– Нет, не могу! – я уже начинала злиться. – Спасибо тебе, разумеется! Но если ты это делал только для того, чтобы получить мое доверие и потом сделать еще большую гадость в мой адрес, то мне не хотелось бы спешить в благодарностями!
– Ты всегда во всем видишь только плохое? – голос брата стал таким тихим, что я еле расслышала его вопрос. Но он даже не стал дожидаться моего ответа, повернулся ко мне, и я увидела у него на глазах слезы. Потрясенная невиданным зрелищем, я не знала, что и думать. Марк снова отвернулся от меня и задумчиво произнес:
– Маленькая дурочка… Если бы ты только знала, как я перепугался, когда Лили вытолкнула тебя из машины… Ее мерзкий смех до сих пор стоит у меня в ушах. Я так перепугался, что сначала чуть не уехал прочь. Мне казалось, что ты уже не шевелишься. А потом я вдруг понял, что надо бежать к тебе на помощь. Я был готов везти тебя в больницу, если потребуется. Когда я понял, что ты почти не пострадала, а только испачкалась, я почувствовал огромное облегчение и сам этому удивился.
Ты ведь появилась в нашей семье совсем недавно… Я так злился, что мама подписалась на эту дурацкую программу. А когда увидел тебя, подумал, что нам особенно не везет – именно нам досталась самая мрачная личность из всех, кто когда-либо попадал в приют. Мне кажется, я начал тебя дразнить только для того, чтобы увидеть хоть какую-то человеческую реакцию. Надеялся, что ты хоть раз накричишь на меня, или заплачешь, или обидишься. Но ты оставалась равнодушной и смотрела на всех нас как на жалких муравьев у тебя под ногами.
Я никогда не встречал таких, как ты! В моем классе все девчонки одинаковые – стоит заговорить с любой из них, она начинает хлопать ресничками, поправлять волосы, у нее даже голос становится другим, более нежным и мягким. А ты – ты абсолютная противоположность. У тебя такой низкий голос, как будто ты выросла в какой-то пещере. Я ни разу не видел, чтобы ты приводила себя в порядок у зеркала. По-моему, ты вообще никогда в зеркало не смотришься. Ты всегда проводишь время в одиночестве – и дома, и в школе. Мне иногда хотелось войти в твою комнату и посмотреть, чем ты там занимаешься, но я боялся. Я действительно начал тебя бояться, так как не мог понять тебя. Ты настолько другая, что это описать нельзя. Я никогда в жизни не боялся никого. А уж тем более девочку. Но ты просто перевернула мой мир с ног на голову.
Все эти месяцы я был уверен – если ты исчезнешь из нашей жизни, я буду только рад. Я мечтал о том, чтобы нашлись твои дальние родственники, или оказалось бы, что тебе на самом деле уже есть 18 лет, и ты можешь жить одна… Все, что угодно, лишь бы ты перестала мутить воду в нашем мирном доме. И только сегодня я понял правду… Я был таким дураком, Карен, таким дураком…
В голосе брата было слышно чувство вины и сожаление. Слезы на его глазах поразили меня намного меньше, чем его признания. Что положено говорить в таких случаях? Как бы отреагировала нормальная девочка? Что мне сказать ему? Я не могла бы утверждать, что его слова оставили меня полностью равнодушной, но отсутствие опыта таких ситуаций сбивало меня с толку и не давало мне разобраться в моих эмоциях. Пришлось на время отложить самоанализ и задать прямой вопрос:
– Какую правду ты понял, Марк?
– Не имеет значения. Зная тебя и твой характер, я понимаю, что мои слова ничего не изменят. Сегодня я задал тебе вопрос и получил исчерпывающий ответ. Спасибо за честность. Если тебе что-то будет нужно, я буду в своей комнате.
Он встал и направился к выходу из кухни. У меня было всего несколько секунд, чтоб остановить его, и я решилась на невиданный для себя самой поступок. Встав у него на пути, я крепко обняла его и прижалась лицом к его груди. Даже не знаю, что толкнуло меня на такой поступок, мое тело как будто само двигалось, но почему-то я была уверена, что поступаю правильно.
