Авиатор: назад в СССР 14
– Платят валютой, но это не тема для нашего разговора, – сменил тему Бурченко.
Лучше бы он объяснил, зачем нужна была эта подстава с приказом. Хотя, сомневаюсь в его чистосердечном признании.
Несколько минут спустя, Андрей Викторович свернул газету и подсел рядом.
– Вы даже не спросите о новом задании?
– Нет. Зачем? В очередной раз проверить крепость наших… нервов? Они у нас крепкие, – ответил я.
– Будет вам, Родин! Вы решили, что я вас подставлю? Вы собьёте кого-то из американцев. В Москве я расскажу о ваших действиях и сделаю вид, что вы действовали самостоятельно. Так вы думали?
Сам же всё рассказал. И сомнений в том, чтобы он вот так и поступил бы, у меня нет.
– Я своих не бросаю, Сергей. И в обиду не дам, – похлопал он меня по плечу и протянул руку.
И он думает, я поверил в такие «высокие» слова?! Руку пожму, но не более того.
– Я вам всё сказал, Андрей Викторович. Ни пилотаж, ни разведок, ни демонстративных действий.
– Значит, вы отказываетесь выполнить письменное указание из Москвы? – ехидно улыбнулся Бурченко.
Похоже, оно есть, но удостовериться по прилёту нужно. Какие могут быть гости на корабле? В любую минуту 6й флот снова нанесёт удар по Джамахирии.
Как раз я или кто-то другой окажутся между американским молотом и ливийской наковальней.
– Посмотрим… на ваше письменное указание. Кто эти гости?
– Пока не знаю, – тут же выдал Бурченко.
Врёт и не краснеет.
– А когда?
– Тоже не известно.
Снова врёт. За минуту, четыре раза солгать – уровень! Да так, что любой другой бы поверил в искренность.
– Что за пилотаж? На чём, предварительная программа и что именно нужно показать? Мы можем просто пролететь над палубой и будет смотреться не менее эффектно.
– А над палубой «Карла Винсона» сможете? – вопросительно выгнул бровь Бурченко.
Как маленький! Играть со мной пытается, но пока всё «в штангу».
– Я серьёзно спросил.
– Показ должен предусматривать демонстрацию лётных и манёвренных характеристик.
Тогда всё ясно! Похоже, что Бурченко решил разложить передо мной «хлебные крошки» из намёков на прибывающих гостей. А точнее гостя.
В смотровое окно в двери Ка-27 показался силуэт нашего авианосца. Лётчик довернул вертолёт на посадочный курс и начал выполнять заход.
Пара минут и колёса шасси Ка-27 коснулись палубы. В душе появилось ощущение, что вернулся домой. Пускай до родных берегов далеко, но за эти месяцы я немного «породнился» с авианесущим крейсером.
Оказавшись на палубе, присел на одно колено, чтобы завязать шнурки на кроссовках «Ромика». Не такая большая активность сейчас по вылетам. Смотрю на площадки и вижу только два готовых к вылету Су-27К. Ещё два свободных места «караулят» техники МиГ-29К. Похоже, их боевые машины ушли на задачу.
Я выпрямился. Морской ветер приятно обдувал лицо. Смесь солёного бриза и керосина в эту секунду для меня приятнее, чем запахи парфюма. Только аромат волос моей жены может пахнуть лучше.
Бело-синий флаг с красной звездой, серпом и молотом возвышается над надстройкой корабля. По-прежнему он гордо развивается на гафеле.
– Засмотрелся? – спросил меня Морозов, подошедший сбоку.
– Ты второй за сегодня, кого интересует, куда я смотрю.
– А первый был Бурченко? – весело сказал позади меня Белевский.
– Он, – ответил я, смотря на удаляющегося к надстройке Андрея Викторовича.
После моего рассказа о беседе с Бурченко в вертолёте, у ребят появился энтузиазм. Что сказать, слетать на пилотаж и выполнить несколько фигур каждому хочется.
