Штурм

За спиной у кавалериста висел большой полуовальный щит (Куприянов понятия не имел, как тот грамотно называется). На лошади также имелась защита – кожаный нагрудник и замызганная попона, – что лишь усиливало сходство всадника с конным рыцарем, не закованным в броню латником, а скорее бойцом легкой кавалерии. Но теперь, когда Кальтер рассмотрел его получше, принять его за кого-то другого было нельзя.

Всадник выскочил на берег перед Кальтером из-за высокой прибрежной скалы. Она, а также шум прибоя позволили всаднику подскакать сюда незамеченным, отчего Куприянов оказался застигнутым врасплох. Он и рыцарь увидели друг друга практически одновременно, так что убегать и прятаться было поздно. Да и зачем? Разве этот артист, что, без сомнения, участвовал в каком-то местном карнавале или историческом шоу, был для него врагом? Напротив, Кальтер и сам не откажется посетить этот праздник. Где его как жертву кораблекрушения наверняка накормят, напоят, а также дадут ему теплую одежду и обувь. Пусть даже такую несуразную, как на ногах этого рыцаря, но он будет благодарен аборигенам и за это.

При виде незнакомца всадник осадил коня так резко, что тот заржал и встал на дыбы. Оно и понятно – в этой глуши невольно вздрогнешь, наткнувшись случайно на любого человека. А незнакомца в гидрокостюме и с железным протезом руки испугаешься подавно.

Желая продемонстрировать свои миролюбивые намерения, Кальтер неторопливо встал, помахал рыцарю рукой и прокричал по-английски:

– Доброе утро, сэр! Извините, если я вас напугал! Уверяю вас, я не преступник и не браконьер! Я всего лишь обычный турист! Просто мой катер утонул в миле от берега, и мне хотелось бы…

Он не договорил, чего именно ему хотелось. Всадник указал на него копьем и заорал в ответ на непонятном языке что-то очень грозное. Вернее, на частично понятном языке, поскольку в нем слышались вроде бы знакомые английские слова. Но их было слишком мало, чтобы понять смысл этой речи, которая к тому же имела весьма странный акцент. И на норвежский язык она не походила; хоть Кальтер им и не владел, но имел представление, как тот звучит.

Впрочем, самую суть Куприянов все-таки уловил: всадник отказывался считать его другом. Что было крайне досадно, но все же не смертельно, и гость вполне мог уважить мнение хозяина, убравшись с его глаз. Вот только оставить Кальтера в покое всадник тоже не захотел. Вместо того чтобы ускакать прочь, он взялся потрясать копьем, а затем пришпорил коня и, не прекращая браниться, устремился прямо на чужака.

– Эй-эй, полегче, сэр! – попытался Кальтер воззвать к его рассудку. – Попридержите вашу лошадь – она ведь меня затопчет! Эй, я к вам обращаюсь! Осторожнее, сэр, прошу вас!

Сей благоразумный призыв всадник также пропустил мимо ушей. И не только не сбавил ход, но еще и взял копье наперевес. Копейный наконечник был теперь нацелен точно на Куприянова, и выглядела эта штуковина отнюдь не бутафорской, а достаточно тяжелой и острой.

– Какого хрена здесь творится?! – раздосадованно пробормотал под нос Кальтер. Он продолжал надеяться, что рыцарь намерен лишь его напугать и в последний момент отвернет в сторону. Только надежда эта, судя по всему, была напрасной. Проведший большую часть жизни на диверсионно-разведывательной службе, Константин Куприянов умел отличать настоящую агрессию от простой бравады. И сейчас на лице всадника было написано отнюдь не наигранное желание пронзить его копьем. Просто так, безо всяких разбирательств, которыми тот явно не собирался себя утруждать. Его решительность прикончить чужака граничила с одержимостью. Казалось, еще немного – и из его перекошенного, извергающего брань рта пойдет пена. Или же от злости его хватит апоплексический удар. И хорошо, если это случится прежде, чем он доскачет до своей жертвы, а не после того, как та окажется нанизанной на копье, словно куропатка на вертел.

