– И почему же он был уничтожен?
– Люди боялись огненных санов. Эридан, Вудстоун и Дамнум… все объединились, чтобы уничтожить государство, контролирующее самую опасную стихию Калахара.
– Стихию огня.
– Сама по себе стихия огня не опасна, мак. Мы согреваем наши жилища, освещаем их, готовим еду. Огонь полезен. Но был один человек… Хотя был ли он человеком?
– Хуракан, – взмолился Аргон, – ближе к делу!
– Лаохесан… – произнес старик, и пламя в камине зашипело, будто змея. Аргон в недоумении уставился на рыжие языки, а Хуракан криво улыбнулся и повторил: – Сегодня огонь ведет себя иначе.
В глазах Аргона сверкнули искры. Молодой предводитель ухмыльнулся и с вызовом посмотрел на старика. Огонь всегда был обычным огнем. Аргон контролировал стихию воздуха. Он слышал, что люди Эридана контролируют стихию воды. Барлотомеи – те, что прислуживали стихии земли, – давно перестали верить в магию и не пользовались ею. У них на этот счет была своя философия, которую не разделял ни один летающий человек.
А вот санов, контролирующих огонь, Аргон никогда не видел. Они вымерли. Как и все жители Хорго. Остались лишь единицы, не владеющие магическими силами.
В голове Аргона возник важный вопрос, который он тут же поспешил задать:
– Кто такой Лаохесан?
– О-о, – опечаленно протянул Хуракан и отвернулся, – страшный человек, если он был им когда-то. Огненный завоеватель. Ты ведь слышал легенды о нем? Я точно рассказывал. Да я видел его собственными глазами!
– Тогда это уже не легенда.
Старик вяло усмехнулся. Он устало присел напротив Аргона и почесал бороду. Тот сразу же заметил нечто неладное и проговорил:
– Такое чувство, что ты его боишься.
– Конечно. Я ведь не пустоголовый болван.
– Но с какой стати ты боишься того, кто умер столетие назад?
– Ты… ты должен знать всю историю, мак… Потому что сегодня ветер нашептал мне не только то, что я должен покинуть… Ветер сказал мне, что ты должен отправиться в путь. – Хуракан виновато нахмурился.
– Что?
– Много… очень много лет назад правитель огненных земель Халассана решил, что его стихия – самая могущественная. Он восстал против Калахара и убил множество людей. Это была страшная война, и мы не стояли бы здесь, если бы Дамнум, Вудстоун и Эридан не объединили свои силы. Лаохесан был повержен, и люди дали клятву: «Брат не пойдет против брата». Придание гласит: если клятва будет нарушена, Лаохесан восстанет из мертвых. Вместе с ним на Калахар обрушатся природные катаклизмы, а тени его прежних почитателей встанут на его сторону, чтобы вновь захватить власть.
Хуракан затих. Аргон посмотрел на него и нахмурился. Он и раньше слышал байки старика. Они бывали и более странными. Но сейчас Хуракан говорил серьезно, с испугом. Его голос звенел от напряжения, и Аргону это… нравилось. Очередное приключение? Он успел многое повидать. Летал над лесами Арбора и проникал в лагеря Каменных Сердец. Пересекал Лазурный океан и даже видел край земли. Ему уже сейчас хотелось сорваться с места, чтобы заполнить пустоту внутри новыми впечатлениями. Правда, потом Аргон вспомнил о том, какая разруха поджидала его за порогом хибары. Он не мог улететь хотя бы потому, что отец бы этому совсем не обрадовался.
– Это просто предание, – наконец сказал молодой предводитель.
– Ты можешь так считать, мак. Но это не значит, что ты прав.
– Ты тоже можешь ошибаться.
– Но это не я говорю с тобой, Аргон. Это все ветер.
– Почему же… – Аргон встал и взмахнул руками. Боль тут же прошибла плечо, и он продолжил уже спокойнее. – Почему же ветер со мной не пообщался?
