Машина, сгоревшая от любви
Это был экосад, разбитый Фиалкой. Так звали бабушку-садовницу, которую Март некогда высмотрел в социальном квартале. Он и добился ее перевода на большую землю. У бабушки, конечно, было какое-то настоящее имя, но его уже никто не помнил. Все звали ее Фиалкой.
Любопытно, что сама Фиалка не горела желанием переезжать на большую землю. Садовнице было хорошо и в социальном квартале: ее душа срослась с маленьким садиком, за которым она там ухаживала. Так что – редкое дело! – человека еще пришлось уговаривать покинуть пустырь (так люди большой земли порой называли социальный квартал).
Вряд ли бы Фиалка сдалась, если бы не внуки. Их пообещали отправить в школы большой земли, и это решило вопрос. Теперь Фиалка ухаживала за зимними садами нескольких жителей большой земли в округе, где жил Март. А в свободное время возделывала свой собственный сад на улице.
В целом Март был равнодушен к цветам. Его всегда удивляли восторги женщин по этому поводу. «Лалла тоже, как заведенная, заказывает тюльпаны и расставляет по всему дому. Порыться, может, в ее настройках и отключить опцию? Хотя жаль терять время. Если роботу нравится, почему нет?»
Замени в его зимнем саду один вид кустарника другим, Март бы не заметил разницы. От природы требовалось только одно: она должна быть рядом. В растениях он чувствовал дыхание жизни. Они росли и жили, какие-то жизненные соки от них неминуемо передавались человеку. «Может, сказать Фиалке, чтобы посадила какие-то ягоды? – подумал Март. – Малину или смородину. Любой сад становится лучше, когда в нем есть что сорвать».
На террасу вошла Лалла Рук и положила на стол перед Мартом свежую газету. «Что-то она сегодня как неживая», – подумал он, глядя на бесстрастное лицо спутницы.
– Как дела, милая?
– Спасибо, все хорошо. – Она натянуто – по-машинному – улыбнулась.
«Что-то на улыбках сбои какие-то пошли в последнее время. Может, в сервис сообщить? Все-таки она потеплее должна улыбаться. У меня тут трудный период, неужели нельзя как-то докрутить ее настройки, чтобы не раздражала с утра?»
Он отвернулся от Лаллы и сосредоточился на завтраке. «От женщин-роботов никакой поддержки. Была бы собака, она хоть хвостом повиляла, о ногу потерлась. С собаками хорошо. Нет, точно: надо заказывать бокал вина с утра».
Вскоре завтрак и чай смягчили его мысли. Растения шелестели листьями. Над одним из цветков приятно жужжал шмель. Утро определенно собиралось стать добрым. «Хороший у меня дом. Хороший сад. Какой сегодня план? Надо бы, кстати, к чаю десерт заказывать. В школе пара встреч. И, кстати, буду ли вызывать на собеседование эту девочку, про которую Скучаев говорил? Сегодня могу не успеть. Вообще, стоит ли за нее браться? Непонятно…»
После просьбы Виталия Максимовича он изучил школьное досье Ники Лавиной. Ничего выдающегося, но и не безнадежно. Девочка умела мыслить сама, что уже неплохо. Пыталась включать голову, выполняя контрольные задания. А это дорогого стоит, учитывая, что в школе социального квартала учеников не особо принуждали к умственной работе.
Но для окончательного решения надо было встретиться и посмотреть в глаза человеку. «Может, сегодня? Не знаю, посмотрим». Март допил чай и взглянул на Лаллу.
– С завтрашнего дня добавляй к завтраку какой-нибудь десерт, например чизкейк, лимонный или вишневый пирог или что-то в том же духе. Хорошо?
– Уточни, пожалуйста, дорогой, что именно заказывать?
– Я же тебе объяснил.
– Чизкейк, лимонный пирог или вишневый? Что именно?
– Милая, буду очень признателен, если ты меня избавишь от твоих глупых вопросов, – медленно и с подчеркнутой сдержанностью проговорил Март.
«Это только мне идиотка досталась или у них вся партия такая? Что увижу на столе, то и захочу. Только так наши чувства и работают. Неужели непонятно, машина?.. Ладно, надо успокоиться. Она всего лишь несовершенный робот, чья программа написана несовершенными людьми».
