Выключатель тьмы
Выключатель тьмы
Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2015
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Обрывок реальности
Спрашиваю.
– Сколько нас?
Все кидаются считать, сколько нас. Все сбиваются со счета, тщетно пытаются навести порядок. Вот за что себя терпеть не могу, вот за это. Порядок и я – вещи несовместимые. От слова совсем.
– А ну тихо!
Это я. Нет, не тот я, который я, а тот я, который тоже я, но я из другой реальности. Смотрю на него с благодарностью, чем-то он отличается от нас…
Сели все, – командую я из другой реальности.
– А ты чего раскомандовался-то?
В гневе оглядываюсь, какая сволочь это сказала… да какая-какая, я сам сказал. Забиваюсь в кресло, выставляю вперед ладони, молчу, молчу…
Главный считает. Нас оказывается десять. Вернее, десять с половиной. Потому что одиннадцатый я то ли есть, то ли нет, там одна реальность на две ветвится, в одной меня убили уже, в другой еще живой хожу…
– Ладно. Пусть будет одиннадцать, – киваю я, который главный, – теперь определиться надо, у кого из нас ступень развития самая-самая…
– Кто из какого года, – подсказываю одиннадцатый я, – я родился в две тысячи сотом.
– Да ты не про год говори, а про уровень развития! Вот у вас на чем ездят?
– Машины на солнечных батареях.
– У вас?
– Вездеходы… ядерное топливо.
– У вас?
Чувствую, что краснею.
Бензин.
– Это что за хрень?
– Нефть.
– О-о, еще не всю из земли высосали…
Кто-то спрашивает, а что такое нефть. Кому-то объясняют, кого-то одергивают, какая разница, мы тут пока рассказывать будем всякое, вообще никогда не кончим.
– А у вас что? – спрашиваю главный я у последнего я.
– На лошадях.
– Хорош придуриваться.
– А чего придуриваться, на лошадях и ездим.
Смотрим на меня, который ездит на лошадях, правда, странный какой-то, себе на уме. Ладно, на лошадях так на лошадях, в конце концов, может, в их реальности нефти нет, железо глубоко-глубоко, чтобы его достать, машины нужны, а чтобы машины сделать, железо нужно… короче, не судите, да не судимы будете.
– Вы? – обращаюсь главный я к еще одному.
– Порталы.
– Уважаю. Еще у кого-нибудь порталы есть?
Молчим. Главный я показывает на меня с порталами.
– Вот ты и будешь за главного.
– А что я-то?
– Ну… ты человек умный, из самой развитой цивилизации, может, предложишь чего… а то делать-то надо что-то, реальности перемешались…
– Перемешались, – повторяет тот, который с порталами, – в точке соприкосновения действительностей. Это как ручейки… текли, текли каждый сам по себе, а потом смешались, и река потекла…
– И как эту реку обратно на ручейки разделить?
– Мм-м-м… точка соприкосновения миров… в районе Гаммы Лебедя.
– Это мы знаем, – нетерпеливо говорит какой-то Я, на какого-то Я шикают.
– Значит… надо отправиться туда. Посмотреть… что там.
– Ишь, умный какой, у тебя что, корабль космический есть?
– Нет, но…
– А нет, ты же через порталы ходишь…
– К сожалению, я могу пройти только через портал, который уже существует… я не могу устанавливать порталы на расстоянии…
– А на лошади же можно, – возражаю еще один я.
– Хорош прикалываться.
– Да я серьезно…
– Еще один я хлопает в ладоши – пространство расступается. Даже не вздрагиваем, уже привыкли к чудесам за последние дни…
– Это… это что?
Оторопело смотрим на что-то сияющее, шарообразное…
– Сферический конь в вакууме, – смеется кто-то.
– Навроде того, – говорит я, который ездит на лошадях, – давайте туда… забирайтесь… поехали.
– А дышать чем будем?
– Там есть чем. Внутри.
