Время неместное
Мария Фомальгаут
Время неместное
© ЭИ «@элита» 2014
Пролог
НАША КНИГА ИСПОЛНЯЕТ МЕЧТЫ!
СКОРО ВЫ УБЕДИТЕСЬ В ЭТОМ САМИ!
Дорогие читатели!
Скажите честно, не было ли в вашей жизни такого момента, когда вы выходите из офиса после выматывающего дня, забиваетесь в тесный «пазик», с тоской смотрите на проезжающие мимо дорогие авто?
Не было ли такого, что вы, опять же с тоской смотрите на витрины туристических агентств, манящих на Мальдивы и в Париж, в Лондон и на Гоа?
Не доводилось ли вам, возвращаясь в свою хрущобу, проходить мимо элитного жилого комплекса, читать растяжку: Квартиры от застройщика, и понимать, что при ваших более чем скромных доходах, вам НИКОГДА не купить эту квартиру?
ЗАБУДЬТЕ ОБ ЭТОМ!
ОТНЫНЕ У ВАС БУДЕТ ВСЁ, ЧТО ВЫ ХОТИТЕ!
И наша книга – первый ваш в этом помощник. На примерах биографий известных мультимиллиардеров мы покажем вам, как можно добиться успеха буквально с нуля.
Итак, сегодня мы расскажем про выдающегося магната Роберта Дугласа Роттервельда, который на собственном примере доказал:
(запомните эту фразу раз и навсегда)
НЕТ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО!* * *У Роттервельда не было образования, он не закончил школу, но его прозрения намного опередили его время. Человек, который, начав с полпенсовика, через несколько лет купил себе особняк. А ведь были времена, когда никто не мог увидеть в замурзанном замухрышке будущего мультимиллиардера, который положил к своим ногам весь земной шар.
Роберт Роттервельд (в детстве его звали просто Роббит – крольчонок) рано остался без родителей, в возрасте семи лет сбежал из приюта и подался в Лондон в надежде попытать счастья на мануфактурах. Великий город встретил маленького оборвыша далеко не приветливо, и только природная смекалка, острый ум и уверенность в себе помогли ему остаться на плаву, в то время как множество его сверстников…
– Слышь, пацанчик, закурить есть?
– Не курю…
– А какого чёрта ты не куришь, когда все курят, а? не, вы на него посмотрите, пацаны, все курят, он не курит, а ну, стой, ком-му сказал!
– Дяденька, пустите, я…
Кто-то хватает Робби, кто-то тащит за шиворот, обшаривает карманы, полпенса, последние, и локон матери, Робби срезал, когда она умерла, локон, перетянутый ленточкой…
– Это что, от твоей девушки? Не, глядите, пацаны, у него и подружка есть…
– А ну отдай!
Робби кидается за локоном, мощный кулак бросает мальчика в грязь, дай-дай-дай-пусти-пусти-пусти…
Хлопки. Резкие. Отрывистые. Два парня падают, залитые кровью, ещё двое убегают в темноту ночи. Кто-то подхватывает Робби, кто-то большой, сильный…
– Чего, пацан, не сильно они тебя?
– Не-е-е…
Полпенса, полпенса последние, и локон жалко…
– Да ты продрог весь… айда со мной…
– Спа… спасибо…
– Да не за что… тебя как звать-то?
– Ро… Робби…
– Роттервельд?
– Ага… а… а чем это вы их? Вот так… хлоп, хлоп… и нету…
– А так вот…
Робби подумывает, как бы не сам дьявол перед ним оказался, ну да ладно, дьявол и то лучше пацанвы этой…
В юности Роттервельд перепробовал множество профессий, он был приказчиком в магазине, рабочим на верфи, каменщиком, штукатуром, почтальоном… Судьба улыбнулась юному Роберту: благодаря своей усидчивости и каллиграфическому почерку он устроился в адвокатскую контору, где вскоре дослужился до помощника юриста. В семнадцать лет Роберт решил попытать счастья на новом, только что открытом континенте…
– Ну, привет.
