Тюльпаны

Когда я взял её за руку, меня словно ошпарило кипятком. Её касание было настолько нежным и ласковым, что я даже не знаю, с чем это можно сравнить.

Я набрался смелости.

– Да, я хотел бы обсудить Вашу сегодняшнюю речь на конференции.

– Оу, мне очень приятно, что Вы обратили внимание на мои слова, что же конкретно Вас интересует?

Джозеф допил свой виски и отправился за следующей порцией, оставив нас одних.

– Если честно, то меня более заинтересовала Ваша личность. Почему Вы занимаетесь подобным?

– Вы, наверное, имеете в виду, почему я при столь влиятельной семье имею желание заботиться о людях, а не просто живу в своё удовольствие?

– Именно.

– Мне кажется, тот факт, что человек зависим от человека, далек от природы и гармонии. Наша культура изначально ошибочна, ведь мы думаем только о себе, а не обо всем виде в целом. Посмотрите на муравьев, на данный момент мы проигрываем им во всем, начиная от численности населения и заканчивая способностью пережить ядерную катастрофу.

– Вы сегодня говорили о счастье. Вы думаете, муравьи счастливы?

– А почему нет? Он рождается в касте и знает свое место в обществе. Знает, кто он такой и что делает для социума. А что знают люди на ферме? Они даже не знают того, что в последствии пойдут на колбасу. Целыми днями шляются без дела, от этого и такая статистика самоубийств.

– Всё действительно так печально?

– А Вы сами были внутри фермы? Или всю жизнь посматриваете на неё из окошка, будто это аквариум?

Пришел Джозеф, он взял себе коньяку и бокал шампанского для Станиславы.

– О чем столь оживлённая дискуссия?

Станислава сделала глоток и улыбнулась.

– О зависимости человека от человека.

– Ну, с Вашей позицией, Станислава, я уже знаком. А что думает наш новый друг?

Он посмотрел на меня.

– Если честно, то я до сегодняшнего дня даже не задумывался об этом.

– Ну, раз уж Вы ещё свое мнение не сформулировали, позвольте я выскажусь. Зависимость человека от человека естественна. Рождаясь, мы полностью зависим от родителей. В их руках наша жизнь и наше будущее. И даже Вы, Станислава, зависите от ваших родителей, хоть и не признаёте этого. А точнее, от их капитала. Сколько парней к Вам подбежало бы сегодня, и были бы Вы здесь вообще, если бы не та зависимость, против которой Вы якобы боретесь? – Станислава захихикала.

– Джозеф, я ценю Вас за умение говорить людям правду, но если бы каждый человек имел возможность жить так, как живу я, то я оставила бы всех в покое.

К ней подошла женщина, взяла её под руку, что-то прошептала на ухо.

– Извините, очень много людей сегодня, пытаюсь каждому уделить хоть чуточку времени. Я надеюсь, что мы ещё успеем пообщаться.

Она ушла. Я посмотрел на Джозефа.

– А когда Вы сами были внутри фермы?

– Я? Не так давно. А на что там смотреть?

– Ну, чтобы знать, что там в действительности происходит, во избежание манипуляций и подмены фактов.

– Если честно, мне больше нравится смотреть на все это в более крупных масштабах. Судьба отдельных индивидуумов меня не интересует, мне интересна судьба общества в целом. Я считаю, это более правильный подход, а вникать в то, что происходит на ферме – пусть лучше этим занимается Станислава и ей подобные.

– Я с вами согласен.

Джозеф замешкался, его голос изменился. Я понимал, что мой собеседник был уже действительно пьян. Он продолжил:

– Вы рассуждаете о всякой чепухе. Серьёзно, вся эта информация – это просто шелуха на мозгах, понимаете, что я хочу сказать?

– Не особо.

– Впитывая в себя все эти сплетни и статистику, человек теряет реальную действительность. В ней намного больше умопомрачительного, чем кажется.

– Тут я с Вами соглашусь.

Он посмотрел по сторонам, чтобы оценить, насколько близко к нам находятся люди, и смогут ли они услышать сказанное.

– Хотите, я покажу кое-что действительно интересное?

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

– Естественно, хочу.

– Тогда пойдем.