Ныряю в сияние, которое называют конем, проваливаюсь в пустоту…
2015 г.Холодный очаг
– Мама, а где наш папа?
– Нету у нас папы.
– А Леха сказал, так не бывает.
– Не Леха, а Алеша. И вообще меньше слушай, кто там чего сказал…
– А папа где?
– Он не с нами живет.
– А мы к нему поедем?
– Вырастешь, поедем.
– А ты утром сказала, что я вырос уже, что в школу ходить должен.
– Спать уже иди, горюшко ты мое, умничать он мне тут будет!
Вечер.
Откуда-то из степи тянет дымом костров.
Ветер колышет занавеску.
Холодный очаг.
А огонь мать разводить не велит.
Потому что она сказала потому что.
– Хоть бы на детей посмотреть зашел.
– На детей? Ты же говорила, один ребенок вроде.
– Двое. Димка с Витькой. Все в тебя, рыжие.
– Подрастут, себе их заберу.
– И не вздумай даже! Не вздумай!
Холодный очаг.
А огонь мать разводить не велит.
Нет огня в доме.
Древность сохранила для нас предания, как юные девушки отдавались в жены не людям, а божествам или стихиям, рожали от них детей, как от простых смертных…
Вечер.
Откуда-то из степи тянет дымом костров.
Ветер колышет занавеску.
– А то давай в индевцев играть.
– А это че такое?
– А так… Это у нас вигвам будет…
– А не ругайся.
– Чего?
– Не ругайся… мама сказала, фиг вам не говорить.
– Да не фиг вам, а вигвам! А это перья на голове будут… А давай карандаши неси, это стрелы отравленные будут.
– Вау, кру-уто-о… А костер будет?
– Чего?
– Костер… будет?
– М-м-м-м…
– А дава-а-ай!
– А мама сказала, не разжигать.
– А почему?
– А потому что она сказала потому что.
– Ну, дава-а-ай…
Вечер.
Откуда-то из степи тянет дымом костров.
Цокают каблучки, спешат домой.
Нервная дрожь телефона.
– Ну а ты как жива-здорова?
– И не звони мне больше.
– И не буду звонить… пойду, к детишкам наведаюсь.
– Не смей к ним приходить! Не смей! Слышишь, не смей!
Тянет дымом костров.
Цокают каблучки.
– Нельзя сюда, гражданочка.
– У меня там дети, дети!
– Какие там дети, все уже…
Возгорание на юго-востоке столицы почти полностью уничтожило жилой дом…
Тянет дымом костров.
– Пап, а я индейцем буду, можно?
– Обязательно можно.
– Па, а мы к маме поедем?
– Не, не поедем.
– Ну па-а-а…
– А мы маму к себе пригласим, да?
– Ага…
– Вот и хорошо, мама к нам придет, а то что такое, мы здесь, она там…
Ветер колышет занавеску.
2015 г.Медь
Бригадир жжет меня. Дотла.
Сгораю.
Жжет пока еще только взглядом. Чувствую, сейчас схватит поперек тулова, выкинет в печь.
Гори, гори ясно.
– Я… наверное, ослышался?
Еле выжимаю из себя:
– Н-нет…
– Повтори.
Повторяю страшные слова. Кажется, счас цех обрушится от того, что я сказал, да он по любому обрушится, на ладан дышит.
– Витек… ты в курсе вообще, что раньше гонцов с плохими вестями убивали?
– Ну… голову отрубали.
– Точно… а если с хорошими вестями, то прибивали еще одну.
Фыркаю. Бригадир смотрит на меня, как на врага народа.
– Все хаханьки, хаханьки ему… вот цех закроют на хрен, будете знать…
Киваю. Буду знать.
– Так говоришь… когда?
Еле выжимаю из себя страшную новость. В третий раз.
– Че… через неделю.
– Чтобы сегодня же медь была, – кивает бригадир.
