Белая власть, казаки и крестьяне на Юге России. Противостояние и сотрудничество. 1918—1919
Кратчайшее расстояние между Вольском и Камышином, ставшими крайними точками продвижения на саратовском направлении антибольшевистских сил (Народной армии в сентябре 1918 г. и войск Донской армии в октябре 1918 г.), – 258 километров, при характерном для Гражданской войны в России пространственном размахе совсем не много. Именно это подталкивало современников к вопросу: отчего антибольшевистские силы не объединили свои действия летом 1918 г.? Так или иначе, в отличие от громадных пространств Урала и Сибири, на которых советская власть пала летом 1918-го в считаные недели, в Поволжье так не случилось. Можно предполагать, что одним из решающих факторов оказались две сотни немецких колоний Самарской и Саратовской губерний, предусмотрительно организованные большевиками в первую «советскую» автономию. Колонии объективно являли собой национально солидарный хлебный край, который довольно аккуратно осуществил у себя революционные изменения и был склонен замкнуться в условиях развала и неопределенности в стране. В 1919 г. единственный раз был опубликован очерк Б. Пильняка «Не русский дух – не Русью пахнет», навеянный агитационной поездкой в Немкоммуну. Автору бросились в глаза совершенно не соответствовавшие окружающему революционному ритму основательность и обособленность немецкой волжской жизни: «Кругом революция, вокруг нас контрреволюция, – о чем я пишу, когда через контрреволюцию никуда, ни в какую Европу не попадешь?! Где это можно найти такой в России пароход, который отходил бы вовремя, такой народ, который бы не обалдел, спал бы после обеда и не то чтобы матершинил, а вообще не разговаривал?! А я вот нашел. Я – в трудовой коммуне немцев-колонистов Поволжья…» Показательно, что удивлялся литератор – сам русский немец по происхождению.
Российские немцы в последние десятилетия привлекали пристальный интерес исследователей. Между тем до известной степени в тени остается вопрос: насколько они в начале XX столетия «российские» и насколько «немцы»? Германские колонисты поколениями жили закрыто, чему способствовала и сословная обособленность. Отметим, что в период существования империй государи выполняли свои функции не только как правители, но и как носители цивилизационных векторов. Для мусульман, не только российских, была понятна фигура «белого царя». В домах австрийских славян бывали портреты российских императоров. Так же и российские немцы-колонисты понимали Германию как свою первую (или возможную) родину. Возглавлявший Саратовское охранное отделение А.П. Мартынов в гостях у чиновника по фамилии Шульце увидел привычный альбом с фотографиями и на первой странице, как полагается, портрет императора – однако же императора Вильгельма. Между тем этот чиновник занимал ответственную должность правителя дел губернаторской канцелярии56.
Подробности этого мироощущения могут стать предметом самостоятельного изучения. Долгое время сохранялось тяготение к сохранению двойного подданства. Колонисты, особенно из сравнительно недавних переселенцев, могли отправлять сыновей отбывать воинскую повинность именно в германскую армию, выводя их из-под присяги русскому императору и на будущее.
В условиях же государственного распада имперское пространство неизбежно создавало субъектов военно-политического участия как из чужих игроков, так и из своих, актуализирующих сословные, культурные, этнические и иные характеристики. Местничество и сепаратизм стали ведущей характеристикой революционной эпохи. Они стали оборотной стороной имперского и сословного устройства России.
Крушение Российской империи и общеевропейский революционный кризис давали простор для самых смелых империалистических или реваншистских проектов. Любые правительства, возникавшие на территории Российской империи, эвентуально или актуально могли становиться точками приложения сил Германии. Равно и сами молодые государственные образования пытались нащупать линии союзничества и поддержки. Период от Общедонского восстания мая 1918 г. до октября 1918 г. являет собой время возможностей выстраивания прогерманского военно-политического контура, в котором роль Саратова и волжских колонистов видится неизбежно значительной. В свою очередь, Советская Россия с начала марта 1918 г. до ноябрьского крушения Германии жила в логике Брестского договора, с одной стороны, и ожидания мировой революции, прежде всего в той же Германии – с другой.
