Ангелы

С другой стороны я не понимал Мелишу. О какой любви она говорила, побывав у брата в постели, и ни раз? Что за заскок был в ее голове, который я должен был расхлебывать? Зачем ей любовь? Моя любовь? Мне было тошно…

Я снова отправился в комнату так и не попив чаю, мне не хотелось сидеть с Люцом и выслушивать его несчастье. Проходя мимо комнаты брата, я увидел, что дверь приоткрыта. Не знаю, что на меня нашло, но я решил заглянуть туда.

Я бесшумно толкнул дверь и зашел в комнату. Как всегда, там творился жуткий бардак, шторы были задернуты, горы бычков на столе, куча вещей на стульях и пуфиках.

Мелиша спала, как и сказал Люц, в штанах и в его футболке. Она лежала на боку, руки под головой – некая поза эмбриона. Я подошел к кровати.

Кровать Люцифера была больше, чем моя, шире, длиннее. Я присел на край и уставился на лицо Мелиши, освященное коридорным светом. В моей голове не было толком никаких мыслей, я просто смотрел на нее, пытался, наверное, понять, что творилось у нее в голове.

– Что ты тут делаешь? – в комнату вошел Люцифер с вытаращенными глазами. – Комнатой ошибся?

Люц шептал… Я улыбнулся. Какой бы он не был подонок, что бы он ни строил из себя, все-таки чувства в нем были… Он говорил шепотом, потому что не хотел будить Мелишу.

Возможно, мне показалось. Может он не хотел будить ее потому, что не хотел снова выслушивать ее любовные россказни и переживания.

– Да, я мимо проходил! – буркнул я в ответ, встал с кровати и пошел к двери, но Люцифер схватил меня за руку и приблизился к уху.

«Иди сюда», он вытащил меня в коридор.

– Не будь таким гуттаперчевым, брат! Не поддавайся своим чувствам жалости… она не стоит этого! Эта жалкая шлюха…

– Так нельзя, Люцифер… нельзя так говорить о девушках… – прошептал я.

Брат усмехнулся и отпустил мою руку.

– Так нельзя говорить о девушках, которые влюблены в тебя или обо всех девушках? Не затрудняйся с ответом! Гавр, о людях надо говорить то, что они заслуживают. Неважно, девушка это или мужчина. Если она шлюха, в этом нет ничего постыдного, назвать ее так…

– Кто дал тебе право считать, что она заслуживает ярлык «шлюха»? По какому принципу ты это определяешь, Люцифер?

– По такому, по какому и ты! – улыбнулся он. – Когда мы сидели в кафе, ты смотрел на нее, как на шлюху, потому что не знал, что она пришла объясняться в любви к тебе. А сейчас ты узнал… В тебе взыграла жалость и Мелиша вдруг перестала быть шлюхой. Жалость украшает людей, которых жалко…

Я смотрел на Люца. А ведь он был прав: несколько часов назад я сам думал о Мелише не совсем хорошие мысли, и мне даже в голову не приходило, что она внезапно станет… Твою мать, мне стало ее жалко из-за того, что она влюбилась. Я становился слишком податливым, когда слышал о влюбленных людях.

Я молчал, брат смотрел на меня. Слава богу, он пошутил, он не держал на меня зла из-за пустынной ночи. А я не знал, что мне делать дальше с любовью шлюхи.

Утром, точнее, через часик после разговора с Люцифером, я пошел в ванную..

Я прислушался – там никого не было. Роза все еще спала, хоть я ей и сказал, что пора вставать. Мое отражение было уставшим, не выспавшимся, но полное жизни. Жаль, я не мог понять такой жизни конкретно, скучной и нездоровый или веселой и долгожданной.

Я засунул щетку в рот и замер. В зеркале, сзади меня стояла Мелиша. Я не слышал, как она вошла. Девушка была похожа на призрак: бледная кожа, огромные глаза за счет синяков усталости, растрепанные волосы. Она была похожа на больную, истощавшую креветку. Но почему я раньше этого не замечал? Почему всего за одну ночь она превратилась из аленького цветочка в чахнущее на глазах создание? Я несчастный мудак! Мне надо было избавиться от жалости…тогда ее красота бы вернулась!

Пока я думал, я не менял своей позиции – молча стоял со щеткой во рту. За эти несчастные минуты, полные тишины, я съел столько зубной пасты, что уже подумывал отказаться от завтрака. Я так и таращился на девушку в зеркале.