А вот когда я назвал предполагаемого гостя, все немножко обалдели.
– Мухомор? Чего это ему здесь делать? – спросил Морозов, когда мы вошли в надстройку.
– Вспомни, ливийцы хотят купить МиГ-29. В отражении удара американцев мы показали эффективность наших самолётов. Каддафи уже напели про их «непобедимость». Вот он и хочет сам убедиться.
– Заодно и нас отблагодарить, – добавил Тутонин.
Мысль Вити не нашла поддержки у остальных. Зато я бы не сбрасывал и такое развитие событий. Всё же, наша группа и вся 5я оперативная эскадра помогла в отражении воздушного нападения на страну.
Дерзкая и продуманная операция американцев своих целей не достигла.
Сбросив в каюте вещи, я пошёл к Реброву. Хотелось мне узнать подробности выполнения задачи. Подойдя к кабинету, где у нас проходили предполётные указания, я толкнул дверь и попал в сонное царство.
Воздух в помещении был спёртый. Видно, что давно спят наши коллеги. Борзов, который сидел на первой парте, откинулся назад в кресле, а его наколенный планшет раскачивался на, вытянутой в сторону, руке.
За столами спали и другие лётчики авиагруппы. Кто-то скукожился в кресле, а у кого-то получилось поместиться на столе. И никто не шелохнулся, когда я вошёл. Вот же умаялись за ночь!
Сам Гелий Вольфрамович, сняв снаряжение и куртку комбинезона, спал на стуле. Ноги у него лежали на столе, а голова наклонена вперёд. Ну и как финальный штрих – слюна свисала у одного лётчика изо рта.
Похоже, что Реброву просто забыли сказать «Отбой».
– Товарищ полковник, – коснулся я плеча Реброва, и тот мигом вскочил на ноги.
– Полундра! Живо на вылет! Интервал минута между парами. В парах взлёт по одному по отрыву! – прокричал Вольфрамович.
Все остальные тоже проснулись и начали продвигаться к двери.
– Нет! Никаких вылетов, Гелий Вольфрамович. Просто я поздороваться зашёл.
В первую же секунду на меня все лётчики смотрели с непониманием. Ребров прокашлялся и подал команду «Отставить».
– Если честно, мы уже вас не ждали, – сказал Вольфрамович, приветствуя меня.
– Ночью всё закончилось. Попотеть пришлось, но ничего особого.
Остальные лётчики одобрительно загудели. Каждый попытался рассказать о своих впечатлениях.
Вольфрамович вышел на связь с командиром корабля. Тот ему объяснил, что тревогу сняли час назад. Сейчас выполняются только полёты по маршруту разведки.
– Почему раньше не предупредили? Я жду, спать не ложусь. В моём возрасте уже надо режим дня соблюдать. За холестерином следить. А, ты сам уснул. Ну понятно. Ладно, отбой! – сказал Вольфрамович и повесил трубку. – Свободны, голуби! Всем спокойной ночи! Кого увижу в коридоре, принудительно отправлю спать.
– Это как? – поинтересовался один из лётчиков.
– С Тимуром Автандиловичем в спарринг поставлю. Полный контакт!
В мастерстве Апакидзе на татами никто не сомневался. Он там любого мог затаскать до изнеможения.
Я встретился взглядом с Ветровым. Выглядит он бодро. Никаких намёков на проблемы.
Как только все вышли из кабинета, Ребров продолжил.
– Съели мы этих матрасников. Гоняли их от Мальты до Крита. Огрызались они здорово, но нам это и надо было. Управление они потеряли полностью.
– А как перехватили Е-3А? – спросил я.
– Да это опять два сорванца! Научили на свою голову Борзова и Ветрова. На предельно-малой высоте прошли через весь походный строй авианосной группы «Америка». Потом сделали «горку» и чуть было не снесли этот сарай с локатором.