Мы вышли на улицу. Ночь была светлой, после душного зала на улице стало приятно и прохладно. Джозеф уверенно шел вперед, даже не оглядываясь, иду ли я за ним. Затем он остановился и подкурил сигарету, предложил мне, но я жестом отказался. Мы пошли дальше, брусчатку под ногами сменила грунтовая дорога. Я сказал Джозефу, что мы покидаем пределы фермы, на что он уверенно кивнул головой. Далее из темноты перед нами вынырнуло огромное, холодное здание. Оно было обгорожено грубым бетонным забором, возле которого росла трава выше пояса. Это было хранилище зерна и прочих продуктов. Мы с Джозефом прошли на территорию, нас встретил человек, которому он сказал, что я свой. Территория была обширной и пустой, на стоянке стояло много грузовых машин, к одной их них мы и направились. Человек, который нас встретил, откинул брезент, и мы залезли в прицеп грузовика.

Там лежал большой ящик и еще целая куча непонятных вещей.

Джозеф сказал мне:

– Надеюсь, Вы понимаете, что это всё между нами?

– Да, понимаю.

Он открыл ящик, в котором лежал гигантский человеческий череп.

– Это не слепок из гипса и не полёт человеческой фантазии, я видел их своими глазами и эту голову отсекли по моему заказу.

– Этот череп, он… Огромный.

– Ага, и мяса из него выходит как из десятка с вашей фермы, вот только…

Джозеф замолчал.

– Что только?

– Вот только затея бессмысленна, на рынок подобное генетическое чудо вывести невозможно, этот вид людей неприхотлив и до ужаса глуп. С первым же забоем я могу обанкротить все фермы и получить пулю в лоб.

– Много людей знают об этом?

– Вы один из сотни, а может быть и из нескольких десятков со всего мира.

Я сел на брезент и засмеялся. Джозеф предложил мне сигарету, в этот раз я просто не имел права отказаться.

– Интересно, что на это сказала бы Станислава.

– Я думаю, что она была бы довольна.

– С чего Вы взяли?

– Потому что это её изобретение. Она ездит по фермам и вставляет всем палки в колёса, она подготавливает почву будущим покупателям, на подсознательном уровне расставляя для них приоритеты в выращивании людей.

– Это все действительно так?

Он двинул плечами.

– Я был бы сумасшедшим, если бы всё это выдумал. Станислава моя дочь.

Некоторое время мы сидели молча, потом Джозеф вывел меня на дорогу, сделанную из брусчатки. Мы попрощались и разошлись в разные стороны.

Я шел и всматривался в ночные силуэты шиферной фермы, которая тянулась аж до горизонта. Наверное, там уже все давно спят мирным сном.

В зале я уже никого не застал, кроме Алисы Григорьевны. Она сидела среди горы пустой грязной посуды, допивала бокал шампанского и слушала тишину.

В такое время суток подвыпивших женщин её возраста закономерно тянет на откровения. Я подошел к ней.

– Ну… как все прошло?

– Не знаю… пока ещё не знаю, завтра будет виднее. Сейчас я очень устала и чувствую себя, будто выжатый лимон.

– Понимаю, Вы сегодня очень постарались.

– Постаралась… хм, вот может ты и единственный из всех, кто это заметил. Знаешь, иногда я думаю бросить всё это и самой стать беззаботной жительницей фермы, которой не надо думать и напрягать мозги, за которую уже сто раз подумали, как сегодня та молодая девушка…

– Станислава.

– Да, Станислава. Говорит мне, что там все несчастны. А кто последний раз запрашивал статистику самоубийств людей, живущих вне фермы? Почему о нас никто не заботится? И как в итоге получилось, что несчастная тут именно я?

– Вы не несчастны, Вы просто устали и хотите спать.

– А что поменяется завтра? Сколько мне ещё таких конференций предстоит пройти и сколько раз предстоит прийти к одному и тому же выводу, что я несчастна? Я не хочу ничего решать, я хочу быть глупой и беззаботной, как они.

Мы подошли к окну и взглянули на ферму.

