Изувер (сборник)

© А.А. Безуглов, 2019

© ЗАО «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2019

Изувер

повесть

Вечером 21 августа 1969 года дачный поселок Быстрица жил размеренной, спокойной жизнью. На улицах было много детворы. С волейбольной площадки доносились азартные возгласы играющих и гулкие удары по мячу.

Пожилые дачники чинно гуляли по поселку. Кое-кто возвращался из леса с лукошком, где лежали ядреные подберезовики и боровики.

В начале восьмого Александр Карпович Ветров, директор мастерских по изготовлению школьных пособий, уважаемый всеми человек, пошел поработать в свой сад. Сначала он хотел позвать в помощники сына – студента шестого курса медицинского института – Бориса и одиннадцатилетнюю дочь Ларису, но те увлеченно читали что-то, и он решил не мешать им. А так как жена, Надежда Федоровна, задержалась в городе, Александру Карповичу пришлось возиться на участке одному.

Через час Ветров вернулся в дом с ведром собранных яблок. Сын по-прежнему сидел в своей комнате на кровати с книгой в руках.

– Где Лариса? – спросил Александр Карпович. – Надо бы компот поставить варить.

– Не знаю, – ответил тот. – Может, пошла к Фае?

Это была подружка сестры.

Александр Карпович выглянул во двор. Калитка отворена – значит, дочь вышла погулять. Время еще не позднее, волноваться нет причин. Правда, несколько дней назад у девочки было пищевое отравление, что всполошило всю семью, но Лариса уже поправилась и дала слово ни у кого ничего не есть.

Вечер стоял прекрасный. Здесь, в Быстрице, вдалеке от шумного города, отдыхали, как говорится, душа и тело.

За разговором с сыном Ветров не заметил, как за окнами постепенно сгустились сумерки. Александр Карпович любил беседовать с Борисом. Сын был начитан, разбирался в политике, литературе, искусстве.

Лариса что-то задерживалась, и это начало беспокоить отца, так как с наступлением темноты девочка обычно была уже дома.

– Сбегал бы ты к соседям, – попросил Александр Карпович сына.

Борис сходил к подруге сестры. Но там ее не было. А Фая, ровесница Ларисы, сказала, что виделась с ней около полудня.

Сообщение сына встревожило Александра Карповича. Когда из города приехала Надежда Федоровна, уже совсем стемнело, тревога за дочь еще больше возросла. Все трое – отец, мать и Борис – пошли к соседям, расспрашивая о Ларисе. Но никто не видел девочку вечером.

Вернувшись домой, обнаружили, что нет Ларисиных красных туфелек, в которых она обычно уходила играть на улицу. Александр Карпович вспомнил про отворенную калитку и про ключ от нее, который лежал на крыльце дачи.

Борис на всякий случай осмотрел весь участок, даже слазил на чердак: может, сестренка решила пошутить и заснула там? Но Ларисы нигде не было. Дело принимало серьезный оборот.

Никто из Ветровых даже не помышлял об ужине. Думали-гадали, куда могла пойти Лариса. Вечером, когда отец уходил в сад, а Борис находился в своей комнате, девочка читала в гостиной – так именовали Ветровы большую общую комнату на даче. Раскрытая книжка осталась лежать на столе.

И снова все трое отправились на улицу. Опять ходили по поселку, звали девочку. К поискам подключились участливые соседи. Кто-то высказал предположение, что Лариса, никому ничего не сказав, отправилась в город и заночевала у кого-нибудь из родных. Это предположение оставляло единственную надежду в том отчаянии, которое все больше охватывало Ветровых.

До утра никто не ложился спать.

Александр Карпович и Надежда Федоровна пили сердечные и успокаивающие средства, а Борис не находил себе места. С первой электричкой он поехал в город, а с вокзала – сразу к бабе Мане, родной тетке матери, к которой Лариса была особенно привязана. Баба Маня всполошилась и заявила, что внучатая племянница у нее не появлялась. Борис обзвонил и объездил всех родственников и близких знакомых.

Девочка как в воду канула.

Пока Ветров-младший искал Ларису в городе, в Быстрице была поднята на ноги местная милиция. С наступлением дня поиски девочки в поселке были продолжены. В них участвовали многие соседи Ветровых. Особенно тщательно прочесали примыкающий к Быстрице лес. Но все это не дало никаких результатов. Единственной находкой был носовой платок, обнаруженный в траве на перекрестке Баркановской и Красной улиц. Родители опознали его – платок принадлежал их дочери.