– И что АВАКС?
– Смылся. И прикрытие своё забрал с собой. Ты давай им больше ничего такого не показывай. А то они так убьются.
Не помню, чтобы я их учил такому манёвру. Мне в принципе не приходилось Геру и Пашу чему-то обучать. Дать допуск к полётам на самолёт – это моя работа, а подобным манёврам их учат в полку.
– Вряд ли они меня послушают.
– Мог бы и попробовать. Ладно, что дальше?
Я рассказал Реброву о наших планах, не раскрывая имени потенциального гостя на нашем корабле. Вольфрамовичу, как обычно, лишняя работа всегда была в тягость. Как и любому из командиров.
На следующий день после постановки задач, я, Морозов, Печка и Белевский ещё раз обсудили сценарий показа. Если в вертолёте речь шла только об одиночном пилотаже МиГ-29К, то теперь задача усложнялась групповыми манёврами.
– Ты правильно перечитал указание из Москвы? – спросил Николай, записывая в планшет данные о погоде.
– Чёрным по белому: групповой пилотаж пары МиГ-29К и Су-27К. Сам сценарий не уточнялся.
По предложению Морозова, мы должны были исполнить парные проходы на высокой скорости. Затем он собирался выполнить одиночный пилотаж, после чего я пристраиваюсь к нему и мы завершаем программу проходом парой с отстрелом ловушек.
– Эффектно, но неэффективно. Ливийцы будут не только слушать, как мы гудим над палубой, но и на возможности посмотрят. Максимально в 5-6 минут нужно уложить фигуры, которые бы подчёркивали высокие манёвренные характеристики.
Коля пофыркал и начал стирать в планшете записи.
– Погоди! Дай посмотрю, что ты запланировал.
А программа пилотажа у Морозова вышла динамичная. Тут и косые петли, и боевой разворот, и «кобра» дважды. В завершение «колокол».
– Мне нравится. Давай ты и выполняй индивидуальный пилотаж, – предложил я Морозову.
Тот сощурился, будто не расслышал сказанное мной.
– Я не ослышался? Ты мне говоришь пилотировать?
– Что здесь такого?! Ты придумал. Программа хорошая. Тебе её и выполнять.
Тут Морозов предстал в образе самого себя времён обучения в школе испытателей.
– Думаю, теперь ты понял, насколько мы с тобой разные. Мы же оба знаем, что с пилотажем у тебя большие проблемы, – задрал нос Коля.
– Ну вот! А ты уже начинал мне нравиться, Николя, – расстроено произнёс Олег.
В первом полёте решено было просто полетать в паре. Самолёты нам выделили от авиагруппы, но у них были свои особенности.
На одном из бортов были проблемы в локаторе. Другой – испытал на себе выпуск-уборку шасси на стоянке, повредив гидроцилиндры. Инженерам удалось его починить, но проблемы могут возникнуть при посадке.
Через 20 минут мы заняли места в кабинах. Руководитель полётами запуск нам разрешил.
Хоть самолёты и имели дефекты, но они периодически стояли на боевом дежурстве. Даже ракеты с них не успели снять.
– Саламандра, 321й на стартовую, – запросил я.
– Разрешил парой с 322 м, – ответил руководитель полётами.
Взлёт на форсаже и вот мы уже с Морозовым собрались в пару.
– На обратный, влево и… рааз! – скомандовал я, разворачивая самолёт.
Морозов держится за мной. Выходим в район корабля. Готовлюсь выполнить первый манёвр.
Бросаю взгляд в сторону и вижу, как с консолей белым жгутом срывается спрессованный воздух.
– Горка, паашли! – скомандовал я.
Задираем нос и идём в набор высоты.
– Добираем, – подсказал я, заметив, что тангаж у Коли не соответствует расчётному значению.
Подошли к отметке в 1500.
– Переворот, и рааз! Пикируем, два! – продолжаю я давать команды Николаю.
