День после второго

– Мой отец умер? – еле слышным голосом спросила Катя у него, глотая слюну, глаза же ее резко намокли, и она тут же потянулась своими худенькими ручками вытирать слезы. Вместе с этим чувством опустошения и душевного расстройства она пыталась анализировать все, что было сказано, но у нее ничего не получалось, как назло. И, не сказав ни слова, она лишь набрала воздуха в грудь и принялась выдыхать этот же воздух мелкими такими своеобразными истерическими спазмами, имитируя припадок. Когда же воздух закончился, она опять набрала воздуха в грудь и замерла окончательно с надутыми щеками. Возможно, она так боролась со стрессом. Но мне кажется, в этот день что-то в ней переменилось навсегда, вскоре глаза ее намокли, мешая ей смотреть и поминутно размывая изображение, делая при этом блюр; не в силах более сдерживаться, она пустила слезу, несколько даже стыдясь этого.

Но сам же мужчина, сидящий подле нее в этом время, был как бы навеселе и откровенно смеялся ей в лицо, рассказывая это; всматриваясь в нее, он преподносил довольно обыденную историю, которая случается буквально каждый день с ним и его окружением и которую, по всей видимости, нужно рассказывать как откровенный анекдот, опошлить ее и наиглупейшим образом попытаться скомпрометировать того, кому она адресована.

Такое впечатление, что он работал в похоронном бюро, которое принадлежит какому-нибудь зажиточному господину, и его работники имеют полное право на такие вот шутки, исходя из мысли, что сервис они готовы предоставить безукоризненный и почтеннейший в своем городе. Что каждый человек, который обращается к ним за помощью, остается доволен, и если хоть один жалобный отзыв просочится в массы, то это никак не ударит по репутации данного бюро. Но в эту минуту было непонятно, почему плачет мать, который нет дела ни до какого мужа, или тем более отца, будь он хоть кто ей. И с чего бы в эту минуту ей плакать, разве как не от страха? Каким-то сумасшедшим и едким криком она закричала на всю квартиру:

– Она никуда не поедет! Она никуда не уйдет. Я все вам заплатила! – добавляла она. – Ну, где же справедливость? – всхлипывала она, обращаясь, в частности, как бы не к кому-то конкретному из двух людей в комнате, а к самому господу богу… сложа при этом руки крестом.

Услышав это, Катя сконцентрировала свое больное внимание на ее словах, вытирая рукавом слезы, которые были ей неподконтрольны; впрочем, какая-то странная, но пока необъяснимая мысль залезла ей в голову. И тот час она даже что-то вспомнила, какую-то сцену из детства, каких-то людей. Она была сильно ошеломлена как этой мыслю, которая возникла из неоткуда, так и смертью ее отца, о которой известил этот грубый и бессовестный человек. Эти два состояния терзали ее и взаимодействовали между собой, дабы терзание превратилось в настоящую пытку. И вдруг она от паники и стресса начала погружаться прямо в само кресло. Все вокруг стало темнеть, ей казалось, что она умирает и медленно входит в некое забытье, от которого она не видит спасения. Но вдруг рука мужчины коснулась ее свитера, и девушка резко вернулась в реальность.

– Вставай, – схватил он ее за рукав. – Поехали! Здесь тебе больше нечего делать. – Он продолжил он в облегчении на выдохе: – Здесь тебе больше нечего делать, ну-с, идем!

– Куда? – проговорила тихо, еле слышно Катя.

– Куда, куда? В дом твоего отца! Ну не на скотобойню же я тебя веду! – Поднявшись со стула и поправляя свой костюм, он встал окончательно и так же с улыбкой посмотрел на нее, нагнулся к ней, двумя пальцами правой руки схватил ее еще раз за свитер, но уже сбоку, в районе локтя.

