Перчатка Соломона

Кевин неопределенно повел плечом и, облизнув губы, отвел взгляд.

– Посмотрим, – буркнул он, по-видимому, абсолютно недовольный таким предложением, – Но я помогал тебе не ради благодарности. Я думал, ты знаешь.

– Знаю, – последовал хладнокровный, совершенно спокойный ответ, – И именно поэтому хочу отблагодарить тебя. Так что ты там говорил о странностях моего поведения?

Молодой человек, уже, было, понадеявшийся избежать разговора на эту тему, не удержавшись, поморщился и, поднявшись на ноги, снова прошелся по палате. Больной следил за ним одними глазами, не поворачивая головы и ждал ответа.

– Понимаешь, просто… – Хилхэнд тяжело вздохнул и уверенно продолжил, – Ты ведешь себя так, словно мы дружим, как минимум, с детства. А мы ведь с тобой едва знакомы… – он умолк на полуслове и, неожиданно переключившись на другое, прибавил, – Зато теперь ясно, почему к тебе лезут Рэдзеро и этот, Трес.

– Я не набиваюсь к тебе в друзья! – Пол, в негодовании даже выпрямившийся на кровати, гневно сверкнул глазами, – Но ты кажешься хорошим парнем, и иметь такого друга, как ты, было бы очень… Погоди, в каком смысле ясно? – неожиданно дошедшая до его сознания последняя фраза, брошенная собеседником, вынудила мужчину, нахмурившись, даже спустить ноги с кровати.

– Ну, в прямом, – Кевин, сам немного растерявшийся от такого вопроса, вернулся обратно на стул возле кровати и, глядя на Галейна снизу вверх, пару раз моргнул, словно стремясь этим придать какой-то особый оттенок своим словам, – Владелец «Гало» априори не может быть бедным человеком. А богатство и высокий статус всегда притягивают негодяев, вне зависимости от степени их испорченности, как магнитом.

Мужчина, немного удивленный до такой степени логичным выводом, несколько секунд молчал, затем широко улыбнулся.

– Да, ты и вправду неглуп, Кевин Хилхэнд. Но на этот раз ты, увы, ошибаешься – дело совсем не в том…

– А в чем? – молодой человек, склонив голову набок, немного вытянул шею, пытливо вглядываясь в собеседника, – Что им нужно от тебя, Пол? И откуда ты знаешь Шона Рэдзеро?

Пол ощутимо вздрогнул. На лицо его, только что озаренное почти беспечной, широкой улыбкой, набежала тень; он посерьезнел и помрачнел.

– С чего ты взял, что я его знаю? – даже голос мужчины зазвучал иначе, стал тише и серьезнее, сосредоточеннее, – Когда тебя бьют, сложно в полной мере узнать того, кто бьет, ты так не считаешь?

– Считаю, – Кевин, сохраняя хладнокровную уверенность, спокойно кивнул, – Но ведь ты знал Шона еще и до этого, не так ли? Никто не знает о нем больше того, что рассказала Энни, сказал ты… – он задумчиво куснул себя за губу и чуть прищурился, вглядываясь в собеседника и пытаясь отыскать в его глазах ответ, – Никто, кроме тебя. Верно?

Пол заколебался. Сомнения, питаемые им, очень явственно отобразились на лице, и мужчина, ощутив это, поспешно отвернулся. Говорить он ничего не говорил, не опровергая слов молодого человека, но пока и не подтверждая их.

Безуспешно прождав ответа на протяжении почти минуты, Кевин устало вздохнул. На улице уже и в самом деле стемнело, за единственным окном палаты умиротворяюще шумел дождь, сознание было утомлено обилием происшедшего за день… Молодому человеку нестерпимо хотелось спать, хотелось наплевать на все и уйти домой, однако, лишь после того, как узнает всю, могущую быть столь важной, информацию. А Галейн тянул время.

– Пол… – голос фельдшера отразил всю испытываемую им усталость, не скрывая и некоторой просьбы, – Пол, я не Энни. Я понимаю, ей, при ней, ты не хотел рассказывать о своем знакомстве с таким человеком, как Рэдзеро. Сестре, должно быть, неприятно было бы слышать об этом… Но я-то тебе не брат, и я имею право знать как можно больше о парне, который рвется к тебе в палату и уже начал угрожать мне!

Пол, не глядя на собеседника, чуть поморщился и недовольно вздохнул, с видимой неохотой признавая его правоту.

