Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 14. Пожары и виселицы

Глава 5

Он не успел сдвинуться с места, как она попросила его:

– Барон… Стойте! Стойте… Не оставляйте меня тут, прошу вас, барон! – женщина просила его так проникновенно, что он не смог уйти и снова остановился у двери, а она продолжала: – Прошу вас, барон, возьмите меня с собой, – буквально умоляла она, – мне нельзя тут оставаться, они убили всех, всех людей из моей свиты, всех, кто был со мною, убили… Они хотят передать меня какому-то человеку… Барон, заберите меня с собой. Прошу вас. Прошу вас… Заберите меня с собой…

Волков смотрит на не старую ещё женщину через ржавые прутья решётки, глаза у неё большие и серые, в них мольба… А ещё неподдельный страх. Она несомненно боялась чёртовых колдунов… И в том числе, боялась, кажется, что он сейчас повернётся и уйдёт. Генерал замирает в нерешительности: ну что за бабьи глупости…Ну куда, куда он мог взять её с собой? Куда? Он сам не был уверен, что выберется из замка. Выберется живым. Ну не для того же его сюда заманили и хотели чем-то опоить, чтобы оставлять в живых.

А ещё он торопился.

– Госпожа, мне некуда вас забирать… – и тут Волков неожиданно понимает, что если ему удастся подпалить сено и дрова под балконами, эти высушенные жарой балконы начнут изрядно полыхать, а значит, и господские покои тоже вспыхнут, а после, это уж и сомневаться не нужно, огонь непременно доберётся и до флигелей на всех этажах… Он мельком осматривает всё вокруг и понимает, что даже дверь, которая отгораживает его от дамы, и та сухая… Да, тут всё сгорит. А герцог, в общем то, отправил его сюда спасать эту женщину, вырвать её из лап, как барон уже убедился, у настоящих злодеев-колдунов, и если он её случайно спалит вместе с замком, это вряд ли будет ему записано в подвиг. А уж как обрадуются тому обер-прокурор и епископ Вильбургский…

«Курфюрст будет в бешенстве… Мягко говоря. А мне ещё его поганых родственничков выселять из дворца в Малене». В общем, выбирать-то ему было особо и не из чего, и он неожиданно для всех закончил:

– Но я возьму вас с собой.

– Господь Милосердный! – воскликнула она. – Добрый рыцарь, вы даже и представить не можете, как я вам благодарна… Сорвите замок, а я соберу вещи, – и она быстро отошла от двери.

Замок был очень тяжёл, но сами полосы железа, которые держал он, крепились к полотну двери уже не крепко.

– Фон Готт, помогите мне, – говорит генерал, стараясь воткнуть лезвие секиры между железной полосой и деревом двери.

Оруженосец тут же выпускает пажа – вернее, кидает, как куль, к стене – и начинает помогать генералу своим клевцом, а сам первый раз за всё время службы у Волкова вслух начинает сомневаться в решениях своего командира:

– Уж не будет ли эта знатная дама нам обузой, сеньор?

Волков был немного удивлён тем, что фон Готт высказывает ему здесь свои мысли, тем не менее решил всё разъяснить:

– Во-первых, фон Готт, именно за этой дамой мы сюда и приехали, а во-вторых, – тут барон сделал усилие и всё-таки загнал лезвие топора в щель между деревом и железом достаточно глубоко, чтобы появилась возможность навалиться и вырвать крепления из двери, – вы, что же, хотите, чтобы маркграфиня тут сгорела?

– Нет, сеньор, не хочу… – ответил оруженосец, помогая генералу клевцом. – Тем более… может… если она будет с нами, арбалетчики не так будут кидать в нас свои болты.

– Генерал! – воскликнул Хенрик. Он, стоя у выхода на лестницу, уже держал пистолет наготове в одной руке и меч в другой. – Они рядом!

– Кляйбер, будь при Хенрике, – распоряжается генерал. И тут же обращается к оруженосцу: – Давайте, фон Готт, вместе… Наваливайтесь!