Непонятно, чем Куприянов заслужил к себе столь враждебное отношение. Но топтаться на месте и взывать к рассудку чокнутого аборигена он больше не намеревался. Ему навязывали бой, и он принял вызов, пусть даже одолеть рыцаря будет нелегко. Судя по тому, как ловко тот управлял лошадью и манипулировал тяжелым копьем, это был не обычный любитель костюмированных парадов. Наметанный глаз Кальтера сразу определил, что у его нового противника имеется солидный опыт в джигитовке и фехтовании средневековым оружием. Которым он, не исключено, уже успел кого-нибудь прикончить – при таких вспышках немотивированной агрессии к незнакомым людям это было бы неудивительно.

– Ну и хрен с тобой! – процедил сквозь зубы Куприянов, не сводя взора со стремительно приближающегося всадника. И, сделав ложный выпад вправо, в следующий миг отскочил как можно дальше влево. Так, словно не воевал с конным рыцарем, а играл в баскетбол и финтил, обходя игрока команды противника.

Кальтер сорвался с места, когда до столкновения с врагом оставалась всего пара секунд. И завершил свой финт, выскочив практически из-под лошадиных копыт. Клюнувший на увертку всадник не успел так резко поменять курс и потому угодил копьем в пустоту. Однако, надо отдать должное его реакции, тут же вздыбил лошадь и развернул ее на месте, пока она балансировала на задних ногах.

Мастерский маневр, что ни говори! Рискни Кальтер в этот момент напасть на рыцаря со спины, он точно нарвался бы на удар передних лошадиных копыт. Но Кальтер уже понял, что имеет дело с опытным кавалеристом, и не стал бросаться на него очертя голову. Хорошо было бы просто задать от него деру, вот только затея эта была обречена на провал. Куприянов находился на голом, пологом склоне холма и в какую бы сторону ни побежал, противник настигнет его за считаные секунды. А до ближайших валунов, где тот уже не смог бы воевать верхом, было не меньше полутора сотен шагов. Значит, придется выкручиваться другим способом. И если кровожадный «айвенго» не угомонится, то ничего не поделаешь – сам напросился. На сей раз он выбрал себе далеко не беззубую жертву. И пусть у Кальтера отсутствовал опыт войны с такого рода противниками, он готовился постичь эту науку здесь и сейчас, буквально не сходя места.

Для повторной атаки всаднику было незачем набирать разгон. Направив лошадь рысцой на неробкого чужака, он вскинул копье к плечу и приготовился метнуть его в цель с короткой дистанции. В какую бы сторону жертва теперь ни шарахнулась, рыцарь приближался к ней с такой скоростью, что финты ее уже не спасут. Враг держал тяжелое с виду копье без особых усилий, и Кальтер мог лишь гадать, насколько быстро оно будет брошено и успеет ли он вовремя среагировать на этот выпад.

Прикинув так и этак, Куприянов встал точно напротив приближающейся лошади. И приготовился удерживать позицию, даже если враг сменит вектор атаки. Разумеется, тот моментально раскусил хитрость чужака. Кальтер не пытался заслониться таким образом от броска, но, метая копье через лошадиную голову, рыцарю придется волей-неволей сначала привстать на стременах. Что и послужит для Кальтера предупредительным сигналом о начале атаки.

Однако аборигена это, похоже, ничуть не обеспокоило. Он не стал кружить вокруг жертвы, пытаясь сбить чужака с толку, а по-прежнему гнал лошадь по прямой – так, словно принимал навязываемое Куприяновым правило игры. «Хоть юли, хоть не юли – все равно никуда ты от меня не уйдешь!» – именно такой приговор читался в свирепом и одновременно высокомерном взоре рыцаря. Так же, не меняясь в лице, он чуть пришпорил лошадь, после чего с показной неторопливостью встал на стременах. И, когда между ним и чужаком оставалось полдесятка шагов, замахнулся копьем…

…Но так и не метнул его, потому что Кальтер нарушил все его прогнозы.