– Посмотри на всё это. Правда же, прекрасно? Ведь там всё насколько просто, что не нужно этого даже пытаться осознавать. А счастье – оно в простоте. Простые люди более приятны в общении. Простая, одноцветная одежда выглядит на человеке более стильно и сдержанно. Любая песня или картина о простом тронет человека больше, чем завуалированная философия.

Я кивнул.

– Я с Вами полностью согласен, но уже поздно и нам нужно идти спать.

– Ты прав, надеюсь увидеться завтра.

Она допила шампанское, надела серое пальто и ушла.

Больше всего люди любят размышлять о том, чего никогда не видели, или о том, чего никогда не будет. Больше всего меня поразило, что одна группа людей, которая никак не относится ко второй, считают, что, имеют право размышлять о том, что им нужно для счастья. Хотя я уверен – если опросить жителей фермы, то для счастья им хватило бы лишь убрать тех людей, которые считают, что знают, что им нужно для счастья.

Человеку не нужна власть над ним, человеку нужен азарт в один момент стать одним из её представителей. Именно из-за этого азарта, который фундаментально сидит в каждом из нас, проблема искоренения власти человека над человеком невозможна. Лишь из-за собственного эгоизма, который грызёт нас и указывает «стань лучше, чем все остальные», я решил, что мне нужно познакомиться с жителями фермы. Наконец-то я смогу узнать, что они сами думают об окружающей их действительности.

Всю жизнь овца боится волка, но в итоге её убивает пастух. Боятся они волка или пастуха? А может быть, они и вовсе ничего не боятся, считая себя святыми мучениками, обречёнными на смерть?

На полу валялось конфетти и куски еды, упавшие из тарелок. Я все так же пялился в окно и размышлял, пока не начало светать. Затем я немного поел и еще посидел на скамейке. Я чувствовал приятную усталость, ту, которую люди чувствуют после пробежки.

Вдруг резко, будто удар молнии, пришло понимание, что моё время имеет лимит. Я поднялся и тут же побежал по направлению к ферме. Шиферная ферма пахла озоном, будто после дождя. Я уверенно вошел на территорию и тут же встретил одного из ярчайших её представителей. Передо мной стоял мальчик-подросток.

– Привет.

– Привет.

– Откуда ты? Я тебя раньше здесь не видел.

Мне пришлось ему соврать, чтобы вызвать доверие.

– Я из другого конца фермы.

– Вау, я никогда там не был, на другом конце. Но там были мои друзья, и они рассказывали мне, что у вас там опасно.

– Опасно?

– Именно. А что ты делаешь здесь?

– Ну, знаешь… я пришел к своей подружке.

– Подружке? Круто. Как её зовут? Вероятней всего, я её знаю.

– Ты задаёшь слишком много вопросов.

– А ты чужой человек, которого здесь никто не знает и непонятно зачем здесь находишься.

К нам подошел мужчина постарше.

– Марвин, ты что здесь делаешь? Я же сказал не выходить из-за двора, ты доделал свою работу?

Марвин опустил голову и ушел за шиферный забор. Мужчина подошел ближе и пожал мне руку.

– Я…

– Я слышал ваш разговор, ты здесь не местный. Не хочешь выпить? Я тебя кое с кем познакомлю.

Удача была сегодня явно на моей стороне.

– Я с удовольствием составлю вам компанию.

На какое-то мгновение я насторожился: а что если он меня раскусил и это ловушка? Что если они захотят мести и разорвут меня на части будто стая бродячих собак?

Мы шли молча, мой новый знакомый остановился.

– Ты правда из другого конца фермы?

– Да.

– Я хочу послушать твою музыку.

– Мою музыку?

Он с удивлением на меня посмотрел, и я понял, что задал действительно глупый вопрос.

– Да, ведь у каждого из нас есть своя музыка, этим мы и отличаемся от животных.

– Извини, это покажется, возможно, немного странным, но я не хочу петь, я немного не в духе.

– Да, это действительно странно, но я стараюсь принимать людей такими, как они есть. Какое у тебя имя?

– Я Стас.

– Меня зовут Балу, но знакомые и друзья зовут меня Липа.

Мы крепко пожали друг другу руки.

– Почему Липа?

Он убрал взгляд.

– Криминальное прошлое. Пойдём.