– Потому что ты его не слушаешь. Он здесь, в этой комнате. Прямо сейчас! Вон, в окно рвется и под дверью проползает. Он тут, – старик ткнул Аргона в грудь, – и тут. – Он растормошил его бронзовую шевелюру. – Но ты остаешься глух как покойник.
– Но почему ты решил, что клятва нарушена? Возможно, ураган – всего лишь совпадение. Мы и раньше сталкивались с трудностями. Наши земли перестали давать еду, скот покинул все наши пастбища… Если Лаохесан и правда восстал из пепла, то почему только сейчас? Что такого ужасного могло произойти?
– Брат пошел против брата.
– Да брось, люди и раньше убивали людей.
– Не так. Не по злости, не по крови!
– О ком ты говоришь?
Хуракан сжал перед собой руки, на его лбу появилась глубокая морщина, и он тихо проговорил:
– Алман Барлотомей убил Вигмана Барлотомея, мой мальчик. Можешь мне не верить, но поверь своим предкам. Духи мертвых не врут.
Аргон изумленно отступил назад. Неужели король Вудстоуна убил родного брата? В это невозможно было поверить, даже признавая, что Алман Барлотомей – самый гордый и расчетливый повелитель одной из земель Калахара. Зачем он это сделал, почему никто его не остановил? Вопросы крутились в голове юноши, но он не находил ответов.
– Я хочу поговорить с отцом, – наконец сказал он.
– Эстоф уже приходил ко мне. – Хуракан поднялся с табурета и пригладил ладонями густую бороду. – Так что, если тебя интересует его мнение, спроси у меня. Можешь, конечно, сам спросить у него. Но идти дальше.
– Мой отец не поверил бы в Лаохесана, даже если бы его огненное имя появилось на звездном небе.
– Ну, если бы появилось огненное имя…
– Отец – мудрый человек.
– Да. – Старик согласно кивнул. – И именно поэтому он дослушал меня до конца.
– А ты еще не все мне рассказал?
– Однажды мой хороший друг сказал: «Верь своим предкам, но не забывай, что они давно умерли, а ты еще жив». – Хуракан рассмеялся и схватился за живот, будто сейчас лопнет от веселой шутки. – Милый был парнишка.
– Был?
– Не сбивай меня с мысли! Аргон, я не хочу, чтобы ты доверял ветру.
– Здравый совет.
– Отправься в Ордэт и узнай у самых умных людей Калахара, кто такой Лаохесан и как его победить, правдива ли легенда, стоит ли нам волноваться, ждет ли нас погибель.
– Но… – Аргон почесал заросший подбородок, – в Ордэт нельзя попасть просто так. Туда пускают только тех, кто знает то, чего не знают в самом Ордэте.
– Тогда тебе придется добыть такую тайну.
– Каким же образом?
– Лети в Черные Топи. Змеиные жрицы откроют тебе глаза на многие вещи.
Аргон прищурился и протянул:
– Здравые советы закончились.
– Ну, ты единственный в этой деревне любишь мои нездравые советы. Возможно, именно поэтому ветер и выбрал тебя. Возьми с собой Нубу. Эта девчонка не даст тебя в обиду. Ксеона тоже возьми, только посматривай за ним. Он опасный воин.
– Но вряд ли я могу улететь сейчас. – Аргон покачал головой. – Время не то. Все это сулит огромные неприятности, которые придется расхлебывать моему отцу.
– Так помоги ему. Разузнай правду. Взгляни на мир под другим углом, мак. Ты долго бродишь по свету с закрытыми глазами, и я знаю причину, но пора прозреть, ведь многое изменилось. Природа восстала против нас, ты и сам это видел, мой мальчик. А ты задался вопросом – почему? Что мы делаем не так? Мой дом превратился в щепки, а я жил в нем сто сорок два года, Аргон. Это много, уж поверь мне! Что-то пошло не так… – просипел старик. – Мы сошли со своего пути, и нам нужно понять, как на него вернуться.