Роберт оторопело смотрит на человека перед ним. Где-то он его видел, чёрт возьми, где, где…
– Не узнаёшь старых друзей?
Роберт настораживается: может, задолжал кому, не отдал, да это давно было, не пойдёт человек ради этого Роберта искать…
Роберт хлопает себя по лбу, ну как же не узнал, это же…
Чего, пацан, не сильно они тебя?
Хлоп, хлоп – и нету…
– А-а, мистер…
Гость пожимает руку Роберта, не называет себя, вот это странно: не называет себя, где это видано…
– А вы, вижу… неплохо устроились.
Роберт настораживается. Если будет просить в долг, Роберт не даст, правило у Роберта: в долг не давать…
– Слышал, в Новую Англию собираетесь?
– Да, сэр, думаю, что смогу развернуться.
– Бросьте.
– Простите?
– Бросьте. Даже не вздумайте.
– Напрасно вы так, сэр. В себя надо верить, я уже купил билет, уплываю завтра, в десять…
Гость наклоняет голову. Думает.
– Ну что же… Давайте, что ли, разопьём на прощание, когда ещё увидимся…
…Роберт еле-еле разлепляет веки, клеем они, что ли, смазаны, или пришиты одно к другому… долго ищет, где пол, где потолок, нет ни того, ни другого, почему комната ходит ходуном…
Теперь нужно понять, ночь или день, вроде похоже на утро, по утрам в конторе солнце падает на большие часы.
Часы…
Роберт вскакивает, как ошпаренный, смотрит на стрелки на взводе, тянутся к полудню… Оторопело оглядывается, билет, билет, вот он, билет, в руках у господина, вот господин рвёт его на мелкие клочки…
– Как вы спали?
У Роберта перехватывает дыхание, нет слов.
– Вы… вы…
– Всего хорошего… мистер Роттервельд.
Уходит, вежливо откланивается; нет сил подняться, вмазать как следует, руки не слушаются, будто сами по себе…
…гическое событие: в ночь на воскресенье в результате шторма фрегат «Виргиния» пошёл ко дну. Как сообщают очевидцы с фрегата «Пилигрим», на потонувшем судне спасти никого не удалось, по причине…
Роберт стучит в дверь. Осторожно. Неуверенно. Вроде сказали, что господин здесь, знать бы ещё, что сказать господину…
– Слушаю вас… мой юный друг.
– Вы… вы…
– Это я уже слышал.
– Вы… я… хотел… поблагодарить вас…
– Не за что.
– Да как же, я…
Господин смотрит на Роберта. Холодно. Пристально. Под этим взглядом снова чувствуешь себя маленьким крольчонком, у-ух, счас отец схватит за ухо: не лазай в погреб, где варенье стоит…
– Ну что же… теперь вы мне верите… мой юный друг?
Однако по-настоящему Роттервельд развернулся уже в Новом Свете: он начал делать бизнес на том, что его современники считали мусором, не заслуживающим внимания. Кто же знал, что через пару лет этот якобы мусор станет…
– Ну что же… мой друг, придётся вам скупать месторождения.
Роттервельд оторопело смотрит на гостя. С ума он сошёл, что ли… так и хочется сказать: вам надо, вы и покупайте.
– Я-то, конечно, куплю, если мне надо… только я хочу дать подзаработать вам.
– Хотите сказать, на этой маслянистой дряни можно заработать?
Роттервельд вспоминает, снова содрогается в омерзении. Ботинки-таки пришлось выкинуть, не отчистил, про брюки и речи нет, домой ехал, в экипаже брезгливо отворачивались, зажимали носы. До сих пор, кажется, воняет, хоть с пемзой оттирайся, хоть с чем…
– Друг мой, вы будете есть на золоте и спать на серебре.
