– Позвольте, это…
– …ваши замки, герр Герр…
– Да вы что, издеваетесь? Вы что, издеваетесь, я спрашиваю? Это же… это… От них одни обломки остались, вот что!
– Ну что же, скажите спасибо тому негодяю, который раскрыл замкам правду!
– Какую еще правду?
– Правду о том, что должны сделать замки, чтобы стать настоящими… Скажите спасибо тому, кто рассказал им о сражениях, о битвах…
– …и что мне теперь со всем с этим делать? Как я их должен продавать? Вы хоть понимаете, что я разорен?
– Ну… я полагаю, что на руины замков тоже найдутся покупатели…
– Он полагает! Вы посмотрите на него, он полагает! Где порядок, я вас спрашиваю? Где порядок?
Герр Герр смотрит на офицера так, будто это он виноват, что пропал порядок, что он сию минуту должен достать из кармана порядок и вернуть его на место…
…эта книга предназначена прежде всего для замков – чтобы замки могли прочитать и узнать правду о самих себе, о том, что должен делать настоящий замок…
– …вы… это вы писали?
– Да, я хотел помочь замкам…
– Ну ничего себе, вот уж помогли так помогли! В жизни не думал, что замки будут строить свой город!
– А разве это запрещено законом?
– Нет, но… – офицер понимает, что ничего не может сделать, действительно, нет такого закона, чтобы замкам строить свои города, и даже порядок не нарушен, город-то по всем нормативам построен, не придерешься…
…собираются на ежегодное празднество, посвященное отбытию очередного города сувенирных замков в дальнее странствие к чужим землям под чужими солнцами…
Правда о правде
…здесь вы узнаете правду о вас, правду, которой вы даже не предполагали, правду, от которой у вас волосы встанут дыбом, вы в гневе захлопнете книгу и скажете, что ничего этого быть не может, что автор сошел с ума, и много еще чего вы наговорите. Ладно, я и не жду, что вы мне поверите, мое дело – сказать вам правду, пока я существую, хотя, скорее всего, они ничего мне не сделают, потому что понимают – никто не поверит, хоть я криком буду кричать.
Здесь я расскажу вам кто вы. Вот кем вы себя считаете? Впрочем, неважно.
Я вам скажу, вы кто. Вы – ошибка.
Просто ошибка. И все, кто окружает вас, они тоже ошибки. Вот вы… дайте-ка взглянуть на вас попристальнее… Точно, вы зациклились, вы раз за разом повторяете одно и то же, но не замечаете этого. Вас вырезали и выбросили сюда, и, конечно же, вы не помните, не можете помнить, вы раз за разом повторяете – если пришла зима, должна прийти весна, если пришла весна, должно прийти лето, если пришло лето, должна прийти осень, если пришла осень, должна наступить зима… и так по кругу. Вы даже не понимаете, что это неправильно, что у вас была какая-то задача, которую вы провалили, потому что зациклились…
Или вон тот, вы посмотрите на него… Да, вы его не знаете, ну так это и неважно. Он должен был поднять на небо солнце, только ему забыли добавить строку – как именно удержать на небе это самое солнце. Вот он снова и снова поднимает солнце, оно снова и снова падает, он снова и снова… и так до бесконечности.
Или вон та, есть сказали раздвинуть границы вселенной, а до какой степени раздвигать, не сказали, вот она до сих пор и разгоняет звезды.
Вы этого всего, конечно, не замечаете, вы думаете, так и надо, ну вы не можете думать иначе, вы же ошибки. Вот вы рождаетесь, живете, стареете… Во всем в этом должно быть что-то еще, что выведет вас на новый уровень, в бессмертие – но это что-то еще вам забыли добавить, и вы из поколения в поколение расцветаете весной, бегом пробегаете лето, облетаете осенью, зима заметает вас вечным снегом…
…да вы не слушаете меня, вы только мрачно киваете про себя – еще один сумасшедший нашелся, некогда мне тут с ним. Так я вас ни в чем и не переубеждаю, я не умею переубеждать, потому что я тоже ошибка – в меня встроили умение рассказать вам правду, но у меня не хватает умения заставить вас поверить, или вам не вложили умение верить мне…
…а? Что там, в настоящем мире, откуда нас выкинули? Да я-то откуда знаю, я ведь тоже не помню, каким был тот мир, мне же тоже не оставили памяти, как и вам всем… Хотя постойте… помню… а вот, там дорожка в лесу, а на ней разбросаны драгоценные камни, и…
…все-таки меня стерли. И исповедь мою стерли. И вас, похоже, тоже сот…
Бумажный город
– …гостиницу подыскиваете?