– Запомни мои вкусы и чередуй в случайном порядке, – пояснил Март. – Поняла, машина?
– Да.
«Пожалуй, я был резок, а ей нипочем. У робота стальные нервы. А что было бы, если бы она заплакала?» Он представил крупную слезу в уголках глаз машины. «Я бы почувствовал себя свиньей, вскочил и обнял ее. Прижал бы крепко-крепко, гладил по волосам и целовал в щеки. А ведь хорошо было бы! Сам бы почувствовал очищение. Пожалуй, надо предложить прописать для женщин программу обидчивости».
Установить же роботу слезные механизмы – технически никаких проблем. Можно даже подобрать вкус, например соленые слезы, клубничные слезы, березовый сок. Всегда хорошо, когда есть выбор. «А какого вкуса слезы у настоящих женщин? Хм, интересный вопрос. Скорее всего – несладкие. Ладно, пора к делу».
7-окончание.
– Что у меня с почтой?
– Она функционирует в нормальном режиме.
«Та-ак, еще учить ее всему и учить».
– Я попросил тебя проверить почту, милая. Поняла?
– Да. – Лалла стала перечислять свежие поступления.
Одно из писем пришло от руководства СПИРТа. Сообщалось, что Институт развития личности (выполнявший в том числе функции министерства образования) объявил конкурс идей по воспитательному воздействию на трудных подростков большой земли.
– Выведи на экран, хочу прочитать еще раз, – сказал заинтересованный Март.
В глазах Лаллы сверкнул синий огонек проектора, и на столе перед Мартом вспыхнул световой экран с текстом письма. Институт планировал создать службу воспитательного сопровождения трудных подростков большой земли. Сейчас собирались предложения по формам работы с такими детьми. Март подумал, что было бы здорово, если бы ему удалось придумать что-то стоящее на этот счет.
На большой земле, несмотря на отлично выстроенную систему образования, тоже появлялись трудные подростки. Одним фактом своего существования они ломали все педагогические теории. С этим надо было что-то делать.
Авторы лучших предложений могли рассчитывать на карьерные бонусы. Например, это добавило бы очков в испытаниях на получение степени наставника. Также авторы взятых в разработку идей неминуемо получили бы руководящие посты в новой службе.
Однако возможные бонусы не были главным стимулом. Марту важней было испытать чувство профессиональной гордости – в очередной раз, – если бы получилось. Невероятно приятно осознавать, что именно ты придумал нечто полезное и без тебя не завертелись бы какие-то важные механизмы.
«Буду искать. – Март задумчиво посмотрел на садовый холм вдали, перевел взгляд на куст рядом со столом, цветы на краю террасы, остановился взглядом на пустой чайной чашке. – У них есть в душе пустота, которую мы никак не можем заполнить. Они не сорняки, растут в заботе и внимании. Это же большая земля, а не социальный квартал. Но чего-то им не хватает, это ясно».
Сам термин «трудные подростки» Март считал не вполне точным. Это словосочетание осталось от старых времен. Хотя, если называть вещи своими именами, трудных подростков не бывает, был уверен Март. Есть дети, которых перестали слышать взрослые.
8-начало.
Он поехал в социальный квартал. По дороге продолжал думать о проблеме. Ему вспомнилась статья, прочитанная в одном из научных журналов. Исследования показывали, уверяли авторы статьи, что среди трудных подростков практически не было таких детей, которых с ранних лет сопровождал наставник. Здесь прослеживалась какая-то закономерность.
Индивидуальные воспитатели-профессионалы были очень дороги. В основном детьми занималась массовая система образования – службы развития личности. А они при общей эффективности и индивидуальных подходах упускали некоторых ребят.
В основном семьи покупали детям роботов-воспитателей. Марта, например, по сути, вырастил Оби-Ван Кеноби. Свою маму мальчик практически не видел: она работала морским биологом и постоянно пропадала в командировках на дне океана. Отца же он никогда не знал.
Именно Оби-Ван Кеноби был с Мартом всегда с первых лет жизни. Синтетический джедай водил его в кружки и на спортивные секции, рассказывал сказки на ночь, объяснял непонятное. Когда-то казалось, что у робота есть ответы на все вопросы.