Маркус замер, и моя уверенность моментально испарилась. Что, если я ошиблась? Если он сейчас оттолкнет меня и начнет смеяться надо мной? Но этого не произошло – его сильные руки прижали меня к его телу, и я наконец-то смогла расслабиться. В его объятиях было невероятно уютно и тепло. До сей поры меня только иногда обнимали нянечки в приюте, но это нельзя было сравнить с тем удовольствием, что я испытывала сейчас. А когда одной рукой он начал тихонько гладить меня по волосам, я закрыла глаза и почти задремала. Продолжая прижимать меня к себе, он провел меня по коридору до своей комнаты и усадил на кровать. В молчании проходили минуты, и меня посетила странная мысль – как бы хотелось, чтоб это мгновение продлилось вечно… Не знаю, о чем думал он, но его дыхание было спокойным, и мне даже казалось, что он улыбается. Я не могла видеть его лицо, но отчетливо ощущала, что ему так же хорошо, как и мне. Воистину это был самый странный день в моей жизни – день, когда один из моих врагов неожиданно стал моим союзником.
***
После разрушения здания нашего приюта перед мером города встал вопрос, что с нами делать дальше. Старое здание не подлежало восстановлению, а через пару лет его было решено снести. Недостроенный санаторий был неплохим местом для временного обитания, но для постоянного проживания требовался значительный косметический ремонт, покупка мебели, игрушек, компьютеров и всего прочего, что необходимо детям. Руководство города встало в тупик. Никто не хотел тратить столько бюджетных средств на никому не нужных сирот, но изобразить заботу о нас требовалось в любом случае. В итоге после катастрофы мы прожили в санатории почти 2 года, прежде чем мер всерьез занялся этим вопросом. Нас снабжали предметами первой необходимости, регулярно кормили, восстановили компьютерный зал и подключили интернет, поэтому нас мало волновало, что с нами будет дальше.
Каждый в приюте понимал, что когда ему или ей стукнет 18 лет, наступит новая, взрослая жизнь, которую придется начинать в одиночестве. Мы все обещали друг другу поддерживать связь после того, как покинем эти стены, но большинство понимало, что даже это вряд ли нам поможет. Нас было слишком мало, поэтому пара-тройка знакомых из тех, кто покинет приют вместе с тобой, не изменит того факта, что начинать новую жизнь нам пришлось бы с нуля.
Наверно, правительство тоже начало это понимать, поэтому вскоре после того, как мне исполнилось 14 лет, воспитательницы сообщили нам о том, что запущен новой проект социальной адаптации. Поначалу мы ничего не поняли и решили, что это очередный никчемный план нашего мера, который в реальной жизни мало что смыслил и с пугающей регулярностью создавал проекты, которые осуществить на практике было невозможно.
Я особенно хорошо запомнила его законопроект о пенсионерах, с которым он носился последние несколько месяцев. Суть его великой идеи сводилась к тому, чтобы пенсионеры снова могли почувствовать себя полезной частью общества, поэтому им предлагалось создать добровольные дружины по поддержанию порядка на улицах города. Звучало очень красиво и даже достойно, но на деле все это свелось к тому, что за небольшую прибавку к пенсии бедным старичкам приходилось убирать улицы, ведь теперь именно они отвечали за чистоту и порядок в своем районе. В итоге проект быстро свернули, пенсионерам выплатили компенсации за моральный ущерб, а городским дворникам повысили зарплату, чтобы мотивировать их внимательнее относиться к своим прямым обязанностям.
Однако, ко всеобщему удивлению, программа социальной адаптации оказалась жизнеспособной и даже полезной. Всем известно, что люди предпочитают брать из приютов маленьких детей, которые еще не очень понимают, кто их настоящие родители. В крайнем случае, могут взять детей до 10 лет, надеясь успеть их воспитать согласно своим представлениям о хорошем ребенке. Но если тебе уже исполнилось 14 лет, как мне, то вариант был только один – подождать 4 года в приюте и затем отправляться в широкий мир. Для этого и была запущена новая программа. В ней предлагалось брать в семью именно тех детей, кому уже 14-15 лет как минимум. Основной упор шел на многодетные семьи по вполне понятной логике – если дома уже 3 или 4 ребенка, кому помешает еще один? Со своей стороны город и правительство обеспечивали хорошее пособие той семье, которая будет согласна принять к себе подростка. Суммы пособия хватало не только на приемного ребенка, но и на остальных членов семейства. В общем, правительство с помощью этого проекта добилось сразу нескольких целей – частично решило проблему с нашим приютом, а также помогло многодетным семьям.