В наиболее немецком Камышинском уезде были следующие округа колоний: Норкский, Сосновский, Каменский, Усть-Кулалинский, Иловлинский. Иловлинский – позднейший, он отчасти и будет захвачен интересующими нас событиями. В начале XX столетия до половины населения Камышинского уезда состояло из колонистов. Поволжские немцы почти исключительно оставались в орбите советского владычества. Это отличает их судьбу от судеб многочисленных колонистов Новороссии и Крыма.
Дон в атаманство П.Н. Краснова стал быстро и успешно строить сословную государственность в сфере германского влияния. С первой декады июня 1918 г. на средней Волге возникла «демократическая» государственность Ко муча, союзная Чехословацкму корпусу, признанному частью французской армии, и выраженно антантовской ориентации. Во Втором Кубанском походе росла Добровольческая армия, которая по итогам ожесточенных боев середины августа получила наконец свою столицу – Екатеринодар. А.И. Деникин проявил крайнюю нетерпимость к германцам. Негодовал, например, что И.А. Поляков в приказе Задонскому отряду на овладение Батайском указал, что правее будут действовать германцы, а левее – отряд полковника П.В. Глазенапа, и требовал уничтожить это распоряжение, хотя бой, и успешный, уже состоялся за три дня перед тем57.
Возникавшая на руинах общей имперской жизни и в условиях продолжавшейся Великой войны реальность новых государственных образований разрывала даже партийное единство. Появились не только левые и правые, но также красновские и деникинские кадеты58. Насколько смешивались понятия в данной обстановке, демонстрирует удивительная фраза о чехословацких войсках в России из бюллетеня отдела информации Ставки главного командования союзными войсками в России от 15 августа 1918 г.: «Опираясь на поддержку сначала донских, а затем волжских казаков, они численностью несколько десятков тысяч направились в Сибирь»59.
Эскалация Гражданской войны с неизбежностью повышала значение Поволжья, которое быстро оказалось одним из наиболее активно оспариваемых враждующими сторонами регионов. В условиях чехословацкого мятежа и первых союзных высадок на Севере и в Приморье Волга становилась гипотетической линией нового антигерманского фронта, с одной стороны, и очевидным операционным направлением с юга на ставшую большевистской столицей Москву – с другой. Борьба на линии Волги естественным образом ставила в повестку дня координацию или объединение сил на очевидной транспортной артерии. Таким образом и возник сюжет о выборе приоритетных направлений Добровольческой и Донской армий весной – осенью 1918 г.
Идея прихода Добровольческой армии на Волгу, под Царицын, наталкивалась на узел противоречивых ориентаций. Данная проблема стала одной из ключевых для определения позиций русского офицерства, а значит, и исхода Гражданской войны60. Делая упоминавшийся ранее разбор перспектив волжского операционного направления, полковник А.А. Зайцов отметил благоприятные для белых настроения Саратовской губернии «с ее немецкими колонистами»61. Вопрос о роли Царицына в кампании 1918 г. был недавно вновь рассмотрен А.С. Кручининым. По его мнению, атаман П.Н. Краснов пытался использовать силы Добровольческой армии для решения своих региональных задач, что неизбежно вело к германской ориентации62. Думается, смещение фокуса внимания с Царицына на Саратов открывает новый масштаб рассмотрения и проблемы ориентаций, и вопроса об операционных направлениях.