«А ведь не всем так везет, родители часто ошибаются», – подумал Март. Он слышал истории, как дети нападали на своих воспитателей, били и ломали их. Вообще, многие трудные подростки начинали с издевательства над роботами.
«А могло быть причиной непопадание в образ? Допустим, девочке нужна в воспитательницы Валентина Терешкова, а ей покупают Мэри Поппинс. Понятно, что со временем они начнут ненавидеть друг друга. Точнее, она – ее. Хм, любопытно. Все думают, что что-то не так с подростками. И почему никому не приходит в голову, что что-то не так с роботами?»
Может, следовало запретить родителям самостоятельно выбирать модель воспитательного робота для ребенка? Вместо этого специалисты должны проводить исследование и выдавать рекомендации. Или следует идти в сторону большей универсализации роботов? «Однако как Оби-Ван Кеноби может перестать быть Оби-Ваном Кеноби? Особенности модели стереть не удастся. А безликие роботы не выход. Машины и дороги нам тем, что кажутся личностями. Кстати, где мой старик, что с ним стало?»
Он попытался вспомнить момент, когда Оби-Ван Кеноби ушел из его жизни. Провести четкую границу было невозможно: роль робота-воспитателя снижалась постепенно. Сначала перестали требоваться его подсказки для решения задачек. Затем Март начал время от времени предлагать более интересные решения, чем заложенные в памяти робота. В таких случаях воспитатель иногда с иронией говорил: «У меня есть предчувствие, что ты станешь причиной моей смерти». В ответ Март запальчиво восклицал: «Не говори так, Бен, ты мне как отец!»
Робот молчал и только мудро улыбался.
Некоторые вопросы мальчика уже загоняли робота в тупик. Помнится, однажды Март спросил воспитателя: «Почему девчонки такие колючие?» В ответ прозвучало что-то несуразное. Уже в средних классах с роботом стало неинтересно. Да и несолидно возиться с механическим учителем, словно ты маленький.
Как-то незаметно Оби-Ван заступил на постоянную вахту в чулане. Там он стоял вместе с той куклой девочки-одноклассницы, тайком заказанной Мартом лет в четырнадцать-пятнадцать. «Сколько же мне тогда было, в каком классе это случилось?» Он ностальгически вздохнул. Интересно, куда же они делись?
Постепенно все всплыло в памяти: учитель и девочка остались в чулане, когда он переезжал. Точно! Он просто оставил их на старом месте. Рука не поднялась отправить синтетических, но таких близких людей на переплавку. Легче было забыть друзей в кладовке.
Однако это был самообман. Брошенные хозяевами машины неминуемо отправлялись на утилизацию: переплавку или уничтожение «танцующим огоньком». Оставляя роботов, он, по сути, дал молчаливое согласие на убийство друзей. Остальное сделали автоматические санитарные службы.
Так-то.
8-окончание.
К воротам социального квартала он подъехал чуть позже охраны. Борис его уже ждал.
– Что-то ты сегодня мрачный, друг, – приветствовал он Марта. – Тебе развеяться надо.
– Все нормально.
– Я серьезно. Называй время, поедем – погоняем.
Помимо старого кино у Бориса были и другие увлечения. Например, он любил водить машины. Сам. Это занятие, такое уже устаревшее, как верховая езда, стало достаточно популярным развлечением на большой земле.
Существовали специальные автодромы, где можно было брать машины напрокат, выбирать трассы любой сложности, ездить в разных скоростных режимах. Большинство людей относились к вождению как к аттракциону. Для Бориса же вождение стало острой необходимостью. Он арендовал целую «конюшню» на стадионе (ездить по обычным дорогам на машинах, управляемых человеком, строго запрещалось). А также держал дома несколько автомобилей, допускавших возможность переключения автопилота на рулевое управление.
Однажды Март съездил с Борисом на автодром и вернулся в полном восторге. Водить машины даже лучше, чем секс!
Когда после лихой гонки он вышел из автомобиля, то почувствовал, будто пережил очищение.
Правда, завсегдатаем автостадионов все равно почему-то не стал: все как-то не хватало времени.
«Надо обязательно съездить. Как-нибудь», – подумал он и сказал:
– В другой раз.
– Ну ладно, как скажешь. – Борис-Рэмбо пожал плечами и повернулся к своему авто, чтобы вызвать дронов.
