Я механически вцепилась в руку Макса – ноги снова подкосились. Лицо горело так, словно мне от души надавали пощечин. В ушах до сих пор стоял гул ветра, и я смотрела на знакомую улицу, но видела лишь огненные искры во тьме.
– Все хорошо? – почти испуганно спросил Макс. Надо было брать себя в руки. Младший брат оказался не таким простаком, как можно было подумать. Он с легкостью выбил меня из состояния привычного спокойного равновесия и увидел растерянной и удивленной – той, которой я почти никогда не бываю.
Горло стиснуло невидимой лапой, но я все-таки смогла заговорить, и мой голос не звучал, как ломкий голосочек испуганной институтки:
– И как часто вы так впечатляете девушек, фро Макс? Теперь мне следует пригласить вас к себе и отблагодарить за подаренное чудо?
Лицо Макса дрогнуло, словно я ударила его. Я редко стыжусь чего-либо, но сейчас мне стало по-настоящему стыдно. Он действительно от чистого сердца подарил мне чудо – просто взял и подарил – а я…
– Простите, – тотчас же сказала я. – Мне не следовало говорить с вами так, как с вашим братом. И мне действительно очень понравилось, – я посмотрела Максу в лицо, надеясь, что мой взгляд не покажется ему заискивающим. – Это действительно было чудо. Не могу сказать, насколько я за него благодарна.
Сделав крошечную паузу, я добавила:
– Вы хороший человек, Макс. Я меньше всего хочу вас расстроить.
– Я и не расстроен, – улыбнулся Макс. – То, что вы сказали, было очень предсказуемо, Инга. Но вы правы – не все такие, как мой брат.
Он дотронулся до моего плеча и тотчас же убрал руку. Волна горячего воздуха прокатилась по улице, полыхнуло красным и золотым, и я услышала далекое-далекое:
«Прощайте, фрин Инга».
Хозяин забегаловки выглянул из заведения, вытирая руки серым полотенцем.
– Дракон! – восторженно проговорил он. – Охренеть!
***
– Я не буду участвовать! Пока хоть одна человеческая курица в списке – не буду!
Фрин Амели Бланк пришла в телестудию «Тренд ТВ» через четверть часа после открытия, оккупировала кабинет, который щедро выделили для руководителей проекта, и емко изложила свою точку зрения на отбор невест для старшего сына Финнигана. Амели была почти двухметровой блондинкой, младшей дочкой драконьей семьи Бланков, и считала, что победа в отборе уже лежит в ее сумочке, которая так сверкала стразами, что резало глаза. Да и вся Амели была такой же, задевающей нервы. В ней все было «слишком». Слишком тяжелый аромат модных восточных духов, слишком длинные ногти на руках – разумеется, их нарастили в лучшем салоне, слишком короткое платье, дающее возможность всем желающим увидеть, что и розовые стринги у Амели тоже брендивые, украшенные мелкими сапфирами. А хуже всего был голос – то, что вылетало из пухлых алых губ девушки, было похоже на мерзкие вопли базарной торговки, которая продает беляши где-нибудь на Нижнем рынке.
По большому счету, она ничем не отличалась от человеческих девушек из обеспеченных семей. Смартфоны с надкусанными грушами, шоппинг за границей, гонки на споркарах по столице – и я знала, что в кармане сумочки лежит пакетик с оранжевой пылью, чтоб сделать скучную дольче вита хоть немного веселее. Амели была предсказуема – как и остальные драконихи, которые обязательно сюда прибегут.
– Бред! – в подтверждение своих слов Амели хлопнула ладонью по столу, за которым теперь работала я. Тонкий ноутбук подпрыгнул, кофе едва не выплеснулся из чашки. – Хотела бы я увидеть того, кто это придумал! Ха!
– Извольте, фрин Амели, – сказала я, с трудом отвлекаясь от мыслей о том, как Амели подтирает себе задницу с такими-то ногтищами. – Драконий отбор с участием человеческих девушек – именно моя идея. И старый Финниган ее одобрил.
Амели посмотрела на меня так, словно заговорила грязь под каблучками ее золотых туфелек. Во взгляде раскосых карих глаз было столько презрения, что впору бы провалиться под землю и никогда оттуда не выбираться.
Человек встал у руля драконьего отбора. Стыд и срам. Как еще можно об этом думать?
– Ну конечно, – процедила она и швырнула мне в лицо приглашение на отбор. – Ничего другого я и не ожидала.