Мы шли по улице, я внимательно рассматривал местных, а местные рассматривали меня. Женщины стирали и развешивали одежду, мальчишки играли черепашьим панцирем и что-то орали на сленге, который был мне непонятен. Девочки-подростки были отдельно от всех, ярко одеты и с бегающими глазками, будто стая попугаев в городе, где живут вороны да воробьи. Словно отдельная каста, они перешептывались между собой.

Мы зашли в помещение, сделанное из шифера. Те, кто там сидел, насторожились, и я услышал из темноты:

– Липа, кто это с тобой?

– Спокойно, братья, это мой друг Стас. Он с другого конца фермы, он хочет, чтобы мы ему спели.

Все насторожились ещё больше.

– Что именно спели?

– А что у нас есть из последнего, актуального?

Ко мне вышел молодой парень и пожал мне руку. Все затихли, он начал петь.

В апреле художник рисует на стенах.

Он помнит про звёзды и тёплый закат.

Он помнит про толпы и дозы истерик,

Он душу готов за рисунок отдать.

В апреле шоферы развозят упавших,

Весёлых, хмельных, что учат нас жить,

Опрятных, попутных и вечно уставших,

Пропавших и тех, кто уже не спешит.

В апреле на солнце растают все звёзды,

В апреле наш космос, как старый причал.

Великий и мудрый, как старый апостол,

Всевышний, что всех нас создал из начал.

В апреле мы вспомним дороги, обузы.

Мы вспомним про слово и тех, кто нам дал

Работу, весомость и белые кости,

Костюмы, рубахи и вечный скандал.

Распустит берёза из шифера листья,

Нас пустит на мясо из мэрии люд.

Пусть будут мечты, которым не сбыться,

Ничто не забыто, и нас не забудь.

Никто не аплодировал, он сел назад в круг людей и пригласил меня с собой. Все пили чай и мне налили тоже. Липа сказал:

– Недавно виделся с подружкой, она умница, художница, говорит, что хочет выбраться отсюда. Мол, нет на нашей ферме никакой перспективы, цензуру везде вешают и народ не платежеспособный.

Кто-то из незнакомых мне людей ответил:

– А сейчас свалить все хотят, наслышались сказок, мол, там люди просто так живут и не работают, что все проще там и красивее. Но хорошо там, где нас нет. Бежать можно хоть на край света, но от себя не убежишь.

Липа надпил крепкого чаю.

– Ну так она действительно талантлива, сколько наших уехали и там поднялись.

– А сколько уехали и без вести пропали? Число так-то побольше будет, есть риски.

– Риски есть во всем и всегда, я когда из дома выхожу, то не уверен, что вернусь, а тут ещё границу пересекать.

– Да уж.

К нам вбежал мальчишка, который кидал на меня подозрительные взгляды. Он закричал:

– Пойдёмте, там пророк говорит.

Я вместе с окружающими меня людьми выбежал на улицу, пророка окружила толпа. Настолько огромная, что я даже не мог его видеть. Все что я мог – это напрячь свой слух и попытаться услышать, о чем он говорит.

– Современный прогресс зависит от доступности самок. Чем непокорней она для тебя, тем больше вклад для общества ты сделаешь для того, чтобы её заинтересовать и в последствии осеменить. Здесь работает конкуренция, а значит, правильное воспитание женщин напрямую зависит от будущего прогресса нашего общества. Города строят мужчины, эти города они строят для будущих детей, и, если расставить правильные приоритеты для женщин… Если делать строителей городов героями для женщин, и давать им привилегии в качестве осеменения недоступной самки, то прогресс общества резко увеличится, жилплощадь станет доступной, появятся рабочие места, а значит, преступность упадёт. Я хочу, чтобы вы понимали: главный рычаг давления для мужчины – это возможность передать свои гены, и этим рычагом нужно пользоваться так, чтобы он был полезен нашему обществу в целом. Ведь от правильно расставленных приоритетов, от правильно сформулированной системы ценностей выгоду может получить всё человечество.

Я потерял к этому интерес и стал отдаляться от толпы. У каждого из них есть своя музыка. Человека без музыки можно считать неживым. Какая музыка у меня? И жив ли я без неё вообще? Что значит тот огромный череп, который показывал мне Джозеф?