Оставался открытым вопрос, что будет делать такая семья с приемным ребенком после того, как он достигнет совершеннолетия? Насчет этого пункта дебаты все еще продолжались, но мер города склонялся к такому варианту, что с момента принятия подростка в семью эта проблема ложится именно на семью, а правительству больше не надо ни о чем думать. Чтобы не получилось так, что после 18-летия все эти подростки окажутся на улице, были приняты поправки к программе. По этим поправкам, если семья продолжала заботиться о выходце из приюта и дальше, до его 30-летия, то каждый год этой семье выплачивалась определенная сумма денег. Конечно, эта сумма была значительна меньше пособия, которое семья получала за несовершеннолетнего, но была достаточно большой, чтобы служить соблазном для многих. Таким образом, мер города счел, что проблема решена, и велел начинать проект.
Когда программа была запущена, начался настоящий бум. Оказалось, в нашем городе довольно много семей, которые готовы даже взять чужого ребенка для того, чтобы получше обеспечить своих собственных. Буквально через полгода санаторий наполовину опустел. Когда число подростков начало подходить к концу, народ начал разбирать детишек помладше. Никогда раньше наш приют не пользовался такой популярностью. Когда все эти люди приходили посмотреть на нас и видели те условия, в которых мы жили с момента катастрофы, они все как один впадали в ужас и уводили за собой кого-нибудь из наших, чтобы «спасти из этого омерзительного места!».
Наш город был действительно очень большой, в нем проживало несколько миллионов человек, а в приюте нас было всего около сотни детей разного возраста. Наши ряды стремительно редели, но меня никто не хотел брать. Меня это совсем не удивляло – зачем брать к себе домой такую мрачную и нелюдимую девочку, которую даже нянечки опасаются? Я догадывалась, что в моем личном деле стоит такое описание, которое могло отпугнуть даже самых меркантильных людей, желающих любой ценой получить это дурацкое пособие. В любом случае, ситуация не менялась – приходящие семьи выбирали кого угодно, но только не меня.
С момента начала проекта прошло уже полтора года, и нас оставалось около 20 человек, когда к нам пришла необычная гостья. Большинство воспитательниц к тому времени уже уволилось, так как у них почти не осталось работы. Недостроенный санаторий опустел, и для тех, кого еще не разобрали по семьям, наступило время почти полной свободы. Пару раз в неделю к нам приходили учителя, давали задания и проверяли наши знания, но все остальное время мы занимались чем хотели.
Я сидела в библиотеке и читала какую-то книгу, когда прибежала одна из оставшихся нянечек и торопливо потащила меня за собой. По дороге она торопливо объяснила мне, что за мной пришли. На мой изумленный взгляд она пожала плечами и пояснила, что пришла женщина, которой требуется именно девочка 15 лет. На тот момент я была единственной подходящей кандидатурой, но была уверена, что от меня откажутся сразу, только увидев меня или прочитав мою характеристику.
Когда я вошла в кабинет директрисы, то увидела стоящую ко мне спиной женщину с длинными черными волосами. Она внимательно слушала директрису, которая рассказывала обо мне, стараясь не слишком сгущать краски.
– Вы понимаете, Карен очень хороший ребенок, но сложный в общении… Но сейчас у нас осталось всего 17 детей, и большинство из них мужского пола. А вот и наша девочка пришла, вы можете с ней познакомиться, если считаете, что она вам подойдет…
– Я уверена, что Карен нам подойдет, – коротко отрезала собеседница и повернулась ко мне. Это был первый раз, когда я увидела свою будущую «маму». Ее глаза были холодными и пустыми, но губы растянулись в неискренней улыбке.
– Здравствуй, моя дорогая.
Я хотела поздороваться, но не смогла. В первый раз в жизни мне стало по-настоящему страшно.
***
Проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь. Мне было так тепло и уютно, как будто я сидела у костра, вот только вокруг было темно. Но когда я увидела, что рядом мирно спит Марк, я моментально вспомнила, как оказалась в его комнате, и сразу вскочила. Брат сонно посмотрел на меня и поинтересовался:
– Торопишься куда-то?
– Не совсем… А сколько времени сейчас? Мы что – проспали весь день?