– Ну, хорошо… – Роттервельд поднимает руки, – куплю парочку…
– Не парочку, молодой человек. Все, сколько я вам указал, – гость тычет в карту, – все отмеченные участки.
– Вы меня разорите, сэр.
– Я вас озолочу…
Роттервельд борется с желанием выставить гостя за дверь. Вспоминает «Виргинию». Переводит дух.
– Если… если я не заработаю на этом…
– Никаких если. Без вариантов.
Роттервельд прославился своей способностью находить общий язык с любым человеком. Он никогда не опускался до такой мерзости, как убийство или разорение конкурентов. «Уважение и сотрудничество» – такой девиз Роттервельд повесил над своим рабочим столом, и неуклонно ему следовал.
В дверь звонят. И странное дело: вроде Роттервельд уже не мальчик, уже и слуга подойдёт, откроет, снимет с гостя шляпу и пальто – а хочется, как маленькому, броситься к двери, Роттервельд ждал этого человека, как когда-то ждал отца, с подарками под Рождество…
Входит гость. Роттервельд ловит себя на том, что до сих пор не знает его имени. И ещё на том, что обнимает его. Как отца в детстве. Обнимает… что-то чувствует под ладонями, вроде бы всё при всём: сюртук, холодный с улицы, живая плоть под сюртуком, бьётся жилка на мясистой шее… и всё-таки не то…
– Чуете? – гость подмигивает. Садится в кресло. Роттервельд смотрит на гостя, не понимает: вот тень от кресла, вот тень от столика, от бутылки… и…
Гость поднимает брови:
– Впечатляет?
– Вы… дьявол?
– А вы сами как думаете?
– М-м-м…
– А вам не всё равно?
Гость расстёгивает сюртук, показывает нательный крестик, слабое утешение, очень слабое…
Пьют за встречу. Роттервельд по привычке ждёт какого-нибудь подвоха, сейчас поплывёт комната перед глазами, запляшут стены и потолок…
– Я, собственно… по поводу Фельдмана к вам обращался, – говорит Роттервельд.
– Конкурент ваш?
– К сожалению. Сущий дьявол.
– Ну, до дьявола ему далеко, – гость фыркает.
– Я, собственно… как бы его…
Гость хмурится, глаза злые:
– Друг мой, я вам что сказал? Хотите, чтобы я вам помогал, извольте всю подноготную про конкурентов ваших. Кто отец-мать, где родился…
– Достал, достал, – Роттервельд хлопочет, вынимает фотографии, – вот, мать, в девичестве Рэйчел Килпатрик…
– Оч хорошо… Ну что… пойдёмте.
– К-куда?
– А вот… сами нарвались, сказали, что я дьявол…
Роттервельд не понимает. Они выходят на улицу и куда-то сворачивают, не на пятую авеню, и не на сорок седьмую стрит, а куда-то… куда-то…
Куда-то…
Не вправо, не влево, не вперёд, не назад, не вверх, не вниз…
– Пойдёмте. В каком году, говорите, папа-мама его встретились?
– Сорок восьмой…
– Оч хорошо…
Идут куда-то. Через улицы, через пустоши, через опадающие листья, через солнечный зной, через тающий снег, через метель… Роттервельд думает: кто сошёл с ума, он или весь мир, или оба вместе. Гость (как его зовут, чёрт его дери) отмеряет что-то по расчерченным линиям, вбитым колышкам, пятьдесят две, пятьдесят, сорок девять…
– Ну, вот… смотрите, мой друг.
Роттервельд смотрит. По просёлочной дороге несётся повозка, кучер гонит лошадей, скорей, скорей, надо поспеть дотемна. На дорогу выбегает щенок, заливается лаем, за щенком бросается молоденькая крестьянка, Панч, назад, назад, копыто лошади бьёт по спине девушки… Пассажир выскакивает из повозки, осыпает кучера крепкой бранью, у тебя глаза на жопе, или где, подбегает к упавшей, ай, м сорри, мисс…
– Вот так они и встретились, да? – кивает гость.