Внезапно она подошла ко мне и обняла сзади, я даже почувствовал, как она уткнулась мне лбом в спину. Честное слово, я чуть щетку не проглотил от такой выходки! Первая моя мысль, которая посетила голову, была о Розе. Я испугался, что она войдет и увидит эту бессмысленную картину.

– Прости… – еле слышно прошептала Мелиша, но меня не отпускала.

Я так и стоял молча, разглядывая, как ее руки сжимают мое тело. Я не мог видеть ее за собой, только руки. Наконец, сознание вроде вернулось ко мне, и я аккуратным движением высвободился от девушки.

– За что? – спросил я, вытащив уже чистую щетку изо рта – я съел всю пасту.

На секунду я подумал, что это сон, очень херовый, страшный, но сон. Как же я хотел, чтобы ни черта из того, что происходило в ванне, не было реальностью.

Мелиша посмотрела мне в глаза, пожала плечами и вышла из ванны к Люцу в комнату. «Что это было?», вот что крутилось в моей голове. Я так и смотрел на дверь, ведущую в комнату брата.

– Доброе утро! – Роза вошла в ванную.

От неожиданного ее появления, я подпрыгнул, снова засунул щетку в рот и уставился на нее, как на надвигающийся смерч.

– Угу! – гукнул я и даже попытался улыбнуться.

Затем я обнял ее и поставил блокаду в голове, отталкивающую мысли о Мелиши и ее любви. Я был рад Розе. Все, всех к черту! Никого не существовало, только я и Роза. Я и Роза… Брат и Мелиша в соседней комнате.

За завтраком стояла гробовая тишина. По лицу Розы я видел, что ее жутко раздражало присутствие Мелиши, даже не смотря на то, что они с Люцом строил из себя милую парочку. Конечно, Роза не знала всей правды, поэтому она была просто недовольна.

На самом деле я просто поражался Люциферу! Как у него так поучалось? Как он умел быть таким, изображать идиотскую радость и улыбку на лице, как будто той ночью ничего не было, не было Мелиши, никого не было в доме. Он был один…неважно, кем он был окружен. Он умудрялся считать себя единственным человеком во вселенной. Его никогда ничего не беспокоило, а если и беспокоило, то он опять делал вид, что он один… Я завидовал ему! Меня-то беспокоило все, что случалось.

Мне было грустно…и я очень старался не вызвать у Розы подозрений. В университете я практически забыл о Мелише. Как только она вошла в это проклятущее здание, она сразу же вернулась к своему обычному поведению. Она моментально нашла, кто подаст руку, кто откроет дверь, кто угостит завтраком… Я решил, что все нормально, к ней вернулись разум и адекватность.

Между второй и третей парами, случилось нечто неожиданное для меня. Я стоял около двери кабинета и ждал, когда появится Лафортаньяна.

Роза пошла в библиотеку, вернуть книжку. Я хотел пойти с ней, но почему-то она попросила меня подождать около кабинета. Я так и сделал. Где-то за пять минут до начала пары я увидел Розу, идущую по коридору. Она шла так медленно, крепко прижимая к себе тетради или книги, я не мог разглядеть. Ее белоснежная голова была опущена, словно у ангела. Она шла, немного скрючившись, и казалось, что она плакала…я не мог понять. Я просто опешил от этой картины! Я отошел от двери и встал посреди коридора, с тревогой разглядывая ее приближение.

Роза не смотрела на меня, но знала, что я жду ее. Мне же было как-то тревожно и не по себе на душе. Я все думал, кто посмел ее обидеть и зачем? Я хотел убить этого человека, заставившего моего ангела меланхолично брести вдоль коридора.

– Что случилось? – спросил я, когда она подошла ко мне.

Роза не отвечала. Она продолжала стоять с опущенной головой, и как я, наконец, понял, она плакала. Я попытался обнять ее, но Роза отпрянула от меня, словно я был обгорелым трупом, восставшим из мертвых.

– В чем дело, Роз? – снова спросил я, вообще уже ничего не понимая.

Она подняла голову: ее лицо было неестественного красного цвета, а в глазах были слезы. Неожиданно она залепила мне по морде и так и ничего не сказав, пошла к кабинету…

На горизонте появилась Лафортаньяна. Я молча стоял и держался за щеку, прибывая в полной прострации. И тут я понял, в каком идиотском положении нахожусь: на меня таращилась моя группа, вся 2А и другие студенты. Половина из них, заткнув рот рукой, пыталась не заржать во всю глотку. Другая половина удивленно хлопала глазами.

