до Анадыря – на самолёте, от Анадыря до Эвекинота и дальше, до Энурмина, в двадцати километрах от которого и обнаружили «опухоль» – на вертолётах, – он уже стоял на обрыве, рядом с низкорослой сосной, удивительным образом укоренившейся на скале, и смотрел на «бельмо», оно же «опухоль», в бинокль.
Опухоль – её так и начали называть с большой буквы – впечатляла.
Гигантская водяная капля диаметром больше двухсот и высотой около пятидесяти метров, вылезла из центра маленького островка посередине небольшого заливчика, да так и застыла, искрясь в лучах низкого солнца, прозрачная как горный хрусталь или чистая морская вода, насмехаясь над человеческим здравым смыслом.
Взломанные какой-то невероятной силой куски острова никуда не делись, застыли на капле у её основания, будто вклеенные в прозрачно-голубую субстанцию – водой называть её не поворачивался язык – Опухоли. А когда облака расходились, лучи солнца собирались в капле и образовывали на выходе яркий пучок, способный если не обжечь, то уж точно ослепить.
Объяснить, что это такое, Мирослав не мог, как ни ломал голову. Ничего близкого он в своей жизни прежде не видел. Впрочем, как и любой другой человек на его месте. Тем не менее Опухоль существовала реально, жила своей жизнью: изредка её бликующая поверхность вздрагивала как живая, покрываясь чешуёй мелких волн, – и не собиралась раскрывать свои тайны.
Геофизик оторвался от бинокля, оглянулся на спутников.
Их было трое, все в одинаковых северных костюмах типа «медведь», в каких с начала века путешествовали по свету все геологи России, и с одинаковыми кепками на головах, которые брались с собой в экспедиции в качестве талисманов удачи. Они тоже были ошеломлены, озадачены и растеряны, и не скрывали своих чувств.
– Этого не может быть! – опустил свой бинокль бородач Веллер-Махно; эту фразу он повторял уже не в первый раз, выказав своё отношение к увиденному ещё на борту вертолёта. Несмотря на необычную фамилию, кличку коллеги ему так и не дали, больно суров был бородач.
– Почему она не расплывается? – отозвался второй геолог отряда, Химчук, худой и длинный как оглобля.
– Может, это и не вода вовсе? – сказал третий член экспедиции, кряжистый, степенный, обстоятельный. Фамилия у него была Дядьковин, но за глаза все звали его Дядькой.
Все трое, сдвинув кепки на затылки, одновременно посмотрели на Кожемякина.
– На свете есть много чего, – развёл руками геофизик, – чего быть не должно.
Дядька почесал туфлеобразный нос, Веллер-Махно крякнул, Химчук осуждающе покачал головой.
– Тебе бы только зубы скалить.
– Я пошутил, – сконфузился Мирослав. – Я тоже не понимаю, что это за явление такое. Подберёмся поближе, возьмём анализы, замерим фон. По виду – это чистая вода, а на самом деле…
– Ладно, хватит лясы точить, – прервал его Веллер-Махно, олицетворяя собой начальника экспедиции. – Начнём устраиваться.
– Мне лодка понадобится.
– У них попросишь, – кивнул бородач на стоявших особняком охотников, которые и наткнулись на Опухоль.
Их было двое, одетых в свои лохматые оленьи парки, смуглолицые, черноволосые, один старый, другой помоложе. На Опухоль они смотрели с интересом, но без особой опаски. В данный момент она не ярилась, на людей не бросалась как медведица, в страшных тварей не превращалась, а физика этого явления волновала их мало.
– Лодка нужна, – подошёл к ним Мирослав.
– Каяк, однако, можна, – сказал старый эскимос, ткнул пальцем под обрыв. – Там хоронисса.
– Спасибо. Поможете сплавать к Опухоли? – Кожемякин посмотрел на водяную каплю, придавившую заливчик.
Эскимосы дружно залопотали, замотали головами, отступили.
– Увелельын будет сильно сердисса, начальнык, – сказал старый охотник. – Упадёт вода, потом много будет, однако. Не ходи туда.
– Какой я вам начальник, – улыбнулся Мирослав. – Мне нельзя не ходить, замеры надо сделать, датчики установить. Ладно, придётся самому.
Эскимосы снова залопотали на своём языке, тыкая друг другу пальцами в грудь, потом старик сказал:
– Хоросо, он иди с тебе. – Охотник показал на молодого сородича. – Опасно, однако, думай долго. Аппалувик сердисса будет, не надо его будить.
– Кто такой этот ваш Аппалувик?
– Дух, однако, очен страшны, молния бьёт, за тучу швырят. Батар нужно, ыясык.
– Что?
– Жертвоприношение, наверно, – проворчал Веллер-Махно. – Обойдутся. Пусть лучше помогут установить палатки.
Мирослав объяснил охотникам, что от них требуется, и те с готовностью начали разбивать лагерь, ставить палатки и распаковывать груз, оставленный вертолётом неподалёку от берега заливчика.