– Нет, прошло всего часа полтора, не волнуйся. Лили и мама вернутся еще не скоро, никто тебя не увидит в нашей комнате. К тому же мы ничего ТАКОГО не делаем, – наверно, Маркус пытался пощутить, но я плохо воспринимала такого рода юмор, поэтому ответила резко:
– Для ТАКОГО я еще слишком маленькая, не забывай об этом! Мне всего 15 лет, извращенец!
Брат тяжело вздохнул и неопределенно пожал плечами, но ничего не возразил. Я же пыталась быстро сообразить, что делать дальше. Проспав несколько часов, я все еще плохо соображала и толком не могла придумать, как поступить с неожиданным союзником. Насколько я могу ему доверять? Его помощь была одноразовой акцией? Или же его отношение ко мне вдруг поменялось так кардинально? Для полноценного анализа ситуации мне не хватало данных, но и верить на слово своему недавнему противнику я тоже не собиралась. Сделаем-ка вот что…
– Я сейчас уйду в свою комнату, а ты поедешь в школу за сестрой. И не спорь со мной. Мы должны сделать вид, что ничего не изменилось. Никто не должен знать, что ты теперь на моей стороне.
Я специально сказала все это так, чтобы подчеркнуть, что на данный момент я ему верю и верю в то, что он мой союзник. Если он сейчас начнет спорить с последним утверждением, значит, его помощь была одноразовой, а в остальном ничего не изменилось. К тому же я постаралась высказать свои предложения самым приказным тоном, на который только была способна. Пусть разозлится – когда человек теряет контроль, он обычно говорит именно то, что думает, а не то, что ему полагается сказать. Его реакция меня не разочаровала:
– С какой стати ты тут раскомандовалась? Никуда я не поеду! Лилиан вполне может приехать домой на автобусе!
– Не спорь со мной, – повторила я ледяным тоном, чтобы его распалить еще сильнее. Но эффект был прямо противоположным – Марк вдруг сник и неохотно признал:
– Наверно, ты права. Если Лили увидит, что я продолжаю тебя защищать, она может попробовать выместить злобу на тебе, а я не всегда смогу быть рядом, чтобы остановить ее. Видимо, я должен согласиться на твой план, чтобы обезопасить тебя.
Интересная у него логика получается. Значит, он все еще мой друг? Я могу на него положиться в трудной ситуации? Или же этот часть его хитрого плана? Я никогда не умела никому доверять полностью. Мне всегда казалось, что даже если человек делает мне добро и ничего не просит взамен, за этим всегда что-то стоит. А уж добрые дела в исполнении моего братца, которого еще сегодня утром я считала недалеким, злобным, тупоголовым дурачком – для моей способности доверять это было серьезное испытание. Моя вечная подозрительность уже начала шептать мне на ухо всякие нелицеприятные варианты, для чего Марк так себя ведет, и многие из них были вполне реалистичными. Мне требовался способ проверить его искренность и хорошее отношение ко мне, но пока ничего не приходило в голову. Ладно, пока будем придерживаться моего плана, а дальше посмотрим.
– Вот видишь, ты сам понимаешь, что пока мы должны вести себя так, как раньше. Ты будешь и дальше говорить мне гадости, а я буду продолжать тебя игнорировать. Никто не должен ничего заподозрить.
– Слушаюсь, госпожа, – с легкой иронией брат поклонился и пошел переодеваться.
Пока он ездил в школу, у меня было время продумать свою дальнейшую стратегию. Никаких особых гениальных идей мне в голову не приходило, поэтому я решила делать вид, что сегодня ничего не произошло. Пусть Маркус продолжает быть моим врагом, пусть говорит гадости, я буду его игнорировать, как и раньше. Самое важное, чтобы Лили больше не пыталась мне физически навредить. С ней надо быть поосторожнее и следить за каждым ее шагом. Надеюсь, от «брата» мне уже не надо ожидать ничего подобного, но я не имею права расслабляться и считать, что все самое тяжелое и страшное позади. Я не дома, вокруг меня чужие люди, а не семья, и об этом не стоит забывать. Интересно, а когда-нибудь у меня будет настоящая семья? Или моя судьба это жизнь среди людей, которым я не могу доверять? Хотя я в принципе доверять не умею, так что невелика беда.