Интересно, они думали, кто я – Люцифер или Гавриил? Странно, но брата девушки не били, несмотря даже не то, что он откровенно ими пользовался. Почему вся кара солнечной системы доставалась только мне? За что меня ударила любимая девушка? Я был в монументальном шоке.

– Ну и что? – раздался голос Лафортаньяны.

Спасибо ей, черт побери, большое! Мне без нее уже жить не хотелось!

– В чем дело? Пара началась, почему до сих пор в коридоре?

– Иду, мэм! – тихо ответил я, наконец, отцепившись от щеки.

– Бегу мэм, а не иду! – крикнула она, впиваясь в меня своими бешенными глазами.

Я чего-то не понимал. С чего вся женская часть этого «чудесного» ВУЗа хотела меня унизить?! Или как? Одна руками машет, вторая орет. На вторую мне, в принципе, было наплевать, но вот на первую! Какого хера-то? Почему это надо было делать прилюдно? Почему это вообще надо было делать?

Я вошел в кабинет. Рассвирепевшая Роза сидела, как всегда, у окна, но на моем месте, соседнем от нее, сидел какой-то чувак из 2А, я даже не помнил, как его звали.

Убогий намек я понял, поэтому прошел мимо нее и сел за последнюю парту. Пока я шел, я чувствовал, как по мне ползут насмешливые взгляды, слышал, как кто-то шепчется, а кто-то хихикает.

– Извините, можно?– в дверях нарисовался мой братец.

Где был этот урод? А вообще, хорошо, что его не было потому, что он был бы тогда в первых рядах поржать надо мной. В любом случае, я должен был рассказать ему о случившемся, но я думал, сделать это дома будет лучше.

– Сколько времени прошло от начала пары? – строго спросила Лафортаньяна, осматривая моего брата надменным и циничным взглядом.

– Минута… Две… Мэм! – сказал он, смутившись.

Я улыбнулся не заметной улыбкой. Смутившийся Люцифер – это было уже слишком само по себе. Смутился он только потому, что воспринял вопросы Лафортаньяны, как, ну грубо говоря, «наезд». Я очень хорошо знал поводки брата, и он не любил и, в общем-то, не очень позволял разговаривать так с собой без причины.

– Вы должны быть в кабинете за одну минуту до звонка! – крикнула она.

– А если я в туалет захотел? – тут же ответил Люц.

Боялся ли он ее? Нет. Ему было наплевать.

– У Вас что, времени не хватило на туалет на перемене? – Лафортаньяна продолжила свой глупый допрос.

– У меня организм работает не по часам! – брат гневно уставился на нее.

      «Заткнись ты уже, придурок», подумал я, забавляясь зрелищной картиной. Мне все-таки хотелось бы, чтобы Люц прекратил эти пустые пререкания.

– Вместо того, чтобы препираться со мной, Вы бы лучше извинились! – профессорша не стала скромничать.

Люцифер и извиниться – Хе-хе! Я чуть слюнями не брызнул!

– За что? – взревел Люц. – За то, что я захотел в туалет? Может мне теперь надо извиняться каждый раз, когда я захочу есть, пить, гадить…

– Вон отсюда! – крикнула Лафортаньяна и покрылась красным цветом.

Сидя даже на задней парте, я все равно видел, как ее начало трясти мелкой дрожью, как ее глаза приобрели форму теннисных мячей. Она просто ненавидела Люцифера.

– За что? – брат просто недоумевал, стоя в дверях.

– Я не обязана перед Вами отчитываться! Закройте дверь с той стороны! – снова крикнула она.

Люцифера не надо было долго упрашивать, поэтому он отвесил издевательский поклон и захлопнул дверь с такой дури, что я думал, идиотские портреты со стены попадают на пол.

– Хам! – она галантно произнесла три буквы. – Передайте своему брату, что эта сессия станет для него настоящим адом!

Лафортаньяна вскрикнула очередную угрозу и принялась выяснять, кого именно она выгнала: Люцифера или Гавриила, после чего уж начала свою лекцию.