Мы словно падаем вниз, настолько быстро приближается водная гладь. Ничего не разобрать в эфире. Какие-то очередные помехи.
До воды совсем немного.
– Выводим!
Ломаем траекторию полёта, отклоняя на себя ручку управления. Слегка проседаем, но запас по высоте достаточный.
В кресло слегка вжимает. Маска прилипла. И снова задираем нос. Устремляемся к солнцу, которое показалось из-за туч.
Пока набираем высоту, наблюдаю, как внизу проносятся какие-то тёмные предметы. И это точно не муха прилипла к остеклению фонаря.
– 321й, прекратить задание. На посадку! – громко начал кричать руководитель полётами.
Что-то неладное произошло. Паре Олега и Александра взлёт запретили. Выводим самолёты в горизонт и начинаем строить заход на посадку.
– 1й, под нами, – сказал в эфир Коля.
Крылатые ракеты «Томагавк» отправились в сторону Ливии.
– 321й, сколько у вас «карандашей»? – запросил руководитель полётами.
– По четыре у каждого, – доложил я.
Замешательство на корабле сейчас. Наверное, ливийцы уже бьют тревогу, что не могут обнаружить ракеты. Система ПВО получила ночью много повреждений. Не факт, что включится.
А время идёт.
– 321й, наблюдали крылатые? – запросил у меня руководитель.
Однако голос был не его. Наверняка кто-то из командиров.
– Наблюдал.
– Эх… Надо помочь. Ориентировочно следуют в район Тобрука.
– Вас понял.
Тут и думать не надо. Синхронно выполнили переворот и начали пикировать. Вдали на фоне морской глади видны удаляющиеся вдаль ракеты.
– Паре роспуск. Далее самостоятельно, – дал я команду Морозову и продолжил пикировать.
Глава 4
Вот тебе и тренировочный полёт!
Морозов выполнил отворот вправо и взял курс на вторую группу ракет. Я же выровнял самолёт и вывел обороты двигателей на максимальный режим. Скорость начала расти. Виски напряглись. Поверхность бирюзовых вод моря превратилась в одну сплошную дорожку.
– Саламандра, высота целей, – запросил я у руководителя полётами, но в ответ услышал только бульканье.
Не рано ли для пропадания связи? Пусть и высота предельно-малая, но расстояние от корабля не такое большое.
Локатор работает неустойчиво. Помеха на помехе, цели то и дело пропадают, а появляются в разных местах.
– 2й, как принимаешь? – вызвал я Морозова.
– Не… лет…о.
Сделал повторный запрос, но ответ в эфире всё тот же – неразборчивый и писклявый. Скорость подходит к отметке в 1000 км/ч. Чтобы догнать «Томагавки» мне нужно лететь ещё быстрее. Может не хватить расстояния.
Как раз сейчас до берега порядка 200 километров. Никакое ПВО в Ливии не сможет пока достать крылатые ракеты на такой дальности.
Снижаюсь ещё. Высотомер показывает уже 70 метров. Ощущение, что скольжу по водной глади. Локатор продолжает барахлить, но направление на «Томагавки» сохранять позволяет.
Дальность сокращается. Прицел уже включён, но пока я не могу поймать «маркой» хоть какую-то из ракет. Летят прямо, но у самой воды.
Присматриваюсь и вижу, как они меняют курс. Теперь направляются в сторону Сирта. Это родной город Каддафи, который пострадал от вчерашнего налёта больше всех.
Я уже почти вышел на дальность пуска ракет. В прицеле появляется и первый «Томагавк». Можно уже разглядеть его вытянутый силуэт и конусный хвостовик.
Навожу марку. Прицельное кольцо совмещается с целью. На индикаторе лобового стекла появилась шкала дальности до ракеты. В ушах начала работать сигнализация о готовности к пуску. Палец плавно жмёт на гашетку.
– Пуск один! – проговариваю я, в надежде быть услышанным.