Давая объяснение работникам милиции по поводу исчезновения Ларисы, Ветровы отметили одну немаловажную деталь: из дома пропали две настольные игры дочери, в картонных коробках, которые обычно находились в гостиной. Вероятнее всего, Лариса отправилась куда-то с этими коробками, но куда и к кому – этого никто не знал.

Борис, вернувшись из города, первым делом спросил: «Нашли?» Ответ читался на заплаканных лицах родителей.

По инициативе инспектора уголовного розыска Быстрицкого отделения милиции был вызван проводник со служебно-разыскной собакой. Но и это ничего не дало.

Ларису не нашли ни на второй, ни на третий, ни на четвертый день…

Работники милиции, занимающиеся поисками, опрашивали соседей по даче, родных. Все говорили, что Лариса не по годам крупная, почти с оформившейся женской фигурой – словом, акселератка. Это наталкивало на мысль: а не могла ли она стать жертвой насильника? Не исключалось, что ее куда-то заманили, а потом убили. Тем более что одна из соседок рассказала, что за несколько дней до исчезновения она якобы видела Ларису с незнакомым мужчиной.

Но труп обнаружить пока не удавалось.

Был объявлен розыск. Размноженные фотографии девочки с ее словесным портретом разослали по всей области. Более того, об исчезновении Ларисы Ветровой было сообщено в областной газете, а фото показано по местному телевидению. К населению обратились с просьбой: если кто видел девочку или знает что-либо о ее местонахождении, пусть срочно сообщит об этом в милицию. Но сообщений не поступало. Зато в квартире Ветровых беспрестанно звонил телефон: знакомые и малознакомые люди выражали сочувствие. Каждый звонок рождал надежду: а вдруг это Лариса или человек, который сообщит, где она? Но всякий раз Ветровых ждало разочарование, что еще больше сгущало и без того гнетущую атмосферу.

Из газеты и телепередачи узнали о горе Ветровых сокурсники Бориса.

Кое-кто звонил, а некоторые приехали к нему на дачу, чтобы поддержать товарища.

Но хотя родные и близкие, соседи по дачному поселку и по городской квартире, сослуживцы и все знакомые окружили Александра Карповича, Надежду Федоровну и Бориса вниманием, это мало чем могло их утешить. Трудно было сказать, кто из них переживал сильнее.

Семья Ветровых жила дружно и счастливо. В ней царили согласие и любовь.

Многие им завидовали. Как говорится, «белой» завистью. А завидовать, по мнению окружающих, было чему.

Ветров-старший имел неплохое положение, пользовался как руководитель авторитетом у себя в коллективе.

Трудолюбивый, выдержанный, отличный семьянин. Сам не пил и не любил пьяниц, что не мешало ему быть хлебосольным хозяином. В доме Ветровых на праздники и торжества собирались многочисленные гости – солидные, уважаемые люди.

Под стать Александру Карповичу и Надежда Федоровна – любящая жена и мать, уважаемый человек на работе.

Что касается детей – родители были ими довольны. Дочь – послушная и ласковая, а Борис – гордость семьи.

Еще бы, поступил в институт, в который так трудно попасть из-за большого конкурса. Учеба шла успешно. Ветров-младший был на хорошем счету у преподавателей, участвовал в работе студенческого научного общества. К пьянкам и пустому времяпрепровождению его не тянуло. При этом имел видную внешность. Неудивительно, что от невест не было отбоя.

Когда отец получил участок в Быстрице, дом поднимали сообща. Александр Карпович трудился над возведением дачи самозабвенно, не чурался никакой работы, даже самой черной.

И не раз соседи корили своих лентяев сыновей, приводя в пример Ветрова-младшего: тот и забор поможет отцу поставить, и дом покрасит, и огород вскопает. Словом, помощник хоть куда.

Что говорить, дружная была семья.

Труженики. Отсюда и достаток: отлично обставленная двухкомнатная квартира в городе, добротная дача. Поговаривали, что Ветров-старший намеревался приобрести «Волгу». В этом имелся свой резон: у Бориса была невеста, симпатичная скромная девушка, Ольга Каменева. Ее принимали в доме как свою. По мнению родителей, явно шло к свадьбе.