– Кто они?
Роттервельд не понимает. Неужели Роттервельд такой тупой? Вот что значит, в школе не учился, не до того было, вот теперь друг что-то показывает, а Роттервельд не понимает…
– А теперь назад пошли.
Роттервельд пятится. Гость смеётся, хлопает Роттервельда по спине, да нет, не сюда назад. Опять идут куда-то не вправо и не влево, не назад и не вперёд, не вниз и не вверх. Странное такое чувство, тошнота подкатывает, и во рту металлический привкус, будто рот полон крови…
Гость идёт к воротам, постукивает палкой, Панч выскакивает из-за угла, заливается лаем, р-р-р-разоррр-р-р-ву…
– Панч, Панч!
Выбегает девушка, прячет под косынку выбившиеся локоны.
– Славный у вас пёсик… – говорит гость, дразнит Панча тростью, – сколько за него возьмёте?
– Ах, сэр, единственная собака в доме, не продадим.
– Тоже верно… знатный будет сторож, ишь, какой шустрый…
Повозка проносится мимо, подняв клубы пыли, Панч несётся за лошадьми, поздно, уже укатили за поворот…
Гость дёргает Роттервельда за руку, пойдём, снова идут куда-то не туда, горло сжимает комок. Что-то прорывает, струится из носа, падает красными бусинками на снег, на проталины, на траву, на опавшие листья, снова на снег…
Странное чувство…
Мерзкое чувство…
Подходят к дому, желудок не выдерживает, вырывается наружу, прощай, индейка с пудингом…
– Что-то вас разобрало… – гость поддерживает Роттервельда, ведёт к дому.
– Всего рюмку хереса…
– Да я не про то. Слушайте, и не подумал даже, что вам плохо будет… я-то как-то привык, сызмальства туда-сюда… ну поначалу подташнивало, а теперь ничего… Вы бы отлежались до завтра, прислуга-то где, давайте вам компресс сообразим…
– И всё-таки… Фельдман.
– Какой Фельдман?
– Джозеф Фельдман, я просил вас…
– Не знаю такого. И никто не знает.
Роттервельд в гневе разворачивает газету, издеваются над ним, что ли? Вот же, Фельдман перекупает нефтяные… а где Фельдман, а нету Фельдмана, Роберт Роттервельд, единоличный владелец нефтяных шахт…
Дальновидность Роттервельда не поддаётся описанию: он умел делать деньги буквально на пустом месте. Он видел то, чего не видел ни один из его современников, умел смотреть в будущее, как никто другой…
Итак, ещё одно главное правило Роттервельда:
СМОТРИТЕ В БУДУЩЕЕ!– А сегодня, Роберт, мы пойдём на ярмарку.
Роттервельд оторопело смотрит на компаньона. Сдурел он, что ли, работы навалом, третьего секретаря уволил, как сам будет расплюхиваться, непонятно, а тут…
– Мне уже не семь годиков, на ярмарку бегать.
– А придётся.
Роттервельд не понимает:
– Вы с ума сошли.
– Отнюдь. Ну, собирайтесь, нечего в конторе сидеть, позеленели весь, скоро плесенью покроетесь.
Что-то прорывает внутри:
– Сэр, я не могу себе позволить прохлаждаться на ярмарке, когда стоят дела. Я думаю, любой здравомыслящий человек на моём месте…
Гость (как его зовут всё-таки?) наклоняется к Роттервельду:
– Фрегат.
Роттервельд не успевает спросить, что за фрегат. Понимает. Обречённо берёт пальто и шляпу.
– На часок, не более.