– Ты правильно сказал, – негромко начал он, не оборачиваясь и мрачновато созерцая стену напротив себя, – Больше того, что тебе рассказала Энни, о Шоне Рэдзеро не знает никто. Никто, кроме меня, – он замолчал, снова поворачиваясь лицом к собеседнику и, потянув время еще немного, неожиданно спросил, – Ты ведь знаешь, что «Гало» на рынке не первый год?

Кевин, растерявшись, непонимающе и удивленно кивнул.

– Конечно. Не скажу, сколько точно, но уже давно… Помнится, у фирмы как-то были какие-то проблемы, поговаривали даже, что ее закроют, но «Гало» выстояла, соответственно… о, прости, – парень смущенно улыбнулся и сделал приглашающий жест собеседнику, – Говори ты.

Пол медленно втянул воздух, собираясь с мыслями.

– У фирмы были проблемы, – наконец медленно проговорил он, – Точнее, проблемы были у меня. И если ты расскажешь о том, что я скажу тебе сейчас, Энни, я не знаю, что я с тобой сделаю, – мужчина грозно нахмурился и веско добавил, – Ни слова. Ясно? Все это случилось еще до того, как я нашел ее, она ничего не знает и будет лучше, если останется в неведении. Ей бы вряд ли было приятно узнать, что ее брат сидел в тюрьме.

Кевин приоткрыл рот, недоверчиво взирая на рассказчика. С одной стороны, чего-то подобного, возможно и следовало ожидать, коли речь должна была идти о Рэдзеро, о преступнике, но с другой… Молодой человек еще раз внимательно оглядел собеседника. На уголовника тот похож решительно не был, на убийцу или вора – тоже.

– Не надо меня изучать, – Галейн, для которого этот осмотр не остался секретом, недовольно поморщился, – Наколок ты на мне не найдешь, табличек типа «я уголовник» тоже. Да и в конце концов, я же никого не убивал!..

– Так, – Кевин, не выдержав сумбурности повествования, решительно поднялся на ноги, прерывая рассказчика, – Я понимаю тем меньше, чем больше ты говоришь. Сделай одолжение, начни с начала и по порядку.

Мужчина поморщился еще раз и, откинувшись на подушку, скрестил руки на груди, начиная рассказ…

…История эта произошла ни много, ни мало, а восемь лет назад. Именно тогда Пол Галейн, молодой, амбициозный предприниматель, добившись этого всеми правдами и неправдами, открыл собственную фирму. Дело неожиданно пошло, быстро окупая все вложенные в него средства и очень скоро фирма «Гало» стала известна по всей округе, а к владельцу ее потекли золотые реки. Впрочем, необходимо отметить, что дела Пол вел предельно честно, никого не обманывал и, ухитряясь удерживать вполне демократичные цены на товар, сохранял при этом и высокое его качество. Заказы поступали со всей округи, люди не могли нарадоваться на «Гало», регулярно так или иначе оставляя лишь самые положительные отзывы. Галейн, видя, что дело уверенно встало на рельсы и нуждается теперь только в непрестанном поддержании имиджа, несколько расслабился. И вот тут-то, как водится, и случилась неприятность.

Сотрудники в «Гало» подобрались под стать своему руководителю – Пол специально, долго и придирчиво выбирал персонал – честные, ответственные люди, искренне радевшие за фирму, не допускавшие промахов в своей работе, а в случае чего старающиеся поскорее исправить оплошность. Однако, теперь набором персонала Галейн уже не занимался – если по той или иной причине в фирме открывалась вакансия, этот вопрос решался отделом кадров.

Как понятно из вышесказанного, на молодой фирме все шло гладко, по отлаженной схеме, без каких бы то ни было отклонений от нормы. И вдруг, неожиданно, как гром среди ясного неба, поступила жалоба от одного из покупателей. Проблема в спешном порядке была исправлена, неудобства клиента компенсированы, и начальнику дружно решили не сообщать, посчитав это лишь досадным промахом.

Однако, увы, подобные «промахи» стали повторяться все чаще и чаще. Жалобы на фирму посыпались градом, умалчивать проблемы стало невозможно и, в конечном итоге, Пол узнал о происходящем в его маленьком государстве. Медлить он не стал и тотчас же затеял собственное расследование.

Но довести его до конца не успел. Кто-то из недовольных клиентов, по его словам, уже третий раз нарвавшийся на одну и ту же проблему, не выдержав, обратился в полицию и те, видно, давно приглядывающиеся к слишком уж законопослушной фирме, заявились прямиком к ее владельцу.