И железная полоса вместе с тяжёлым замком с лязгом упала вниз и повисла на одной петле, что была вбита в косяк. Фон Готт открыл дверь, а там, на пороге, их ждала в простом суконном платье поверх обычной нижней рубашки, с узелком, кажется, из рушника и дорожной флягой в руках сама Клара Кристина Оливия графиня фон Эден маркграфиня Винцлау.

– Госпожа… а что у вас тут? – с нескрываемым удивлением спросил у неё Волков, указывая на увесистый узелок.

– Тут? – женщина подняла поклажу и взглянула на него. – Я подумала, нам придётся бежать, и взяла с собой хлеба, головку молодого сыра, ветчину, всю, что была, и пряник. А тут, – она показала генералу немаленькую, обтянутую кожей дорожную флягу на ремне. – Тут хорошее вино.

На плечи её был накинут плащ, а на груди… На груди – видно, выбилось из-под рубашки во время сборов – у этой совсем не старой и вполне миловидной женщины красовалось распятие.

«Ну, хотелось бы надеяться, что эта уж настоящая маркграфиня Винцлау».

И тут к нему подбегает Кляйбер и почему-то шепчет:

– Господин генерал, они уже здесь!

Волков кивает ему: понял – и говорит:

– Фон Готт, возьмите щит, теперь вы защищаете Её Высочество.

– А этот? – оруженосец указывает клевцом на притихшего пажа, чьё лицо изрядно разбито о дверь и стену.

И генерал лишь небрежно машет рукой… Но не успевает он решить судьбу красивого пажа… как раздаётся пистолетный выстрел:

Паххх…

Крик раздражённый и яростный – значит, попал Хенрик, – а потом и шум схватки, Волков повернул голову и увидал, как и Хенрик и Кляйбер работают мечами, а с лестницы их мечи встречает остриё копья.

«О Господи! Ну хоть что-то, хоть когда-то может пойти так, как я планировал? – Он ещё раз глядит на женщину, которую теперь придётся ещё защищать. А она выглядит готовой на всё. Собранной и, как это не странно… смелой. – И эту ещё придётся таскать с собой! Ну ладно… Подожгу этот ведьминский вертеп, за суматохой постараюсь подобраться к конюшням, а не выйдет если, так запрусь в какой-нибудь башне, дождусь, пока подойдет Брюнхвальд, и помогу ему ворваться сюда, – он снова глядит на женщину, которая ждёт его распоряжений. – Лишь бы её отсюда живой вытащить, иначе герцог просто взбесится! Пресвятая Дева, прошу, храни её от болтов и белого железа!».

– Хенрик! – кричит Волков. – Догоняйте нас!

– Да, генерал! – отвечает тот, даже не взглянув в сторону командира.

А барон продолжает:

– Фон Готт, идём на стену, по ней пойдём к башням, пока не знаю к какой, поглядим, какая будет удобнее… Закройте маркграфиню павезой и сами прячьтесь как следует, не допустите ранения, держитесь чуть поодаль от меня. Они начнут кидать болты, всё должно лететь в меня, а не в вас с нею. Всё, пошли.

– Да, сеньор, – спокойно ответил оруженосец.

Волков сам теперь повесил свой щит себе на левое плечо. Пока они были тут, на третьем этаже и за перилами балкона, им можно было почти не опасаться арбалетных болтов, но теперь им предстояло спуститься с балкона на крепостную стену, а там они будут у всех на виду, у всех… И теперь, когда их местоположение будет известно доподлинно, на них накинутся все люди того подлеца-сержанта, что убил фон Флюгена.

Но делать ему было нечего, так как в эту секунду…

Паххх…

Хенрик разрядил там, у лестницы, и второй пистолет.

«Хоть бы попал!».

И он, ещё раз кинув взгляд на фон Готта, который уже поднял щит, пошёл по балкону к лестнице, что выводила на стену.

За себя он почти не волновался; конечно, в его доспехе были уязвимые места – сгибы, внутренние поверхности бёдер, но в них нужно было ещё попасть. Но это скорее цели для копья или стилета в сильной руке. Арбалетному болту его доспех был не по зубам. Подшлемника у него не было… Но и это можно было бы перенести, если не получать по шлему чем-то тяжёлым.