– Они сказали…
– А плевать я хотел, что они сказали, у меня производство стоит, – бригадир добавляет пару слов, от которых краснеют стены, – чтоб сегодня же медь была, вон, заказ важнецкий!
И сам понимаю, что заказ важнецкий, и будь мы все прокляты, если заказ этот не сделаем.
– А если это…
– Чего такое?
– А если с других заказиков медь пощипать?
– Ну, пощипай, кто тебе не дает-то, щипун ты наш… Заказчики ждут, чтобы к вечеру сделано было, мне этим людям в глаза стыдно смотреть будет…
Добавляет три слова, от которых станки затыкают уши.
Иду по цехам через грохот станков и жужжание конвейеров, кто-то сбивает меня с ног, швыряет на землю, что за черт, вообще охренели, что ли, над головой проносится балка, влекомая козловым краном, а-а, спасибо, уберегли, счас бы мне этой балкой по черепушке…
Медь…
Легко сказать, где достать прикажете, медь на дороге не валяется… то есть, где-то может и валяется, но не в тех количествах, в каких надо…
Вхожу в дальний цех, на душе теплеет, первый раз за день перевожу дух. Медь. Много меди. Вон она, на тележках, красноватая, бесформенная еще сама не понимающая, кто она и что она, и чем она будет. Но – медь.
Хватаю за рукав тощего работягу, он оторопело смотрит на меня, хлопает глазами, похоже, уже под мухой, кто празднику рад, тот и накануне пьян… Питница, однако, сегодня… тяпница…
– Давай… в восьмой цех пару вагонов отгрузи…
– Чаво?
– В восьмой цех, говорю, пару вагонов!
– Охренел или как?
– Да у нас заказ срочный!
– А мы тут чего, думаешь, воздух пинаем? У нас-то заказ посрочнее будет, попробуй не сделай, вообще бошки поснимают…
– А что у вас тут?
– А то сам е вишь…
Смотрю на конвейер. Вздрагиваю. Понимаю, что черта с два мне тут кто-то даст медь урвать, не бывать тому…
По конвейеру ползут лбы. Большие, тяжелые, медные, девки в дверях перебирают готовые лбы, это хорошие, это в брак, Лю-юська, чего брак в хорошие кладешь, потом пенделей огребешь, мало не покажется…
Лбы. Большие. Медные. Рассовывают по грузовикам, развозят по всему миру, в администрации, в армии, в школы, ну, в школы, это святое, какая школа без медных лбов…
– Ты не обессудь, – тощий работяга тычется мне в плечо, – вишь, дело-то какое… срочняк…
– Вижу…
Иду дальше, по лифтам, по переходам, по лестницам, будь я проклят, если не найду медь… это эта все, поставщица окаянная, на тридцать три раза ей заказ посылал, сегодня звоню, когда медь-то будет, она давай орать, вы нам заявку не отправляли… полдня с ней лаялся, она потом давай сюсюкать, ой, извините, заявочку вашу не заметила, через недельку медь будет…
Через недельку…
Через недельку нам тут бошки поотрывают всем…
Думаю, как бы добраться до менеджерихи на поставке, сунуть её в расплавленный металл…
Вхожу в семнадцатый цех, ну если здесь меди не будет, уже и не знаю, что думать. А что думать, вот она, медь, отливают из неё что-то в огромных формах, нестерпимый жар рвет легкие…
– Чего пришел? – раскрасневшийся старик косится на меня.
– Да мне… меди бы.
– А-а, это можно… Этого добра у нас вон… сколько тебе?
Называю.
Старик разводит руками.
– Ишь чего, где ж я тебе дам столько-то… я думал, анализ какой или еще чего… а тут нате вам… самим надо….
– Да ладно, не обеднеете!
– Ка-акое не обеднеете, а всадников из чего делать прикажешь?
Давлюсь языком.
– К-каких всадников?