А какая свадьба без подарка, солидного и в то же время нужного? С машиной поездки на дачу стали бы удобнее и менее хлопотны.

И вот на эту семью, которую многие считали образцовой, обрушилось несчастье.

Лариса была любимицей родителей и брата. Наверное, потому, что младшая и девочка. Мысль о том, что с ней случилось страшное, была невыносима.

Надежда, теплившаяся какое-то время после ее исчезновения, растаяла. Конечно, каждый из Ветровых старался поддержать, подбодрить другого, но отчаяние становилось с каждым днем нестерпимее.

Александр Карпович постарел лет на десять. Ничто его не радовало. Между тем приближался его юбилей – шестидесятилетие, к которому давно готовились дома и на работе. Теперь думы о том, что этот день он встретит без дочери, жгли душу. Дачный поселок постепенно пустел. Многие уже выехали в город, чтобы подготовить детей к школе: купить новую форму, учебники. И это еще больше растравляло рану. Первого сентября нарядные, с букетами цветов все ученики придут к первому звонку, а Ларисы среди них не будет… Борис делился своими опасениями насчет отца с невестой и матерью. Сам Александр Карпович признался ему: «Я, конечно, держусь, но уж если споткнусь, то так упаду!.. Я чрезвычайно устал… Мне очень трудно выносить все это… Не знаю, как мне еще удается держать себя в руках».

Наверное, то же самое могла сказать о себе и Надежда Федоровна. На грани отчаяния находился и Борис, что трудно было не заметить родителям и друзьям. Чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, родители приглашали на дачу приятелей, просили Олю Каменеву чаще бывать с ним. Александр Карпович и Надежда Федоровна считали, что из всех знакомых девушек она лучше всех понимает Бориса, относится к нему внимательнее и нежнее. По их просьбе Оля находилась при женихе неотлучно.

Подошло 28 августа – день шестидесятилетия Александра Карповича. На дачу приехало несколько самых близких родных и знакомых семьи Ветровых. Не для того, чтобы поздравить юбиляра, – просто люди хотели быть рядом в тяжелую минуту. Кто-то остался ночевать, кто-то быстро уехал, не в силах вынести тягостную атмосферу.

В народе говорят: беда не приходит одна.

Наступило 31 августа. Вечером в поселке было тихо. Не доносились с улицы голоса: начинался учебный год, детей увезли в город.

На даче Ветровых находились Александр Карпович, Надежда Федоровна, Борис и Оля Каменева.

В половине четвертого ночи, когда весь поселок спал крепким сном, к дому Бобринских, соседей Ветровых, прибежала бледная, насмерть перепуганная невеста Бориса и отдала им двуствольное ружье. Из малосвязного рассказа девушки соседи поняли только одно: сейчас произошла трагедия – Александр Карпович из этого охотничьего ружья убил свою жену и застрелился сам. Борис в таком состоянии, что Ольга боится, как бы он не сделал что-нибудь с собой, поэтому она решила унести ружье из дома.

Поспешившие на место происшествия Бобринские увидели страшную картину. Ужасные ранения головы у обоих не оставили никакого сомнения в том, что они мертвы. Александр Карпович выстрелил в себя с помощью шнурка, привязанного к спусковому крючку ружья.

Борис, как сомнамбула, бродил по дому в трусах и майке, не замечая вокруг никого и ничего, потрясенный случившимся.

Скоро о трагическом событии узнали и другие жители Быстрицы. Многие собрались в доме Ветровых. Кто-то позвонил в милицию. В поселок приехала дежурная группа из райотдела внутренних дел. Вместе с ней прибыли заместитель районного прокурора младший советник юстиции Речинский и судмедэксперт.

После того как место происшествия было осмотрено и сфотографировано, Речинский решил побеседовать с Борисом.

Молодой человек находился чуть ли не на грани помешательства.

– Я так и думал… Я все время боялся этого… – без конца повторял он. Его трясло – то ли от нервного шока, то ли от холода. Утро выдалось свежее, а на нем была легкая рубашка с короткими рукавами.

Зампрокурора района попросил Бориса рассказать о случившемся.