– Не обращай внимания на эту сумасшедшую. – Наклоняясь и начиная говорить ей шепотом об этом, он положил руку ей на плечо, а потом и вовсе закричал и начал размахивать руками, но уже обращаясь прямо к Марине, стоя при этом над смущенной Катей.

– А ну пошла отсюда! Прочь! Ну! Мы уезжаем! Да уйдешь ли ты с дороги наконец?!

Он топнул ногой как можно сильнее и устремился прямо в сторону Катиной матери. Когда он настиг ее, то локтем левой руки оттолкнул ее с дверного проема, а правой рукой достал какой-то предмет из заднего кармана штанов.

Как выяснилось позже, это был револьвер 22-го калибра, которым он пригрозил Марине, направляя оружие ей в бок. Они оба в суете синхронно протолкнулись в коридор. Екатерине, сидящей на кресле, уже не было видно, что там происходит. И она, не придавая этому значения, подогнула ноги под себя и начала качаться, но ее мать уже резко умолкла.

– Все, идем! – Вернувшись обратно, он схватил Катю за руку. – Вещи собирать не надо. Я тебе по дороге все объясню и расскажу поподробней.

Катя встала, охваченная ужасом, взглядом окинула свою комнату, прошла мимо матери, которая лежала на полу в жалобном плаче, не понимая, что происходит. Девушка следовала за страшным человеком, который волок ее к выходу. В эту роковую минуту она без устали сканировала все помещение, пытаясь найти своего кота, который в этот момент стал важной и значительной для нее вещью. Катя пыталась даже вырываться, но усилия эти были до того крохотные и слабые, что мужчина, тащивший ее к выходу, принимал эти порывы беззащитной девушки за дуновения ветра и все-таки безудержно тащил ее за руку к двери. Наконец, они оба вышли на улицу, солнце ударило ярким светом в глаза девушке.

– Подожди секунду, – резко обратился он к Екатерине. – Где же моя чертова сигарета? – Он остановился на лужайке возле дома и начал рыться по карманам. Девушка тоже остановилась, она не предпринимала более попыток вернуться в дом или как-то сопротивляться, перечить ему, хотя он уже и не держал ее руку.

– А ну и черт с ней, – проговорив это, он махнул рукой и ускорил шаг.

Они оба подошли к машине, и он принялся открывать все двери одну за другой. В его машине было ужасно много мусора; какие-то банки с недопитым пивом, бутылка газировки, которая при этом была кем-то обсосана, наполовину отпита и выброшена на заднее сиденье его недорогого автомобиля. Бутылка из-под лимонада, содержимое которой растеклось по сиденью, и образовалось пятно, к которому омерзительно прилипли крошки, все это напоминало рвотную лужу. Кроме того, на заднем сиденье были накрошены чипсы. Он нагнулся и начал выгребать их тряпкой на глазах у девушки. Та стояла и молча, без эмоций смотрела на эту картину. Весь мусор из машины минутой позже валялся на траве.

– Ну, что стоишь? Садись в машину, – в повелительном тоне приказал ей мужчина. – Да нет, стой, на переднее садись, куда полезла? Не видишь, что там мокро и грязно.

Катя быстро поползла до переднего сиденья, не сказав ни слова, она была настолько приниженной в этот момент, что все ее телодвижения выражали собой беспомощность и обреченность, и в таком состоянии, с ней можно было делать все что угодно. Якобы это состояние и выражало ее жалкое существование. Смотря на это, мужчина кое о чем подумал и быстро сел за руль автомобиля, дабы исполнить задуманное. Одну свободную руку он положил на руль, второй взял шляпу и снял с головы, – сигарета, которую он до этого искал, тут же выпала ему на колени. Пользуясь моментом, он начал издавать странные звуки ртом, похожие на протяжное: «фy-у, фу-у», и при этом еще в неком удивлении.

– Ты это видела? Не, ну ты это видела?! – он проговаривал и повторял это быстро, в какой-то эксцентрике или даже, можно сказать, в экстазе, что, безусловно, заставило девушку улыбнуться хоть на мгновение.

