– Ни фига не понятно, и не ожидаемо! В городе восстание Пожирателей. Из нижних горизонтов этого козлиного Небоскреба. Большинство имеет вид гигантских двуногих крысов. Но может быть и кем угодно еще.
– Так что бери под мышку свою хьюманку… с ее огромным черным кинжалом… и еще пятерых дуралеев гуэ-ла… и прорывайся с боем к казармам у широкой высохшей реки! Там окопались оставшиеся в живых лягухи! И некоторые наши. В городе есть еще заставы Имперской Гвардии, и Сестер Битвы. Они вроде как союзники. Но без меток.
– Так что вари котелком сам, кого видишь!
– И пули экономь! Что на тебе было, то и отдаем. Ни одной меньше. Намек понят?
– Всосал. – отозвался я как уже вполне бывалый шас’уи, ветеран.
Быстро соображая, что ситуация явно хуже, чем внешне кажется. И наиболее твердой валютой вполне могут быть уже не паунды, а патроны к болтерам, и пули к нашим винтовкам.
В общем, ситуация. Первым делом я прусь к двери закрытого бокса Ниэннах. Чтобы сделать ей приятный сюрприз. Она умненькая, и смелая. Врубится быстро. Что я не прикалываюсь, а наоборот: делаю ей приятное.
– Это Монт! Монт Уи! Впускаешь?
– Монт Уи? Ветеран? Когда успел?
– Да вот такой я! Особо ловкий парень! Сдал экзамены виртуально! И получил мощные виртуальные цаки!
– Молодец! Поздравляю! Входи!
Я шагнул в ее бокс.
– Ого!
Там – потрясающе романтичный беспорядок. И она… в красном мохнатом халатике. Не знаю, как у них воспринимается этот цвет… может и как маскировка… Или наоборот: гипер-сексуально… А у нас в культуре он воспринимается как красно-коричневое гуано.
И тем не менее… она все-таки красива. Например, наглый, дерзкий, умный и хитрый взгляд офигенных желтых глаз. Но, при этом, слегка сконфуженных, смущенных и осторожных. Видимо, именно на меня так смотрит. Ни на кого другого. И реально влюбилась. А я в нее? Похоже, тоже.
– Извини меня! – сказал я ей вполне искренне. – За ту сцену… Я… это… ну… сам не знаю, что на меня нашло… Был во взвинченном состоянии… до предела… И слишком перенервничал… Наверно, у меня нервный срыв случился…
С этими словами я опустился перед ней на одно колено, и протянул ей то самое кукри-мачете, которое… когда-то ей временно отдал. А получается, навсегда подарил. Ведь именно им она убила Главного Рогатого и вообще… совершила Суперподвиг. И мне беспредельно повезло, что такая девушка… будет прорываться через всю эту анархию вместе со мной. С нами.
Я думал при этом и об Общем Благе. И о своем Личном. Они неразделимы.
И пусть половые запахи-феромоны у нас совершенно разные… но меня тянет к ней психологически, и интеллектуально. Как и ее ко мне.
Она покраснела и счастливо махнула ресницами. Растерянно улыбнулась. Взяла рукой черное мачете. И осенила меня его знамением.
– Ну да, конечно! Ты прощен мной! Ведь я тебя…
Затем выронила клинок и обхватила мою голову руками. И засосалась прямо в губы.
А я – в ее. И мы друг в друга, в лицо…
Такое ощущение, что целовались долгие часы. На самом же деле, вероятно, секунд 5.
И я встал с колена на ноги. И продолжали целоваться. Еще секунд 5.
– Ну все! – сказал я. – Пора! Нас ждут остальные! Наверняка!
Мы вышли уже прилично одетые. И она с великолепным и удобным черным клинком на поясе, в темно-серых ножнах. А я – со знаменитым импульсным карабином, на ремне, через плечо.
– Ничего себе! – восхищенно отмочил один хьюман. – У нас уже есть императоры? И императрицы?