Март почувствовал, что ему хочется пройтись: он любил ходить, когда накатывали мысли. А сейчас его волновали думы относительно проекта. «Понять бы, с какой стороны зайти». – У него было ощущение, что идея с роботами, хоть и хороша, не дотягивает до ключевой. Она могла пойти довеском. Но нужно что-то, от чего можно оттолкнуться.
К тому же в машине Бориса особо в размышления не погрузишься: музыка и неон били по мозгам. Может, лучше прогуляться?
– Плохая идея – гулять по социальному кварталу, – ответил Борис в ответ на предложение.
– Не бывает плохих идей.
– Ну, как знаешь. – Он пожал плечами и вызвал всех дронов из авто.
Изредка они совершали пешие прогулки по социальному кварталу. Борис-Рэмбо всегда на это ворчал, однако вряд ли всерьез. Четыре дрона-цилиндра в полете окружили мужчин и выпустили ноги. Железные ступни коснулись земли: дроны были готовы идти.
– Ты точно этого хочешь? – с усмешкой спросил Борис-Рэмбо.
– Как никогда.
– Ну смотри. – Охранник хмыкнул и жестом заставил закрыться все двери внедорожника.
Джипу предстояло следовать за их процессией.
Социальный квартал был обнесен двадцатиметровой стеной из прочной панели. Материал был тонкий для такого сооружения: не больше пятнадцати-двадцати сантиметров в толщину. Но специальные сплавы делали стену непробиваемой для оружия средней мощности. Большей прочности для охраны социального квартала и не требовалось.
Стена была напичкана датчиками и защитными системами. Специальные технологии делали стену невидимой на расстоянии дальше пятнадцати метров.
Правительство большой земли не хотело, чтобы стена портила пейзаж. Местами она была прозрачной, а местами создавала идиллические виды, вписанные в общую картину местности. Открывалась она только тем, кто подходил близко.
Марта всегда впечатлял момент подхода к стене, когда равнина с зеленым лугом и стройными рядами коттеджей, начинавшимися за ним, вдруг словно растворялась в воздухе. А на землю словно обрушивалась стена.
Иногда Марту даже казалось, что он слышал металлический скрежет, с которым опускался железный занавес.
Они остановились перед железными воротами. Март поднял голову и посмотрел на стену снизу вверх. Он увидел вальяжные облака, проплывавшие над ней. Тень от них медленно ползла вниз по стене. «Тень словно поедает стену», – подумалось Марту.
В это время охранная система просканировала визитеров, и ворота с тревожным лязгом (чистейший пронзительный звук – еще одна специальная опция) открылись.
На пропускном пункте дежурили автоматические системы. Однако где-то в командном центре всем управлял невидимый отсюда человек: именно он принимал решения в серьезных случаях.
Март подумал: не исключено, что невидимый страж сейчас смотрит на них, и почему бы его тогда не поприветствовать? Он улыбнулся и помахал рукой, глядя на одну из раскрывшихся створок.
– С ума сошел? – Борис-Рэмбо покосился на спутника. – С воротами уже разговариваешь?
– Только здороваюсь.
– Ну да, большая разница.
– Стена умнее, чем тебе кажется.
– Ну, может быть. – Борис-Рэмбо усмехнулся, Март – за ним.
Затем вся компания – два человека, четыре дрона и джип позади всех – двинулась вперед.
В социальный квартал.
Сразу за воротами начинался коридор из металлической сетки. С той стороны вдоль стены тянулись еще защитные сооружения, создававшие зону безопасности на полсотни метров в глубину. Коридор был проходом между этими заграждениями.
По пути пришлось пройти через несколько железных калиток, закрывавших проход. Они со скрежетом открывались, когда люди или механизмы приближались к ним на три-четыре шага. Если, конечно, люди или механизмы имели право пройти сквозь них.
Когда открылась последняя калитка, компания увидела тропинку, тянувшуюся через луг к окраинам жилых кварталов.
– Еще не поздно сесть в машину, – бросил через плечо Борис.
– Поздно. – Март почувствовал запах свежескошенной травы. Идти навстречу опасностям социального квартала – вот что сейчас действительно нужно! «Надеюсь, нас сегодня не убьют». – Он внутренне усмехнулся, чувствуя, как начинает играть кровь. Разумный риск только добавлял остроты ощущений.