– Я, Хуракан, вор, а не спаситель.
– А я – дряхлый старик, а не мудрец. Но все-таки люди приходят ко мне за советом.
– Если бы я знал, что ты посоветуешь мне слетать до Рифтовых Болот…
– Ты бы все равно ошивался у меня.
Аргон усмехнулся и почесал вспотевший лоб.
– Так уж и быть, схожу к отцу и поговорю с ребятами.
– Да, и еще, – старик уселся на табуретку и широко улыбнулся, – попроси, пожалуйста, милую Нубу принести мне медовухи. Горло я так и не успел промочить.
* * *Аргон набросил клетчатую накидку на больное плечо, чтобы отец не заметил кровавых лоскутов ткани, и заправил ее под воротник. Сверху надел кожаную перевязь с клинками и откашлялся.
Эстоф стоял около разрушенной хибары и жадно пил медовуху. Мелкие капельки скатывались по его подбородку.
Заметив сына, он оторвался от бутыли и вытер рот тыльной стороной ладони. На нем была грязная рубаха, а бедра закрывала клетчатая ткань, перевязанная кожаным ремнем. Взгляд его узких глаз остановился на Аргоне.
– Будешь?
– Нет.
– Плохо работал, раз в горле не пересохло.
– Я работал с Ксеоном, а он любит запивать усталость.
Эстоф приблизился к сыну и небрежным движением стянул с его больного плеча ткань. Аргон закатил глаза, а Эстоф спросил:
– Болит?
– Ничего серьезного.
– Ты мог бы сказать мне, что сегодня едва не погиб. Я ждал тебя на утесе.
– Нуба, как всегда, наорала на меня, Ксеон отвел к Хуракану, а потом я сразу пошел разгребать завалы. – Аргон поправил накидку. – Я вполне способен расхаживать по Долине Ветров без жалоб на свое самочувствие. Как будто мы об этом сейчас должны переживать.
– Не знаю, как ты, Аргон, – начал низким голосом Эстоф, – но я всегда буду об этом переживать. Поэтому будь добр, сообщай мне, когда солдаты Вигмана засаживают тебе в туловище стрелу и едва не лишают жизни. Тебе, может быть, все равно, но мне – нет. Уяснил?
Аргон лениво кивнул, и отец взъерошил его волосы.
– Вот и отлично. Болван чертов. Хочешь, чтобы я поседел, как твой длинноволосый друг?
Мужчина сошел с места, и Аргон двинулся за ним. Эстоф был главой клана Утренней Зари, его клан был самым большим в Дамнуме и обычно люди именно к нему обращались за помощью, если им некуда было идти. У него были короткие волосы, широкие лоб и скулы. Когда-то давно он наткнулся в Долине на дикого волка, и тот оставил на его щеке три глубокие царапины, которые теперь превратились в блеклые шрамы.
– Кстати насчет Хуракана.
– Собираешься поговорить со мной о Лаохесане? – Эстоф хмыкнул. – Слышал я былины твоего старика. Он ошибается.
– А если нет?
Эстоф вздохнул. Выглядел он измотанным, но все равно спину держал ровно и шел уверенно. Он любил мать Аргона так, как не любил ни одну женщину. Когда она умерла, он перестал верить в силу духов. Боги забрали ее совсем молодой, и в этом не было справедливости. Так с какой стати он должен был служить таким богам?
Уже на следующий день он потерял силу стихий, перестал контролировать воздух и твердо решил, что смысл его жизни сосредоточен лишь в одном человеке – его сыне. И с тех пор ничто больше не имело значения. Ни боги, ни вера.
– Ты действительно надумал улететь? – Эстоф сердито нахмурился. – Сейчас?
– Природа восстала.
– Да, она иногда так делает.