Вертолёт – старый-престарый «МИ-8», улетел, но к вечеру должен был прилететь другой, приданный экспедиции на весь период работ. С его помощью геофизик мечтал облететь Опухоль и сделать замеры полевой обстановки в непосредственной близи. Радиацией здесь, как говорится, «не пахло», но электромагнитный и гравитационный фон мог быть нарушен. Мирослав был на сто процентов уверен, что с такой аномалией наука ещё не встречалась.
Палатки поставили за два часа.
Охотники расположились рядом, в одной вполне современной палатке из пан-волокна, не боящегося никаких морозов.
Для исследовательской аппаратуры понадобилась отдельная палатка. У геологов главным оборудованием были портативные вибраторы для прокладки шурфов и химлаборатория, Кожемякину же для его работы нужны были радиобуи, гравиметр, датчики для измерения геомагнитного фона, электростатических напряжений, счётчики радиации, экспресс-лаборатория, глубинные термометры, телеметрическая и реологическая аппаратура для изучения остаточных деформаций горных пород. Не считая различного рода щупов, штанг и кирок. По сути, ему одному потребовалось распаковывать три контейнера, в то время как геологам на троих – два.
Пока коллеги обстоятельно готовили ужин, освободив его от этих обязанностей, геофизик успел установить на скальном карнизе, нависающем над водой, дистанционный анализатор, грависканер и радиометр, замерил полевой фон. Почесал затылок.
Приборы не отметили никаких аномальных отклонений!
Радиационный, магнитный и электрический фон местности в километре от Опухоли находились в пределах природных значений. Никакой радиации Опухоль не излучала. Был слегка повышен гравитационный потенциал в направлении на водяную сверхкаплю, но не до таких значений, чтобы предполагать в этом месте наличие маскона.[3]
– Ну, что у тебя? – полюбопытствовал Веллер-Махно, поднявшись к физику на скалу.
– Норма, – ответил Мирослав. – Никаких отклонений. Надо подобраться поближе.
– Завтра, – отрезал бородач, глянув на застрявшее над горизонтом солнце. Гладь Чукотского моря за Опухолью была пустынна и казалась мёртвой. – Утром прилетит вертолёт, начнём работать.
– Он же должен был прилететь сегодня вечером.
– Что-то у них не сложилось, лётчик заболел, ищут второго. Зачехляй свои цацки и иди ужинать, а то ляжешь голодный. Отбой в десять.
– Я бы ещё на лодке… – заикнулся Кожемякин.
– Отбой в десять! – Начальник экспедиции бросил взгляд на Опухоль, невозмутимо подпиравшую чистое безоблачное небо, и вернулся в лагерь.
Мирослав вздохнул с сожалением, понимая, что его энтузиазм оценен не будет. Геологи были суровыми людьми, прошедшими хорошую жизненную школу, привыкшие к тяжёлому труду и дисциплине, к определённому укладу бытия, и заставить их изменить этот уклад и привычный ритм было невозможно.
Сам Мирослав был слеплен из другого теста.
Среднего роста, широкоплечий, но худой (на гантели и прочую физкультуру вечно не хватало времени), с обаятельной улыбкой, он выглядел по-мальчишечьи непосредственным, хотя при этом был достаточно упрям, импульсивен и мог настоять на своём. Если хотел. Однако чаще всего он уступал оппонентам, зато мыслил творчески и принимал решения быстро. Смелым его назвать было нельзя, но и совсем трусом он не был, зачастую поддаваясь романтическому порыву и со всех ног мчась туда, куда, говоря словами классика, даже ангелы не решаются пробираться на цыпочках.
Экспедиции для Кожухина являлись не целью, а средством познания мира и построения собственных умозаключений. Вот почему он с удовольствием отправлялся туда, куда посылала его судьба в лице начальника отдела или директора института.
Глаза у Мирослава были светло-серые, волосы – льняные, почти белые, из-за чего в школе, да и во время учёбы в Томске его прозвали Светиком. Впрочем, он не обижался на кличку, хотя она и отражала некую некатегоричную «женственность», так как к своей внешности относился абсолютно равнодушно.
До отбоя, чувствуя накопившуюся за почти двое суток дороги усталость, он отбирал аппаратуру, определяя её необходимость.
Разложил все приборы у палатки для определения качества и физических характеристик воды, прикинул свои возможности и после тщательной проверки рассовал по карманам «разгрузки» – специального жилета-безрукавки самые нужные: ультразвуковой вискозиметр, измерявший вязкость жидкостей, батитермограф – прибор для изучения вертикального распределения температуры воды, тензиометр, измеряющий силу поверхностного натяжения, радиометр и нефелометр – прибор для количественного химического анализа. Все они представляли собой пенальчики размером с ладонь, легко влезающие в карманы.
Остальные приборы: термодинамический анализатор, ареометр, спектрометр, метеорограф, магнитудный искатель, кассета с пробоотборниками и экспресс-лаборатория представляли собой объёмистые ящики, требующие отдельной переноски.