Список предъявленных обвинений был обширен. Покупатели жаловались и на плохое качество, и на отвратительное обслуживание, и на неоправданно высокие цены за услуги, которые прежде стоили сущие копейки – доставка, сборка мебели, вынос старой и так далее. Пол слушал, ошарашено хлопая глазами. Создавалось впечатление, что кто-то переделал его фирму, подогнал ее под себя, действуя во вред другим и, несомненно, на благо себе… Но кто?

Галейна обвинили в мошенничестве. Завертелось судебное разбирательство, времени заниматься любимой фирмой почти не осталось… А неизвестный мошенник, засевший в ней, между тем, продолжал свое дело. В конечном итоге пылающие праведным негодованием органы, убежденные в виновности владельца «Гало», добились приговора о тюремном заключении на два месяца, уверяя, что как только он будет арестован, безобразия прекратятся.

Пол только усмехнулся в ответ. Человеком он был сильным, удар держать умел и, хоть и находился в довольно смятенном состоянии духа, демонстрировать этого не хотел.

Состоялся быстрый суд, где приговор был не вынесен, а скорее официально подтвержден и глава известнейшей компании отправился за решетку. Но не это сумело в конце концов подкосить его и, сбив с толку, погрузить в пучину мрачных мыслей.

Спустя неделю после его ареста стало известно, что безобразия на фирме прекратились. Пол был потрясен. Он был совершенно уверен, что не имел ни малейшего отношения к тому, что творилось от имени «Гало», знал, что его сотрудники не позволили бы себе грубо обращаться с покупателями, не сомневался в поставщиках сырья… Было очевидно, что кто-то неизвестный, обладающий хорошим воображением и немалыми связями, уверенно и целенаправленно подставлял его и, в конечном итоге, добился успеха.

Хуже всего было то, что даже собственный адвокат перестал верить клиенту. Все было против, все указывало именно на владельца «Гало» и, как мельком слышал последний, вроде бы были даже обнаружены какие-то бумаги, документы, подтверждающие его причастность к мошенничеству.

У Пола опустились руки. Что делать, он не знал, силы, казавшиеся некогда неисчерпаемыми, вдруг покинули его и он просто покорился судьбе, неожиданно обрушившей на него все несчастья.

Осужден он был, как уже говорилось, на два месяца. В камере, куда отправили незадачливого бизнесмена, помимо него находилось еще несколько человек, тоже сидевших за мошенничество. Привыкший слышать неприятные, а то и страшные рассказы о том, что творится за решеткой, Галейн ожидал худшего, был готов отстаивать себя чуть ли не до последней капли крови.

Но репутация и здесь пришла ему на выручку. В первый же вечер, расспросив новичка о том, кто он и как оказался здесь, «братва» единодушно выразила ему сочувствие. Удивление мужчины, вполне естественное в этом случае, было быстро развеяно – о «Гало» слышали и здесь, и относились к фирме более, чем хорошо. Когда же стало известно, что все надежды ее владельца обернулись прахом, сокамерники только покачали головами и, видя, насколько он подавлен, решили оставить Цыгана – так прозвали его в камере – в покое.

Так прошел месяц. Цыган, почти забывший в мрачных раздумьях свое собственное имя, влачил жалкое существование больше по привычке, чем действительно сознавая это; постоянно сидел на шконке, тупо глядя в одну точку и, не считая вяло текущих мимо дней заключения, безнадежно ожидал их конца.

Наверное, он так бы и досидел до конца отведенного ему срока, и вышел бы на волю совершенно сломленным, уже не способным продолжать начатое им дело, а фирма, потеряв своего руководителя, тихо загнулась бы, забросанная грязью, если бы не вмешался случай.

Утром первого дня нового месяца в камере неожиданно поднялся переполох. Пол, обычно не обращавший внимания на поведение сокамерников – которые, впрочем, вели себя достаточно тихо и спокойно – на сей раз не мог не заметить громких, взволнованных шепотков и, что было более странно, – выражения страха на некоторых лицах.

– Диктор… – доносился до него несколько раз перепуганный шепот, – Это Диктор…

Не интересовавшийся ничем и никем все это время, Цыган внезапно ощутил странный внутренний импульс. Что-то было в этом имени, прозвище, что-то странно знакомое и странно цепляющее, хотя объяснить самому себе, что это такое, он пока не мог. Тем не менее, высиживать дольше на своем месте он был уже не в силах и, поднявшись, приблизился к собравшимся кучкой уголовникам, намереваясь выяснить, в чем дело.