Дизайн этих больших квадратных открыток мне не нравился. Слишком много золота и завитушек, слишком плотная бумага. Но драконам по душе именно такое – отдел рекламы работал всю ночь, чтоб к завтраку главные участницы отбора из драконьих семей уже получили только что отпечатанные приглашения, пахнущие типографской краской и розовым маслом.
Конечно, о том, что к отбору приглашены и человеческие участницы, еще нигде не сообщалось. Кампанию запустят сегодня ровно в полдень. Но слухами земля полнится.
– Вообще-то Финниганы уже выбрали победительницу, – равнодушно сообщила я, с нарочитым безразличием отодвинув приглашение в сторонку. – Отбор станет просто новейшим шоу. Ну хочется иногда чего-то остренького, правда? Рейтинги, слава, деньги, самые модные тренды… Но впрочем, не хотите – как хотите. Позвоню Эдварду и скажу, что он должен выбрать кого-то еще.
Амели едва не вывалилась из кресла. Куда только девалась обида и гонор!
– Нет-нет, ни в коем случае! – воскликнула она, подгребая к себе приглашение. Ногти хищно клацнули по зеркальной полировке столешницы. – То есть, можно уже покупать платье?
– Нет, – сказала я таким тоном, что Амели села и положила руки на колени, как воспитанная девочка, которой никогда не была. – Вы уже победили. Но если об этом узнает хоть кто-то до окончания проекта – ваша мать, отец, кто угодно – то вы вылетаете. Сразу же. Таково распоряжение старого Финнигана.
Конечно, старик ничего подобного не говорил. Но у его сыновей были свои планы. В конце концов, шоу должно быть интересным.
– Хорошо, – послушно кивнула Амели. – Ради такого можно и потерпеть этих куриц. Много их будет?
– Планируем двадцать, – сказала я. – И десять девушек из драконьих семей.
Амели презрительно фыркнула.
– Скажу Эдварду, что на отборе нашего сына не будет никаких куриц!
Вот как далеко заглядывает! Я улыбнулась.
– Это уже вам решать. А самое главное… – я сделала паузу и, пристально посмотрев на Амели, промолвила: – Одной можно подпалить перышки.
Над головой Амели закружились искры. Если все, что она делала с момента нашей встречи, было игрой и попыткой набить себе цену, то теперь Амели действительно заволновалась.
Сжечь живого человека – запретная и желанная забава. Сжечь человека в прямом эфире, с полученным на это разрешением – я не представляла, что для дракона может быть слаще.
Конечно, они иногда сжигают людей. Бездомных, например – тех, кого точно никто не будет искать. Но чтоб вот так расправиться с конкуренткой, которая тебе и не конкурентка вовсе… Теперь в глазах Амели было лишь предвкушение и наслаждение.
– Замечательно, – улыбнулась она. Я окинула ее пристальным взглядом и сказала:
– Советую прямо сейчас отправиться к врачу на гименопластику. После начала проекта у вас уже не будет такой возможности.
Участницы отбора должны быть девственницами – такова древняя традиция, и никто не собирался ее нарушать. Но невинность Амели давным-давно стала чем-то из области фантастики – стоит хотя бы заглянуть в ее закрытый для посторонних профиль в одном из фотоприложений, где полным-полно снимков в компании обнаженных чернокожих красавцев с такой мужской статью, что даже страшно становится. Это замуж Амели собиралась только за дракона, а для необременительного секса вполне сойдут и люди.
Амели понимающе кивнула.
– Да, я уже записалась. Будут проверять?
Тут уж я не смогла не улыбнуться.
– Разумеется. Сразу же, как только начнется обустройство на проекте. Согласитесь, неприятно будет вылететь в первый же день.
Амели печально качнула головой и встала. Поправила платье, прикрывая сверкание камешков на стрингах.
– Тогда всего доброго, – сказала она и чуть ли не смущенно добавила: – Извините.
– Ничего страшного, – милостиво махнула я рукой, и Амели ушла. Каблучки процокали к лифту.
Я провела ладонями по лицу, и в этот миг ожил мой ноутбук: включилось приложение для переписки, и в окошке всплыло: «Эдвард Финниган: Фрин Инга, зайдите в переговорную».
Ага, значит, Эдвард уже здесь. Утром Макс написал, что брат на месяц отошел от дел, чтоб полностью посвятить себя отбору. Должно быть, старый Финниган распорядился.