– Отец…
– Не лучшее время ты выбрал для очередного путешествия. Ты нужен здесь, Аргон, в Дамнуме. Сколько можно напрашиваться на неприятности?
– Хуракан сказал, будто Алман Барлотомей убил родного брата.
– А вот это мне не нравится. – Эстоф задумчиво потер пальцами подбородок и сипло откашлялся. Он остановился перед телегой, полной мусора, и облокотился на нее. – Вряд ли Станхенг не отреагирует на потерю своего хранителя.
– Вольфман – больной мальчишка, не смеши меня.
– Не нужно недооценивать своего врага. Да, он болеет, но он все-таки сын Вигмана. Ему вряд ли понравилось, что отца зарезал родной дядя.
– Ты правда считаешь, что Станхенг восстанет?
Немного помолчав, Эстоф ответил:
– Да. И нам нужно будет выбрать сторону.
– Летающие люди никому не подчиняются, – отрезал Аргон, и отец посмотрел на него пронзительным взглядом.
– Как я тебя учил? Ветер нельзя поймать, его нельзя приручить.
– Тогда каким образом мы примем чью-то сторону?
– Нам понадобятся союзники, а не повелители, Аргон. Это разные вещи.
– То есть ты хочешь подружиться с Алманом? – Аргон почувствовал горечь на языке и недовольно фыркнул. – Этот гордец ни во что нас не ставит. Мы – мясо, которое он захочет использовать, и только.
– Да пусть катится в Тартар, если он так думает. Меня беспокоит только наш клан, и действовать я буду в его интересах. Пока рано судить, но возможно, что ситуация изменится и нам не придется воровать у соперника, а мы будем одалживать у союзника.
Молодой предводитель многозначительно посмотрел на отца и спросил:
– Ты хоть сам в это веришь?
– Уж побольше, чем в голоса, которые сказали Хуракану отправить тебя в Эридан.
– Ты всегда говорил, что риск для безмозглых идиотов.
– Да, и я имел в виду тебя.
– Разве мы не рискуем, закрыв глаза на видения Хуракана? – продолжил Аргон, не обращая внимания на ехидство отца. – Я не верю в Лаохесана. Но старик верит.
– Ты всегда доверял ему, будто он пророк Калахара.
– Огонь вел себя иначе.
– Огонь – это просто огонь.
– А ветер – это просто ветер, но я могу контролировать его. – Аргон щелкнул пальцами, и над головой Эстофа закружился вихрь, а трава пригнулась к земле. – Магия существует, а дурак Алман в нее не верит. Не будем ли мы такими же дураками, не поверив в Лаохесана?
Эстоф пристально посмотрел на сына. Аргон уже давно не был тем мальчишкой, у которого не находилось ответов на вопросы. Он спорил с отцом. Они часто ругались, но всегда говорили друг другу правду. Эстоф знал, что его сын очень любит Дамнум. А еще знал, что это место напоминает ему о том, что он хотел бы забыть. Как же ему стоило поступить – остановить Аргона или позволить ему самому принимать решения?
– Ты можешь пострадать, – наконец сказал Эстоф. – Одного я тебя не отпущу.
– Возьму с собой Нубу и Ксеона.
– А они об этом знают?
– Ставлю пятьдесят толий, что Нуба врежет мне между ног, а Ксеон перестанет со мной разговаривать. Но они все равно пойдут. Я бы пошел с ними.
– И как вы доберетесь до Рифтовых Болот? – Эстоф скептически прищурился и как следует откашлялся от пыли. – Эридан на другом конце Калахара.
– Долетим.
– Ксеон – не летающий человек.
– Сядет со мной или Нубой.
– Что насчет Змеиных жриц? Ты ведь помнишь, что о них говорят в Эридане? Они сами туда не ходят, Аргон. Даже речные шуты избегают Черной Топи.
– Да брось, отец. Я и не с таким справлялся. Меня только одно волнует.