– Более. Нам придётся пробыть там весь день. Ну-ка выньте изо рта лимон, что вы за рожу состроили… Мы идём за деньгами, Роберт, за деньгами… кстати, возьмите с собой деньжат…
Роттервельд не понимает. Роттервельд покорно идёт за компаньоном. Издеваются над ним, что ли, смотрите, Роберт, что за чудо-повозка, сама едет, без лошадей, давайте-ка прокатимся, ух ты… Пойдёмте, пойдёмте скорее, вы посмотрите, движущиеся картинки, ой, у-х-х, я чуть в штаны не наложил, когда этот поезд на меня попёр… что там, шар воздушный, ой, Роби, не смешите меня, шар… вон, геликоптёр тяжелее воздуха, пойдёмте, прокатимся… да не бойтесь… что? Ярмарочная затея, говорите? А мы с вами куда, по-вашему, пришли, в церковь, что ли? А давайте леденец на палочке купим, мне в детстве не покупали… все дети петушков этих грызли, а мамка: нельзя, нельзя, ах, грязные, ах, инфекция…
– Что, простите?
Роттервельд не понимает. Кто вообще перед ним стоит, взрослый мужик, лет сорок, не меньше, или маленький мальчик, который приволок папу на ярмарку, па-а-ап, купи, па-а-ап, а я ослика живого хоцу-у-у, а я карусельку хоцу-у-у-у…
– Вы… хотите… чтобы я купил… это… это… м-м-м-м…
– Не купили. Купили патент. Конечно, хорошо бы и оборудование, технологии купить.
– Патент? Шутите? Я что, буду заниматься балаганными штучками?
– Будете.
– Ни в жизнь. Знаете, есть вещи, которые лично мне…
– «Виргиния».
Роттервельд чуть не давится собственным языком.
– Ну… хорошо. Но поставить на поточное производство…
– Придётся.
Роттервельд в изнеможении падает в кресло:
– Вы дьявол.
Гость кивает:
– Дьявол.
…ну и, конечно, Роттервельд прославился прежде всего заботой о подрастающем поколении. Он открыл множество детских садов, школ и больниц, дети его рабочих всегда были одеты и накормлены. Поэтому один из важнейших лозунгов Роттервельда:
ДЕТИ – НАШЕ БУДУЩЕЕ!– Сегодня ещё десять умерли, – говорит Роттервельд, вычёркивает в амбарной книге.
– Судьба такая, – кивает гость, – маленькие ещё, слабенькие…
– Что хотите, там нужны именно детские пальчики… Кружевницы наши…
Гость… Кажется, что у него нет имени.
– Люди опять бастуют.
– С ума сходят на конвейерах, вот и бастуют… – гость фыркает, – бездельники, работать мы не хотим, мы только деньги получать хотим…
– Кто ж не хочет. Вы мне скажите, вы мне на кой чёрт все эти заводы военные впарили в жутком количестве?
– Узнаёте. Завтра в Мюнхен летим, с человечком вас одним познакомлю… вы ему предвыборную кампанию проплатите.
– Может, этому человечку ещё личный самолёт подарить и дом?
– Можно. Окупится.
– Только я в немецком не силён…
– И не надо. Молчите и слушайте, он как глухарь на токовище, ничего не слышит вокруг себя… Я с ним виделся, он мне мозг вынес…
– Что, простите?
– Да нет, ничего… так…
Роттервельд кивает. Чувствует себя беспомощной игрушкой в руках этого, кого этого, непонятно…
– Всё-таки… что вы хотите?
– А?
– Что вы… хотите?
Гость прищуривается:
– А кто вам сказал, что я чего-то хочу?
– Ну… так не бывает…
– Всяк бывает…
– Может… вам процент какой с доходов?
– Процент в дело вложите, больше пользы будет…
…во время войны Роттервельд прославился тем, что спас множество людей от неминуемой гибели, помог множеству евреев эмигрировать за океан, оказывал гуманитарную помощь СССР…
Главная заповедь Роттервельда:
ВЕРЬТЕ В СЕБЯ!