О нашем вчерашнем полете Макс никак не упомянул, в короткой переписке был вежлив чуть ли не до сухости. Я понимала, что задела его, и он, с виду приняв мои извинения, так по факту и не принял их.
Ладно. Разберемся.
Перед тем, как идти в переговорную к Эдварду, я заглянула в уборную, примыкавшую к моему кабинету. Заперев дверь, я некоторое время смотрела на себя в зеркало – да уж, таким видом только кошек пугать в подворотнях. Бледная до синевы, короткие рыжие волосы взлохмачены, темно-карие глаза запали – я сейчас была похожа на привидение.
Провела дрожащей рукой под краном, и в фаянс раковины ударила тугая струя ледяной воды. В кармане брюк лежал крошечный пузырек – я достала его, осторожно открутила крышечку и вытряхнула на ладонь серебряный шарик пилюли.
На мгновение мир утратил запахи, звуки и цвета. Так всегда бывает, когда глотаешь хортасин, мое проклятие и благословение, которое позволяет вести почти нормальную жизнь. Я оперлась о раковину, постояла несколько минут, приходя в себя. Глотнула ледяной воды. Вот и все, можно жить дальше. Можно быть собой, не думая о том, что за порогом подстерегает безумие, и все, что находится рядом, начинает рассыпаться серым пеплом.
Можно даже не бояться высоты.
***
Переговорная вполне предсказуемо размещалась на последнем этаже. Чего еще ждать от драконов? Они забираются повыше и в обществе, и в зданиях. А когда-то устраивали каменные гнезда на вершинах гор и камнем бросались оттуда на головы несчастных путников.
После хортасина жизнь казалась прекрасной. Что может быть лучше, чем чувствовать себя здоровой? Я прошла в переговорную, не дожидаясь приглашения, села в одно из кресел за огромным овальным столом и сказала:
– Девица Бланк едва мне не выцарапала глаза.
Эдвард стоял возле окна. Сегодня он забыл про дресс-код: на нем была белоснежная футболка без рисунков и логотипов и узкие джинсы, модно порванные на коленях. Я отвела взгляд: стоит посмотреть на этого дракона, и в голову лезут совершенно невозможные мысли. Например, о том, как бы снять эту майку и дотронуться до его груди, провести по плечам – осторожно, самыми кончиками пальцев.
– Это было великолепно, – серьезно оценил Эдвард. Он, похоже, прекрасно понимал, как его вид действует на окружающих, и искренне наслаждался этим. Из динамиков аудиосистемы неслась соната Альтини – фортепиано звучало, словно бойкий ручеек, прыгающий по камням, и обстановка в переговорной была далека от официальной. Почти свидание.
– Подсматривали? – с легкой укоризной сказала я. По красиво очерченным губам Эдварда скользнула улыбка.
– Я думал, она разорвет вас, когда вы заговорили о гименопластике.
Он был прав: в тот момент я в прямом смысле слова играла с огнем. С заносчивой и обидчивой Амели действительно сталось бы полыхнуть. Какой-то человечишко, «быдло внизу», не имеет права говорить ей подобные вещи. Даже намекать.
– Я просто делаю свою работу, – ответила я. – В шоу будет интрига, но не в вопросе девственности участниц.
Эдвард понимающе кивнул. Это было отголоском старой традиции, когда право первых ночей всегда принадлежало только драконам. Что ж, со временем они решили, что от этого права больше мороки, чем удовольствия и практического толка.
– Впрочем, это не то, о чем я хотел поговорить, – теперь в голосе Эдварда звучали такие нотки, что хотелось вытянуться во фрунт и внимать, слепо глядя в никуда. Эдвард подошел ко мне и, встав за креслом, неожиданно опустил тяжелую горячую руку на мое плечо.
Я хотела этого прикосновения. Хотела, чтобы Эдвард дотронулся до меня. Но сейчас мне стало жутко чуть ли не до колик. Прикосновение было жутким. Давящим. В нем было лишь тяжелое гудение стены огня.
– Я хотел поговорить о вашем вчерашнем полете с Максом, – продолжал Эдвард. – Вы производите впечатление очень умной женщины, фрин Инга. Скажу честно: я в хорошем смысле поражен вами. Оставайтесь такой же умной. Останетесь?
Что я могла ответить?
Я кивнула.
– Дело в том, что мой брат во многом не такой, как все драконы, – продолжал Эдвард. Поддев ногой одно из кресел, он выкатил его и сел рядом. На мгновение запах его одеколона стал резким, словно кто-то перевел до упора невидимый рычажок насыщенности. – Макс очень добрый и во многом наивный. Настолько, что верит: все люди изначально хорошие. Вы представляете такое в драконьей семье?