И едва барон вышел из-под крыши балкона, едва сделал три шага вниз по лестнице, как со всех сторон стали кричать:

– Идут! Вон они! Вон они идут!

И среди мужских голосов генерал отчётливо различал и женские. Он, выглядывая из-за края щита, крутился, смотрел через забрало по сторонам и вдруг понял, что на балконах и на дворе замка много подлого люда, и именно они-то и горланят о его появлении на лестнице. И вот что ещё удивило генерала. Вся замковая челядь была вооружена. У некоторых в руках были настоящие копья, у других топоры, даже дорогие железные вилы, а у одной толстой бабы просто длинный шест. Им она указывала на барона и орала истошно:

– Сержант! Вон они спускаются! У левого флигеля!

И тут же, не успел он сосчитать и до трёх, как ему в левый наголенник щёлкает арбалетный болт.

«Ублюдки, хорошо кладут!».

Он-то за свои ноги не волновался, но у его оруженосцев доспех был попроще, а у Кляйбера голени и вовсе не были защищены, что уж говорить про маркграфиню…

«Ладно, пойду быстрее, пусть фон Готт с женщиной подальше будут, пусть в меня всё летит».

И он ускорил шаг, держа в голове Хенрика.

«Надеюсь, он нас уже догоняет».

И вот генерал на стене, один за другим в него прилетает два болта, нет, они прилетают не в щит, один ударил в бок, в кирасу, чуть ниже подмышки, второй и вовсе в шлем, хотя барон прячет голову. И тут снизу раздаётся:

Вссс-Пуххх…

«Чёрт!»

Ну как не узнать этот милый звук – аркебуза. В общем, чему тут удивляться, мёртвый коннетабль Тельвиса был толковым военным, а сам граф богач, немудрено, что у них имеется самое хорошее оружие. Самое хорошее?

«Лишь бы мушкетов не было!».

Уж мушкетную пулю он получить точно не хотел бы, даже павеза вместе с кирасой не защитили бы его от крупного свинцового шарика, выпущенного с двадцати или даже с тридцати шагов.

И, не обращая внимания на ударившую в зубец стены пулю, барон продолжает идти вперёд, на ходу оглядывая распахнутую дверь ближайшей башни; то была восточная башня южной стены. Через неё он думает пройти к двум башням ворот.

«О, кажется, граф принимает меня всерьёз, ты глянь, всю чернь свою вооружил».

Но как раз это не пугает генерала. Да пусть даже холопов в замке три десятка, они не представляют угрозы, как те вооруженные лакеи в зале. А вот из-за двух солдат с корпоралом, которых он повстречал на лестнице, ему пришлось отступить, те ублюдки знали, как орудовать копьями и алебардами. И он, не желая получить ранения, даже лёгкого, вынужден был отойти. И правильно сделал. Тогда у него ещё даже не было представления, что дальше предпринять.

Но теперь барон уже всё для себя решил и, идя вдоль зубцов стены, готов был встретиться с теми мерзавцами снова. Тем более что в десяти шагах после него, прикрытая большим щитом и корпусом фон Готта, за ним следовала наследница древней и знаменитой фамилии, та, за которую курфюрст Ребенрее и император готовы были вцепиться друг другу в глотки, женщина безусловно храбрая и, надо признаться, достаточно привлекательная. Ну, насколько он мог судить за те мгновения, что видел её в проёме двери. В общем, теперь он точно не мог отступить, пусть на его пути да хоть четверо врагов с копьями и алебардами. Он готов был биться насмерть. Ведь, как говорится, на миру и смерть красна.

Глава 6

И тут он слышит, как снизу зычный и уверенный голос отдаёт команду:

– Гульверт, бери всех своих и на стену, на них… На них. Не пускай их никуда. Давай! Давай!

Волков не смотрит на того, кто это там орёт, он теперь ищет глазами лестницу, что ведёт со двора на стену, и почти сразу находит её у правой от ворот коновязи. Ступеньки, а по ним уже поднимаются люди… Один с копьём, ещё один тоже с копьём, за ним двое с алебардами, и всех их подгоняет, видно, корпорал, сам он тоже с алебардой; итого встретить генерала и его людей на стене хотят пять человек.