Делал он это, конечно, специально, чтобы немного сгладить обстановку, а может быть, усыпить ее бдительность, скорее всего, он специально положил ее так, дабы вследствие проделать такой комический трюк. И немного сбавить нарастающие обороты.

– Вы ее туда специально положили, – с легкой улыбкой произнесла Катя, моментально пряча свои карие глазки, дабы не поймать его взгляд.

– Я? Да вы что? – подхватил он в изумлении. – Я не кладу сигареты в шляпы! Разве, может быть, только недорогие. – Он улыбнулся, затем заключил что-то особенное в собственной правоте, поднял сигарету с колен и вложил ее в зубы.

После чего машина завелась, и они тронулись с места. Он быстро прибавил скорость, давя на педаль. Катя смотрела через зеркало заднего вида на ее бывший дом, который, возможно, она больше никогда не увидит, хоть и прожила здесь совсем немного. Она вовсе не думала, что в этот момент может произойти с ее матерью, так как ненавидела ее больше всего на свете. И странно, что именно в такой ситуации она почему-то решила вспомнить что-то хорошее. Но сделать это не смогла. Катя еще раз закрыла глаза, чтобы представить в своей голове что-то действительно доброе о своей матери, и когда на ум ничего не приходило, девушка сдалась. Как же глупо и наивно все это было. Перед прощанием и расставанием люди, ненавидевшие друг друга, уж со всей силы пытаются выдавать из себя хоть слезинку, хоть мордочку покривить напоследок, непонятно только, для чего все это ей было нужно. Ведь она лицезрела свою мать, лежащую на полу без сил, но в этот момент была озабочена другими вещами. Ветер разгонял облака. Где-то вдалеке ударила молния, грозовая туча постепенно приближалась к городу. На улице никого не было. Машина ехала очень быстро, Катя даже не заметила, как они выехали за город и покинули его. На большом голубом баннере было написано: You are leaving this town for now, – кто-то зачем-то облил эту надпись синей краской.

Проехав еще пару километров, мимо заправок, мимо завода, который располагался за городом, они свернули на другую дорогу. Катя увидела забор, обтянутый колючей проволокой, по правую руку, с правой стороны дороги, кроме этого, она увидала двух детей, которые пытались чем-то разрезать эту самую проволоку и проникнуть на территорию завода. Хоть машина мчалась очень быстро, но в больном состоянии, которое было вызванное страхом, Кате удалось запомнить все мелочи в один кадр, и если ее возьмут для дачи показаний, то она обо всех этих деталях расскажет офицеру с такими подробностями, как будто она с ними десять минут стояла или даже час, чтоб все так хорошо запомнить. Дети, которые перекусывали проволоку бокорезами, лезли вовнутрь завода за «чернухой», которую можно было сбагрить местным алкашам чуть ли не в каждой подворотне этого города.

«Ну вот, уже и забор остался позади, но впереди еще одна дорога, да сколько можно ехать? – Катя начала протестовать внутри себя, поворачивая голову на водителя. – Убьет, наверно, а и черт с ним, все так кончают, я это в фильмах видела, сейчас завезет… и убьет, а вот и лес, а вот и он». И они еще раз свернули на дорогу, которая, действительно, вела в лес; дорога эта была слишком узкая, и вся местность походила на лесопильню, было много кустов, кругом находились спиленные деревья. Все опилки и отходы от работ были разбросаны и лежали на дороге, не убирались с нее, казалось, годами. Колеса машины, проезжавшей по сору, изрядно шумели, и в голове Кати раздавался сильный треск, вызванный этим звуком.

– Мы уже почти приехали? – спрашивала она это низким голосом, для себя заметила, что мужчина продолжает строить какие-то изрядно странные схемы у себя в голове. – А вас как зовут? – добавила она к этому вопросу, робко поднимая взгляд на него, при этом ее глаза выражали усталость и страх.