– Медных, каких…
С ума я сошел, что ли… чую, не туда забрел, еще на секретном производстве меня не было… потихоньку пробираюсь к двери, у самой двери оживает шальная мыслишка, потихоньку укатить вагонетку, типа, я тут не при чем, потом как-нибудь объяснюсь с ними…
Подбираюсь к вагонеткам, не сразу слышу цокот копыт за спиной. Еще оборачиваюсь, на кой черт оборачиваюсь, смотрю на медную громадину, которая несется на меня.
Бегу.
Спотыкаюсь, падаю, снова бегу, снова спотыкаюсь сам о себя, снова бегу…
Всадник настигает, у самой двери копыто впечатывается пониже спины, лечу в коридор, ёп-перный театр… Нда-а, здесь ни хрена не отломиться, можно и не ждать…
Иду к бригадиру. Вот это сейчас меньше всего хочется идти к бригадиру, сказано, достань медь, значит, достань. Задним числом припоминаю, на сколько процентов гомо сапиенс состоит из меди, себя, что ли, переплавить…
Бригадир говорит с кем-то, телефон у уха, рот до ушей, хоть завязочки пришей…
– Да… да… сию минуту. Да без проблем. Сделаем. Материальчик ваш, говорите? Ой, да как хорошо, спасительница вы наша, смастрячим все по высшему разряду…
Только что хвостом не виляет, вот за что бригадира нашего терпеть ненавижу, клиентам только что ботинки не лижет, а на нашего брата и сорваться можно…
– Скажи там охламонам этим… счас медь привезут, гору из неё сделать надо… хозяйка материальчик доставит…
Это он уже мне. Тут же спохватывается:
– Принес?
Земля уходит из-под ног, чего я его так боюсь, бли-ин, вбили с детства в голову перед большими людьми навытяжку стоять, дрожмя дрожать… послать бы его к черту в задницу…
Смотрю, как из ворот выезжает грузовик, груженый медными грошами, за ним выезжает крытый фургон, по знакам на брезенте догадываюсь, везут оружие, куда-то на полигон…
– А это что у нас… оружие делают?
– А ты как думал.
– А… что конкретно?
– Эх ты-ы, салага… – бригадир хлопает меня по спине, – медный таз, а ты чего думал?
Киваю. Точно. Медный таз.
Озарение. Внезапно.
– Принесу.
Хватаю со стола бригадиров блокнот, выхожу из двери. Ага, опешил, бригадирушка, остолбенел, хоть бы ты в соляной столп превратился, я бы тебя в десятый цех сдал на переработку…
Выискиваю адрес, телефон, прыгаю в газельку, надеюсь непонятно на что…
– Здесь остановите.
Водила смотрит на меня, как на психа, где это видано, чтобы добрые люди посреди леса останавливались…
– Подождать вас?
– А-а… да нет.
Выхожу. Водила смотрит мне вслед, похоже, думает, как бы я руки на себя не поднял…
Понять бы еще, что я вообще здесь ищу. Зеленая ящерка смотрит на меня, насмешливо, пристально, кажется, хихикает…
Нет… уже не ящерка…
Сама…
– Здравствуй. С чем пожаловал?
– Я это… по поводу горы…
– Сделали? Ой, молодцы какие…
– Да нет… нам бы… еще меди…
– Еще-то вам зачем, хватит поди…
– Хватит-то хватит, да вот заказ у нас срочный…
– Мне-то что до заказов ваших?
Говорю, что за заказ. Хозяйка хмурится. Ну пожа-а-алуйста, ну скажи да, да, да…
– Так бы и сказал… чего темнишь-то… дело-то святое…
Гора падает с плеч. Не медная, но все-таки…
– Принес?
Бригадир жжет меня взглядом.
– Принес… вон…
Киваю в сторону печей, где уже отливают в формах заказ, ну только бы успели, только бы остыло все…
– Не успеем, – бригадир качает головой, показывает на шоссе перед фабрикой… что он там углядел… а-а, едут…
– Люди вроде ничего, понимающие… интеллигентные, скандал не закатят… – вспоминаю.