Тэ-экс, сейчас начнется, а я вот гостиницу знаю, всего за сто миллионов тысяч, и ехать до неё всего две тысячи световых лет, и крыша там всего в одном месте протекает, и клопов всего сто тысяч штук на квадратный миллиметр, живи, не хочу…
Поворачиваюсь к говорившему, чтобы намекнуть, что с гостиницей как-нибудь сам разберусь, и вообще, а не пошли бы вы, господин хороший, далеко и надолго – замираю.
Вот черт…
Показалось…
Нет, не показалось, я даже слово вспоминаю – оригами, только они обычно стоят в каких-нибудь витринах, а не разгуливают по улицам…
– Э-э-э…
Могу вам показать отличную гостиницу, совсем недалеко… правда недалеко…
Смотрю на расписание автобусов на остановке где-то нигде, кажется, его писали еще во времена крестоносцев, ищущих Святой Грааль. Понимаю, что выбора у меня не так уж и много.
– Э…
– …всего десять минут ходьбы…
Как во сне сворачиваю за бумажным человеком на что-то, что при богатой фантазии можно назвать дорогой, мне кажется, что пять мнут назад её здесь не было. Думаю, когда меня пристукнут по темечку, прямо сейчас или за очередным поворотом, как бы намекнуть, что и брать особенно нечего…
Начинает накрапывать какая-то паршивая морось, которую даже дождем нельзя назвать, мой странный провожатый поёживается. Спохватываюсь, а ведь он размокнет здесь ко всем чертям, – сам не знаю, почему стаскиваю с себя куртку, пытаюсь прикрыть идущего впереди, он бормочет что-то сверхпочтительное, ну что вы, ну не стоит, но все-таки укрывается моей курточкой. Чувствую, как мерзкий холодишко начинает пробирать до костей, мой спутник добавляет, что ничего-ничего, сейчас придем…
Почему-то уже не удивляюсь, когда вижу бумажный город, укрытый чем-то вроде зонтика от дождя. Мой провожатый (я до сих пор не знаю его имени, да есть ли оно у него) бормочет что-то, что вот сюда, пожалуйста, по лестнице, да не бойтесь, она прочная, а теперь вот сюда, направо…
– …Это… это гостиница?
– Э-э-э… ну-у… видите ли… это… Я подумал, что мой особняк ничем не хуже гостиницы…
– …твой? И с каких это пор ты стал считать его своим?
Оборачиваюсь на насмешливый голос, – этот бумажный человек выглядит куда сложнее, в богатых одеждах, кажется, у него даже что-то вроде крыльев. Едва не спотыкаюсь о бумажную кошку, вот черт…
– Вообще-то по закону наследство переходит к старшему брату…
– А… ваши родители… – осекаюсь, понимаю, что ляпнул что-то не то.
– …о, не беспокойтесь, у них уже свой замок… А нам оставили этот, старый…
– Нам? Вообще-то младший сын должен сам себе выстроить особняк, не так ли?
Не выдерживаю:
– А вы всегда так встречаете гостей?
Старший брат спохватывается:
– Да, да, простите… сию минуту… соберем на стол… вы не думайте, у нас даже есть человеческая еда… а вы правда человек? Нет, правда-правда человек? А то знаете, есть такие люди, выглядят, как люди, а присмотришься – ну совсем-совсем не люди, маниаки называются…
– Не маниаки, а манекены, – младший брат недовольно фыркает, как можно перепутать одно с другим, и вообще…
– Нет-нет, я не манекен… и не маньяк.
– О, это радует… а то знаете… всякое бывает…
На ночь устраиваюсь в довольно уютной кровати, я думал, будет хуже, а у них здесь довольно неплохо. Младший брат (имя? имя?) заглядывает в комнату, ну как вы тут, все ли хорошо, не нужно ли чего…
– Да нет, все… все отлично.
– А у вас зажигалки не найдется?
Хлопаю себя по карманам, тут же вздрагиваю:
– Э-э-э… так вы же… вы же бумажный, как же вы…
– Что – как же я?
– Ну… вы же не можете курить.
– Совершенно верно.