– Что? Да, я тут! – ответил он ей. Почесав свою щетину, но продолжая думать о своем, он зачем-то полез в карман, торопливо вынул телефон и моментально полностью повернулся к ней лицом; рука его с телефоном опустилась. Он быстро надавил на тормоз. – Вот и приехали, и да, меня Джек зовут, я, кажется, говорил тебе, ты, видимо, еще спала и не запомнила, ну да и ладно. Послушай, – обратился он напрямую к девушке и развернулся полностью к ней всем телом, так, чтоб та уже не смогла отвести от него взгляд, – видишь этот телефон? В общем, мне нужно позвонить, а ты, ну да, ты сиди тут, в общем! И вообще никуда не выходи из машины, и я знаю, что здесь много тавтологии, но боже, тебе лучше не шутить со мной.

Бросив ее одну в машине, он прямо, без колебания, скатился из нее тайком, хлопнув дверью, и направился куда-то в боковую сторону. У Кати на секунду появилась какое-то облегчение, когда он вышел, какая-то жизнь зашла в ее сердце, и возможно, надежда, что она останется жива.

Куда именно он пошел, через тонированное стекло было разглядеть трудно. Он отошел так далеко, как это было только возможно, и начал о чем-то говорить, забрав с собой ключи, по этому самому мобильному телефону, который он только что тыкал в лицо девушки. И в этот момент Катя и сама довольно быстро начала осматривать местность. Зыркая глазками в разные стороны, как мышка, девушка пыталась в этот час зацепиться за любую мелочь, подумать ей захотелось в эту роковую минуту и, таким образом, обуздать те мысли, которые закрадывались в ее голову: «кто этот человек?», «зачем он меня сюда привез?». В этот самый период она, действительно, начала переживать за свою жизнь, и невероятное волнение охватило ее сердце. И на самом деле, именно в эту минуту она впервые пожалела, что по воле случая, пусть и не без ее ведома, но уехала так далеко от матери. Что бросила ее и, возможно, уже более никогда не увидит. Иногда люди такого склада или характера, как у Екатерины, хотят переступить эту черту, эту грань между дозволенным и лишь только мечтами, но вся суть каверзно выражена в одном вопросе: «Как бы достичь этого?», по достижении же они тут же конфузятся и не понимают – что делать дальше. Екатерина именно сейчас хотела переступить эту грань, но что ей делать, она не понимала, как и в остальных случаях, она пробовала делать что-то запретное ранее.

Спустя десять минут ее ожидания, терзающего томления он возвратился с таким же улыбчивым лицом, как она его в первый раз увидела подле кресла. Это улыбчивое лицо, может быть, в какой-то степени и действительно подкупало бы, но только не в этот раз и не в этой ситуации. Собственно, сама ситуация прибавляла нечто пугающее к этому лицу, словно образ клоуна, который тут же меняется, в зависимости от ситуации, и более уж не веселит, а пугает детей. Он открыл дверь машины и сразу начал:

– Эй, ну чего ты дергаешься? Все нормально! Мы направляемся в дом твоего отца. Я разговаривал с адвокатом, – добавил он как-то спокойно, чтобы повлиять на девушку, но от недоумения лицо его нахмурилось, порой казалось, он действительно не понимает, что делает, вся ситуация уже походила на какой-то спектакль.

– Послушай, дело в том, – начал он снова историю, – что твой «раздутый отец», – он опять зачем-то посмеялся, – хоть и оставил тебе какое-то наследство, но хитрость в том, что его еще и получить, черт! не так просто! Хотя, бесспорно, ты его единственная дочь, но с документами у тебя полный «писец». – Он удивленно развел руками в стороны, словно «торгушка» на базаре, и продолжил: – А точнее, ни у кого из вас нет нормальных документов. – Уже в экспрессии он начал убеждать в чем-то девушку. Катя смотрела на него и прислушивалась в удивлении, но не понимала, о чем идет речь, и то ли от вежливости, то ли от испуга лишь поддакивала ему, но мужчина продолжал, ничего не замечая.