– Что именно? – Эстоф исподлобья взглянул на сына и подошел к нему ближе. – Я, конечно, не такой старый, как Хуракан, чтобы давать советы, но все же.
– Твоим словам я доверяю больше, чем словам Хуракана, уж поверь мне.
– Тогда в чем дело?
– Может быть, я не хочу оставлять тебя одного. Мне не нравится эта история с Алманом и ураганом. Происходит нечто опасное, и я чувствую, что это только начало.
Эстоф неожиданно вспомнил свою жену, прекрасную храбрую женщину, которая смотрела на него такими же яркими зелеными глазами. Аргон был похож на нее.
– Если считаешь, что должен идти, – иди. – Эстоф кивнул. – А за меня переживать не надо, я был главой клана Утренней Зари еще до появления у тебя молочных зубов и веснушек, так что поступай как считаешь нужным.
Аргон криво улыбнулся. В нем боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, он не хотел оставлять отца одного, потому что предчувствовал беду. Но в то же время ему хотелось сорваться с места и как можно скорее пуститься в путь, чтобы наполнить сердце жизнью, чувствами и смыслом.
Аргон посмотрел на отца и с надеждой спросил:
– Ты проводишь нас на рассвете?
– Конечно, болван, – с чувством ответил Эстоф и притянул сына к себе. – Иди сюда.
Они прижались лбами и прикрыли глаза.
– Я от тебя никуда не денусь, Аргон.
– Я узнаю, грозит ли нам опасность, и сразу же вернусь домой.
– Я буду ждать тебя на утесе. И на этот раз будь добр – прилети вовремя.
Вольфман
Милена Барлотомей держала под руку своего сына. Их волосы блестели в утреннем свете, переливаясь золотом. Мать и сын поднимались по мраморным ступеням Станхенга. Воины провожали их взглядами, стоя на площади перед величественным каменным замком, и ни единого звука не сорвалось с их губ. Каменные Сердца молчали. Город молчал.
В воздухе висела звенящая тишина.
После похоронной церемонии Вольфман Барлотомей приказал матери провести его в тронный зал. Вигман не был королем, но жители Станхенга приняли Вольфмана после внезапной смерти хранителя города. После убийства и предательства. Кто бы мог подумать, что Алман лишит жизни родного брата? Милена пыталась представить, о чем он думал, когда вонзил клинок в сердце ее мужа, и не могла.
У главных ворот к Вольфману и Милене присоединились Эрл Догмар – правая рука Вигмана Барлотомея и командующий его войском – и Хьюго Кнут, главный визирь.
На плечах Эрла Догмара сверкали начищенные до блеска доспехи, в каштановых волосах виднелась седина. У него был прескверный характер, но Вигман считал, что Догмар никогда не вонзит ему нож в спину.
Хьюго Кнут умел быть незаметным. Он был призраком в Станхенге, несмотря на толстый живот и нелепые курчавые волосы. Ему нравилось вести беседу, а не поддерживать ее. И он возглавлял совет Вигмана. Кнут был единственным человеком, который предвидел недовольство Алмана Барлотомея. Но даже в самых диких мыслях Вигман не мог представить, что встретит свою смерть от руки брата.
– Дядя не берет меня в расчет, – пожаловался Вольфман, оказавшись в просторном тронном зале, и отошел от матери. К трону вел коридор из гигантских мраморных колонн и обсидиановых ступеней. В них отражались солнечные лучи, прорывающиеся сквозь огромные витражные окна. Зал в Станхенге был светлым, в отличие от сумрачного зала Арбора. Вот только на трон больше некому было садиться. Вольфман с грустью посмотрел на красное сиденье. – Это конец?
– Конечно, нет, – решительно отрезал Эрл Догмар. – Мои люди…
– …уже перебираются в лагерь Арбора, потому что, как бы отчаянно они ни любили Вигмана Барлотомея, их король – Алман Барлотомей Многолетний. – Кнут сложил на животе толстые пальцы.