На IX Совете ПСР (июнь 1919 г.) говорилось, что инициатива взятия Казани вопреки приказам Главного штаба и решению Комитета взять Саратов принадлежала Лебедеву вместе с Каппелем, Степановым и Фортунатовым. В свою очередь, падение Казани через месяц имело «огромное губительное значение для демократии» на сентябрьском совещании в Уфе. «Направление на Саратов было решено и из стратегических, и из политических соображений… Только взяв Саратов, можно было устранить вечную угрозу Уральску и висящую над линией Самара – Сызрань – Николаев. Настроение Саратовской крестьянской губ., самостоятельно переходившее в восстание во имя Уч. собрания, было таково, что взятие Саратова, несомненно, повлекло бы за собой и всеобщее крестьянское восстание, создало бы мощные кадры демократической Народной армии и т. д. Саратовское направление было решено… и отменено указанными лицами, надеявшимися быстрее добраться до Москвы… и сорвавшими в конечном счете великое дело Комитета»63. Н.Н. Щепкин же в Москве размышлял в письме Н.П. Астрову 13 декабря 1918 г. о том, что Директория и «Учредилка» отнюдь не представляли собой единства (видимо, еще не зная о колчаковском перевороте), и первая «была бы рада освободиться от У. без шума и истории»64. Южное направление для Комуча оказывалось главным. Интересно, что В.М. Чернов, лидер ПСР, отправился в Самару через Саратов и провел в красном Саратове, бывшем городом его детства, немало времени, ожидая, очевидно, его падения, и лишь затем «прорвался» на пароходе в Самару.
В.О. Каппель собирался бить далее вверх по Волге на Нижний Новгород65. Однако сил не хватало не только на следующий результативный бросок, но и для устойчивой обороны в окрестностях Казани. Заложенный на скорую руку Казанский корпус сформировать не удалось, несмотря на громадный исход из Казани сочувствующего населения. В то же время взятие Саратова силами Народной армии трудно представить иначе как с участием бригады В.О. Каппеля. Рассмотренный нами пример66 демонстрирует, что даже в самом благожелательно настроенном к белым районе (Павловка Хвалынского уезда) организовать местными силами новые боеспособные части Народной армии не представлялось возможным. Сосредоточение же на одном направлении обоих сильных отрядов – Махина и Каппеля – позволяло бы надеяться на оперативный успех при условии поддержки местными жителями.
Другим вариантом решения поволжской проблемы для белых становилась опора на Дон и его армию.
Саратов находился в окружении казачьих войск. В непосредственном соседстве – верховые округа Донской области, вдоль Волги – немногочисленные астраханские станицы и хутора на территории самой губернии, за Волгой – сплоченное Уральское войско и в небольшом отдалении – куда более многолюдное Оренбургское. Все казачьи войска, кроме астраханцев, рано заявили о своей государственной позиции и не признали власть Совнаркома. В первые месяцы установления советской власти именно это соседство питало внутреннюю войну. Первые красные формирования возникали в борьбе с казаками Хоперского округа, в двух походах импровизированной Красной армии на Астрахань и на Уральск, в разоружении возвращавшихся с фронта эшелонов оренбургских и уральских казаков.
Обратимся к судьбе колонистов на раннем этапе Гражданской войны.
Сравнительная замкнутость немецкой жизни отразилась и в источниках, включая мемуарные. Общая картина, например, по Камышинскому уезду Саратовской губернии распадается на «русскую» и «немецкую» составляющие. При этом события весны – лета 1918 г. вообще плохо отражены в источниках из-за смены властных структур и крушения делопроизводства. Таким образом, возникают серьезные информационные лакуны как раз по тому периоду, когда Германская империя была еще полноправным и мощным международным игроком. Эти лакуны отчасти заполняются воспоминаниями немецкого населения. История немцев Поволжья в раннесоветский период нередко видится авторам как история Трудовой коммуны, а затем Республики немцев Поволжья, что отнюдь не одно и то же. Такой подход демонстрирует ведущий специалист по теме А.А. Герман. При этом богатая историография истории российских немцев склонна видеть трагическую участь колонистов в пореволюционные годы, но не акцентировать внимание на политической субъектности колонистов в тот или иной момент времени.
Значительный массив немцев-волжан объективно оказывался весомой величиной при любых политических и военных расчетах. Колонии уже с весны 1918 г. оказались на положении «кулацких гнезд» и стали испытывать революционно-бандитский прессинг67. В начале лета 1918 г. Камышинский совет силой подавлял выступления немцев-колонистов в Каменке, Панцире, Копенах, Усть-Золихе и других населенных пунктах68.
В условиях господства местнических настроений реквизиционный натиск на богатые колонии летом 1918 г. усиливался, как со стороны местных совдепов, так и советских военных инстанций. Поздней весной – осенью 1918 г. разворачивалась деятельность Поволжского немецкого комиссариата, специального органа, созданного 29 мая 1918 г. Борьба за симпатии и лояльность колонистов происходила в максимально сложных условиях из-за быстрого ужесточения большевистской аграрной политики.