– …а придурок этот до последнего ждал, что мы его из Берлина вытащим…
– Ага, представляю себе его рожу… – Роттервельд вскидывает руку, кричит хриплым басом, – немецкий народ… достоин лучшей участи…
Смеются. Пьют за встречу. За нас с вами и за чёрт с ними, и за всё такое.
– А всё-таки… вы кто?
Гость наклоняет голову:
– А вы как думаете?
Роттервельд никак не думает. Сколько лет прошло, лет триста, не меньше, сколько раз Роттервельд состариться успел, и умереть, и снова родиться в династии Роттервельдов. Династия, хвала Всевышнему, растёт и множится, младшая Берта замуж вышла, в июле первенец будет… Роттервельд думает, может, ему в этого первенца переродиться, ладно, ещё силёнки есть, ещё поскрипим, а вот правнуки пойдут, вот там можно и присмотреть себе замену. А гость всё такой же, волосы те же, тёмные, чуть сединой тронутые, даже в одном и том же сюртуке каждый раз приходит, будто и не было для него этих трёхсот лет…
– Дьявол, – шепчет Роттервельд.
– Дьявол, – кивает гость.
– Нет… нет… не дьявол.
– Не дьявол, – соглашается гость.
Молчание. Надо бы посмотреть у него в волосах, может, три шестёрки где, или ещё что…
– Я что пришёл-то… – Роттервельд открывает чемодан, бережно вынимает хитромудрую машину.
– Уу-берите, видеть не могу, замучился с арифмометрами этими…
– Да и не видьте. Только запатентуйте машинки счётные…
Роттервельд покорно кивает. Да если гость прикажет дерьмо запатентовать, Роттервельд не дрогнет.
– А теперь бумагу возьмите. Пишите.
Роттервельд настораживается, это что-то новенькое…
– Я, Роберт Дуглас Роттервельд в здравом рассудке и памяти завещаю…
…на закате своих дней Роттервельд передал своё имущество своим сыновьям… (запись удалена)
Джон Рокфеллер
Генри Форд
Билл Гейтс
Роберт Роттервельд –?
Между строк…Пространственно-временной континуум.
Учебник для третьего класса школы с углублённым изучением пространства-времени.
Дорогие ребята, в этом году вы начинаете изучение очень интересного и важного в нашу эпоху предмета – пространственно-временного континуума. Все вы, конечно, слышали о континууме, смотрели на экране путешествия в другие времена и миры. Очень скоро вам самим придётся ступить на путь покорителей других миров и измерений, а пока нам остаётся только пожелать вам удачи в изучении сложного, но очень интересного предмета, ведь без знания теории невозможно стать настоящим исследователем.
Ваши АвторыВведениеКак менялись представления о времени в разные времена.
До середины XXI века люди полагали, что времени как такового не существует, что время – только последовательность событий, т. е. если не происходит никаких событий, время не движется. Только в 60-е гг. XXI века группой учёных под руководством Сперанского С. Н. доказано, что пространство и время – это самостоятельные, объективно существующие субстанции, которые могут как взаимодействовать друг с другом, так и существовать независимо друг от друга…
Раздел 1 Неподвижное время и событияВот мы и подошли к изучению событий и времени.
1.1. Для начала, дорогие ребята, рассмотрим самый простой случай, когда одномерное время совпадает с одномерными же событиями.
Здесь время движется в одном направлении, и события происходят…
1…взрывается раскалённое сверхтяжёлое нечто, разлетается на мириады осколков, зарождаются первые элементарные частицы, первые атомы, первые молекулы. Мало-помалу формируются галактики, газовые облака сбиваются в звёзды, отпочковывают от себя планеты. Планеты постепенно остывают, земля покрывается океанами.
В первозданном океане, в грязи, в глине, от удара молнии появляются первые молекулы рибонуклеиновых кислот, возникает жизнь. Комочки слизи плещутся в горячем океане, более сильные поедают более слабых, выживают сильнейшие.