– У нас нет шансов?
– Шансы всегда есть, мой юный друг. Но они ничтожно малы.
– Нельзя оставить смерть Вигмана безнаказанной. – Грубый тон Догмара выдавал его с головой. Начальник войска, безумец и убийца, он кидался в бой не раздумывая и часто не обращал внимания на расположение сил. Догмар должен был просто выполнять приказ, а Кнут привык приказы обдумывать.
– У нас мало ресурсов и нет способа воздействия, – сказал он.
– У нас есть преданные люди.
– Которые забудут о своей преданности, едва разговор зайдет о жизни их родных.
Вольфман посмотрел на мать. Все это время она стояла в стороне и молчала. Милена не знала, как найти в себе силы двигаться дальше. Болезненный вид сына пугал ее. Смерть мужа пугала ее. Жизнь нестерпимо пугала Милену, и она терялась в догадках: как быть с тем, что оказалось в разы опаснее? Никогда прежде она не ощущала себя настолько уязвимой. Она горевала по мужу и мечтала отомстить за него, но боялась, что в погоне за местью раньше срока потеряет и сына.
– Эта земля, эти люди… все принадлежало твоему отцу, – наконец сказала она. Ее руки сжались в кулаки, и она серьезно посмотрела на Вольфмана. – Теперь все принадлежит тебе.
– Я не король Вудстоуна.
– Ты владелец Станхенга.
– Люди не пойдут за смертельно больным семнадцатилетним юнцом. Я выгляжу в их глазах слабым. Потому и отец мертв, что я – не угроза!
Милена Барлотомей решительно подошла к сыну и схватила его за руки. В эту минуту она была той самой женщиной, на которой женился младший сын Барлотомеев, – ледяной леди Станхенга Миленой де Труа. Ее малахитовые глаза вспыхнули лютым гневом.
– Так докажи, что они ошибаются.
Вольфман вдохновленно расправил плечи, но посмотрел на каскад ступеней, что вели к красному трону, и представил, как трудно ему будет туда забираться.
Он выпустил руки матери, провел ладонью по лицу и пошел к трону, прекрасно осознавая, что никогда не сможет заменить отца. Он не был даже тенью Вигмана Барлотомея. Но он мог отомстить за него или хотя бы попытаться. Вольфман преодолел пять ступеней и уже начал задыхаться. Затем поднялся еще на десять.
Он неуклюже добрался до трона и с усилием вдохнул прохладный воздух. Милена с восхищением смотрела на сына, а Кнут и Догмар предвкушали шахматную партию. Когда Вольфман присел на кроваво-красный трон, у него внутри что-то перевернулось. Он вдруг понял, что может сделать нечто важное, несмотря на свой страшный недуг.
Впервые он почувствовал вкус власти, отчего голова пошла кругом, а сердце забилось чаще.
– Кнут прав, – досадливо сказал Вольфман, – большинство людей уйдут к дяде.
– Это можно было бы исправить, приплатив им пару лишних толий…
– Я не смогу приплачивать им вечно, а кто ушел однажды – уйдет еще раз.
– И что же вы предлагаете, мой юный друг?
Вольфман задумчиво посмотрел на голубые вены на своих слабых руках. Словно реки, они поднимались по запястью и бежали к локтю. Юноша взглянул на главного визиря и наклонил голову к нему.
– Нам нужны союзники. – Эти слова сорвались с языка удивительно легко. – Это же очевидно.
– И с кем нам сотрудничать? – скептически бросил Догмар. – С летающими людьми, которые сами определиться не могут, один у них клан или несколько, служат они Эстофу или Ровену, Нириане или Кигану? А может, обратимся сразу к верующим речным фанатикам? Уж они-то со своей Пифией не сунутся в войну.