– Да не то… в глаза стыдно смотреть… люди-то хорошие, у них радость, а тут такое…
Ничего, успеем… поднажмем счас, и…
– Авра-а-ал!
Обреченно вздыхаю, вот оно, началось… в деревне утро. Закричали, блин, петухи…
– Авра-а-ал!
Ну что еще…
Переглядываюсь с бригадиром, бежим туда, где кричат, только этого не хватало, что у них там случилось, тока нет, или воды нет, или еще чего нет, и горит где чего, или…
Выбегаем на улицу.
Холодеет спина…
– А ты как думал.
– А… что конкретно?
– Эх ты-ы, салага… – бригадир хлопает меня по спине, – медный таз, а ты чего думал?
Так и есть, медный таз, огромный, страшный, нависает над комбинатом, вот-вот накроет…
– Шесты! Шесты-ы-ы!
Ищем шесты, где ни могут быть, эти проклятые шесты, а вон, стоят у стены, хватаем шесты, отталкиваем таз, тяжелый, с-сука, не поддается… ну давай же… еще не хватало, сейчас комбинат накроется… чувствую себя супергероем, который сражается с каким-нибудь Годзиллой…
– Не боись, дело привычное… – шепчет бригадир, – бывает…
– И часто?
– Ну… не часто, но бывает… ты чего думал… медный таз, брат, дело такое…
Толкаю таз что есть силы, в глазах темнеет, наконец, таз со звоном и грохотом падает на шоссе.
– Ур-р-а-аа-а!
Не подхватываю общий крик. Обреченно переглядываемся с бригадиром, теперь точно ни хрена не успеем…
Смотрю, как подъезжает лимузин, нда-а, хорошо люди подготовились, вдвойне стыдно будет, если не успеем. Выходят, он во фраке с бабочкой, она в белом платье, девчушка выбегает, дочка ихняя, похоже… Оглядываются, идут к нам, бли-ин, как неловко…
– День добрый… не подскажете, медеплавильный комбинат здесь находится?
Еле выжимаю из себя:
– Так точно.
– Мы у вас… заказывали…
Что-то грохочет сзади, работяги везут на тележке, неужели готово…
– Все, все, принимайте работу! – лысоватый мужичок стряхивает с изделия невидимую пыль. Невольно любуюсь, вот красоту отгрохали…
– Ой, здорово как получилось!
– Да вы прям волшебники!
– Рады стараться….
Смотрим на медную свадьбу, и правда, здорово получилось, заслужили люди, семь лет вместе… разливаем шампанское, горько, и все такое…
– А ты… м-молдодчина… – бригадир сжимает мое плечо. – ув-важаю… я ж так… в сердцах сказал… достань где хошь… знал же… негде достать… а ты… ишь какой… м-молодчина… д-далеко пойдешь…
Вымученно киваю. Нет, ничего, работать можно… уж ради медной свадьбы можно и остаться, почаще бы вот так… свадьбы эти… а то сейчас как женятся, так и разбегаются… а эти ничего… может, придет время, и бриллианты заказывать будут… правда, уже не у нас…
2014 г.Большой разрыв
Захожу в подъезд.
Перевожу дух перед боем.
Счас начнется.
А что начнется, я уже даже не сомневаюсь. Полетят клочки по закоулочкам, мало не покажется…
Поднимаюсь на этаж, снова перевожу дух. Хочется уйти отсюда, не приходить. Никогда. Вообще. Знать бы еще, куда уйти, идти-то особенно некуда, вон, мужики, вместе бухать – пожалуйста, а как перекантоваться у кого недели две, это фиг вам, а-а-а, у меня жена, а-а-а, у меня теща…
Понимаю…
Поворачиваю ключ, ключ прыгает из рук, тпру, стоять, падла, ком-му сказал…
Счас начнется.