9.
Социальный квартал появился после того, как большинство людей на земле остались не у дел. Машины взяли на себя всю рутинную работу. А к иной деятельности широкие массы оказались не приспособлены.
Каждому в детстве хотелось интересной и уникальной жизни. Но обществом стала управлять идея, что планета не выдержит миллионов счастливых людей, идущих своей дорогой. Старшие твердили молодежи: не могут быть поэтами, артистами, начальниками абсолютно все. Кто-то должен кормить народ. Кому-то следует убирать за человечеством мусор.
Детей не учили мечтать.
Высокая культура оставалась привилегией (чудачеством) богатых. Наука – пристанищем избранных чудаков. Уделом основной массы людей был каторжный труд на нелюбимой работе.
А однажды все изменилось.
Пришли умные машины. Они сняли с человечества ярмо. Черной, нудной, изматывающей работы не стало.
Людям оставалось только распорядиться свалившимся на них счастьем.
Наверное, только везение спасло человечество от того, что победа технологий не закончилась большой войной.
Ведь без черной работы многие люди не знали, как прожить. А выжить хотелось всем.
К счастью, власть захватили умники, в основном бывшие ботаники. Веками детство ботаника было тяжким испытанием. В школах и дворах торжествовало звериное право силы. Физической силы. Королями детского мира становились крепкие неучи. Они приходили в школу, кажется, только для того, чтобы покурить в туалете, выбить из карманов малышей и ботаников материнские копейки или поездить верхом на безобидных отличниках. Неучи не подозревали – у них не хватало ума для этого, – что, по сути, выполняли черную и подлую работу для взрослого мира: оставляли синяки на всю жизнь в душах ботаников.
Многие умники потом до самой смерти не могли расправить плеч.
Неучи, правда, тоже ничего не выигрывали. Во взрослой жизни бывшие дворовые авторитеты, двоечники с литыми плечами превращались в пустых и никчемных людишек. Живущих пустой и никчемной жизнью.
Шанс пробиться на социальные вершины (богатство, высокие посты, уважение современников) в прежние времена был, скорее, у середняков, не отличавшихся ни умом, ни жестокостью. Но хорошо знавших жизнь.
Смена власти в новую эпоху произошла естественным путем: только ботаники знали, что теперь делать. Именно они стали управлять машинами, потому что машина без человеческого интеллекта просто набор железа и пластика.
Возник серьезный риск, что ботаники устроят геноцид «лишних людей».
Такие идеи действительно витали. У ботаников появился шанс отомстить за вековые унижения. Многим из них тяжело было устоять перед соблазном вендетты. Но у разумных людей, как правило, доброе и отходчивое сердце. Гуманность взяла верх (не без сомнений, правда). «Лишних людей» стали вытеснять на обочину жизни экономическими методами. Нет работы, нет денег – поезжай в социальный квартал.
Процесс шел постепенно, поначалу без явного принуждения. «Лишним людям» становилось не по карману жить рядом с теми, кто нашел себя в дивном новом мире. Бедные стали концентрироваться в определенных районах. Правительство подспудно управляло этим процессом: строило специальное жилье для безработных, открывало в бедных кварталах бесплатные пункты выдачи продуктов, начало выплачивать копеечные пособия проживавшим там.
Неприкаянный народ потянулся в отведенные правительством зоны. Что еще оставалось делать? Когда социальные кварталы сформировались окончательно, их обнесли стеной – в целях безопасности. А полицейские силы переловили на большой земле оставшихся маргиналов и уже насильно переселили в зону призрения.
Железный занавес окончательно разделил человечество.
Кормили жителей социального квартала биомассой, которой в домашних 3D-печах придавался пристойный вид. Состав синтетической пищи лучше было не знать. Ее выдавали пачками на специальных пунктах раздачи.
Всем жителям начислялось мизерное пособие. Также человек мог подрабатывать, если удавалось найти занятие.
Ботаники-интеллектуалы, получившие власть над миром, считали, что неплохо все устроили.
10.
– Не нагулялся еще? Можно сесть в машину.
– Отпусти ее: давай срежем путь. – Март показал на дорожку между домами, уводившую от главной трассы во дворы.
Машина там бы не прошла. Дальше дорога превращалась в тропинку и вела через непроезжие места, огибала озеро, петляла по пустырю. Именно эта тропинка однажды привела Марта к саду Фиалки.