Ракета Р-73 сошла и устремилась к цели, отбрасывая густой спутный след. Взрыв и обломки разлетелись в разные стороны. Первая ракета сбита.
Вдруг заверещала сирена. Меня сейчас кто-то облучает сзади. Смотрю в зеркало и вижу такой же спутный след, какой был после моего пуска.
Я даже заволноваться не успел, так быстро отклонил ручку управления на себя. Только что была перед глазами линия горизонта, а теперь слепящий свет солнца.
Включил отстрел ловушек и устремился вверх. Шею слегка заклинило от такого резкого манёвра.
Почувствовал хлопок сзади, но самолёт управление не потерял. Видимо, пронесло в этот раз.
Выполняю переворот и пикирую вниз. Нужно разобраться с «Томагавком», пока он ещё не так далеко. Но, тот сменил курс.
Ищу крылатую ракету на локаторе, но мне не дают этого сделать. Опять облучают! Теперь слева, а ушах заработала сирена. Кажется, громче чем когда-либо. Ручку управления отклоняю влево и тут же вправо, чтобы выйти из зоны обнаружения.
На экране локатора снова показалась метка крылатой ракеты. До берега 150 километров. Достаточно, чтобы сбить «Томагавк». Включаю прицел, в наушниках запищало, а на индикаторе лобового стекла высветилось ПР – пуск разрешён.
Ракета сходит с правой консоли и устремляется к цели. Взрыв и второй «Томагавк» уничтожен.
– 1й, как принимаешь? – прозвучал в эфире крик Морозова.
– Хорошо. Цели уничтожены, – доложил я.
– Понял. Меня преследует. Я от тебя в 20 километрах на Запад.
Отворачиваю в сторону, но продолжаю ждать со спины очередной атаки. Смотрю по сторонам, держу в поле зрения пространство сзади по зеркалам. Никого. Что это за призраки Средиземного моря?
Набираю 1000 метров и ищу глазами Морозова. Тот выписывает виражи, пытаясь уйти от двух «Хорнетов».
– Захожу сверху. Беру от тебя левого, – сказал я в эфир.
Выполняю горку, полупереворот и устремляюсь за своим оппонентом. Сразу получается выйти ему в хвост.
Прицел на излучение, но Ф/А-18, пикирует вниз к воде. Умно! Рядом с водной поверхностью его просто так не атакуешь.
– Иду за ним. Я под тобой на 100 метров.
– Ухожу выше, – доложил Морозов.
Обороты перевожу на максимал и следую за «Хорнетом». Он выполняет правый вираж, но я ухожу выше и держу его на прицеле. Противник маневрирует влево, но я успеваю переложить самолёт в обратную сторону.
Дыхание сбилось, а пульс такой, что вот-вот вены вылезут из височной области. «Хорнет» набирает высоту, и тут же ловит меня на управляемую бочку. Пропустил я манёвр!
Теперь он сзади. Ухожу вниз, повисаю на ремнях и вновь возвращаюсь в нормальное положение. Сейчас будет сразу прицеливаться по мне.
Ф/А-18 включил прицел на излучение, но пуск выполнить не успел. Я быстрее!
Отворот влево под 90° позволяет мне уйти из возможного захвата. Вижу в зеркале, как он проскочил недалеко от меня.
Это шанс зайти сзади, пока он разворачивается. Но в голове засела очень неприятная мысль – керосина у меня немного. Погоня за крылатыми ракетами бесследно не могла пройти.
«Хорнет» слева и немного впереди. Набирает высоту, в соплах его двигателей наблюдаю два огня форсажа. И это было не зря.
Как раз над ним сейчас Коля и его оппонент. Морозов преследует второй Ф/А-18, а снизу его сейчас перехватит первый.
– 2й, уйди вниз! Под тобой «Хорнет», – громко сказал я.