Колонистам скоро пришлось отвечать ударом на удар. В июне – июле 1918 г. отмечены выступления колонистов правого берега Волги против реквизиций уездными камышинскими властями. 3—12 июля прошли выступления на левом берегу, по тем же причинам, в северных колониях. Эти выступления удалось прекратить агитационными усилиями Поволжского комиссариата69.
В июне – июле 1918 г. на основе флотилии РУЖД и красногвардейской дружины рабочих-железнодорожников (280 человек) был создан и действовал «карательный речной отряд, предназначенный подавлять крестьянские восстания в немецких колониях и прибрежных уездах Саратовской и Самарской губ. Отряд включал 7 судов различного класса, в том числе и „Саратовский ледокол“ (4 орудия, 12 пулеметов)»70.
Саратовский пастор И.А. Шлейнинг подготовил доклад для агентурной части при штабе Главнокомандующего ВСЮР. Он был известным человеком, редактором выходившей в Саратове с лета 1917 г. «Саратовской немецкой народной газеты»71. Документ датирован 20 августа (2 сентября) 1919 г. и помечен Таганрогом. Данный факт говорит о том, что какая-то часть немцев избирала для себя путь на белый юг. В докладе дан краткий очерк бытия двух сотен самарских и саратовских немецких колоний и обрисовано их положение после революции. Пастор описывает появление немецких социалистов уже в начале революции. Вскоре открылись новые выборы по большевистским принципам, то есть «с обязательным устранением от власти всех порядочных людей». Уже летом 1918-го в некоторых колониях произошли большие восстания, кроваво подавленные. «Уже тогда колонисты все надежды возлагают на Юг. Приближение казаков осенью того же года дает повод к новому восстанию, при подавлении которого некоторые колонии почти совсем разрушены»72. Действительно, первыми летом поднялись колонисты и астраханские казаки, затем прошла волна возмущений в русских селах73.
Некоторые подробности этих выступлений сохранены в народных, не всегда внятных, воспоминаниях. Так, после жестоких изъятий продовольствия в мае, в июле 1918 г. восстало до 32 колоний Камышинского уезда с центром в Келлере (Караульный Буерак). Имелись расчеты на поддержку казаков. Важным толчком послужило пастырское обращение епископа Алоизия Кесслера о неприятии коммунизма. Основные события, с убийством многих десятков местных советских работников были вызваны мобилизацией в РККА. Однако крестьяне разошлись собирать урожай, и вскоре последовали карательные акции. Попытка одной из групп восставших на захваченном поезде занять Камышин не удалась. Мариенфельд был сожжен. В то же время камышинские власти эвакуировались на пароходе74, то есть слабовооруженные, но напористые массы повстанцев имели шансы захватить уездный центр. Очерк событий 1918 г. дает книга Айсфельдта75.
В рамках только что выдержавшего тяжелейшее потрясение курса Совнаркома на сохранение Брестского мира 26 июля последовало предписание советам депутатов Самары и Саратова за подписью Ленина и трех наркомов. «С точки зрения общегосударственных интересов, всякие самочинные действия местных Советов по отношению к немцам колонистам могут привести к весьма печальным последствиям», – говорилось в документе. Всякие разногласия с Поволжским комиссариатом подлежали рассмотрению в Совнаркоме. А.А. Герман полагает, что создание автономии преследовало цель «более оперативно и гибко решать все проблемы немецких колоний, не только сузив возможности вмешательства для Германии, но и оградив население немецких сел от негативных последствий самоуправства со стороны местных губернских органов власти76. Советская власть удачно для себя успела создать немецкую автономию, пока владела данными территориями. Своя автономия, несомненно, принималась большинством колонистов со знаком плюс, однако они отказывались солидаризироваться с курсом именно большевистского правительства. Практика продразверстки быстро развеяла имевшиеся иллюзии. Вскоре после череды возмущений последовала расплата главным ресурсом. Пресса сообщала: «Саратов, 24 августа. Все советы немецких колоний постановили весь „огромный излишек хлеба“ направить в Москву»77. В 1921 г. камышинский колонист выступил в савинковской прессе. Он рассказал о чудовищных вещах, творившихся в Поволжье в 1920–1921 гг., но предварил этот рассказ упоминанием про хорошие урожаи 1918 и 1919 гг. Однако советская система привела к тому, что уже в 1919-м был недосев до 40 процентов. Колонист, вынужденный бросить хозяйство, с семьей из 9 человек, на свой страх и риск отправился в Польшу78.