– Смутно, – призналась я. Сейчас следовало говорить спокойно и уверенно. В конце концов, моей вины ни в чем не было.
– И я смутно, – вздохнул Эдвард. – Но вот таков наш Макс. И если вы, фрин Инга, вдруг надумаете разбить ему сердце, то я разобью вам голову. Выброшу из окна.
Это было сказано настолько серьезно, что не оставляло простора для толкований. Эдвард не шутил, он просто говорил о том, что будет. Подведет меня к открытому панорамному окну и толкнет вниз.
– Если я скажу, что не собираюсь крутить роман с вашим братом, то вы мне не поверите, – устало вздохнула я.
Эдвард усмехнулся. Над его головой снова вспыхнули искры, и я удивилась: нервничает? С чего бы сейчас?
– Разумеется, – ответил он. – Я видел, как вы вчера летали. Это всегда производит впечатление.
– Верно, – откликнулась я. – Меня тоже впечатлило. Но я боюсь высоты.
Эдвард пристально посмотрел на меня, словно хотел понять, действительно ли я дура или просто прикидываюсь.
– И я не имею привычки смешивать работу и личную жизнь, – напористо продолжала я. Сейчас надо был как можно уверенней гнуть свою линию, не давая Эдварду опомниться и вставить хоть слово. Тем более, у меня в самом деле не было никаких видов на Макса. Он хороший, даже в моем вкусе – но я всегда прекрасно понимала, где именно мое место. Должно быть, поэтому и жива до сих пор. – Ваш брат замечательный человек. Но любое общение с ним никогда не выйдет за определенные рамки. Это только работа, которую я хочу успешно завершить. Не больше. Можете не сомневаться.
Некоторое время Эдвард молчал, словно прикидывал, могу ли я нагло врать ему в лицо. Музыка иссякла, и в переговорной воцарилась хмурая давящая атмосфера. Так бывает перед грозой, когда мир затихает и неподвижно ждет, когда разразится буря.
Но на этот раз гроза прошла стороной. Эдвард провел под носом кончиком пальца, стирая выступившие капли пота, и сказал:
– Он вернулся вчера сам не свой. Ничего, конечно, не сказал, но я вижу, когда он взволнован.
– Только работа, – твердо сказала я. – Между нами может быть только работа.
На столе лежала стопка рекламок, запаянная в прозрачный тонкий пластик: мужчина обнимал девицу в свадебном платье на фоне синего вечернего неба и «Финниган Тауэр». Я мотнула головой в сторону стопки и добавила:
– Это все, что мне сейчас интересно, – не хватало еще, чтоб младший Финниган запал на меня, но этого я, конечно, не сказала вслух. – Можете быть спокойны. Я умею переводить любовь в дружбу, а дружбу в приятельство.
– Я узнал о вас все, – признался Эдвард, – но вы все-таки меня поразили. Разумеется, в хорошем смысле. Как ни крути, вы человеческая женщина, к которой проявил внимание дракон. Не устоять.
Это верно, не устоять – но только если бы на месте Макса оказался бы его старший брат.
– На работе у меня нет ни мужчин, ни драконов, – призналась я. – Только работа.
Эдвард вновь оценивающе посмотрел на меня, и в его взгляде появился отблеск какой-то далекой идеи, которая пришла ему в голову.
– Что ж, – произнес он и ослепительно улыбнулся. – Так будет интереснее.
***
Милли приехала ровно в одиннадцать утра – если Амели добиралась к нам в дерзко-алом кабриолете с открытым верхом, то Милли привез самый заурядный седан с шашечками такси. Похоже, девушка не водила сама. Я мельком видела ее, когда договаривалась с Дварксоном, и тогда Милли мне понравилась. Пожалуй, она была бы прекрасным вариантом для Макса: тихая, спокойная, всем сердцем стремится любить и быть любимой. Если Амели привлекали модные тряпки, блестящие цацки и красавцы с большими членами, то Милли интересовалась в первую очередь книгами и крупными выставочными залами. Я знала, что она учится на искусствоведа в Первом Гуманитарном Университете, и прекрасно понимала, что Эдвард никогда не сделает счастливой эту девушку в стильном деловом костюмчике и круглых очках.
Про гименопластику тем более не стоило упоминать. Милли была невинна. Флер этой нетронутости окружал ее, словно облако дорогих духов.