– Что именно значит «нормальных» в моем-то понимании? – вскричал он в некой озлобленности. – А это значит, что эта сумасшедшая, твоя мать… Хотя какая она тебе мать? – Он сделал паузу, и взгляд его резко устремился в глаза девушки, она тоже посмотрела на него, они обменялись взглядами, но что-то мужчину остановило…

– Ну да черт! Слушай, слушай сюда. – Он начал медленно наклоняться и смотреть ей прямо в глаза. – В доме отца ты все узнаешь, – заявил он. Потом он как-то резко выпрямился, начал мять руки и приговаривать:

– Тебе просто нужно подписать кое-какие документы и все… Все просто! Ну, давай садись… Эй, не смотри на меня так.

Катя посмотрела на него как-то очень странно; хотя у нее был довольно пробивной характер, но она уже как с час пребывала в забвении и безысходности, но при этом нашла силы, чтоб проявить любопытство, потому что она подумала: в этот момент ничего лучше идиотского любопытства случиться не может.

– Вы знали моего отца? – спросила девушка у душегуба, отрекаясь уже от всякой надежды на спасение после услышанного рассказа про документы, при этом проявляя это самое любопытство, она посмотрела на него через фронтальное зеркало, висевшее в центре машины.

– Да, знал. Ну а теперь закинь ноги в машину и закрой дверь, ты что, в самом то деле собралась убегать от меня в этом лесу? – Он дико расхохотался.

Машина завелась в очередной раз, и они тронулись. Преодолевая разные препятствия из мусора, хозяин начал рулить то влево, то вправо, то зачем-то ерзать на сиденье и говорить: «Вот мы сейчас преодолеем этот чертов бугор или холм – во имя сатаны, да что это за местность?!» Он сигнализировал недовольство точно и сам заблудился в ней.

– Слушай… – обратился Джек к девушке, и, пристально всматриваясь во фронтальное стекло, он завел очередную беседу. – Мы вот сейчас тут немного проедем. Затем будет проселок, маленькие домики такие, ха-ха, тут люди живут, отдыхают, а потом будет озеро. Вдоль этого озера мы буквально проедем два иль три километра, и ты увидишь дорогу к дому. Сам дом высокий, большой, из разряда курортных, и вид у него хороший, – с какой-то неподдельной завистью произнес это он.

– Наверно, богатые люди живут? – подхватила с энтузиазмом Катя.

Джек ничего не ответил, и злобно покосился прямо на нее. Девушка сконфузилась.

Они ехали, и она уж было совсем отвернулась от мужчины. Дорога пошла вниз, в самом деле, спустя несколько километров она заметила эти самые домики и озеро. Озеро, к слову, было необычайно красивым, хотя она и не любила воду, но этот запах свежести и морской тины, камыши по бокам и маленькие уточки, которых она лицезрела, – вся эта необычная красота приманила ее взгляд на секунду. С одной стороны, она понимала, почему вглядывается во все эти мелочи, которые раньше не замечала, но эта притягательная сила всего, что окружало озеро, заставила ее задуматься о природе и мироздании. Она внезапно начала отождествлять себя с этой красотой и представлять, что она маленькая уточка, что она скоро уплывет… от всех… и все это будет уже забыто. Она уж было и поверила столь загадочному мужчине, что все непременно будет хорошо и этот кошмар лишь переход от одного состояния к другому и что непременно это состояние закончится, что и новое состояние будет обязательно для нее душевно приятным. Одновременно при этом догадываясь, почему она так подумала.

«Ну вот уже и конец, уже и дом какой-то виднеется. Вот и все…» – думала она.