На включение и тестирование «умника» – компьютера для анализа полевой обстановки – у Мирослава не хватило сил. Он сходил к скальному карнизу, полюбовался Опухолью, без трёх минут десять залез в спальник, переполненный впечатлениями, и мгновенно уснул, надеясь утром решить все проблемы разом.
* * *Вертолёт прилетел, когда члены экспедиции заканчивали завтрак, – в половине девятого по местному времени.
Геологи с удивлением смотрели на машину, на которой им ещё ни разу не приходилось путешествовать.
Это был новейший «Ка-92» с двумя несущими соосными винтами, обеспечивающими взлёт и посадку, и с одним толкающим, расположенным в хвостовой части, позволяющим летать со скоростью более пятисот километров в час. Выглядел он непривычно современным в условиях Крайнего Севера и казался почти что машиной пришельцев.
– Красавец! – оценил Химчук.
– Забурели эскимосы, – проворчал Дядька. – Я таких геликоптеров даже в центре не видал.
Вертолёт сел в полусотне метров от лагеря, воздушной волной сорвав мох с южных сторон валунов и скал.
Пилотировал его один человек, оказавшийся молодой и симпатичной девушкой, державшейся независимо и энергично. Глаза у неё были синие, дерзкие и весёлые.
– Супер! – заявила она, спрыгивая из кабины на землю: лётный комбинезон сидел на ней как необычного покроя платье на девушке с подиума, подчёркивая выпуклость бёдер и груди. – Чисто капля из носика чайника, если смотреть издали. Не поверила бы, расскажи кто.
Она сдвинула наушники на затылок, протянула руку:
– Белоярская, пилот первого класса, придана экспедиции.
Веллер-Махно церемонно пожал её руку.
– С прибытием.
– Что это, по-вашему? – Она кивнула на скалу, за которой пряталась Опухоль.
Мужчины, приблизившиеся к вертолёту, переглянулись.
– Такая вот хреновина с морковиной, – хмыкнул Химчук. – Он утверждает, – кивок на Кожухина, – что это вода чистой воды.
Девушка изогнула бровь, посмотрела на Мирослава.
– Вы начальник экспедиции? Веллер… э-э, Махно?
– Махно – он, – кивнул на бородача геофизик. – Я по части геофизики, Мирослав Кожухин. А вас как зовут?
– Наталья.
– Рад познакомиться.
– Погоди, молодёжь, – буркнул Дядьковин. – Что, кроме вас, послать больше было некого?
– А чем я вас не устраиваю? – нахмурилась девушка. – Я уже десять лет на вертолётах летаю, больше ста тысяч часов в воздухе. Да и Чукотку хорошо знаю.
– Сколько же вам лет?
Девушка прищурилась.
– Вопрос некорректный, но вам отвечу: двадцать пять. У меня отец – тоже вертолётчик, так что я за штурвалом с пятнадцати. Ещё вопросы будут?
– Мне надо облететь Опухоль кругом… – начал Мирослав.
– Не спеши, торопыга, – буркнул недовольный чем-то Дядька. – До тебя очередь дойдёт.
– Но чем скорее мы…
– Цыц, я сказал, успеешь.
– Он прав, – проговорил Веллер-Махно, терзая бородку. – Сейчас это главная задача – определиться с Опухолью. Составим график полётов и начнём работать. На сколько вам хватит бензина?
– Весь грузовой отсек – бензин, двадцать бочек по сто литров, на неделю полётов. Выгружать надо. А почему вы называете ту каплю Опухолью?
– Потому что она выросла как опухоль на человеческом теле, – пояснил Мирослав, в нетерпении поглядывая на руководителя группы. – Борис Аркадьевич, так я могу грузить приборы в кабину?
Веллер-Махно помедлил, посмотрел на часы, махнул рукой.
– После разгрузки бензина. Мы все полетим, посмотрим.
– Сто лет мне сдалась эта ваша Опухоль, – проворчал Дядька.
Но его уже никто не слушал.
Бочки с бензином укатили в ложбину между грудами камней, накрыли брезентом.
Эскимосов-охотников оставили стеречь лагерь.
Мирослав пристроил в грузовом отсеке вертолёта приборы, необходимые для прикидочной оценки физических условий феномена, геологи залезли в отсек, расселись по удобным креслам (в этом вертолёте лавки вдоль бортов отсутствовали, зато стояли самые настоящие удобные самолётные кресла для шести человек), и «Ка-92 взлетел».
Скалы с плоскими вершинами, сопки, карниз над заливом с корявой сосной, болотистая низина, кочки, заросли низкорослого кустарника ушли вниз. Стала видна Опухоль, пронзаемая лучами солнца.
У Мирослава захватило дух.
Ему разрешили лететь в кабине вертолёта, рядом с пилотом, и теперь он оценил этот жест: Опухоль отсюда была вида во всей своей красе.
– Ух ты! – восхитилась Наталья, искоса глянула на пассажира. – Языком слизнуть хочется.
– Языком не получится, – помотал головой возбуждённый молодой человек; глаза его горели. – В этой капле и великан утонет.