Дожидаясь свою семейку, я лениво поделала уроки, прибрала в своей каморке, хотя там и так было достаточно чисто, потом взяла книгу почитать и зачиталась. Мне больше не хотелось что-то думать, планировать или решать, а хотелось просто отдохнуть от всего. Не каждый день твоя «сестра» выталкивает тебя из машины. И не каждый день бывший враг, а по совместительству еще и «брат» становится на твою сторону. В общем, денек выдался суматошный, поэтому моему утомленному сознанию требовался покой хотя бы на пару часов.
Отдых пошел мне на пользу, и к возвращению остальных членов семьи я снова была в полной боевой готовности. Как обычно, Маркус не только забрал сестру из школы, но и маму с близнецами из детского сада. Дин и Дан от самых дверей бросились ко мне и схватили за руки, предлагая сразу же пойти в их комнату и помочь им нарисовать картинку по заданию воспитательницы. Рисовать я не умею в принципе, поэтому уже собралась отказаться, но тут в разговор вступила мама и строго велела всем отправляться на кухню ужинать.
Я иногда не понимаю, почему маленькие дети так тянутся ко мне. Я редко улыбаюсь, почти всегда занята своими мыслями, не умею сюсюкать и не считаю, что к детям следует как-то особенно относиться. Младенцы это понятно, они еще сами ничего не могут и не умеют, но детишки постарше отлично сами все соображают, поэтому я никогда не пыталась с ними говорить на каком-то ломаном языке, на все вопросы старалась отвечать четко, ясно и точно. Может, это их и привлекало во мне, не знаю. Но факт оставался фактом – еще в приюте дети помладше всегда хотели проводить время со мной, втягивали меня в свои игры и поверяли свои маленькие секреты. Иной раз мне даже немного льстило такое доверие с их стороны. В любом случае, к маленьким детям я всегда относилась лучше, чем к подросткам или взрослым, охотно участвовала в их играх, терпеливо отвечали на бесконечные вопросы и никогда не позволяла старшим обижать младших.
Придя в эту семью, я быстро поняла, что мама ко мне абсолютно безразлична, у папы просто не было времени на кого-то из детей (он постоянно пропадал на работе), Лили с Марком почти сразу начали проявлять враждебность, но вот близнецы полюбили меня с первого взгляда. С самого начала я относилась настороженно ко всем, кроме них. Я не очень люблю детей, но я ценю в них отсутствие лицемерия и искренность. Я видела, что я им действительно нужна и интересна, поэтому с удовольствием проводила с ними время, когда мама бывала занята.
В этот вечер Дин и Дан тоже надеялись утащить меня в свою комнату, но мама быстренько выпроводила их из кухни, велев нарисовать картинку самим, и затем повернулась к нам. Выражение ее лица говорило о том, что она злится. К моему удивлению, когда она злилась или ругалась, ее глаза переставали быть холодными и равнодушными. То есть она была искренней в проявлении негативных эмоций, но никогда не показывала (или не испытывала) ничего позитивного. У нас с ней определенно было нечто общее, хотя я старалась об этом особо не задумываться. Мне не очень-то хотелось вырасти такой, как она, и навсегда спрятаться за ледяной маской безразличия ко всему. А мама приступила к допросу:
– Это правда, что Лилиан напала на Карен и выбросила ее из машины?
Наступила тишина. Я смотрела в пол и делала вид, что меня тут нет. Лили от неожиданности громко икнула, а затем последовала моему примеру. Но Марк не стал молчать:
– Да, мама. Я ведь уже говорил тебе об этом.
– Хорошо, но я хочу, чтобы девочки рассказали мне, как все было. Почему Лилиан это сделала?
– Мамочка, но ты ведь знаешь, как мы ее не любим, – с жаром начала объяснять сестра. – Мы не хотим, чтобы она жила в нашей семье! Поэтому я просто хотела…
– Убить меня? – я в упор посмотрела на нее, и она сразу замолчала. Зато вмешалась мама:
– Дорогая, я сомневаюсь, что убийство было ее целью. Но она поступила очень плохо и будет наказана. А вот Маркус все сделал правильно. Маркус, ты молодец!
Эти слова мамы вызвали волну эмоций со стороны всех остальных участников разговора. Маркус покраснел и опустил голову, явно польщенный маминой похвалой. Я помалкивала, испытывая противоречивые чувства – с одной стороны, я была благодарна «маме» за то, что она защищает меня, с другой стороны, меня не покидало ощущение, что она делает это не по воле сердца, а только потому, что так положено делать в подобной ситуации. А Лили вообще вскочила и от злости затопала ногами:
– Это я поступила правильно! Мой брат не должен был заступаться за эту ворону! Мы же одна семья, а она чужая, чужая!