Пять человек закроют им проход по стене, и сзади тоже подопрут. Закроют и подопрут, а снизу или с башни, как по мишеням, будут бить арбалетчики и аркебузиры. Сначала побьют Кляйбера, у того и поножей нет, потом Хенрика, он тоже не в полном доспехе, плечи лишь красивой стёганкой закрыты, а голени красивыми сапогами. Любит же он покрасоваться. Да и они с фон Готтом не застрахованы от того, что аркебузная пуля скользнёт под кирасу или пролетит в забрало.

В общем, запечатают вместе с маркграфиней их на стене так, что только прыгать вниз, а там высота в три копья, в доспехе прыгать – ноги ломать. А со сломанной ногой даже от баб с вилами и скалками не отобьёшься. Нет, Волков этого допускать не хочет, он ускоряет шаг и опускает свою красивую павезу, как бы намекая стрелкам: Вот он я, давайте, кидайте всё в меня. И пока он спешит к поднимающимся по лестнице врагам, в него прилетают два болта.

И один бьёт в забрало шлема.

«Вот ублюдки! Гарнизонная шваль, а стрелять умеют! Ладно, Бог с ними, лишь бы ничего не летело в сторону фон Готта и маркграфини».

Первый солдат, взобравшийся на стену, остановился и ждёт остальных, выставив вперед копьё. Заросшая щетиной упитанная морда, крепкий, сволочь, но не дурак, на рожон не лезет. Волков добирается до него. Он хотел оттеснить его щитом к лестнице, загородить им проход или вовсе сбросить со стены. Но храбрый подлец и не думает отступать, он встречает барона двумя выпадами… Всё, как его учили в молодости, первый удар копья он наносит генералу в шлем, что чуть торчит над краем щита, и тут же быстрый удар под щит, целился в пах, мерзавец, но попал в правую поножь. Если шлема едва касается, то вниз бьёт сильно. Нет, таким ударом поножь не пробить, но всё равно это неприятно, ведь жало копья может и соскользнуть по отличному железу… Волков всё равно делает шаг вперёд и, прихватив топор за самый конец, пытается достать мерзавца, бьёт справа налево, целясь чуть выше плеча и желая попасть врагу в шею. Нет… Расстояние большое… Тот отскакивает и в свою очередь наносит всё те же два удара, в шлем и вниз, на этот раз не в пах, а в область колена. Но и на сей раз отличный доспех, что подарил генералу архиепископ, выдерживает попадание. А за спиной солдата, на стене, появляются его товарищи, и вот уже на Волкова нацелено два копья, а над ними висит весьма неприятная пика алебарды. Ну, ждать, пока на стену поднимутся ещё двое, он не собирается.

Нет. Волков поднимает павезу повыше, чтобы полностью закрыть шлем, и плечом вперед с ускорением идёт на сплотившихся в какое-то подобие строя врагов. Идёт на частые удары копий, на удар сверху, удар тяжёлой алебарды через щит, он почти бежит на них, сближается с ними, игнорируя опасность, и, добравшись, щитом ударяется в них, с грохотом и каким-то хрустом, успев ещё снизу и сбоку рубануть одну из попавшихся под его топор ног.

Крики, кровь на кирпичах, и один из врагов просто куда-то девается, а ещё один, падает, не устояв, только тот, что был с алебардой, продолжает бестолково молотить своим опасным оружием, и всё сверху, сверху, через щит, пытается достать до шлема генерала. А тот, лишь подняв павезу повыше, очень хочет зарубить того, который упал, первого, что взобрался на стену, кажется, он самый толковый из этих врагов, но первый удар у барона не выходит, он попадает солдату, который пытается встать, по шлему, но не сильно, вскользь, и поэтому повторяет попытку, замахивается снова… На сей раз удар выходит хороший, тяжёлый, да вот только солдат, не будь дурак, бросив копьё, вскакивает и пытается сбежать, и хороший удар генерала приходится врагу вдогонку, в спину, в кирасу, и, по сути, не причиняет ему вреда. И когда он кинулся прочь, забыв про своё оружие, Волков теперь принялся за того, что был с алебардой. Но этот в одиночку стоять против барона не решился – с трудом парировав два удара топором, он улучил момент и кинулся по лестнице со стены вниз.