Тема была посвящена вырубке парков или просто деревьев для создания наземных парковок и автомоек. Лафортаньяна говорила, что машина должна иметь свое парковочное место, к тому же она всегда должна быть чистой, как показатель, что у владельца есть финансы на содержание машины. Сраный престиж, чего уж там! В очередной раз, она говорила, что разве есть какой толк от деревьев в городе? Нет никакого преимущества в том, что у кого-то под окном растет зеленая чушь, она только мешает кругозору. Людей много, машин соответственно еще больше, и им нужны места для парковок и мытья…

Я уже давно перестал пытаться доказать свою точку зрения. У Лафортаньяны это было вообще бесполезно. Она плевать хотела на любую точку зрения! Только ее мнение имело место быть, только она всегда была права, а мы, жалкие гусеницы, должны были только пресмыкаться перед ней. Так что, разве мог я сказать ей, что машины надо на свалку отправлять, а не деревья вырубать. Была у меня мысль, чтобы машины были только у тех, кто живет за городом, а кто живет в городе – имели бы велосипеды: дешевле, практичнее, не надо ничего вырубать и застраивать свободные места мойками и парковками. Но в то же время я понимал, что дело было не только в Лафортаньяне. Дело было в том, что всем насрать на природу и ее дальнейшую участь. Какая на хер природа? У меня изумительный джип и срать мне на деревья, мне же надо ставить куда-то этот джип, чтобы по утрам в пробках загрязнять им воздух. Конечно, разве справится одно дерево с таким количеством выхлопных газов? Нет? Ну, тогда надо его к черту вырубить! Чего оно стоит-то, территорию занимает? Не порядок! Вот все замечательные мысли Лафортаньяны и еще нескольких миллионов человек. Машина – это все, окружающая среда – уже достала! Да и сдохла бы она поскорее, а то у меня уже сердце разрывалось смотреть на то, что с ней делают люди, а потом вот эту херню проповедуют в университетах.

Ну, в общем, пока ненавистная профессорша с упоением рассказывала об очередном закате глупо-мыслящих идиотов, я смотрел на Розу.

Она величаво сидела, демонстративно отвернувшись от меня и мило болтала с сидящим рядом мальчиком. Я ухмыльнулся: Роза особо-то не разговаривала на уроках. Значит, вывод был такой – она делала это специально. Но я не злился. Я ревновал только тогда, когда видел, что в ее поступках нет наигранности и напыщенности. Поэтому всю пару с ухмылкой я наблюдал за своей девушкой, пытаясь игнорировать бред, который несла Лафортаньяна.

В тот момент я жутко завидовал брату. Наверное, он уже был в каком-нибудь баре, обнимался с девчонкой и его жизнь, естественно, налаживалась, в отличие от моей.

У раздевалки после пары я снова подошел к Розе. Она ненавистно надевала пальто и наматывала шарф. Я стоял рядом и скулил, пытаясь выяснить причину, по которой она меня ударила.

Ну что я могу сказать, так жутко меня еще не игнорировали. Может я был бы и не против такого «наказания», если бы хотя бы знал, за что. Но узнать что-то от Розы в тот момент было практически невозможно: она напрочь отказывалась разговаривать со мной! Вообще, я был упертым… очень упертым, поэтому продолжал ныть, выясняя причину.

– Я с тобой даже разговаривать не хочу! – развернувшись ко мне лицом, наконец, она соизволила что-то сказать.

– Спасибо! – буркнул я. – Это я уже понял! Можно причину услышать? И честное слово, я отстану от тебя!

– Ты издеваешься надо мной? – она вытаращила глаза, а я почувствовал себя еще большим мудаком.

От меня явно хотели полнейшего осознания вины, а я, вместо того, чтобы пасть к ногам, стоял и не понимал, о чем шла речь.

– Нет, господи, Роза! Я действительно не понимаю, что сделал такого, что ты решила лупить меня! – я могу представить, что творилось с моим лицом в тот момент.

Наверное, Роза еще никогда не видела такой тупой рожи.

– Ладно, раз ты уж собрался притворяться, что типа ничего не помнишь и не понимаешь, то я тебе напомню! – Роза повысила на меня голос и наконец-то прекратила судорожно тормошить шарф, который давно уже был завязан.– Ты что, думал я ничего не узнаю? Думал, что тебе все так просто с рук сойдет? – она подняла вопросительно брови.

Я тоже поднял свои и еще более не понимающим взглядом посмотрел на нее. После ее высказывания я подумал о Люцифере, который очевидно что-то натворил, Роза как-то узнала об этом и подумала, что это был я. Но в то же время я отчетливо понимал, что за сказочный бред рассказываю сам себе. Я же всегда был с Розой, так что при всем желании не смог бы ничего натворить.

– Клейс сказал, что видел вас… то есть, тебя и Мелишу в баре вечером. Ваши посиделка была похожа на свидание!