– Лег я в двенадцать часов, – начал Ветров. – Родители легли в своей комнате еще раньше, в начале одиннадцатого. Мне показалось, что они уже заснули… Вообще-то с тех пор, как исчезла Лариса, ну, сестра, они не обходятся без снотворного… Я тоже стал плохо засыпать… И сегодня так же. Все время ворочался. Потом будто куда-то провалился. И вдруг – выстрел! – Борис замолчал и обхватил голову руками так, что побелели суставы.

– В котором часу это было? – задал вопрос Речинский.

– В половине четвертого. Это я потом посмотрел на часы, когда зажег свет. Ольга тоже проснулась. Моя невеста…

– Вы спали с ней в одной комнате?

– Да, в моей. Вместе. Понимаете, фактически мы уже муж и жена. Хотели подавать в ЗАГС. И поэтому…

– Понимаю, понимаю, – кивнул Речинский. – Продолжайте, пожалуйста.

– Ольга шепнула: сходи в их комнату, там что-то случилось. Хочу встать, пойти, но боюсь чего-то… Сам весь в поту… В последнее время отец был какой-то странный… Я сразу догадался, что в спальне родителей произошло что-то ужасное. Откуда-то появилась мысль: вот открою их дверь, а он в меня… Вдруг – еще выстрел… Тут уж я вскочил. Словно пружиной подкинуло… Бросился к ним. Распахнул дверь. Темно, почти ничего не видно, а включать свет – страшно… И, главное, тихо. Абсолютная тишина. Я сдернул с отца одеяло. Ружье упало на пол. Я стал на ощупь искать у отца рану и вдруг заметил, что вокруг его головы все темное. Это была кровь… И на маминой подушке тоже… Я выскочил из спальни. Включил в большой комнате свет. На часах – около половины четвертого.

– А точнее? – спросил Речинский.

– Не то двадцать четыре минуты, не то двадцать семь… Зашел к Оле. Говорю: отец убил мать и себя… Мы вместе прошли в комнату родителей… Я поднял ружье с пола, но Оля зачем-то отняла его у меня и выбежала из дома… Потом появились Бобринские, ну, соседи… Потом еще какие-то люди… Потом вы…

– Вы сказали, что ваш отец в последнее время был какой-то странный. Когда это началось и в чем выражалось?

Борис рассказал, как пропала сестра, как переживал Александр Карпович. Да и вся семья тоже.

– Вдруг он стал все прятать, – продолжал Ветров. – Никогда ничего не прятал, а тут… Раньше у нас в холодильнике или в буфете стояли бутылки с вином, коньяком. Для гостей. Вообще-то отец не любитель спиртного. Мама и я тоже не пьем. А отец зачем-то спрятал все бутылки… И еще. Ни с того ни с сего говорит мне: «Все равно Ларочка всегда будет со мной». Я стал успокаивать его: конечно, она, мол, найдется, и мы опять будем все вместе. Он как-то странно посмотрел на меня и тихо произнес: «Не с вами… Ларочка будет со мной…»

– Когда произошел этот разговор? – задал вопрос зампрокурора.

– Дней пять назад. Я передал его маме. Она очень расстроилась. Опять, говорит… Я стал допытываться, что она имеет в виду под словом «опять». Мама расплакалась. Потом рассказала мне, что у папы было уже однажды душевное расстройство. Во время войны. Ты, говорит, Боря, медик, поймешь меня… Вспомни, мол, дядю Ваню…

– Кто такой дядя Ваня? – поинтересовался Речинский.

– Мой дядя, родной брат отца. Когда он умер, я был еще маленький. Ну а они скрывали, от чего умер дядя. Я узнал об этом совсем недавно. Папа проговорился. Оказывается, Иван Карпович покончил с собой. Тоже застрелился…

– Ваш отец находился на учете у психиатра?

– Не знаю, – пожал плечами Борис. – Спрашивать у него было как-то неудобно. Сами, наверное, понимаете: такие вещи скрывают. И маму не расспрашивал… Одно мне известно доподлинно: отец был освобожден от службы в действующей армии во время войны. По состоянию здоровья.

– Какая болезнь?

– Не могу сказать. Я видел его освобождение от военной службы. Но там только цифровые и буквенные обозначения. Что скрывается за этим шифром, понятия не имею.

– Где находится это свидетельство?

– В городской квартире. Оно всегда лежало в буфете. Могу вам привезти.

– Хорошо, если понадобится, я скажу, – кивнул зампрокурора. – Александр Карпович не говорил конкретно о намерении покончить с собой?