И тут барону залетает болт в правую подмышку, но кольчуги под кирасой он не пробивает, и Волков вытаскивает его и небрежно кидает под ноги. Солдаты, те, что поднимались по лестнице на стену, теперь все внизу. На его секире – тёмные, засыхающие на жаре капли. Один из врагов, должно быть, ранен. Жаль, что только один. Впрочем, проход к ближайшей башне открыт, и генерал поворачивает голову назад. Там, закрытая телом оруженосца и большим щитом, стоит женщина. Она глядит на него, и в её глазах генерал находит… Нет, не страх, и намёка на страх в её взоре нет. Изумление? Удивление? Интерес? Или, быть может даже… восхищение? А по стене, спустившись вниз от флигеля, уже бегут сзади к ним Хенрик и Кляйбер, а значит, разглядывать прекрасные глаза принцессы времени у него нет, и он, перехватив поудобнее ремни павезы, молча идёт дальше, к первой на их пути угловой башне.

Дверь в башню была открыта, и он не раздумывая вошёл в неё… И оказался в полутьме, которая встретила его…

Вссс-Пухх…

Яркая вспышка почти перед забралом на мгновение ослепила барона, а удар, сильный удар, одновременно и в челюсть, и в горло, пихнул его, едва не свалив. Он отшатнулся, сделав шаг назад. И ещё один. У него перехватило дыхание, может оттого, что горло болело и было сдавлено болевым спазмом, а может оттого, что в шлеме ему нечем было дышать от терпкого и горького порохового дыма. И, чутьём зверя или старым солдатским чутьём осознав опасность, он машинально делает ещё шаг назад, из башни на стену, на свет. И вовремя: тут же на место, где он только что стоял, обрушивается алебарда. Её топорище пронеслось, едва не коснувшись его плеча, а пика неприятно скрежетнула по каменному полу. И, не найдя его, алебардист кинулся из башни, теперь действуя алебардой как копьём, попытался ударить генерала снизу в бедро. Но тут уже Волков смог среагировать и отвёл удар щитом; едва различая цель, сделал шаг вперед, сокращая дистанцию, и в свою очередь рубанул топором сверху. Куда-то попал, металл звякнул о металл, он ударил ещё раз и ещё, и все три раза тяжёлый топор находил цель, а алебардист из-за сближения с генералом никак не мог снова воспользоваться своим грозным оружием… Решил сбежать и просто кинулся в открытую дверь башни. Тут уже зрение полностью вернулось к Волкову, и он, прикрыв голову павезой, снова шагнул в полумрак башни, и там на сей раз никто его не встретил. Кто-то лишь топал тяжёлыми башмаками на лестнице, убегая вниз. Видно, то был сволочь аркебузир.

Барон и не думал его догонять, он обернулся и махнул фон Готту рукой: давайте сюда, тут безопасно. А за оруженосцем и маркграфиней в башню вбежали и Хенрик с Кляйбером. Они были возбуждены.

– Все целы? – спросил Волков, поднимая забрало.

– Угу, угу, – тяжело дыша, отвечали Кляйбер и Хенрик.

– Я в порядке, – заверила барона маркграфиня. Как-то поспешно, что ли. Барону показалось, что Её Высочество боится быть обузой.

«В порядке так в порядке. Хотя нужно отдать ей должное, для женщины голубых кровей, как и положено, держалась она неплохо!».

А вот фон Готт, кстати, засунувший за пояс свой клевец и теперь держащий в руке обронённое врагом копьё, в свою очередь заметил:

– Сеньор, вам неплохо врезали из аркебузы, я смотрю.

– Что? – не понял Волков.

– У вас горжет пулей смят, – тоже разглядел повреждение в доспехе старший оруженосец. – С правой стороны, где подбородок.

Ах вот почему у него болела челюсть; он трогает горжет: да, даже через перчатку и наощупь чувствуется, как помято отличное железо. Ну а как же иначе? В него из темноты выстрелили практически в упор; чудо, что пуля не пошла на пару пальцев выше.