– Простите… – голос, которым за весь месяц он практически не пользовался, сильно охрип и Полу пришлось прокашляться, повторив затем погромче, – Прошу прощения, что случилось?

Разговоры ненадолго затихли; испуганные и удивленные лица обратились к нему.

– Говорят, к нам сегодня пожалует Диктор, – вымолвил после недолго молчания тот, кого в камере почитали за главного, «пахан», – И никто не знает, почему этого типа сажают к нам, а не… – прочитав искреннее недоумение на лице собеседника, он устало вздохнул и знаком приказал Цыгану сесть, – Слышал о нем что-нибудь?

Пол отрицательно покачал головой. Об уголовниках ему слышать вообще не доводилось, а уж разбираться в них – так тем более, посему слов, должных бы объяснить ему происходящее, он не понял.

Пахан вздохнул вновь и начал обстоятельный рассказ. Выяснилось, что по ту сторону свободы, да и вообще в криминальной среде давно ходят рассказы, легенды, передающиеся шепотом из уст в уста, о человеке, страшном человеке, по прозвищу Диктор. Настоящее имя его никому не известно, а если и было известно, то давно забылось – с людей хватает и прозвища, данного ему за умение говорить – язык подвешен у парня как надо, уболтать может кого угодно. Человек этот – один из, если не самый безжалостный, бессердечный и жестокий убийца среди всех, известных на данный момент. Боятся его все, говорят, что он способен стереть с лица земли любого, кто ему не по нраву, любого, кто скажет лишнее слово или не так посмотрит. Полиция, хоть и знает о нем, поймать парня даже не пробует – все они люди, все ценят свою жизнь, у всех есть семьи… И никто не хочет однажды обнаружить если не себя самого, то кого-то из членов семьи с перерезанным горлом и фишкой из казино на остывшем теле. Фишка – его отличительный знак. Диктор никогда не скрывается, не стесняется показать, кто стал причиной гибели очередной его жертвы и, убив, оставляет на теле фишку из казино.

Как уже было сказано, Диктора боятся все. За решеткой он никогда не был, ибо полиция не особенно старается схватить его и поэтому тот факт, что сегодня, по слухам, этот человек окажется здесь, среди мошенников, людей, никогда не причинивших никому физического вреда, откровенно ужасает.

– Непонятно, почему парня, промышляющего больше «мокрухой», запихивают к нам, – завершил свой рассказ пахан, – Разве что Трес поспособствовал в этом, помог…

– Кто? – Цыган, услышавший еще одно, неизвестное ему прозвище, недоуменно нахмурился. Собеседник его только махнул рукой.

– Этот еще более неизвестен, чем тот. Вроде бы парень взялся из ниоткуда, а сразу застолбил себе нехилое местечко наверху. Наши говорят, о нем никто не знает не только имени, но даже и лица, только прозвали Тресом потому, что поговаривают, будто в настоящем его имени всего лишь три буквы. Диктор вроде связан с ним, а у Треса, говорят, руки длинные…

Пол хотел спросить еще что-то, но не успел. От дверей донесся металлический лязг, возвещающий о ее открытии и железная створка, распахнувшись, явила взглядам всех присутствующих высокого молодого человека с небрежно сбитыми набок светлыми волосами, озорно блестящими голубыми глазами и широкой улыбкой на красивом лице с правильными чертами. Позади него маячили несколько конвоиров – явно больше, чем сопровождали в свое время самого Пола – замерших с не то испуганным, не то с уважительным выражением на бледных лицах.

– Заходи… те, – донесся не приказ, а скорее просьба, и парень, спокойно кивнув, легкой походкой зашел в камеру. Дверь за ним захлопнулась на редкость поспешно, торопливо заскрежетал запираемый замок.

Юноша, сбросив с плеча подобие рюкзака с какими-то вещами, не то оставленными ему, не то просто предметами первой необходимости, окинул взглядом затравленно взирающих на него заключенных и приветливо улыбнулся.

– Привет, ребята, – говорил вновь прибывший спокойно, даже мягко, но заключенные, к которым он обращался, почему-то отпрянули, старательно забиваясь в дальний угол. Пол, невольно подчиняясь стадному инстинкту, тоже попятился, направляясь к своему месту и усаживаясь на него, хотя страх сокамерников пока был ему не особенно понятен. Ничего угрожающего в молодом человеке не было – голубые глаза его смотрели дружелюбно, открытое лицо располагало к себе, как и широкая, спокойная улыбка, да и вообще в этой обители людского горя незнакомец казался едва ли не случайно проникшим сюда лучом света.