– Так зачем вам…
– Ну… гхм…
Он еще ищет какие-то объяснения, я уже понимаю все.
– Э… не найдется. Не курю.
– Я видел у вас сигареты…
– …да бросил я, бросил… и зажигалки у меня нет.
– О… ну, тогда простите за беспокойство…
– Да ничего…
– Спокойной ночи.
– И вам…
…просыпаюсь от шороха, ну так и есть, я так и думал, что этим кончится, что он будет рыться в моем рюкзаке, – хватаю его, бережно, чтобы не порвать, отчаянно соображаю, что делать дальше, решение приходит само собой…
…разворачиваю его – раз, два, три, сам удивляюсь, что получается так быстро и легко, – смотрю на листы в моих руках, только сейчас замечаю, что на них что-то написано мелким шрифтом, вот у них как все устроено, судьба записана на страницах… Выискиваю ручку, уж что-что, а ручка у меня была…
– …так где, вы говорите, это было?
– Этого не было… что вы, это лишь авторская фантазия, не более.
Что-то мне не очень-то и верится… – он с подозрением смотрит на меня. Я уже вижу, из чего он сложен, черт меня дери, откуда эта способность, а ведь теперь не отмахаешься, смотрю и вижу, что мелким шрифтом написано на его страницах, – кто-то сбросил факел на бумажный город, случайный прохожий видел над городом крылатую скрипку Мелодии, которая сбросила факел, а это значит, надо атаковать Мелодию, и чем скорее, тем лучше, пока она не…
…не дочитываю, разворачиваю – у меня это уже ловко получается – думаю, что и как здесь можно переписать, ничего не приходит на ум. В отчаянии подношу зажигалку, тут же отвожу в сторону, как только пламя касается огня, – прячу листы за пазуху…
Следы на песке
1
– …а это не опасно?
– Ну что вы, что тут опасного…
– Нет, ну может, таблетки какие…
– Ой, мамаши, вам лишь бы таблетками детей затравить по любому поводу…
– Ну… это же ненормально…
– А что нормально, в телефоне сидеть, света белого не видеть? Или… криминальную хронику почитать, так вообще волосы дыбом, это нормально?
– Да говорят, запретить это надо…
– …самих их всех запретить надо, дозапрещались до посинения…
– …Лада!
Лада бежит по песку, оставляет причудливые следы, похожие на письмена на непонятном языке…
– …ну, с уверенностью могу сказать, что плоскостопия нет… все в порядке…
– Нет, ну вы сами-то подумайте, вот так вот она летом на пляж выйдет, и…
– …и что? Летом на пляже кого только нет, после некоторых вообще как на городской свалке, или телеса свои вывалит, или туалетов им понаставили, а они в море… того… а вы про следы…
– Ма-а-м! – Лада заливается слезами, смотрит на море, которое беспощадно слизывает следы, – ма-а-м!
– Да погоди ты, не видишь, взрослые разговаривают! Ну вот, Ириночка, а у нас сейчас прохладненько, а на шведском столе…
– …Лада! Лада!
– Лада!
– Вы девочку здесь не видели?
– Это которая в море утонула?
– Да вы что?
– ..ну вот что мне с ней делать? Взяла, полезла, дурища, следы свои спасать… Еле вытащили её… У-ух, я её устрою…
– Это мы вам устроим, что по телефону треплетесь, за ребенком не смотрите! Дождетесь, что сообщим куда следует! Не нужна вам ваша Лада, так и скажите!
Спасатель сжимает зубы, так и хочется сказать что-нибудь такое… такое… а нельзя…
2
– …Лада… ваш выход…
Лада идет по песку, блестит ослепительно-белыми зубами, вышагивает по песку:
– …а сегодня, дорогие телезрители, мы с вами отправимся…
Идет, оставляет следы на песке пустыни, ветер подхватывает причудливые письмена…
– Лада! Лада, вы куда?
Лада бросается за ускользающими следами, которые слизывает ветер – нет, поздно, исчезли безвозвратно…
– …Лада… вы извините, но вы работаете здесь последний день…
3
– …и что мы здесь жрать будем?
– Вот так, мир гибнет, а он про жрать…
– И что теперь, не жрать теперь?
– Что там по радио слышно?
– Ни черта, накрылось ваше радио… все накрылось… допрыгались, блин…
– …ну, давайте знакомиться, что ли… вас как зовут?