– Он может перепутал меня с Люцом?! – спросил я, вспомнив, что именно брат обнимался с Мелишей в тот вечер.

– Я задала тот же самый вопрос! – огрызнулась Роза. – Он сказал, что это был ты, так как он видел, как Люц входил в бар с каким-то другом, который назвал его по имени. Так что не надо делать из меня дурочку!

– Да мы просто сидели! – наконец, я понял, на что она намекает и в чем обвиняет.

Я тут же получил очередную затрещину. Ох, как меня это бесило! Я схватил ее за руку.

– Как долго это будет продолжаться? – прошептал я ей на ухо.

Роза хлопала глазами, судорожно пытаясь выдернуть руку. Но я крепко держал ее запястье и не собирался отпускать. Она ведь могла еще раз залепить мне по морде не понятно за что и почему, прямо на глазах у всего университета!

– Отпусти меня! – Пропищала она, дергая руку.

– Ага, чтобы ты снова начала колошматить меня? – усмехнулся я. – Нет.

– Я сказала, отпусти меня! – раздался оглушительный визг, испугавшись которого я отпустил ее руку.

      Она толкнула меня и громко и отчетливо прошипела:

– Не смей даже приближаться ко мне на метр! Я тебя ненавижу и не хочу, чтобы ты ко мне прикасался! Между нами все кончено! Я тебе не верю!

…В ту ночь она впервые не пришла домой ночевать.

***

В ту ночь я совсем не спал. В голове блуждали разного плана мысли. Естественно, они все были о Розе, о ее громких словах, о ее руках, о ее гневных глазах. «Я тебе не верю», вот, это нормальная фраза! Трокосто бы одобрил! Какая же бездарная чушь! Мне вдруг захотелось смеяться! Она мне не верила! Как же так получилось?

Идет человек по пустынной улице. Внезапно он останавливается и начинает судорожно осматриваться. Глядя на него, каждый идиот поймет, что человек заблудился. С кем не бывает? Каждый, абсолютно каждый где-то блуждал. Конечно же, заблудившийся подходит к первому встречному и спрашивает дорогу. Вроде бы обычная ситуация: чего тут такого? Подойти дорогу спросить? А дело в том, что заблудившаяся Роза поверила первому встречному, а не мне, кто сопровождал ее. Как же жутко меня это бесило! Бесило то, что «я лучше выйду на улицу и поверю какому-нибудь немытому мудаку, чем человеку, с которым я живу!». Ну как так-то? Что за идиотизм? Где серое вещество-то?

Я лежал в кровати, с великим воодушевлением рассматривая потолок. Честно, я как последний, ничтожный, бесхребетный слизняк ждал, что Роза вот-вот войдет в дом, поднимется в спальню и скажет «Я сказала чушь!». Но Роза не поднималась. Ее, черт возьми, не было! Хотел бы я знать, где она была, с кем и что делала… В моей голове было столько вопросов, которые я не знал кому задать, что за мудак сможет дать мне на них гениальные ответы.

Я лежал и думал о ее пощечинах, которые она так залихватски раздавала мне. Неужто Алогэ девчонкам говорила тоже, что и нам, только с точностью да наоборот, типа «Бейте мужиков. Они всегда этого заслуживают», ну или что-нибудь в этом духе. Как вообще нормальному человеку может взбрести в голову начать размахивать руками при такой еще сомнительной публике?

Я пытался понять себя, почему меня это так бесило. Нет особой-то боли, звездочек тоже не было, ничего не было…только идиотская злость. Я даже не понимал, на кого злился: на себя или на нее. Высокоцивилизованное общество соорудило кучку законов, которым свято поклоняется, повелевая всем веровать в них! Ударить девушку в ответ? Мне вспомнились слова Алогэ. Была ли это смелость с ее стороны подойти и двинуть по морде? Нет, сраная самоуверенность, что ей никто не двинет в ответ. Ей никто и не двинул, а я был унижен. Меня бесила общественная неспособность ответить. Ведь когда тебя бьют, автоматически возникает желание, нет, это даже инстинкт, двинуть в ответ. А что делается в голове, когда понимаешь, что перед тобой девушка? Инстинкт – природная херня, к ней привыкаешь и живешь с ней, ничему не удивляясь… Но, черт побери, в природе слабость никогда не прыгнет на силу! Поэтому инстинкты просто теряются в догадках, как же поступить в ответ.