В следующую секунду Коля выполнил переворот. А мой оппонент пустил очередь из пушки. Немного сжалось внутри, что сейчас американец мог и попасть в моего товарища.
– Козлина! – крикнул Морозов, уйдя в сторону.
– Борт порядок?
– Да. Чуть фонарь кабины не срезал, – тяжело дышал Коля, отвечая мне в эфире.
Я продолжил разворот на противника, но они уже начали уходить в сторону Крита. Бой закончился.
– Догоняем! – азартно произнёс Николай, но с нашим запасом топлива далеко не улетишь. Возможно, у «Хорнетов» и был на это расчёт. Завлечь нас в схватку, а потом утянуть за собой к базе. А там и принудить к посадке или сбить.
– 2й, идём домой. У меня остаток 900, – сказал я, занимая 4000 метров высоты.
– Вух!
– Домой, 322й, – настойчиво сказал я.
– Понял. Наблюдаю, 1й. Пристраиваюсь, – начал успокаиваться Морозов.
Заняли курс в район «Леонида Брежнева», попутно доложив на борт корабля о произошедшем. Пока ждали ответа с корабля, я сдвинулся назад и осмотрел борт Морозова. Повреждений не было. А ведь от пушки могло сильно зацепить! Прошло немного времени, прежде чем в эфир посыпались запросы.
– 321й, остаток ваш?
– Сколько было посторонних, 322й?
– 322й, рубеж, на котором сбили крылатые ракеты? 321й, аналогично. Доложите!
– А погода какая в том районе? Доразведку сделайте.
И это ещё не весь список вопросов, на который предстояло ответить. Больше всех удивил лаконичный Бурченко. Без него список интересующихся был бы неполным.
– 321й, а бортовые номера запомнили? – спросил он.
– Нет, но родинку над правым глазом разглядел, – ответил я.
Надеюсь, шутку оценят. Пролетев ещё пару десятков километров, на связь опять вышли с борта «Брежнева».
– 321й, остаток позволяет вторым сесть? – спросил руководитель полётами.
На топливомере были не самые обнадёживающие показания – 750 кг.
– 321й, у меня 1000. Могу вперёд выйти и первым зайти.
– Понял, 322й. Пропускаю, – ответил я Морозову и начал сбрасывать скорость.
Морозов ускорился, выйдя на посадочный курс. Он уже подходил к корме, когдя я прошёл над кораблём. Спустя несколько минут пришёл и мой черёд выполнять посадку.
Самолёт выравниваю по горизонту. Занимаю посадочный курс и начинаю снижение по крутой глиссаде. Скорость 240, шасси выпущены, а оптическая система посадки «радует» меня зелёными огнями.
– Зелёный, на курсе. Ровно идёшь.
– Понял.
– Дальность 3, на курсе. Зелёный.
И так далее, пока я не услышал всегда желанную фразу руководителя визуальной посадки РВП – «посадку подтвердил».
Удар! Тело летит вперёд. Рука машинально толкает рычаг управления двигателями. Глаза напряглись, а перегрузка моментально выросла до стандартных 4 единиц в момент торможения.
– Малый газ! Убрать гак! – даёт команду РВП.
Тело расслабляется, и я внимательно осматриваюсь вокруг. Кажется, что любая посадка на палубу – событие. Это всегда самый сложный момент сурового мужского ремесла под названием палубна авиация. Но такого адреналина нигде не получить.
– Благодарю! Группе руководства большое спасибо за управление. Заруливаю на стоянку.
Смотрю по сторонам. Корабль едва покачивается на волнах. На стоянке много народу и все готовятся к какому-то действию. Медленно отстёгиваю маску, которая несколько раз впечатывалась в лицо во время сегодняшнего вылета, и разворачиваюсь на палубе.
– 321й, от дружной группы руководства поздравляем с выполнением 100й посадки на палубу! – произнёс в эфир руководитель полётами.