– Конкретно? – повторил Ветров и ненадолго задумался. – Что-то вроде этого было… После того как пропала сестра, отец все время твердил: «Зачем нам жить?»

– Кому это «нам»?

– Ну, ему, маме и мне. Раз говорит, Ларочку не уберегли, то и жить не стоит… Особенно плохое настроение было у него в день рождения. Три дня назад. Смотрю – ходит по саду. К нам люди приехали, а он бросил всех и ушел на участок. Мы боялись оставлять его одного, поэтому я тоже вышел. Глянул на отца, а у него глаза какие-то безумные. Спрашиваю: «Что с тобой, папа?» Он тяжело-тяжело вздохнул и опять: «Зачем жить? Умереть ведь так просто. Один миг…» И так посмотрел на меня, что я испариной покрылся… Стал отвлекать его разговорами. А он словно и не слышит. Взял меня за руку и говорит: «Может, втроем? С тобой и с мамой?..» Честно говоря, я его понимал. Мне самому так тошно было… Тут нас позвали в дом.

– А об этом разговоре вы сообщили матери?

– Хотел, но не успел, – вздохнул Борис. – То гости мешали, то она приезжала поздно. Короче, случай не представился. – Ветров помолчал, глядя куда-то сквозь Речинского. – Если бы я знал!.. Надо было сказать маме, отвезти отца к врачу… Тогда ничего не произошло бы…

– Кому принадлежит ружье, из которого были произведены выстрелы? – спросил Речинский.

– Это папино ружье. Он иногда ездил на охоту.

– А где оно обычно висело? – продолжал зампрокурора.

– В их комнате. Прямо над кроватью. Не знаю, может, у меня было предчувствие… Позавчера я перенес ружье в большую комнату. Смотрю, вчера утром отец снова повесил его на прежнее место. У меня была идея спрятать ружье и патроны… У отца их целая коробка… Не успел, – сокрушенно закончил Борис.

– Когда вы переносили ружье в большую комнату, оно было заряжено? – задал вопрос Речинский.

– Нет, не заряжено. Это я хорошо помню.

Речинский хотел поговорить и с невестой Бориса, но девушку в нервном расстройстве увез в город кто-то из соседей – так сильно подействовало на нее пережитое ночью.

Приехала машина из морга. Трупы были отправлены в город для вскрытия и проведения судебно-медицинской экспертизы.

Сколько ни искали представители следствия посмертную записку, обнаружить ее так и не удалось.

На что обратил внимание Речинский, так это на заряженный патрон шестнадцатого калибра, лежавший на тумбочке возле изголовья кровати в комнате родителей Бориса. Патрон находился с той стороны, где было обнаружено тело Александра Карповича.

Выходит, зачем-то нужен был Ветрову-старшему третий патрон, если Александр Карпович держал его под рукой.

Видимо, он предназначался для сына.

По факту гибели супругов Ветровых было возбуждено уголовное дело. Следствие вел следователь областной прокуратуры Рудковский.

Судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть обоих наступила в результате ранения головы, причиненного огнестрельным оружием. И этим оружием явилось ружье, принадлежавшее Александру Карповичу Ветрову, – охотничья двустволка шестнадцатого калибра производства Тульского оружейного завода. Патроны были заряжены дробью.

Выстрел в Надежду Федоровну был произведен с расстояния приблизительно семидесяти сантиметров. К себе Александр Карпович приставил срез ствола во время выстрела почти вплотную – на расстояние два – четыре сантиметра. Спусковой крючок был спущен им посредством шнурка, перекинутого, скорее всего, через торцовую часть приклада.

Рудковский допросил Бориса Ветрова. Рассказывая о происшествии, тот повторил, правда более подробно, то, что сообщил ранее заместителю прокурора района Речинскому.

– Что же, по-вашему, толкнуло отца на самоубийство? – спросил следователь у Бориса.

– Пропажа сестры Ларисы, – ответил Ветров. – Папа очень переживал. Это подействовало на него чрезвычайно сильно… Понимаете, он считал себя в какой-то мере виновным…

– Объясните, пожалуйста, что значит «считал себя в какой-то мере виновным»?

– За несколько дней до исчезновения сестры у нее произошла ссора с папой.

– Из-за чего?