Машина резко притормозила, так, что Катя, которая не была пристегнута ремнем, чуть не стукнулась головой о перчаточный ящик переднего пассажирского сиденья. Обеими руками ей удалось скомпенсировать этот толчок, и, тут же подняв голову, она обратила внимание на большой дом, который стоял в десяти метрах от машины, с настежь раскрытыми дверями, его хозяева, по всей видимости, были зажиточными. Большая и красивая ложа с двумя столами, какие-то фигуры, вырезанные из дерева, которые были вделаны в крыльцо, узорчатые двери, расписанные каким-то мастером на заказ, – все это вызвало у Кати нарастающий восторг. От этих мыслей, которые ей только что представились, на мгновение она почувствовала некую благодать, то есть облегчение, хотя бы потому, что она не сейчас умрет, а, может быть, через час, или два, или, может быть, три. Она в очередной раз стала вовлекаться во всякие мелочи, уже до жадности ковырялась в них, как будто весь мир из них состоит в эти мгновения, и столь богатый и расписной, сделанный так, как мода требует, дом послужил ей этой медвежьей услугой. Дом заманил ее. Дом привлек ее.

– Красиво? – Резко, грубый и монотонный голос, словно из сливной помойной ямы, прервал ее транс, и она мгновенно вернулась в реальность, не замечая вопроса, как еще давеча девушка приходила в реальность, лежа на кресле.

– Что красиво?

– Дом красивый? – мужчина, повысив голос, проговорил еще раз прямо девушке в ухо.

– Да, – ответила она робко, но по-прежнему не понимая этой злости от него, сконфузилась еще раз. Защитный механизм яростно погружал ее в сон. Затем она тут же заметила две машины, которые до этого при всем напутствии и вовлечении в мелочи, как назло, не замечала, какое-то мгновение испуга, и отчаяние невзрачно посетило ее снова. Ей вдруг захотелось вздремнуть. Машины были недорогие и как-то не подходили к виду этого дома. Но такая маленькая и невзрачная деталь, как несоответствие, натолкнула ее на мысль, что это все – преступление! Что с ней это злополучное преступление сейчас и случается! Поминутно впадая в задумчивость, она засыпала на месте. Она была излишне одурманенная.

– Ну-с, вот и приехали! А точнее, как говорила моя бабка, – приплыли! Эх, шарманка, – голос Джека опять прозвучал, и столь неприятно, даже мерзко, словно ножом резал ей уши.

Собрав последние силы, она решила еще раз глупо поинтересоваться, чтобы как-то заткнуть эту безмолвную обстановку и не отключиться в обмороке.

– Здесь жил мой отец? – От безысходности и безразличия к этой ситуации, в удушливом помрачении, но чтоб не выдать себя, Катя начала задавать эти вопросы, теребя булавку на своем платье. – Это его дом, верно? – Ей все это казалось глупым.

– Да-с, его, именно такой, каким я его и запомнил. – Лениво оттянувшись назад на сиденье, он положил руки на руль и начал опять всматриваться вперед. – Этот дом… хм… именно твоего отца, именно, да, – говорил он как-то неуверенно, как будто и сам не знал, дом ли это ее отца, или же это какой-то другой дом, все это было очень загадочно для Кати и в то же время пугающе.

Всю дорогу она думала о чем-то плохом, а точнее, о чем-то новом, но это новое в ее сознании было обязательно чем-то плохим, судя по этим мелочам, которые она на протяжении всего этого времени пыталась сопоставлять, перечитывать, и к тому же она стала на порядок более суеверной. И во всем этом путешествии девушка была склонна видеть некую странность, а в этом похищении ее из прокуренного дома – даже некое воздаяние, с которым она уже смирилась, и это воздаяние сочла уже за порядок вещей, что именно такие люди, бедные, но гордые, какой была Екатерина, должны непременно нести это воздаяние. Тем гордость и хуже, и подлее, по мнению девушки, что как раз таки в нищете она выделяется.