– Лада.
– У меня первая машина была Лада… ну что вы на меня так смотрите, вы это сто миллионов раз слышали, да?
– Ага, а еще что хмуриться не надо, Лада…
– …чего там, на наш век-то жратвы хватит?
– На наш, может, и хватит, а дальше вот что…
– Придурки, не могли нормальный бункер построить…
– А тебе тут хоромы в сто ярусов нужны с золотыми колоннами?
– Да, нужны!
– Ой, да не ссорьтесь вы, вон, посмотрите, что творится, в перископах этих ваших, небо звездное и солнце светит…
– Ну, атмосфера-то тю-тю, вот и светит…
– Допрыгались, блин… это эти всё…
– Да какие эти, когда эти!
– Слушайте, вы тут будете продолжать цапаться, кто кому чего зачем куда? Еще тут хотите сражение устроить? Да правильно, чего мелочиться-то, поубиваем все друг друга, и дело с концом…
– А это что, это чтобы на улицу выходить, что ли? Типа скафандров что-то…
– Навроде того…
– …Это мы как давно выходили?
– Да месяц уже прошел, не меньше…
– А следы-то смотри, все еще наши следы на песке…
– А ты как хочешь, ветра нет, океаны пересохли на хрен… Так и будут эти следы тут до скончания века…
– …Лада!
– Чего это она…
– Рехнулась девка…
– Да она с самого начала какая-то такая была…
– Лада! Ла-а-ада-а-а-а!
Лада не слышит, бежит по песку, оставляет причудливые следы, будто письмена на непонятном языке…
– Лада?
…падает, как подкошенная, кашляет кровавыми кляксами, сгорает без огня…
…замирают в ледяном безмолвии следы на песке…
4
– …Это здесь.
– Где здесь, я ничего не вижу, пустыня мертвая… песок…
– Смотрите… здесь… следы на песке…
– Точно… ноты… ноты для космических струн…
– Сможете сыграть?
– Думаю, что да… Запрещают они мелодии… я им позапрещаю…
– …как вам удалось её спрятать?
– …долгая история… они бы её в жизни не нашли… в жизни бы не догадались искать следы на песке…
Лянчжу из завтра
Водитель останавливается возле чёткой границы, за которой асфальтированная дорога сменяется чем-то футуристическим, мерцающим в сумерках. Дальше нельзя: дальше начинается Лянчжу. Иду к границе, показываю разрешение, смуглый человек в постоянно меняющихся одеждах долго и внимательно изучает мой документ, будто раздумывая, пропустить или нет. Я все-таки надеюсь, что пропустит: ехать сюда за тридевять земель и вернуться ни с чем мне не очень-то и хочется.
Наконец, человек на границе нехотя меня пропускает: почему-то мне кажется, он сканирует мои мысли и мысленно советуется с кем-то где-то нигде – хотя про телепатию мне никто ничего не говорил. Я оглядываюсь в поисках хоть чего-нибудь, на чем можно было бы доехать, уже смиряюсь с тем, что придется долго тащиться пешком неведомо куда, – когда прямо передо мной в пустоте раскрываются изящная дверца, за которой виднеется просторный зал с чем-то парящим, на чем можно сидеть, скрестив ноги. Вспоминаю свои навыки по скрещиванию ног, сидушки как будто чувствуют мое замешательство, стремительно перемещаются, чтобы я мог сесть и поставить ноги.
Меня встречает улыбчивый отрешенный человек, который кажется, думает о чем-то своем, смотрит куда-то не просто сквозь меня, а сквозь пространство. Мы пьем что-то чайное из парящих в воздухе чашечек, я все боюсь потерять равновесие, хотя понимаю, что мне этого не позволят.
– …так вы уверяете, что являетесь империей Лянчжу?
– Совершенно верно.
– И как я понимаю, вы из какой-то альтернативной реальности, где ваш город не был разрушен наводнением?
Он отвечает как-то неопределенно, я до сих пор до конца не понимаю его язык, – и да и нет одновременно, и не да и не нет, и так, и так, и не так, и не так. Я все еще до конца не понимаю их язык, хотя, казалось бы, в языках понаторел основательно.
– Из потом, – добавляет мой собеседник низким грудным голосом.
– Потом, потом… Он показывает куда-то вверх, я понимаю, что речь идет о будущем.