Пахан, как главный среди находящихся здесь, как человек, должный быть, соответственно, самым смелым, самым храбрым, сглотнув, сделал шаг навстречу спокойно стоящему парню.

– Добро пожаловать… Диктор, – голос его звучал хрипло, где-то на дне его угадывалась дрожь. Диктор, бросив на него равнодушный взгляд, кивнул, выражая благодарность за приветствие.

– Ты тут главный?

Пахан неуверенно опустил подбородок. По лицу его явственно читалась готовность сложить корону и передать ее новичку, безропотно принимая его главенство.

Диктор, явно поняв это, усмехнулся и слегка покачал головой.

– Да не дрожи ты, мне твое место не интересно. Хотел только сказать, что я к вам ненадолго – через месяц распрощаемся, если не раньше. Так что, боюсь, мы даже и познакомиться близко не успеем… – в голубых глазах полыхнул и тотчас же скрылся дьявольский огонек и пахан попятился.

Пол, наблюдающий всю эту картину со стороны, видел, что сокамерники ничуть не осуждают того, кого выбрали над собою старшим – видимо, Диктор внушал такой ужас, что иначе вести себя с ним представлялось просто невозможным. И что-то подсказывало ему, что как бы парень не отнекивался от места главного здесь, оно было ему обеспечено еще до того, как он переступил порог камеры. Слава бежала впереди него, расчищая дорогу.

Не обращая больше ни на кого внимания, Диктор подобрал с пола сумку со своими вещами и той же легкой походкой, спокойный и уверенный в себе, направился к шконке, где сидел Пол.

Цыган непроизвольно сглотнул, чувствуя, что по коже побежали мурашки. Кровати в тюрьме двухъярусные, свободное место оставалось все это время только у него над головой и, сообразив сейчас, какое опасное соседство ему светит, он почувствовал, как холодеют пальцы. В камере свои законы, свои правила и порядки. И если этот человек действительно так опасен, если способен убить за один косой взгляд, то на свободу его несчастный сосед может и не выйти…

– Здоро́во, – Диктор, подойдя вплотную к койке Галейна, ослепительно улыбнулся, склоняя голову набок, – Значит, мы с тобой соседями будем? –он протянул руку для пожатия, не прекращая лучиться доброжелательностью, – Ну, тогда есть смысл познакомиться.

Пол неуверенно пожал протянутую руку.

– Цыган, – за проведенный месяц он, успев подзабыть данное ему при рождении имя, привык называть себя так. Парень, не отпуская его руки, неодобрительно прицокнув языком, слегка повел подбородком из стороны в сторону.

– А настоящее имя?

Мужчина растерянно моргнул. Такого вопроса в этих стенах ожидать как-то не приходилось.

– Пол… – неуверенно произнес он, с трудом вспоминая, как его зовут, – Галейн.

Собеседник, выпустив его руку, куснул себя за губу, как будто сдерживая смех и вновь склонил голову в приветственном кивке.

– Рад знакомству, Пол. Я Шон. Шон Рэдзеро.

***

С появлением Шона все переменилось. Дни, прежде тянувшиеся нескончаемой чередой, стали пролетать, как одна секунда и, если предыдущий месяц отсидки показался несчастному заключенному тридцатью годами, то этот пролетел за четыре дня.

Диктор всегда был весел, оживлен, подвижен; не взирая на то, что сокамерники практически не скрывали своего страха перед ним, он все-таки ухитрился стать душой компании, завоевать всеобщее расположение. С Полом он общался больше и чаще остальных, нередко засиживаясь в беседе с ним до полуночи, и, всячески демонстрируя свое расположение к «соседу», как он звал его, словно бы старался подчеркнуть, что считает его другом.

По утрам он занимался – подтягивался на своей койке, держась за ее край, отжимался, приседал, даже делал упражнения на пресс – все это под прицелом завистливых взглядов прочих сидельцев. Занимался парень, как правило, в одних штанах, не скрывая впечатляющей мускулатуры.

Пол, глядя на него, и сам начинал потихоньку включаться в спорт, повторяя если не все, что делал его новоявленный друг, то уж две трети точно.

После занятий Шон всегда ободряюще хлопал его по плечу и говорил, что завтра он наверняка сделает больше.