По мнению аборигена, чужак мог рвануть от него куда угодно, только не навстречу скачущей лошади. Потому что это было заведомое самоубийство, тогда как прочие финты давали жертве шанс увернуться от копья. Что успеет сделать чужак до того, как лошадь ударит его грудью и, сбив с ног, растопчет копытами? Ткнет в животное ножом? А смысл, если через миг оно так и так убьет или покалечит наглеца? Или его убьет мечом всадник, если он ухитрится не попасть под копыта, повиснув на лошадиной шее.

Тем не менее как раз такой маневр Кальтер и предпринял. Он бросился со всего духу вперед и ухватился обеими руками за шею лошади за миг до того, как та сбила бы его наземь. В связи с чем рыцарь тут же отбросил копье и выхватил меч, намереваясь вонзить его чужаку в левый бок. Рыцарь мог проделать это быстро и без труда, ведь противник находился от него на расстоянии вытянутой руки и ничем не мог ему помешать.

…Так, по крайней мере, казалось всаднику. Но он просчитался – не принял во внимание, что одна рука противника была железной. И не знал, что этот протез – не декоративное украшение, а высокотехнологичный и многофункциональный инструмент. Который был создан специально для инвалидов – любителей скалолазания и мог выдерживать нагрузки, непосильные для обычной руки.

Держась правой рукой за гриву лошади, Кальтер отбил протезом вражеский меч, после чего ухватил его стальными пальцами прямо за клинок. Это явилось для рыцаря полнейшей неожиданностью. И он, намереваясь отобрать у противника свое оружие, рванул меч изо всех сил. Но тщетно – с тем же успехом он мог бы вырывать меч из накрепко зажатых, слесарных тисков. Смекнув, что зря теряет время, он быстро сменил тактику: выпустил меч, которым Кальтер все равно не смог бы сейчас воспользоваться, и выхватил из-за пояса длинный кинжал, которым и решил нанести удар по правой руке чужака – той, которой он вцепился в лошадиную гриву.

Однако всадник опоздал. Завладев мечом, его противник энергично качнулся вбок и отцепился от лошади. Благо после того, как он на ней повис, она замедлила ход, и Кальтер, упав на траву, совершенно не пострадал. Перекатившись через плечо, он вновь вскочил на ноги, еще до того как проскакавший мимо рыцарь развернул лошадь для новой атаки.

Врага не сильно беспокоило то, что он лишился копья и меча, ведь у него имелся при себе запасной арсенал. Из притороченного сзади к седлу чехла торчала рукоять еще одного меча. А также несколько рукоятей из дерева, на которые, возможно, были насажены топоры или булавы; чехол был вместительный, и в нем могло поместиться немало такого добра. Дабы успеть перевооружиться, прежде чем заполучивший меч чужак ринется в контратаку, всадник сначала отъехал от него на некоторое расстояние. И лишь затем обернулся, открыл свой колюще-режущий инвентарь и выбрал себе новое оружие.

Кальтер не стал догонять рыцаря, чтобы попытаться напасть на него, пока тот был безоружным – все равно не успел бы, – а предпочел остаться на месте и осмотреть свой трофей. Меч был одноручным и явно не сувенирным – изрядно потертый, грубый и тяжелый. Но в то же время достаточно острый для того, чтобы наносить им смертельные раны. Проблема в том, что в разведшколе, которую двадцать с лишним лет назад прошел Куприянов, его не обучали фехтовать настолько архаичным холодным оружием. И если дело дойдет до поединка на мечах, ему придется несладко. А уж рыцарь, кто бы сомневался, обучен этой науке не хуже, чем верховой езде и обращению с копьем.

Не мудрствуя лукаво враг из всего своего арсенала опять выбрал меч. Однако, когда он снова приготовился к схватке, чужак, воткнув свой меч в землю, уже держал в руках копье. То самое, которое рыцарь был вынужден отбросить во время предыдущей атаки.

Эта штуковина придавала Кальтеру гораздо больше уверенности. В отличие от меча, владение ею не требовало особого мастерства. Все, что нужно сделать новоиспеченному копейщику, это упереть древко своего оружия в землю, а его наконечник развернуть навстречу скачущему всаднику. И если тот не хочет, чтобы его лошадь или он сам напоролись на копье, он трижды подумает, а стоит ли ему так рисковать.