В какой-то момент я даже решил подумать, может это действительно моя какая-то чрезвычайно серьезная оплошность? Может я больше не имел права общаться с противоположенным полом? Особенно с Мелишей? Но это же бред! Роза не могла запретить мне общаться с девушками…

– Жив еще? Где твоя «пила»? – в комнату постучался Люцифер.

Он еще ничего не знал.

После того, как Лафортаньяна отправила его в райское путешествие, он только вернулся из него.

– Жив… – ответил я, даже не удосужившись взглянуть на протиснувшуюся физиономию брата в дверь.

Я не знал, что ему сказать, как и надо ли вообще. Его реакция – я изначально знал, что Люцифер всегда смеялся над такого рода ситуациями. Он не знал, что такое сраная боль, фальшивое счастье с любимой девушкой, любовь… Он ни хрена не знал или очень умело притворялся, что не знал, что, несомненно, облегчало его без того паскудно-слащавое существование.

– Паршиво выглядишь, братец! – заключил он и открыл дверь пошире так, что свет из коридора осветил пол моей комнаты.

Сзади него прошла очередная девушка, по направлению его руки к следующей комнате – комнате Люцифера.

– Похоже, что это мой новый стиль… – все также безучастно к окружающему ответил я. – Иди, развлекайся.

Увидев девушку, я окончательно потерял надежду поговорить с братом. Конечно, я мог сказать ему «иди сюда, мне надо поговорить». Но почему человек, чье существование насквозь светится идиотскими лучами тошнотворного не существующего солнца, должен тратить свое беззаботное время препровождения на унылое говно вроде меня, выслушивая результаты маразмотичных поступков моей любимой девушки.

Я просто отвернулся на бок и услышал, как дверь слегка скрипнув закрылась. В комнате наступила тишина, сраная тишина и такой маниакально-соблазнительный свет вечернего бытия. Черт его побери, он валялся у меня на полу, под окном. Морально я упрашивал кого-то в голове, чтобы мой ненаглядный брат вел себя потише ночью: у меня совсем не было настроения слушать их лживые вздохи выдуманной одноночной любви. Но брат умудрился удивить меня.

Где-то через полчаса в дверь раздался стук. Честно, я был слегка шокирован – стук. Совершено не адекватное поведение для моего импульсивного брата. Более того, это было не адекватно хотя бы потому, что он был не один. Я развернулся и молча уставился на дверь. «Может он случайно задел?», подумал я, продолжая смотреть на дверь. На этаже стояла тишина, которую снова нарушил стук в дверь.

– Ну, чего затих-то? – раздался возмущенный вопль Люца.

Я вздохнул и крикнул ему, чтобы он заходил. Брат вошел в комнату, закрыл за собой дверь и с улыбкой больного ребенка подошел ко мне. Без фамильярностей он грохнулся на мою кровать и молча уставился на меня. Через две минуты он заговорил.

– Кажется, я предупреждал, что ты окажешься в очередном дерьме из-за очередной бабы! – произнес он злорадно.

Стоит ли говорить, что его злорадно-издевательская рожа просто выпрашивала, чтобы что-нибудь по ней съездило. Можно сказать, что я прибывал в депрессии, а тут пришло это гнусное лицо, ехидничает и улыбается.

– Что ты здесь делаешь? – выдавил я из себя, укрощая раздражающуюся злость внутри.

Хочет ржать – пусть ржет! Пусть хоть пузо себе порвет от смеха!

– Пришел узнать, не чиркаешь ли ты тут лезвием по венам! – усмехнулся брат.

– Очень смешно! – я изобразил идиотскую улыбку.

Ну почему родной брат всегда выбирал такие неудачные моменты, чтобы поржать надо мной? Почему ему вообще надо было надо мной ржать, даже несмотря на то, что иногда он за это получал?

– Что случилось-то? – внезапно, к моему удивлению, Люцифер обрел некую серьезность, от которой меня просто начало мутить, ибо я подумал, что он просто окончательно издевается надо мной!

– Тебе лишний повод поржать нужен? Кого хера ты вообще здесь сидишь? Разве тебе не пора удовлетворять свою ночную шлюху? – взревел я, проклиная брата, его мудацкие издевки и предложения.

Люц снова улыбнулся и опустил голову. Совершено нагло и ни грамма не смущаясь он достал сигареты, прикурил, полу развалился, чем притеснил меня и уставился в потолок.

Мы молчали. Мы сидели в темноте. Наши одинаковые лица были устремлены вверх.