– Будут! – пошутил я. – Если пойдете за нами!
– Повелевай! – воскликнули они все и положили к моим ногам свои железные трубы и монтировки.
Ну вот так я и стал снова Шас ‘врэ, командиром взвода союзником тау, гуэ-ла. Пораскинув мозгами секунды 3, я постиг, что нам дозарезу сейчас нужно стрелковое оружие. А значит… гастрафеты: чтоб добыть более мощные стволы, не в рукопашной. Сражаться в ближнем бою с генокрадами и их потомками – самоубийство.
– Встаньте с колен! Немедленно! – приказал им я. – И никогда больше так не делайте! Ни перед кем! Даже при виде меня! Вы – свободные люди! Гуэ-ла, союзники тау! Причем суффикс «Ла» в вашем имени теперь означает, что вы – воины! Воины, понимаете?
– Да, конечно! – сказал один из них, вспрыгивая с колена. – Меня зовут Миха! Я теперь Миха-Ла?
– Да!
– А я Ньом! – бросил другой, растерянно вставая. – Я теперь Ньом Ла?
– Разумеется!
– А я Сю… Сью… – прошептал третий, медленно вставая.
– Что?!
Мои знания языка хьюман крайне скудны. Но что-то в этом имени внутренне не нормально. Ощущается.
– Она девушка! – улыбнулась Ниэннах. – Но тщательно это скрывала!
– Нет проблем! Будет Сью Ла! В армии тау есть и женщины! Причем столько же, сколько и мужчин! Примерно поровну!
– Я Дав! – поднялся на ноги с колена четвертый хьюман. – Для нас это древнее и уважаемое имя! Давид! Буду теперь Давид Ла?
– Отлично! – пришлось улыбнуться мне. – Давид Ла! В бою – просто Дав Ла!
– А я… – прошептал пацан, скрытый поэт, не слабого уровня. – Теперь Трахтибидох Ла?
– Если желаешь! Выбор, быть «воином», «ла», или «веса», «мирным тау» для вас – свободный, а не от рождения. Ты уверен, что хочешь быть далее именно «воином»? Если будешь именоваться Трахтибидох Веса – ничего, по сути, для тебя не изменится. Ну?
– Я буду воином! Воином-менестрелем! Это мой выбор! – пылая глазенками, заявил пацан.
– Да будет так!
Беготня в поисках стальных арматур и более тонких стержней. Веревку я им предоставил. Что такое «лук и стрелы» они вполне знают, из своей культуры. Что такое «арбалет» – тоже. Что такое промежуточное между ними – гастрафет – пришлось объяснять. Но они быстро схватили суть. На данном уровне технологии это оружие вполне изготовляемо, причем быстро. Тяп-ляп! И все вышло.
Сильно помог, конечно, выбежавший к нам гуэ-веса сантехник Федор. Сантехник – это профессия, а не имя. Тем более не фамилия. Но он решил помогать культуре Тау именно в этом качестве. Это его выбор. Он быстро стал весьма уважаемой персоной среди местных тау и они тоже помогли, охотно: варили и резали железо, плазмой, гнули стальные арматуры и подсказывали, как обеспечить высокую точность выстрела. Точно выверяя до миллиметра детали, справа и слева. «Высокую» – это слабо сказано: о том, что получилось. «Высочайшую» – будет вернее. Монкеи были крайне удивлены тем, как стальной стержень летит, летит, летит… и попадает, в чей-то рваный мешок, с приличного расстояния, запущенный совсем не опытным стрелком.
Какие же они, все-же, обезьяны, и потомки обезьян. Прыгают, размахивают руками, хлопают ими друг друга по плечам… Обезьянка и эта, моя любимая. Носик вверх, как шило, розовеет… Но меня это даже заводит: то, что она – не тау, а какая-то дикая форма животного. Офигенно сексуально заводит. А ее – видимо – заводит то, что я тау, и страшно умный, и смелый, и благородный…