Нинка уже за дверью, уже готовится, раззявила свою глотку, аа-а-а, алкаш чертов, а-а-а-а, да на хрена замуж выходила, а-а-аа… Не, у Семеныча вон как-то с Любкой получается, гаркнет на неё, да и все, а я гаркать не выучен, в детстве, бывало, заорешь на кого, мамка взовьется, это что за тон такой, это что за тон, ты как себя ведешь…
Эх, мамка, чему учила… Можно подумать, готовила к миру какому-то, где все на цыпочках ходят и сюсюкают…
Щелкает замок, выходит Нинка, в платье, духами пропахшая, что за черт, любовничка, что ли, притаранила…
– Ну, приветик…
Обнимает меня, целует, эт-то что… ну точно, приволокла кого… найду, убью, вот как Семеныч у своей хахаля выискал, так потом пух и перья летели…
Бегу в спальню, нет никого, да можно уже и не смотреть по шкафам, по комнатам, нет, не пахнет мужицким духом, у мен на это дело чуйка верная…
Никого…
– Ну чего ты… устал?
Смотрю на Нинку, издевается, что ли…
– С чего уставать, три месяца не работаю, как сократили…
Нинка снова обнимает, целует, вот черт…
– Ничего… найдешь… обязательно. Такого мужика, блин, директор не заценил… Ты у меня без дела не останешься… ну айда ужинать, я курчонка сварила…
– Да я…
– Да ты поешь, выпил же, закусить надо…
Рехнулась она, что ли… Иду за Нинкой, пол качается под ногами, тпру, стоять, ком-му сказал… не, Нинка у меня вообще золотая баба, зо-ло-та-я… для такой не то что на фабрике гробиться, для такой хоть с моста прыгнуть, хоть поперек целой армии пойти не страшно…
Пол выскакивает из-под ног, Нинка меня хватает, держись, держись…
Ах ты ж долбанный на хрен…
– Ой, Люсь, да чего ссоришься с ним, так и всю жизнь можно проссориться… Да всю жизнь, говорю, проссориться можно, делать, что ли, больше нечего? Да ну тя, Люсь… да мы со своим давно уже не цапаемся… Да нет, не пьет… Ой, Люсь, ну какие там кодирования, ну кто там в это верит вообще? Сам бросил, он у меня мужик что надо… Да помирились… да само все как-то… видишь… приснилось мне тут… ну да, бывает, муть всякая ночью в голову лезет… вот привиделось… что я одна. Ну вообще одна-одинешенька… в пустоте… вот так вот… да говорю тебе, вообще вокруг ничего нет, вообще! Вот так вот, ну то есть все где-то есть, ну далеко-далеко, вообще не найти, до них хоть миллион лет иди, не дойдешь… и мой где-то там… тоже далеко-далеко… слушай, так страшно вообще стало… просыпаюсь, реву… Тут мой возвращается, на бровях, под мухой… Ты прикинь, я ему на шею прямо кинулась, миленький, вернулся… Ну… да завязал он, говорю тебе… после такого… да нормально все у нас… говорю тебе, сон… жуть такая… вообще…
Ополаскиваю лицо.
Еще.
Еще.
Нужно идти. Нужно как-то пересилить себя, идти туда, в большой зал, на бой.
А что будет бой, я уже не сомневаюсь.
– Вам плохо?
– А?
Охранник у входа сочувственно смотрит на меня.
– А… нет… хорошо все… хорошо…
Выхожу в коридор. Чувствую, что сегодня не смогу держать оборону, не смогу договориться, он там, по ту сторону баррикады не поймет, не захочет понять, будет орать про санкции, про права, про несуществующие договоры какой-то вековой давности…
Нет, я его понимаю.
Его тоже можно понять… у него такая же Конфедерация, у него три галактики, у него люди, которых нужно чем-то согревать, у него… Так что вцепится он в это облако как клещ, чёрта с два отпустит. И здесь тоже его понять можно, облако – это не только сегодня топливо, это завтра топливо, через год, через век, через тысячу лет, когда погаснут звезды, и нужно будет чем-то согревать миллионы и миллиарды людей…
Вхожу в зал.