– В поселке ходили грязные сплетни… Как будто бы Ларису видели с каким-то взрослым парнем… Отец деликатно поговорил с ней, предупредил, что есть, мол, нехорошие люди… Сестра обиделась. Знаете, как бывает у детей?

Они все воспринимают в преувеличенном виде. Лариса замкнулась, не хотела разговаривать с родителями. Они к ней так и этак – безрезультатно. Отец попросил меня поговорить с Ларисой…

Я решил подойти к ней ласково. Сестра расплакалась. Уйду, говорит, из дома и все… Когда она пропала, я сказал о ее словах отцу. Конечно, не стоило… Теперь жалею об этом. Он страшно расстроился. Весь день вздыхал, потом признался: «Если Ларочка не найдется, никогда себе этого не прощу…»

– Когда состоялся этот разговор?

– Через день, кажется, после исчезновения сестры. Отец решил, что Лариса не простила ему того разговора и ушла из дома. Мы с мамой, разумеется, пытались разубедить его… – Борис вздохнул и замолчал.

– Дальше?

– Конечно, с его больным воображением…

– Что вы имеете в виду? – спросил Рудковский.

– Нормальный человек не натворил бы такого, – сказал Борис и пояснил: – Я уже говорил. Отец был душевнобольным. Понимаете, раньше я не особенно придавал значения его странностям. Все люди разные. Одни веселые, другие мрачные. Каждый, как говорится, чудит по-своему… За несколько дней до этого убийства с самоубийством мать призналась мне, что у отца было психическое заболевание. Честно говоря, для меня это не явилось новостью. Поймите правильно, я ведь без пяти минут врач. Изучал психиатрию, бывал в больницах. Симптомы знаю. По-моему, основная причина случившегося – его болезнь.

– Если так, почему вы ничего не предпринимали? – спросил следователь. – Почему не заставили его лечиться?

– Легко сказать, – тяжело вздохнул Борис. – Ну, во-первых, психиатрия такая область, где случаи, подобные отцовскому, сразу распознать трудно. Надо принимать во внимание и возраст. В его годы у многих наблюдается старческий склероз. Во-вторых, речь шла о таком близком человеке, как отец. Согласитесь, нелегко признать, что твой отец – шизофреник. Хоть разум и требует признать, а сердце все равно сопротивляется. В-третьих, его болезнь прежде от меня скрывали. Как и то, что в их роду дурная наследственность. К сожалению, я узнал об этом буквально дня за два-три до случившегося.

– Что же вы узнали?

– То, что его брат – шизофреник. И что он застрелился. Моего деда по отцовской линии тоже признавали психически ненормальным. Он чуть в тюрьму не угодил… Как-то взял топор и стал на улице рубить столб. Это было в тридцатых годах. Ну, его арестовали как вредителя. Правда, потом разобрались, что к чему, и выпустили. Поняли, что лечить надо… И тетя, между прочим, ведет себя подозрительно. Сестра отца. Я ее люблю и не могу понять, почему она не пришла на похороны, хотя была очень привязана к папе…

– В чем, по-вашему, выражалось странное поведение отца?

– Неадекватность реакций… Простите, это научный термин. Попробую объяснить популярно. Настроение не зависело от видимых причин. Вдруг становился замкнутым без всякого повода…

Борис рассказал следователю о появившейся у Александра Карповича перед самоубийством мании прятать деньги, вещи, в частности бутылки со спиртным, а потом забывать, куда спрятал. И о странных словах отца «Ларочка всегда будет со мной».

– И еще. Я стал замечать за ним какую-то непонятную ритуальность… Придавал большое значение тому, где что находится. Например, фотография деда должна лежать в правом ящике письменного стола, а фото дяди Ивана – в левом. Мать случайно положила их в один ящик. Отец сделал ей настоящий выговор… Ружье на стене должно было висеть так, чтобы дуло было выше приклада. Перед сном он обязательно должен был дотронуться до серебра: ложки, подстаканника – в общем, что было под рукой. Явные признаки больной психики… Знаете, после всего этого я стал заниматься самоанализом: не передалось ли мне по наследству? – Борис печально усмехнулся. – Это вообще отрицательная черточка в нашей профессии – искать у себя симптомы всех болезней… Но, кажется, судьба меня помиловала. Победили мамины гены. Она с крепкой, здоровой психикой. Была…