Антибольшевистские выступления немецких колонистов края продолжались. 1–2 января 1919 г. фиксировалось волнение колонистов в Камышинском уезде на почве мобилизации в Красную армию. На левом берегу Волги в это же время – с 3 по 7 января – происходило наиболее крупное вооруженное выступление немецких колонистов периода военного коммунизма. Это восстание в селе Привальном79.
Германия могла реализовывать свои задачи проникновения вглубь России и противодействия Великобритании как с красными, так и с белыми союзниками. Большую проблему представляло возможное соединение с Народной армией и чехами. Последние находились уже в союзнической юрисдикции. Но можно полагать, что если бы белые совершили бросок на Саратов вместо Казани, то возобладал бы тот или иной вариант сотрудничества. Проблема заключалась в бешеной динамике развития событий и, соответственно, трудностях прогнозирования и планирования.
В разговоре генерала Л.М. Болховитинова (тогда на советской службе) с М.Д. Бонч-Бруевичем в начале августа 1918 г. прозвучало следующее рассуждение: «Ознакомившись с твоими соображениями о нежелательности, ввиду возможности немецкого наступления, дальнейших перебросок частей из Завесы на Урал и Волгу, нарком Троцкий просит передать тебе нижеследующее: 1) Совнарком и Берлин считают дальнейшее наступление немцев в ближайшее время [в] России маловероятным». Причины выставлялись вполне понятные: трудности на Западном фронте, революционная ситуация в Австрии, волнения на Украине80. Германская империя сохранила курс на взаимодействие с большевиками, закрепленный Добавочным договором от 27 августа 1918 г.
Как раз в эти дни к границам Саратовской губернии вышли полки донского генерала А.П. Фицхелаурова. Начальник его штаба полковник В.К. Манакин положил начало формированию Русской народной армии, впоследствии Саратовского корпуса. Саратовское направление для Манакина было случайным. Главной была идея объединить вооруженную силу, мобилизационный аппарат и эффективное самоуправление. Идею одобрил атаман Краснов, хотя предоставить сколько-нибудь значительные ресурсы не мог. Да и у Манакина в руках было несколько добровольческих отрядов и практически отсутствовала собственно саратовская территория. В это время, в августе – сентябре, ярко проявилась «пограничная болезнь» донских казаков. Они не желали идти за административную границу Донской области, боясь спровоцировать большую и безнадежную для себя войну со всей Россией. «Трагедия казачества», оперируя нарочитыми терминами «русские красные» и «русские белые», подчеркивает, что донцы массово поднялись за освобождение собственной земли. На Царицын казаки отправились, понимая, что это большевистское гнездо будет угрозой донской территории. Однако победоносный и популярный генерал Фицхелауров не мог двинуть казачьи полки на Камышин. «Насколько казаки привыкли к мысли о необходимости взять Царицын, настолько же для них неясна и неожиданна задача взять Камышин», – телеграфировал генерал донскому атаману. В ответ Краснов прислал пространную телеграмму-обращение с объяснением задачи занять Царицын, Камышин, Балашов, Борисоглебск, Новохоперск, Таловую и Калач. Однако казаки по-прежнему отказывались идти за границы Области81.
В середине сентября 1918 г. ощутимым стало явное сокращение германского участия в стычках с большевиками на демаркационной линии, а затем и постепенный вывод кайзеровских войск с Дона и даже части Донбасса.