«И будь что будет, и к этому будь, и даже к чему-нибудь, уже все равно не будет мне быть как и прежде — к другому быть, будь то иное, и мне быть другим решением».

Покидая машину, девушка с жадностью обсасывала разные странные мысли, которые посещали ее всегда, но которые не были до сих пор раскрыты. Выйдя из автомобиля и зайдя в дом вместе с Джеком, в спешке, она увидела пару людей, это были мужчина и женщина, на вид довольно молодые, они оба причудливо улыбались.

Катя подошла поближе к паре, и тут же завязался разговор между ними.

– Меня зовут Итан, а это моя девушка Сара. – И девушка протянула ей руку. Катя как-то странно отреагировала на этот жест, и молодой человек тоже вдумчиво посмотрел на свою девушку, которую только что отрекомендовал. Хотя бы потому, что вид у девушки был довольно веселый. Складывалось впечатление, что они не хоронят покойного, а приобретают какое-то новое имущество. Екатерина ожидала какого-нибудь разговора наподобие: «А вот посмотрите, здесь замечательная кухня, и пол в этом доме из красного дерева», – от этой же самой девушки, но молодой человек, приоткрыв немного рот, как-то начал завуалированно переглядываться со своей спутницей. В результате она быстро убрала свою руку обратно и немного сценически закашляла: что-то поняв для себя, она тут же невольно извинилась.

Впрочем, забегая вперед, можно сказать, что улыбка Джека, этого песочного и необразованного человека, у которого волосы были смазаны маслом, а лицо тряслось и сыпалось, как побелка в старом доме, что именно его улыбка, безусловно, эта скотская и гнусная улыбка, до жути пугала девушку и отражалась в лице злого клоуна. Но к этой девушке, стоящей подле нее, она сама в этот момент испытала какое-то отвращение, девушка была не то чтобы злым клоуном, а какой-то дурой! Ибо Катя не любила дураков. Вид же у девушки был весьма глупый, ее маленькие невзрачные глазки, как у собак болонковых пород, издевательски выглядывали из-под каре. Волосы были подстрижены самым ненадлежащим образом, каким-нибудь парикмахером, который, смеясь над нею, поминутно обкрадывал ее с ног до головы, делая такую неблагородную прическу. На такие мелочи вот Катя и обращала внимание. Но кроме всего прочего, в лице этой девушки было что-то надменное, самодовольное и максимально несерьезное. И самое страшное, что всем этим она пыталась жонглировать, свысока смотря на Катю, при этом глядела на свои часы и, издевательски тряся ими, пыталась возвышаться за счет этого нелепого жеста над девушкой, которую только что похитили мучители и удерживают ее без воли, а может, убьют часом позже.

Было и еще кое-что вдобавок, как вишенка на торте, если можно так выразиться, еще более гнусное унижение окружающих в ее действиях выражалось таким образом, что девушка доставала телефон и, смотря поминутно, тыкала кнопки на дисплее своих дорогих часов с важным видом. «И такую-то? И такую-то взяли на работу?» – в изумлении думалось Кате, она даже вышла из бредового состояния. «Такую, которая на собственных каблуках, и то держится с натяжкой». Желчь подобралась к Катиному горлу. «Такие-то меня и судить будут, ох… скверно!» Впрочем, молодой человек, у которого данная особа была на содержании, не сильно раздражал ее. Непонятно почему, она на него даже не обращала внимания. Одет он был не щегольски: в одну майку, пляжные шорты с тупыми пальмами, такие именно, как вот деды, надевая, выходили к бабкам на посиделки на дворовые лавочки возле дома, а также в свиные тяжелые сланцы, почерканные об известку, жамканные, как будто ими наступали на железные пробки из-под пива на протяжении всего срока, отчего они износились и напоминали побитое свиное рыло. Но, к слову, откоситься он смог от укора людей во всей этой одежде и даже от своей придурковатой бабы золотыми увесистыми часами, которые без дела висели на его правом запястье.