– У Алмана есть план, он убил моего отца с определенной целью. Что если эта цель – подчинить себе не только весь Вудстоун, но и весь Калахар? Союз с Эриданом нужен нам так же, как и Эридану союз с нами.
– У нас разные религии.
– На войне это не проблема.
– Речные люди не солдаты, они не умеют сражаться!
– Тогда тем более им пригодится наша помощь.
– Но как можно заключить союз с этими дикарями? Атолл Полуночный – человек, для которого важны лишь рыба в море да журчание водопадов. Сегодня он на нашей стороне, а завтра ему покажется, что у Пифии поменялось настроение.
– Скрепим союз на кровном уровне. Семейные узы для них священны.
Милена застыла, услышав слова сына. Она приблизилась к ступеням и недоуменно свела светлые брови:
– О чем ты, Вольфман?
– Не торопитесь, мой друг, – вмешался Кнут, – такие решения…
– Нам нужны союзники! – перебил визиря Вольфман и нервно вскочил с трона. – С Дамнумом найти общий язык трудно. Но с Эриданом мы договоримся. Нужно пообещать Атоллу Полуночному то, от чего он не сможет отказаться.
Вольфман замолчал на какое-то мгновение, а потом перевел дыхание и твердым голосом отрезал:
– Я предложу ему Станхенг. Я женюсь на одной из его дочерей.
Догмар отступил назад, как от крепкой пощечины, а Кнут наоборот поспешил к королю, округлив и без того большие глаза.
– Позвольте сказать, ваша милость, что это крайне плохая идея.
– И чем же она плоха? Нам нужен Эридан.
– Но вы… вы же должны понимать, что… случись что-то с вами… – визирь говорил очень осторожно, боясь ненароком задеть юные чувства, – Полуночная станет хранительницей Станхенга, а в случае победы над Алманом и всего Вудстоуна.
– Я знаю, – беспечно ответил Вольфман, отчего лицо Кнута побледнело.
– Знаете…
– Я умру рано или поздно, а девчонкой легко помыкать. Вам так не кажется?
– Но за ней стоит Атолл Полуночный, вождь речных шутов, – вмешалась Милена, – а он не глупец, Вольфман. Пусть его и не прильщает власть, но он мудрый правитель.
– А за мной стоишь ты, – с нажимом отчеканил юный король, шагнув к ступенькам, – за мной стоит самая могущественная династия Калахара. И мы выиграем эту войну, подчиним себе Арбор, а затем и Эридан. Мы построим новый мир. Дочь Атолла станет женой Барлотомея, и она будет делать то, что мы ей скажем, – губы Вольфмана тронула усмешка, – она будет делать то, что ей велит ее новый дом.
Фьорд
Фьорд не спал. Он касался ладонями и коленями травы и читал молитву, поглядывая на небо. Сегодня оно казалось не таким, как обычно. В саду его матери Морейн Полуночной цвели красные розы. Она любила собирать их на закате. После ее смерти розы завяли все до единой.
Рассвет сегодня был точно таким, как и алые розы из маминого сада, – ярким и кровавым.
Фьорд заметил сестру. Он резко поднялся на ноги и прошептал:
– Жива.
Эльба двигалась по тропе. У нее были грязные волосы, платье порвалось во многих местах. Нимфа брела домой в надежде поскорее забраться на самый высокий водопад, дабы убедиться, что бухта не уничтожена огненными языками и не поглощена угольным дымом. Она едва не прошла мимо брата, но он выбежал к ней навстречу.
– Эльба, – Фьорд затормозил перед сестрой, – ты вернулась. Слава богам!
– Вернулась.
Брат и сестра посмотрели друг на друга. Фьорд вдруг подумал, что Эльбе холодно, и решительно стянул со своих плеч льняную накидку.
– Держи.
– Я должна поговорить с отцом.
– Тебя долго не было. Почему ты так задержалась?
– Меня не было одну ночь.