Совсем вылетело из головы такое событие. Только у меня такой торжественный момент мог совпасть с боевым вылетом. Нет бы просто слетал по кругу и сел. Пожалуй, приключения будут меня находить и дальше.
Но сейчас можно и порадоваться за коллектив конструкторского бюро, инженерный состав и… себя, конечно. Смог!
Зарулил на стоянку медленно. Не так-то просто это сделать, когда столько много людей ожидает меня.
Самолёт остановился, двигатели выключил и открываю фонарь. Спускаюсь по стремянке и тут же попадаю в объятия нашей испытательной бригады и своих коллег из авиагруппы. Несколько раз меня подбросили вверх, а Ребров даже расцеловать собрался.
– Вот знал Родин, что ты с того начал службу в училище! – обнял он меня.
– Это вы про посадку без шасси в поле? – улыбнулся я.
– Э… нет. Я про… ну… ай ладно! Нормально у тебя всё. Не как у всех, но зато уникально! – радостно сказал Вольфрамович.
Морозов успел вылезти из самолёта и тоже поздравить меня.
– Самая запоминающаяся 100я посадка в мире, – посмеялся Коля, пожимая мне руку.
– Это точно. Надо обсудить произошедшее.
– Давай потом. Сегодня событие, достойное мероприятия в кают-компании.
Я подошёл ближе к Николаю ближе.
– Вот обсудим, потом посидим.
Люди начали расходиться, а мы с Николаем поехали на подъёмнике рядом с МиГ-29ми в ангар. Как раз была возможность и пообщаться.
– Какие у тебя мысли? – спросил я у Морозова.
– Таким малым количеством крылатых ракет атаковать Ливию нецелесообразно. Куда-то заманивали.
– Мы не знаем, сколько было ракет. Уничтожили ведь мы только четыре. Остальные?
Со спины подошёл Белевский, который нам рассказал, что произошло.
– Один из эсминцев засёк пуск «Томагавков». Они ушли тремя группами. Те что следовали в направлении наших кораблей, пробовали сбивать. Получилось, но не все.
Оно и понятно. Эти новые крылатые ракеты летят очень низко. Засечь не так уж и просто. Единственное подспорье – дозвуковая скорость у «Томагавков» и отсутствие средств РЭБ. Так что на дальних подступах к Ливии у нас сбить получилось.
– А как появились «Хорнеты»?
Мы спустились в ангар. На мой вопрос Саня отвечал уже в глубине этого хранилища.
– Помехи, отвлекающие действия, скрытный подход. Вообще, не всё получилось перехватить. Так что подозреваю, что ущерб ПВО нанесли снова. Теперь днём.
– Я всё больше думаю, что здесь у американцев вроде полигона. Сколько они всего уже попробовали, – покачал я головой и подошёл к моему самому любимому самолёту.
Борт номер 311, прозванный генеральным конструктором Белкиным «гадким утёнком», стоял зачехлённый. Кажется, что он впал в спячку.
Медленно погладил его в районе носовой части. Сколько воспоминаний связано с этим самолётом! В голове сразу вспомнился Ваня Швабрин. Возможно, будь он жив – сегодня бы его качали на руках, а не меня. И продолжал бы он развивать палубную авиацию.
– Так что думаешь по поводу сегодня? Я видел нашего старого знакомого, – спросил Морозов.
– Красный шлем? – спросил я.
– Да. Это с ним ты вступил в бой. Он уже давно нас преследует.
И правда. Данный персонаж постоянно где-то мелькает. Главное – он очень хорош.
Мы собрались уходить из ангара, но появился Бурченко. Лицо недовольное, пыхтит и презрительно смотрит на всех.
– Поздравляю, Родин. 100 посадок – отличный показатель вашей работы, – сказал Андрей Викторович, поправляя куртку комбинезона.
– Очередная засада и первое боевое применение против нас со стороны лётчиков 6го флота. Не самый хороший показатель вашей работы, – сделал я акцент на последних словах.