Краем глаза я заметила, что Маркус сжимает кулаки и готовится резко ответить сестрице, но этого нельзя было допустить. Я слегка кашлянула, а когда он посмотрел на меня, еле заметно покачала головой. Он слегка кивнул и сказал совсем не то, что собирался сказать:
– Лили, милая, ты абсолютно права насчет этой вороны, но все-таки угрожать ее здоровью мы не имеем права. Не забывай, что пока она живет с нами, мы получаем неплохие деньги. А если она на нас пожалуется, ее заберут обратно в приют, а мы лишимся этих денег. И тогда нам с тобой придется ходить в школу пешком, маме придется искать работу…
– Да, все верно, – сестра вздохнула и села обратно на стул. – Ты поэтому помог ей?
– Конечно, солнышко! Я ведь потом приехал за тобой в школу, оставив ее дома одну. Я бы тоже хотел от нее избавиться поскорее, но мы не можем этого сделать, к сожалению.
– А если она пожалуется в какую-нибудь инстанцию, что мы изводим ее насмешками? – опасливо поинтересовалась Лили, но мы с Маркусом ответили почти хором:
– Нет, не пожалуется.
– Нет, не пожалуюсь.
После паузы брат пояснил:
– Ты же помнишь ее слова после того, как ты выбросила ее из машины? Она сказала, что ей наплевать на наши слова, лишь бы мы не трогали ее физически. Пока мы не трогаем ее, она не трогает нас, верно?
– Именно так, – подтвердила я, немного удивленная тем, что он запомнил все это. Еще больше меня изумило, что мама совершенно не принимала участие в нашей дальнейшей беседе, а смотрела в окно и думала о чем-то своем. Видимо, она почувствовала мой взгляд, так как обернулась к нам и устало сказала:
– Я рада, что мы все выяснили. Надеюсь, больше вы не будете обижать свою новую сестру. Неважно, какие деньги мы за нее получаем, все равно она член семьи, и надо это помнить. Чтобы наказать Лили и наградить Маркуса, я решила, что Лили весь следующий месяц будет убирать вашу общую комнату одна, а Маркус не будет ей помогать и сможет отдыхать после школы. Ну а Карен я разрешаю неделю не ходить в школу, так как ей надо прийти в себя и набраться сил. Теперь можете идти по своим делам. Надеюсь, вопрос действительно решен.
– Да, мама, – мы все закивали и торопливо покинули кухню. Я скрылась в своей комнате и решила, что лучше не буду думать о том, что Марк изменил свое отношение ко мне. Пусть все остается по-старому. Очевидно, он понял, что должен продолжать обзывать меня и вести себя так, как будто я ему очень мешаю. Наконец-то этот странный, долгий день закончился, но никаких существенных изменений он не принес. Я так и осталась чужаком в этой семье.
***
Прошло почти два месяца. Как я и ожидала, внешне ничего не поменялось. Марк и Лили активно дразнили меня, но никаких действий не предпринимали. Мама не вмешивалась, лишь иногда напоминала им, что я часть семьи, и им пора привыкнуть к этому. Разумеется, я продолжала ездить в школу на автобусе, а Маркус с Лилиан ездили на машине, как и раньше.
Я большую часть времени игнорировала все семейство, проводя время либо в одиночестве, либо в комнате близнецов, общество которых позволяло мне забыть обо всех проблемах. Дан учил меня рисовать, а с Дином мы вместе пытались научиться танцевать что-то вроде вальса.
Наступила очередная суббота, которая порадовала меня только тем, что можно отдохнуть от школы целых 2 дня. Мне всегда было легко учиться, с детства я отличалась хорошей памятью и достаточно развитой логикой. Одноклассники относились ко мне вполне сносно, в классе я никому не мешала, поэтому с некоторыми у меня даже завязалось некое подобие дружбы. Но меня утомлял сам процесс учебы. Уроки были длинными и скучными, ни один предмет меня не интересовал, а на переменах вообще было нечем заняться. Чаще всего я прогуливала половину уроков, убегая в небольшой парк в 5 кварталах от школы. Там было тихо, безлюдно, а в пруду плавали утки и селезни. Частенько я брала из дома хлеб и подкармливала их, особенно в зимние месяцы.