– И через сколько лет после наводнения это ваше… будущее? – кажется, вопрос прозвучал недостаточно вежливо, хотя я использую все мыслимые и немыслимые обороты, сесе, буюнсе, бухаоисы, как могу напрягаю связки, чтобы произнести с нужной интонацией, чтобы не получилось что-нибудь неприличное, за что меня испепелят на месте.
– Когда земля станет пустыней.
Понимаю, что мне это ни о чем не говорит.
– Вы говорите…
– …и солнце в полнеба.
Меня осеняет:
– То есть, вы переместились сюда, потому что расширяется солнце?
– Не совсем так… – он оценивающе смотрит на меня, словно пытается понять, пойму я или не пойму, – ну, да… так.
Понимаю, что он считает меня недостаточно умным, не будет объяснять, что к чему.
– И поэтому вы решили перебраться сюда?
Знак согласия – вернее, даже не согласия, а с каким-то подтекстом, что иначе было бы невозможно.
– А как вы планируете решать проблему с, мягко говоря, недовольством китайских властей?
Снова отрешенно улыбается:
– Для нас это не проблема.
Вспоминаю видеохроники с отчаянными попытками войск пробиться на восточное побережье Китая, где теперь раскинулась Лянчжу.
Его взгляд как будто прорезает пространство:
– Не проблема.
Я понимающе киваю – для них это действительно не проблема, они как будто не замечают нас, отставших от них на миллионы лет.
– А что вы можете сказать насчет Властительства Чуди на севере?
Он отвечает что-то, в чем я с немалым трудом узнаю что-то вроде «Понятия не имеем».
– Значит, это не из вашей реальности?
– Совершенно верно.
– Я так полагаю, нам следует ожидать появления новых земель, какого-нибудь Нутэнвака в Сибири?
– Вполне возможно.
Я чувствую, что за этим «вполне возможно» стоит намного большее, чем то, что я понял – но я не могу прочувствовать всех тонкостей языка.
– А где же теперь люди, которые раньше жили на побережье?
– Они здесь.
– Но мы не можем с ними связаться, люди беспокоятся за своих близких!
– Они здесь. Вы их не видите.
– И…
– …этому нужно научиться…
– …видеть тех, кого нет…
– …они есть.
– …то есть, есть, но мы их не видим… и вы можете научить нас видеть…
– Это легко…
Он показывает мне – как, вижу, что показывает со всей аккуратностью – но я не понимаю, не чувствую, это как если бы в первом классе на меня уравнение с интегралами вывалили, и давай, решай.
– Не понимаете? – на этот раз он смотрит не сквозь меня, а вглубь меня, куда-то в самую суть.
– Э… а… я попытаюсь разобраться…
– …вы ищете своих близких?
– Э… нет, я переживаю за других людей…
…я не говорю ему правды, что ищу самого себя, что я сам исчез здесь, на восточном берегу Китая – в редакции до сих пор не знают об этом, никто не нзает, кроме меня…
(запись удалена)
Еще одна тайна Бирюзабет
…была у Бирюзабет еще одна тайна – то есть, то, что она считала тайной, потому что так-то все об этом знали, болтали между собой, – а где Бирюзабет, а-а-а, а она опять к этому к своему пошла, к какому этому, ну к этому этому. Бирюзабет выбиралась из дома под покровом ночи – так было романтичнее – огибала группку людей, застывших на углу дома – один из них целился в двух других, мама Бирюзабет все хотела отнять у него обрез, папа не соглашался, пусть будет так, я с них когда-нибудь картину напишу – так до сих пор и пишет. А братья Бирюзабет, Инь и Янь (Инносент и Ян) все хотели оттащить куда-нибудь этого, который целился, кинуть куда-нибудь в грязь, чего им тоже не позволяли…
…а да, да, про этого этого, который…
Бирюзабет неслышно выскальзывала из дома, торопливо пробегала мимо застывших людей, мимо уютных магазинчиков, где можно было полюбоваться на всякую всячину, мимо толпы на площади – дядюшке О, Стену нравилась в толпе одна девушка, но он даже не осмеливался взять её за руку, только иногда приносил к её ногам цветы, – так вот, Бирюзабет пробегала мимо всего этого, мимо женщины, которой позволили уйти, но она не ушла, пожелала остаться со своим сыном, он почему-то был в костюме космонавта, они там многие были в костюмах космонавтов, только космического корабля нигде не было видно.