Я сел на пень и посмотрел на небо, подумал о Станиславе. Человек не может преследовать интерес общества в целом, он фундаментально преследует только свой интерес. Небо было ярко-голубым. Так далеко и одновременно так близко.

Я заметил недалеко от меня на крыше шиферного домика силуэт. Это была молодая девушка. Она держала в руках грудного ребенка и пела свою песню.

Стихами на стенах расписанный космос.

Ты смотришь под воздух и видишь восход.

Как стаей колючек пронзало все сердце,

Как кровью пропитанный воинский взвод.

Стихами на стенах расписаны двери.

Те двери, что могут открыть все мосты.

Как свет от далеких и древних империй,

Как свет от далёкой и деревней звезды.

Ты встанешь на камни, дотянешься к небу.

Ты встанешь над нами, а дальше взлетишь.

Где восемь красавиц и мелкие звери,

Где хитрые реки и серый камыш.

Пропитаны будут все судьбы, как мраком.

Смолою чернее глубоких глубин.

Поможет лишь вера святого монаха,

Помогут лишь камни невзятых вершин.

ГЛАВА 2

Время на таймере вышло, и Стас нашел себя на маяке. Рассвет только начинался, нужно было убрать за собой, да так, чтобы не вызвать ни у кого ни малейшего подозрения.

Стас пошёл на второй этаж и поставил на своё законное место сервер под названием «Б 24». На нём всё также был толстый слой пыли, хоть и в некоторых местах оставались практически незаметные отпечатки пальцев.

Он был возбуждён, будто тогда, когда просыпаешься от глубокого и яркого сна, который казался реалистичнее, чем сама действительность. Аппетита не было вообще, но поесть следовало, так как из-за этого мать задавала бы лишние вопросы, почему он не ел и не заболел ли он. Выбросить еду Стасу не позволяло его воспитание, в этом случае он чувствовал бы себя виноватым ещё пару ближайших недель, поэтому он насильно заставил себя пережевывать толчёную картошку, и пару сарделек, глотая их кусками.

Он думал о том, сколько приключений его ждёт в будущем, и о том, каким нужно быть идиотом, чтобы это запретить. Абсолютный вздор. От автокатастроф умирает намного больше людей, чем от пули. Но запрещено хранить огнестрельное оружие, а не автомобили или мотоциклы. А от курения умирает намного больше людей, чем от езды в нетрезвом виде, но за курение не штрафуют. Почему большинство людей думает, что меньшинство имеет право им указывать?

Стас подумал о ферме. Кто был её создатель? И неужели то, что он создал, это карикатура на нашу действительность? Неужели в этом есть завуалированный смысл, протест и посыл?..

А может, власти нам, как обычно, врут? Может быть, с ума никто там и не сходил, может, виртуальна реальность стала новым видом искусства, в котором свободные люди могли выражать свободные идеи, а значит, антигосударственные? Стасу предстояло во всём этом разобраться.

Его руки тряслись. Казалось, он был перевозбуждён, будто перед первым свиданием с девушкой. Голова начала кружиться, и Стас решил, что будет лучше сделать вид, что у него болит голова. Он выключил на улице свет и посмотрел с окна старого маяка на море, где кричали чайки. Море с утра пахнет совсем по-другому, чем вечером. С утра всё по-другому.

Андрей пришёл на смену пораньше, он был уставшим и со Стасом практически не разговаривал. Стас был доволен, что колеега живет своей жизнью и не задаёт лишних вопросов. Даже если бы Андрей узнал, что он использует аппаратуру, то ему было бы плевать. Во всяком случае, ровно до того момента, пока это не касается его судьбы лично. Вероятней всего, он сказал бы, что никому ничего рассказывать не собирается, если у него не будет из-за этого проблем и если его коллега будет справляться со своими обязанностями, что и так не требует огромных затрат энергии.