– Добрый день, – улыбнулась она, протягивая мне маленькую руку. Ногтищ, которые так холила и лелеяла Амели, тут в помине не было: скромный маникюр, который не мешает держать кисти и палитры. – Меня зовут Милли Дварксон, я приехала познакомиться.
– Добрый день, фрин Милли, – сейчас, глядя на Милли, мне хотелось улыбаться совершенно искренне, а не потому, что это положено делать, когда общаешься с дочерью одного из самых влиятельных людей в стране. – Меня зовут Инга Шуман, я организатор проекта.
Вопреки ожиданиям, рукопожатие Милли оказалось вполне крепким и решительным. Девушка знала себе цену – именно себе, а не отцовским деньгам. Это мне тоже нравилось. Люблю тех, кто не склонен плыть по течению жизни, даже если от этого течения одни удовольствия и выгоды. Человек на то и человек, чтоб всегда идти своей дорогой.
– Я вас видела, вы к нам приезжали, – сказала она. – Очень приятно познакомиться, фрин Инга, – и тут же без всякого перехода спросила: – Будет страшно?
В тумбе моего стола, как и во всех рабочих столах, был маленький бар. Пусть пока всего одиннадцать утра, его уже можно открыть. Я вынула две крошечные бутылки севрского красного и протянула одну Милли – девушка и бровью не повела, молча скрутила крышечку и сказала:
– Вижу, что будет.
– Не хочу вас обманывать, – вздохнула я. Запах вина мазнул по ноздрям, это был запах воспоминаний. – Десять дракониц, которые ненавидят вас, человеческих девушек, просто потому, что вы будете с ними в одном помещении. И все – и люди, и драконы – готовы рвать друг друга. Потому что на кону законный брак с Эдвардом Финниганом.
Милли покосилась куда-то в сторону тем самым взглядом, который появляется тогда, когда люди хотят узнать, есть ли в помещении прослушка.
– Помогите мне покинуть проект, фрин Инга, – негромко попросила Милли. – Я не хочу замуж за Финнигана.
Тут-то я и села. Хотя и так сидела. Все девушки испокон веков мечтают выйти замуж за принца – так вот он, самый настоящий принц. Красив, умен, богат – ну, хам и бабник, конечно, так кто из нас без греха? Сегодня в полдень по всем телеканалам и во всех социальных сетях объявят о проекте, а в пять минут первого возле телестудии уже будет толпа девиц, рвущихся в невесты дракона.
А Милли не хочет.
– У вас уже есть жених? Возлюбленный? – уточнила я, осушив свою бутылочку. Пожалуй, за такие вещи надо пить, не чокаясь. Папаша Дварксон открутит лихую башку этому парню и глазом не моргнет. Милли отрицательно мотнула головой. Заправила под рукав браслет с шармом-совой.
– Нет, конечно. Я просто не хочу, – и добавила шепотом, словно говорила невероятно кощунственную вещь: – Он мне не нравится.
Я вспомнила, как ткань белой футболки нежно охватывала сильное смуглое тело Эдварда, и едва не сказала, что Милли дура. Как такой мужчина может не нравиться?
С другой стороны, у девушек вроде Милли свои интересы и планы на жизнь. И мужчина, который будет вполне предсказуемо относиться к навязанной жене, вряд ли в них входит. Это не Макс – уж он-то стал бы вести себя иначе. И Милли получила бы ту любовь, заботу и нежность, о которой всегда мечтала. И ее семья была бы счастливой.
Но все получается так, как получается. К тому же, как там классик говорил – у каждого свой вкус, не угодить на всякий нрав.
– Это ведь династический брак, по большому счету, – сказала я. – Вы ведь понимаете, фрин Милли, что отец так или иначе выдал бы вас замуж за того, кого нужно именно ему, а не вам. Так пусть это будет молодой и красивый Эдвард Финниган, чем какой-нибудь старый и страшный денежный мешок.
Мы невольно улыбнулись, представив этот самый денежный мешок на коротеньких ножках, и тотчас же снова стали серьезными.
– Понимаю, – кивнула Милли. – Но я не овца, которую ведут на убой. И никогда этой овцой не стану, отцу тоже следует это понимать. Говорят, на шоу собираются кого-то сжигать в прямом эфире?
Разумеется, я не стала в этом признаваться.
– Есть такие слухи, – кивнула я, – но они останутся слухами. Никто из дракониц не захочет отправиться с проекта прямиком в тюрьму. Законы все знают.