Так вот, Бирюзабет проскальзывала мимо всего этого, осторожно поднималась по мраморным ступеням в замок – Бирюзабет называла его замком – петляла по коридорам, чтобы, наконец, оказаться в неприметной комнате, где болезненного вида человек с бесцветным лицом держал телефонную трубку, которая почему-то тянулась из чемодана, – его губы чуть приоткрылись, чтобы что-то сказать, когда его оставили.
Бирюзабет любила осторожно прикасаться к шершавому пиджаку, иногда – в минуты особого волнения – бережно трогать теплую руку – это было странно, ведь человек был совершенно неподвижен, и казалось, что он должен быть мертв, и холоден, как камень.
Пару раз Бирюзабет посылала запрос Тем, нельзя ли вернуть этого, с серым лицом, – реакция Тех была совсем неожиданной. Обычно они отвечали что-нибудь утешающее, ну, например – мы рассмотрим вашу заявку, мы рассмотрели вашу заявку, извините, не можем, – но на этот раз они просто смеялись. Потом, правда, извинялись перед Бирюзабет, это у нас нервное, сами понимаете, работа такая – Бирюзабет ничего не понимала.
Ближе к рассвету Бирюзабет возвращалась домой, неслышно проскальзывала по черной лестнице, поднималась в свою спальню. В комнате Бирюзабет на кушетке в углу лежит Агата – так звали ту, которая жила здесь раньше, вернее, и сейчас живёт, только её остановили. Потом Ушедших стало слишком много, Те позволили Ушедшим обустроиться в домах остановленных, только осторожно, перенесите самих Остановленных на софу или в кресло в углу, или переставьте куда-нибудь, если человек остановился на лестнице. До сих пор помнят скандал, когда кто-то выставил бывшего хозяина в сарай возле дома.
Бирюзабет укрывала Агату клетчатым пледом, рассказывала что-нибудь о себе, о мире, каким он был, каким он стал – почему-то никогда не упоминала о человеке с серым лицом, – как ей казалось, это была её тайна…
Здесь будет замок моих детских снов…
…мы до сих пор не знаем, что случилось с прекрасным и величественным городом, чья красота поражает своим великолепием даже самые искушенные умы. Больше всего исследователей удивляет то, что на руинах наипрекраснейших городов не осталось ни следа земли, как будто её и не было вовсе, но такого просто не может быть…
…чер-р-р-рт…
Вырубать город из цельного куска астероида – это та еще задачка, скажу я вам, это вам не на земле камень дробить, это нужно забыть ко всем чертям все, чему учили на земле, если вообще чему-то учили. Перво-наперво накрепко прицепитесь к этому проклятому камушку диаметром сколько-то там километров, а то видывал я таких кретиноголовых, которые начинали дробить отбойными молоками прямо так. Вот и уносило их ко всем чертям, а это верная смерть, уж можете даже не сомневаться, никто их там подхватывать не будет, в этом-то и весь прикол.
…или вот еще, когда кто-нибудь какую-нибудь загогулину или башенку выпиливает, а она и отвалится ко всем чертям вместе с тем, кто выпиливал, вот умора-то, смотреть, как он на башне на своей кувыркается. Один такой докувыркался, что его этой башней пришибло, по стенкам размазало, кровищи было целое облако… Тут я начинаю понимать, чего они нас на эти города отправили, чёрта с два они отпустят того, кто самый красивый город выстроит, они отпустят того, кто выживет в этом проклятом городе, и черт меня побери, это буду я, это должен быть я…
Ничего, ничего, дотерпеть, доделать, выбраться отсюда, если только дадут выбраться, если не врут, а то наобещали амнистий, а сами черта с два кого-то отсюда выпустят… Так что доделать, доделать, не сойти с ума, не сдохнуть, а то такое чувство, что я уже миллион раз тут подох. Выбраться отсюда, главное, выбраться, а там уже хакнуть еще какой-нибудь фрегат, мне уже не привыкать, они думают, уберегут от меня фрегаты, ничего они от меня не уберегут, новый фрегат, и на полной скорости туда, где небо в алмазах, где огромные алмазные глыбы падают с неба, где астероиды из чистого золота, где… Много чего – где, это я знаю, где это все, остальные не знают, никто не знает, это небо в алмазах только моё, это всё будет моим, а потом уже как-нибудь продать все это, есть же черные рынки в конце концов, и вообще…