Да, с утра всегда всё по-другому. Стас решил не спешить домой, а для начала обдумать то, что с ним произошло. Из-за врождённой наивности ему хотелось кому-то об этом рассказать, с кем-то этим опытом поделиться. Но здравый смысл говорил этого не делать, ведь все сказанное им в последствии будет использовано против него же. Он сел на лавочке в городском парке. Шумел фонтан. Дети возле него катались на роликах. Стас вспомнил про Витьку, интересно, как у него сейчас дела. Небо загремело, стал моросить мелкий дождик. Стас встал с лавочки и тяжелой, безысходной походкой пошёл домой. Он думал о том, как закроется в своей комнате и ляжет спать. Завтра его ждал выходной день, бессмысленный и пустой.

Утром в квартире пахло кофе. Родители разошлись по своим работам, и Стас остался с Викой. День был пасмурным, солнце спряталось за тучи и даже не думало выходить. В такие дни меньше всего хочется проявлять активность.

Он взял альбом с семейными фотографиями и пошёл с ним на кухню. Вика сидела за столом и не могла оторвать взгляд от книги. Стас с шумом кинул толстый семейный альбом на стол, так что Вика подскочила на стуле.

– Ну что? Повспоминаем?

Она улыбнулась.

– С чего бы вдруг?

– А когда, если не сейчас?

– И кто, если не мы? Раскрывай альбом, всё моё внимание принадлежит тебе.

Первыми шли фотографии Витьки, ведь он был самым старшим. Далее были детские фотографии Стаса и Вики. Новый год, вот Стас в костюме зайца, а Вика в костюме лисы. Вместе они стояли под ёлкой, где лежали подарки. Вика засмеялась.

– Я помню, как ты стишок на табуретке рассказывал, было мило.

– Ты не можешь этого помнить, ты была слишком малая.

– Но я ведь каким-то образом помню.

Следующая фотография была с моря, вся семья дружно сидела в спасательных жилетах в лодке.

– О, а вот тут ты Витьку укусила, прямо на лодке.

– Он сам виноват, целый день меня тогда доставал.

– Но ведь можно было это сделать после лодки, это было не по технике безопасности.

– Не по технике безопасности целый день надо мной подшучивать, ничего плохого, кроме испуга родителей, в тот день не произошло.

На фотографии была Вика с огромными бантами и за партой. На парте лежали Букварь, ручка и букет цветов. Она посмотрела на Стаса, тот улыбнулся.

– Школа.

– Ага, каторга, через которую нам всем надо пройти.

– Я бы не назвал это каторгой.

– А я думала, что каторга – это когда ты не имеешь права выбора.

– В этом мире есть вещи, которые ты любишь?

– Все, кроме тех, которые связаны с людьми.

В дверь постучали. Стас и Вика переглянулись.

– Интересно, кто это может быть?

Дверь пошел открывать Стас. В подъезде перед ним стоял молодой, худой парень в очках с большим букетом цветов. Он попросил позвать Вику. У Стаса от такой картины поднялось настроение, он сказал, чтобы сестра подошла к двери, ибо за ней прискакал принц на белом коне.

Вика подошла к входной двери, парень начал что-то говорить, но она демонстративно захлопнула перед ним дверь.

Стас очень удивился такому поведению, он уже хотел догнать парня и поговорить с ним, но понял, что не знаком с предысторией, поэтому пришел к выводу, что не стоит лезть не в своё дело.

– Я уж и не знаю, стоит ли рассказывать родителям о том, что я только что увидел.

Вика посмотрела на него злобным взглядом.

– Думаю, не стоит.

– Так мы досмотрим фотографии?

– Не сегодня, у меня уже нет настроения.

Она забрала с кухни книгу и пошла к себе в комнату. Стас остался стоять в коридоре, ему было ужасно любопытно узнать, что это за парень и почему она так себя с ним повела, но всему своё время.

Погода становилась всё пасмурней и, похоже, дело шло к дождю. Одному альбом с фотографиями смотреть не хотелось, поэтому альбом вернулся на полку. Как обычно в такие дни, на помощь прило любимое увлечение.

Стас достал из папки белый лист бумаги и простой карандаш, остро заточенный ножом.

Ничего конкретного он никогда не садился рисовать. Стас понимал, что именно будет изображено на рисунке, только после первых проведённых им линий. Большинство набросков были грязными или недорисованными, но для него это была словно папка с личными, понятными только ему фотографиями, которые описывали моменты из его жизни.