– Безопасней держаться рядом с транспортом, – медленно проговорил Борис-Рэмбо.
– Безопасней – не спорить с начальством. А начальство сейчас – это я.
Борис-Рэмбо вздохнул:
– Вот за что я тебя не люблю, так это за все.
– Шагай-шагай, солдат! Я не полимерная девушка, чтобы меня любить.
– Ха!
Они, не сговариваясь, подумали, что сегодня хороший день и хорошая компания. Борис жестом отправил автомобиль на автопилоте в школу.
По большому счету им вряд ли что грозило. Против дронов у хулиганов не было шансов.
Во время прогулок Март каждый раз старался хоть немного менять маршрут, чтобы захватить еще часть неизведанного квартала. Изучить территорию можно лишь в том случае, когда прошел ее пешком. А Март считал, что должен ходить теми же тропами и дышать тем же воздухом, что и его ученики. Хотя бы изредка. Дабы лучше понимать их.
Серьезных инцидентов не случалось. Лишь пару раз местные хулиганы подходили достаточно близко и выкрикивали какие-то оскорбления. Март с Борисом проходили мимо с безразличным видом, будто и не замечали.
Зато во время пеших прогулок хорошо думалось. Он часто вспоминал, как в детстве подолгу бродил с Оби-Ваном Кеноби по аллеям Сокольников, беседовал, размышлял. Тогда Март еще не знал, как ему на самом деле дороги эти минуты.
Как-то он спросил воспитателя, почему нельзя жить вечно. «Все умирает. Даже звезды сгорают», – ответил автомат-наставник. А к его лбу в тот миг припечатался желтый листок березы.
И они пошли дальше, обдумывая сказанное.
А сейчас ярко светило солнце. Старик Оби-Ван давно сгорел в «танцующем огоньке». Но жизнь продолжается.
Нет, похоже, робот был не совсем прав: наши привычки не умирают.
Всегда есть что-то настоящее, что сидит в нас. Только оно и останется, когда все умрет и даже звезды сгорят. Потому-то только оно и имеет значение.
Прогулки с Оби-Ваном, шуршание осенних листьев под ногами, вопросы и мечты – все было тем самым настоящим, что и делает нашу жизнь особенной. «Трудные подростки потому и трудны, что не могут отыскать свое настоящее настоящее, – подумал Март. – Как бы помочь им это сделать? Как разбудить в них живое?»
Не обращая внимания на неодобрительное хмыканье Бориса, он взял левее озера. Добавил в маршрут новизны. Они прошли по краешку дорогого района. Здесь, как знал Март, жила местная верхушка. Затем тропинка резко отклонилась от фешенебельных заборов и вывела к заросшим бурьяном сараям.
Борис-Рэмбо напрягся, но ничего не сказал.
Один из дронов взлетел на полминуты, чтобы изучить окрестность.
Вроде все тихо.
Стены сараев были исписаны граффити – вернейшим признаком убогости ландшафта. Вокруг валялся мусор. Кусты покрыты пылью.
– Любишь ты экзотику, как я погляжу, – проворчал Борис.
– А ты нет?
– Я – нет!
Тропинка провела сквозь ряды сараев, вывела к задворкам заброшенного на вид трехэтажного здания, а потом влилась в общую дорогу.
– Если нагулялся, можно вызвать машину, – сказал Борис-Рэмбо. – Давно уже ходим.
– Устал?
– Нет.
– Тогда идем.
Март получал удовольствие от прогулки, и ему не хотелось прерывать ее. Новые места, новые мысли. Какое счастье, подумалось, что он живет в это удивительное время!
Время, словно специально созданное для него.
Однако через какое-то время атмосфера вокруг сгустилась. Борис-Рэмбо прижал палец к уху: верный знак, что туда шла какая-то важная информация из вживленного микропередатчика. Март продолжал спокойно идти дальше: надо будет – Борис сам скажет, что происходит.
Если, конечно, что-то происходит.
Впереди из-за поворота выехал микроавтобус. Старая модель, управляемая человеком. Вообще, в социальном квартале было не так много автомобилей с автопилотом. Из люка на крыше микроавтобуса высунулись двое загорелых парней. По виду – типичные бандиты.