Время идёт, первые медузы выставляют свои зонтики, слушают приливы, первые пауки выбираются на сушу, плетут свои коконы. Огромные стрекозы летают над деревьями, которые плачут янтарными слезами. Рыбы неуклюже выползают на сушу, перебирают плавниками. Перепончатокрылые ящеры носятся в темноте ночи. Первые звери прячутся в кронах деревьев от проливных дождей.
Леса отступают, зверям некуда податься, выбираются в степь, привстают на задние лапы, чтобы увидеть, не крадётся ли хищник. Вспыхивает дерево, обожжённое молнией, дикие люди боязливо подкрадываются к дереву, чтобы согреться. Человек в одеянии из шкур мастерит копьё. Люди волокут камень на камень, поклоняются первым богам.
Эхнатон хочет основать новую столицу, приказывает поклоняться великому Ра. Чингисхан объединяет монголов. Хан Батый идёт на Русь. После смуты в Москве коронуют Михаила Романова. Колумб собирается в Индию. Братья Райт мастерят самолёт. Рушится Берлинская стена. Марк Цукерберг основывает Фейсбук…
IМы с тобой встретились.
Там, на площади.
Помнишь?
Ты ещё спешила куда-то, ты вечно куда-то спешила, волокла сумку, набитую непонятно чем, у тебя ещё порвалась сумка, ты помнишь? Помнишь, как рассыпались по площади не то помидоры, не то яблоки, я кинулся подбирать, ты засмеялась, тоже подхватывала какие-то консервы, окорока, хохотала во всё горло. Я ещё подумал про себя, что раньше никогда не слышал такого смеха, звонкого, заливистого, нежного. Девки современные ржут, как лошади, гы-ы-гы-гы, так бы и дал по морде, извините за выражение…
А ты…
Помнишь?
Я ещё спросил, далеко живёте, а то донесу, куда же вы набираете столько, а что мне прикажете, два раза в магазин идти, неужели некому вам сумки подносить, а кому, попугая прикажете выдрессировать, чтобы в клюве таскал, так, что ли? И смеялась. Смеялась. И чем больше ты смеялась, тем больше я понимал, что никуда не пойду, девушка, а можно на этаж сумку подниму, а у вас глотнуть чего не найдётся, жара такая, я чуть не сварился, да на хрена вы в костюм упаковались, а что мне, раздеться прикажете, боюсь, меня неправильно поймут…
Помнишь?
Ты уже ничего не помнишь.
Потом было что-то, уже потом, миленький, ну тебе трудно, что ли, шторы повесить, да, трудно, ещё на работе паши как чёрт, ещё дома тут шторочки-рюшечки вешай… Ты меня не любишь, всё такое, бросаешь вещи в сумку, хлопаешь дверью, рву газету в какой-то слепой ярости…
Помнишь?
Уже ничего не помнишь.
Потом… уже потом, где-то через месяц, через два, спохватился, одумался, набирал номер, ожидал услышать какое-нибудь разгневанное: «И не звони мне больше», и так далее по тексту.
– А вам кого?
Незнакомый женский голос.
– А… мне Иру.
– А, Ирочку…
Голос дрожит. Срывается.
Так я толком и не спросил, что, где, как, когда, какого чёрта. Почему-то мне всё время кажется: ты садишься в машину, выруливаешь на шоссе, откуда-то из ниоткуда вырывается пьяный лихач…
Помнишь?
Ничего ты уже не помнишь.
И не вспомнишь никогда.
Смотрю на тебя, непривычно неподвижную, берёзовый листик сел тебе на лицо, ты не замечаешь, ты уже ничего не замечаешь, смотришь со своего портрета, не похожая на саму себя…
Глава 1. В лучшем из миров
Ква!
Ква-а-а-а!
– Да-да-да, щас, буду, щас-щас-щас!