Он всегда держал наготове смешную шутку, удачное словцо, чтобы поддержать так и норовящего вновь упасть духом товарища, всегда умел отвлечь его от пасмурных мыслей, и Пол, казалось бы, увязший в пучине отчаяния, стал потихонечку возвращаться к жизни.

Неприученный держать все в себе, незнакомый с предательством, он рассказал Шону все о происшедшем в его жизни и, получив так желаемую и ожидаемую поддержку, впервые, к своему удивлению услышал о том, что не должен сдаваться.

– Неужели ты так и позволишь всему пропасть из-за какого мерзавца? – пылко и убедительно говорил Диктор, – Ты должен выйти, выяснить, кто он и разобраться с ним, а потом, назло всем, снова поднять «Гало» на прежний уровень!

Галейн слушал его, кивал и постепенно проникался этими словами, чувствовал, как в нем поднимает голову здоровая злость, как вновь просыпаются уже, казалось бы, утерянные силы.

Он готов был рассказывать Шону обо всем, доверял ему почти безоговорочно и, чувствуя, как повышается благодаря этой дружбе его авторитет в глазах сокамерников, испытывал смесь гордости и удовлетворения.

Но одной темы в разговоре он все-таки стремился избежать. И Шон, будто чувствуя это, раз за разом, так или иначе, поднимал ее, правда, очень изящно, не вызывая подозрений, но вместе с тем довольно настойчиво.

Речь шла о странном цвете глаз Галейна…

– Понимаешь, они и тогда уже у меня «светились», – Пол, несколько утомленный собственным рассказом, глубоко вздохнул, опуская взгляд с потолка на своего внимательного слушателя, – И он непрестанно спрашивал меня о причинах этого, постоянно, регулярно, но так, что это казалось естественным. Чаще всего он просто выражал удивление, восклицая что-то вроде «Какие же странные у тебя все-таки глаза!» и тут же присовокуплял или вопрос, или просто свое удивление, говоря, что не представляет, что могло бы привести к этому. Однако, я так ничего и не сказал.

Совместный месяц пролетел быстро и, практически в один день, мы покинули ставшую до омерзения привычной камеру. Он говорил, что у него никогда не было такого друга, как я, говорил, что и на воле меня не забудет… Но после выхода из камеры я не встречал его до того самого мига, когда он ударил меня по затылку в подъезде дома моей сестры. Вот и вся история.

Пол замолчал и, видимо, ожидая реакции, с небольшим трудом приподнял подбородок. Воспоминания все же утомили его и, не будь здесь Кевина, он бы с большим удовольствием улегся бы спать.

Молодой же человек, привыкший замечать и отмечать детали, слегка нахмурился.

– Как вся? А чем же кончилось дело с тем мошенником, из-за которого ты попал за решетку? «Гало» ведь процветает, стало быть, ты все же разобрался с ним или?..

– Ах, да, – Галейн мрачновато улыбнулся, на несколько секунд прикрывая глаза, – Можно сказать, что «или», Кевин. Когда я вышел на свободу, первое, что я сделал – устроил разгон тем доброхотам, что скрывали от меня проблемы. Пригрозил уволить, если такое повторится вновь…

…Сотрудники, искренне любившие своего руководителя, переживавшие как за него, так и за общее дело, дали клятву впредь не утаивать от него ничего, что происходит на фирме. Забегая вперед, скажем, что слово свое они сдержали и Пол Галейн с той поры знал все, что творилось в «Гало». Впрочем, серьезного ничего более не происходило.

Следующим шагом Цыгана была проверка документов отдела кадров. Мужчина небезосновательно подозревал, что незадолго до начала всех событий на фирме должен был появиться новый сотрудник, исчезнувший сразу после того, как владелец был посажен. К его вящему изумлению и, надо сказать прямо, шоку, результат был получен почти сразу.

За несколько дней до начала проблем в «Гало» устроился новый сотрудник. Некто, чье имя все еще горело клеймом в сознании Пола, некто, кого звали Шон Рэдзеро. Не веря себе, Галейн торопливо пролистал документы. Дата увольнения Шона совпадала с датой, с которой началось безрадостное существование Цыгана в камере… В сознании как будто вспыхнул свет. Пол вспомнил, как однажды, проходя мимо цехов, услышал, как рабочие в разговоре упомянули какого-то диктора, но не придал тогда значения этому. Разве что ему показалось несколько странным, что говорили о нем без уточнения фамилии или имени, – слово Диктор звучало само как имя.