Протягиваю руку, как будто ничего не случилось, он делает то же самое, касаемся друг друга кончиками пальцев.
Садимся. Как борцы перед битвой. Сейчас кинется он на меня, задушит…
– Я… что подумал…
Почему я вздрагиваю от его голоса…
– Я что подумал… можно же облако… разделить…
– Простите?
– Разделить… облако. Вам половина, нам половина. Разграничители какие поставим… на наш век хватит…
Еле удерживаюсь, чтобы не спросить, а потом.
– А кто его знает, что оно там потом… может, и нас не будет потом…
Не верю. Не понимаю. Слишком просто, слишком внезапно, какая-то ловушка, подстава, за которую будем расплачиваться не только мы, но и наши потомки, из поколения в поколение…
– Да не думайте вы про нас так. Все-таки… ненадолго мы все… вместе.
– Это еще что, насчет войны, что ли, намекает… очень похоже.
– Да что вы, какая война… просто… кто знает, сколько все это продлится…
Снова касается моих пальцев своими, будто боится меня потерять, да что с ним…
– Да, господин министр… нет, господин министр… понимаете, я получил предупреждение. Да. Предупреждение. Нет, не от восточной Конфедерации. Тут другое… вы верите в вещие сны? Я тоже нет. да… приснилось что-то прошлой ночью… ну как вам сказать… как будто я остался один… ну вообще один… в целом мире… то есть, все остальные где-то есть, но где-то бесконечно далеко, так, что я до них не дойду никогда… вообще, никогда… Это было страшно. Да, господин министр, это было страшно. Когда я наутро увидел наших противников, я готов был их расцеловать. Да, господин министр, расцеловать, ни больше, ни меньше. У меня было такое чувство, что когда-нибудь мы с ними расстанемся навсегда, и я никогда их больше не увижу. Совсем. Да, господин министр… нет, господин министр… я знал, что вы меня не поймете…
Затишье перед бурей.
Затишье перед боем.
Я уже знаю, что будет бой. Еще не вижу рысьих шапок там, на горизонте, уже знаю – будут здесь окаянные нехристи, заполонят землю русскую. Не пройдет ворог, не пустим окаянного, встретим сплоченными рядами…
Поднимается красное солнце, предвестник битвы. И за солнцем на горизонте поднимается темная рать, насколько хватает глаз, идут проклятые вороги. Отделяется от несметного полчища всадник, скачет нам навстречу, киваю, знаю древний обычай, два всадника сражаются перед боем, кто победит, того войско и выиграет битву…
Но что это?
Смотрю, не вижу в его руках ни копья, ни меча, скачет навстречу, безоружный, что он несет…
Спешивается.
Кланяется до земли, протягивает мне охапку шкур, знатные шапки из них будут…
– Прими, великий князь, подарок от народа нашего…
Беру шкурки, как бы не отравленные оказались.
– Благодарствую.
– Мир тебе, великий князь, и народу твоему.
Ушам не верю, эти ли нелюди города жгли, бесчестили наших женщин…
– Позволь нам, великий князь, разбить стоянку на землях твоих, погостим, покормим коней, дальше пойдем в путь-дорогу…
Не верю своим ушам. Где здесь подвох, что он задумал, окаянный…
– А был мне сон вещий… врешь, собака, бывают вещие сны, еще как бывают. Вот и был мне сон, что остался я один, в целом свете – один-одинешенек, и нет никого вокруг меня, и крикну – и не слышит меня никто. и все другие вроде бы и есть они, а далеко-далеко-далеко, так далеко, что хоть всю жизнь скачи – не доскачешь… Понял я, что неспроста сон увидел… И когда на рассвете вражьих воинов увидал, только что целовать их не кинулся…