И спасибо президенту Сальцхоффу, который их ввел и отстоял, изменив наш мир. Теперь можно жить спокойно, не опасаясь, что тебя испепелят просто ради забавы. Драконы, конечно, недовольны, но люди год от года становятся сильнее, и все это понимают.
– Вам ведь нужно шоу? – не сдавалась Милли. – Вот пусть и будет шоу. Пусть одна из дракониц меня сожжет – можно ведь смонтировать, чтоб все выглядело именно как сожжение.
Так, Милли, кажется, я поняла, что именно ты задумала.
– Решили сбежать от папы? – спросила я, задумчиво водя ручкой по зеленому листку бумаги для записей. Вскоре среди каракуль уже был мой номер телефона и слова «Позвоните в восемь вечера». Милли едва заметно прикрыла глаза: прочла, поняла, запомнила.
Умница девочка. У такого папаши – и такая умница.
– Нет, конечно, – ответила она и снова прикрыла глаза. «Да», – поняла я. – Просто хочу, чтоб он увидел, что со мной так нельзя.
– Вы ничего не сможете доказать, – я устало прикрыла глаза. Интересно, о чем думает Эдвард, слушая нашу беседу? Может, хочет лично спалить эту девчонку и разом избавиться от всех проблем. А может, он вообще не слушает, и тогда я напрасно рву листок бумаги, убедившись, что Милли все запомнила. – Только дискредитируете свою семью вместе с Финниганами. Этого вам никогда не простят. И я уверена, что отец заберет вас из университета и посадит под замок.
Милли побледнела. Учеба была ее слабым местом, и она прекрасно понимала, что отец все свернет, если дочь вздумает оказывать сопротивление. Сиди дома – жены драконов никогда не выходили дальше ворот замков. Пусть традиция давно забыта, ее можно и возродить.
– Я вам сочувствую, фрин Милли, – призналась я. – Вот искренне, по-женски, сочувствую. Я понимаю, что чувствуешь, когда тобой манипулируют. Но сопротивляясь, вы можете потерять все, что с таким трудом сумели сделать своим. Так что я вам так же искренне советую: смиритесь. Во всем этом тоже есть плюсы.
Правильные вещи говорить очень легко.
– Например? – Милли шмыгнула носом. Я ободряюще улыбнулась.
– Например, лучший мужчина страны в вашей постели.
И видит Бог, я бы очень хотела оказаться на ее месте. Хотя бы на одну ночь.
Но, конечно, об этом я говорить не стала.
***
Я немного ошиблась в расчетах.
Первые претендентки прибежали на кастинг ровно в двенадцать часов две минуты. Причесанные и накрашенные на скорую руку, они выглядели так, что Эдвард должен был спасаться бегством. Одного вида на них хватало, чтоб понять: такие люди пойдут по головам и добьются своего.
На кастинг Эдвард не пришел. Сидел в кабинете, забросив ноги на стол, лениво перелистывал какой-то журнал и смотрел на огромный монитор, периодически отпуская ядовитые комментарии по поводу желающих выйти за него замуж. Ему сейчас хотелось совсем другого: отдельный кабинет в дорогом клубе, игристое вино по десять тысяч за бутылку и податливая девица с умелыми руками.
Не знаю, почему мне так думалось. Я не видела Эдварда. Мы с Максом и еще двумя участниками жюри сидели в студии, смотрели, как девочки в форменных золотых костюмчиках записывают желающих принять участие в кастинге, и было ясно, что уйдем мы отсюда заполночь.
– Надо будет заказать обед, – заметил Макс. Одна из девушек принесла ему планшет со списком первых участниц, и Макс удивленно вскинул брови. Похоже, такой наплыв девушек был для него сюрпризом.
– Еще и ужин придется заказывать, – вздохнула я. – Будем лопать спагетти с осьминогами и задавать вопросы.
Макс посмотрел на меня и мягко улыбнулся. У меня, честно говоря, от сердца отлегло. Я не хотела, чтоб Макс досадовал или сердился.
– Любите осьминогов, фрин Инга? – поинтересовался он.
– Честно? Ненавижу. Я жареное мясо люблю, и пиво.
В глазах Макса появились веселые искорки. Пусть уж лучше смеется надо мной, чем думает о том, что у нас возможны какие-то отношения, кроме дружеских.
Потому что я непременно разобью ему сердце. А его брат разобьет мне голову – он не из тех, кто бросает слова на ветер.