Это вызвало скорее позитивную реакцию на Дону, где с удовлетворением восприняли передачу части ранее оккупированных территорий под контроль атамана П.Н. Краснова. Донской атаман 15 (28) октября выпустил директиву управляющим военным и морским отделами. На октябрь (по новому стилю – до середины ноября) планировался переход к обороне на севере Донской области. Для этого к 23 октября (5 ноября) следовало укрепить линию Кантемировка – Богучар – Новохоперск – Поворино, к 14 (27) ноября продолжить эту линию до Волги вдоль границы Войска. Следом стоит распоряжение спустить на льготу мобилизованных казаков, по обстоятельствам – переписями по очереди, по округам или по очередности окопной службы.
«Принять деятельное участие в сформировании Южной армии так, чтобы она могла совсем сменить наши части и тогда на укрепленной позиции поставить Пограничную дивизию, опирающуюся на гарнизоны… Зимнюю оборону обосновать на броневых поездах… артиллерии и пулеметах, а также на сильной фортификации, дополненной фугасами, минами, бомбометами и т. п… Довести до совершенства воздушную разведку… военную агентуру и шпионаж по линиям Харьков – Курск – Воронеж, Козлов – Москва, Царицын – Камышин – Саратов»82.
Предлагалось «приступить к съемке и изданию планов и карт Воронежской и Саратовской губерний для снабжения Южной армии»83, а также «отпечатать снова в количестве нескольких сот тысяч экземпляров воззвания Большого Войскового Круга и мои о целях борьбы с большевиками и широко распространять их путем разброски с аэропланов и посылки с контрразведчиками по Северу войска, также в смежных губерниях»84.
А также: «…Приступить к формированию Южной армии, причем необходимо наблюдать, чтобы части этой армии формировать точно на основании штатов и непременно сейчас же снабдить всем необходимым и главное сапогами и теплою одеждою… Имейте неослабное наблюдение за снабжением Южной армии артиллерией и винтовками, за организацией арсеналов, патронных и снарядных складов, а также за снабжением их шанцевым инструментом… Считаю идеальным решением вопроса – создание Южной Армии в указанном приказом штатном составе к 1 (14) ноября. С наступлением декабрьской гололедки быстрое движение на Воронеж и Саратов и захват этих пунктов»85.
Как видно, в этот момент П.Н. Краснов полагал возможным организовать регулярную самостоятельную вооруженную силу, которая двинется вперед, а Дон обеспечит свою северную границу надежной охраной. Реальность обстоятельств формирования соединений Южной армии оказалась далека от предположений. Особая Южная армия была создана накануне этой директивы, 30 сентября (13 октября), из трех корпусов. Саратовский корпус, набравший некоторую силу к середине ноября 1918 г., стоял на камышинском направлении, то есть на прямом направлении на Саратов вдоль Волги.
В ноябре донские части с некоторым участием местных добровольцев держали в плотной осаде Камышин, но взять его не смогли. Направление на Саратов не было приоритетным для донцов. Так начинавшееся саратовское начинание лишилось возможности получить уездный центр в качестве «столицы», причем в уезде, наполовину населенном немцами-колонистами.
В Саратовском корпусе присутствовали немцы-добровольцы, что доказывается приказами о зачислении в части86. Возникла даже идея формировать отдельные сотни из колонистов при одном из полков87, но следов этих подразделений нами не выявлено. В числе выборных от сел, которые были освобождены частями корпуса, встречается единственная немецкая фамилия – Гейнц. Можно полагать, что это представитель от немецких колоний наиболее южного, Иловлинского, округа – Обердорфа (Купцово) или Йозефсталя (Скрипалёво). Важно, что саратовское начинание понималось влиятельными колонистами как свое дело. Комкор В. Манакин напишет уже в 1919-м: «Немцы колонисты Саратовской губернии, собравшиеся в Ростове, пожертвовали на поддержание и развитие Саратовской организации в мое распоряжение 200 000 рублей»88.
Крушение Германии и стойкость красного Царицына сместили планы донского атамана. Донской фронт растягивался, в бой пошли дивизии Молодой армии. Саратовскому корпусу выпадала теперь вспомогательная задача прикрытия операции на Царицын. Фактор германских колонистов переставал быть значимым.