– Отличный всё-таки это доспех! – восхищается фон Готт.

И он, конечно, прав. Не всякое другое железо выдержит выстрел из аркебузы с двух шагов. И вдруг барон думает, что его нынче ведёт Господь, очень на то похоже… И морок развеял, и руку вражескую с клинком в зале отвёл, вот и от выстрела в упор уберёг…

«Слава Богу, что не мушкет!».

И тут он случайно ловит взгляд принцессы. Та молчит, в кругу мужчин, что заняты войной, жёнам говорить – только дурь свою показывать, хоть и принцесса. Глаза её… не так чтобы видно ему было, он почему-то знает, что сейчас Её Высочество глядит на него. Глядит, молчит и верит.

«Видно, Господь не просто мне её придал. Должен, должен я её вывести из ведьминого дома».

Но стоять тут долго нельзя: мало ли какие ещё сержант колдунов приготовит им ловушки.

– Надо идти. Фон Готт, храните маркграфиню, Хенрик… – тут генерал вспоминает: – Вы, кажется, разрядили оба пистолета, вы там убили кого-нибудь?

– Ранил одного, – бурчит оруженосец невесело.

– Ранил… – повторяет генерал с укоризной. Ему жарко в доспехах под поднимающимся солнцем и хочется хотя бы снять нагревающийся шлем. Но это будет выглядеть как проявление слабости. Нет. И он продолжает: – Ладно, вы с Кляйбером пойдёте в арьергарде, закройтесь щитами, чтобы вас не ранило никого, слышите, раненого тащить не сможем, останавливаться не будем… – он не стал говорить, что от аркебузной пули павеза не защитит, он о том и думать не хотел. – Всё, господа, пошли.

Внизу во дворе были люди, вся замковая челядь так и торчала там, глядя и обсуждая их; сержанта Волков тоже видел, он с парой солдат был на балконе второго этажа. Как раз там он находился неслучайно, оттуда, из покоев, он мог получать указания от своих господ, которые, кстати, на глаза генералу не попадались.

«Прячутся, выродки!».

Видел барон также арбалетчиков, что на балконах деловито заряжали свои арбалеты и спокойно целились в него и его людей. Вернее, в его людей, так как в него они уже болтов не кидали, поняли, что его доспех их оружию не по зубам.

Арбалетчиков насчитал четверых.

«Быстрее нужно убираться от них, рано или поздно попадут кому-нибудь в ногу… Лишь бы маркграфиню не задели, сволочи!».

Так как шли быстро, дошли до приворотной башни, что нависала над подъёмным мостом. Генерал и заглядывать в неё не стал, хотя дверь была радушно распахнута; он торопился, прошёл по стене над воротами, а за ним быстро прошли и его люди. И вот тут, видно, сержант графа решил, что это противоречит его планам, и снова погнал солдат на стену. И опять сам не пошёл. Умный, подлец. Уж очень и генерал, и особенно фон Готт с Хенриком хотели бы с ним встретиться, как говорят в западном королевстве, «буклиер эн буклиер», щитом в щит, лицом к лицу.

Но шестеро солдат, что попытались перехватить их на стене, теперь, после первой попытки, огнём уже не пылали. Они все влезли на стену, выставили вперёд копья и алебарды, перекрывая Волкову и его людям проход, и когда генерал стал напирать, вроде даже и упёрлись, но тут фон Готт, оставив щит и маркграфиню на попечение Хенрика, поспешил к генералу на помощь, встал за его спиной, как положено, спрятался за ним, выдвинув копьё вперед почти на всю его длину, и первым же движением своего опасного оружия, первым же выпадом снизу из-под своего сеньора хорошенько ранил одного из солдат, проткнув ему щиколотку. Раненый заорал и, недолго думая, просто спрыгнул со стены во двор, а остальные стали пятиться по лестнице, лишь отбиваясь от наседающего Волкова, да и корпорал, что был с ними, не сильно-то упорствовал, тоже отходил. И Волков, сгоняя их вниз при помощи топора и почти не получая ударов обратно, был бы рад помощи оруженосца и поблагодарил бы его, но тут…