Всадник определенно дорожил своей лошадью, так как решил повременить с очередной атакой. Не иначе он наконец-то увидел в незнакомце более серьезного противника, нежели предполагал поначалу. И потому, немного поразмыслив, изменил тактику: спешился, снял со спины щит, надел его на левую руку, а в правую взял запасной меч. Затем уверенной походкой пошагал к выставившему перед собой копье Кальтеру.

Надетая на рыцаря амуниция вкупе с оружием весили немало, но его походка была упругой и легкой. Уже по одним движениям противника можно было определить, что против Куприянова вышел матерый рубака. Такой, который всю жизнь провел в седле и на поле брани. Это был не просто тренированный любитель постановочных реконструкций Средневековья или ролевых игр. Чем дальше, тем больше Кальтер приходил к мысли, что ему бросил вызов самый настоящий воин той эпохи, в которой носили такие доспехи и оружие. Жаль, Кальтер был профаном в подобных исторических вопросах и не мог определить, откуда сюда занесло этого всадника вместе с лошадью. Судя по его речи, он мог быть английским рыцарем, к примеру, времен Столетней войны. Или войны Алой и Белой розы… Что там, кстати, изображено у него на щите?

Только теперь Кальтер сумел рассмотреть щит, который все это время висел у врага за спиной. Действительно, выцветший и потертый рисунок на нем напоминал раскрывшийся бутон белой розы. А может, это был какой-то другой цветок. Или даже не цветок, а абстрактный узор. Какая разница – разве для Куприянова это имело значение?

Хотя нет, кое-что на картине сумело-таки вызвать у него неподдельный интерес, даже несмотря на то что ему угрожала смерть. Прямо в центре нарисованного цветка находилась фигура, которая плохо вписывалась в этот рисунок. Во-первых, потому что она была квадратной формы, тогда как все линии на изображении обладали плавными изгибами. А во-вторых, эта эклектичная деталь оказалась на поверку и вовсе не нарисованной, а настоящей и наклеенной поверх щита. Но гораздо любопытнее было то, что такая же вещица имелась и у Кальтера! Разве что цвет у нее был иной – красный, а не белый, – и Кальтер не использовал ее в качестве украшения.

Пакаль!

Рыцарь наступал на чужака, прикрывшись щитом, к которому был прикреплен белый пакаль. Вы только гляньте, какой выдумщик! В то время как все известные Куприянову искатели артефактов прятали свои находки, чтобы их не обнаружили сканеры конкурентов, этот «квестер» выставлял свою добычу напоказ, никого не страшась.

Неизвестно, была ли в его идее хоть какая-то практическая польза. Но если он и впрямь открыл у пакаля некое полезное свойство, Кальтеру следовало быть предельно бдительным. Такой «заколдованный» щит мог таить в себе массу неприятных сюрпризов. Причем как для врага, так и для своего владельца, если тому не повезет укротить сокрытую в пакале аномальную энергию.

Кальтер насторожился, ожидая от «пакаленосца» любой неприятности. Однако к следующему сюрпризу, который тот ему преподнес, он опять оказался не готов. Едва Кальтер смог разглядеть пакальный рисунок, так сразу же выяснилась новая удивительная подробность: на артефакте была изображена держащая кинжал рука в железной перчатке. Она походила и на деталь рыцарского доспеха, и на протез, что носил вместо левого предплечья Куприянов. Причем на протез она походила даже больше.

Но самое интересное заключалось в другом. Это был именно тот самый артефакт, который Кальтер когда-то раздобыл в Дубае. И который затем был передан «серыми» Грязному Ироду. А спустя три месяца Грязный Ирод вернул его Кальтеру в Скважинске. Затем, чтобы его в итоге отобрали у Кальтера охранники тюрьмы на Татакото. Как распорядились они этим пакалем в дальнейшем, уже неизвестно, но, скорее всего, он был продан ими на черном рынке. Ну а то, что беглый зэк вновь встретил этот артефакт, было целиком и полностью заслугой «серых». Они продолжали изгаляться над Кальтером всеми мыслимыми и немыслимыми способами, и он понятия не имел, наступит ли когда-нибудь конец его злоключениям…