Встречный удар

– Хорошо, Семен, слюшай… – Сталин вытащил из коробки папиросу «Герцеговину Флор» и стал медленно крошить ее в трубку. – Товарищ Буденный обстановка на фронтах требует срочно сформировать конно-механизированный корпус нового типа… Ты не ослышался – не конный, не механизированный, а именно двойной… Конно-механизированный. Возьмешь из резерва Ставки на Юго-Западном направлении три кавалерийских дивизии и две танковые бригады из легких танков Т-60… Корпус должен быть готов к бою через десять дней. Перед корпусом будет поставлена задача особой важности, приравнивающая его действия к фронтовому масштабу. Нет, Семен, фронт тебе прорывать не придется, это для тебя сделают другие люди, причем с обратной стороны. Твоя задача – войти в чистый прорыв и устроить немцам такую же веселую жизнь, какую ты устроил полякам в двадцатом, помнишь?

– Глубокий рейд, – кивнул Буденный. – Скажи, Коба – где и на какую глубину?

Сталин подошел к висящей на стене карте и ткнул остро отточенным карандашом сначала в точку под названием Изюм, а потом в Мелитополь.

– Вот отсюда! Вот сюда! Твоя задача состоит в том, чтобы Клейст не смог отвести за Днепр ни одного танка, орудия или солдата, вся его первая танковая группа должна навечно остаться в наших степях. В этом тебе поможет бригада полковника Бережного, которая очень успешно показала себя при освобождении Крыма…

– Коба! – воскликнул Буденный, от возмущения встопорщив усы. – Как бригада может помочь корпусу, тем более усиленному почти до армии?!

– Эта – может, Семен! – сказал Сталин, выбивая пепел из трубки. – Рано или поздно ты все равно узнаешь, так что слушай… Вечером четвертого января, нежданно-негаданно, в Крыму объявились наши дальние родственники, троюродные внучатые племянники… – Дальше Семен Михайлович услышал краткую фантастическую историю, которые обычно приходят в головы писателей-фантастов, вроде Герберта Уэллса.

Утром восьмого января Семен Михайлович прибыл в район станции Купянск, куда к полудню из района формирования, расположенного где-то в Сибири, подошел первый эшелон одной из кавалерийских дивизий. Даже будучи занятым процессом сколачивания корпуса, Семен Михайлович не забывал о том разговоре в Кремле, и внимательно ловил любую информацию о том, что происходило в Крыму и на Черном море вообще. Плюс к тому, маршалу СССР в ходе войны удалось узнать то, что простые граждане СССР смогут узнать через двадцать, пятьдесят или семьдесят пять лет соответственно… Картина получалась и захватывающей, и пугающей одновременно.

А уж когда этот Бережной, со своим ОТМБ-1 ОСНАЗ РГК, выскочил из Перекопа как чертик из табакерки и пошел на север, по дороге, походя затоптав Гудериана вместе со всеми его дивизиями – в этот самый момент Семен Михайлович понял – пора!

И точно – теперь Сталин звонил ему по два раз в день, вникая в каждую мелочь подготовки корпуса к рейду. По его же приказу танковым бригадам были приданы мобильные мастерские, укомплектованные рабочими автозаводов и механиками машинно-тракторных станций. Шестнадцатое, семнадцатое, восемнадцатое, девятнадцатое число прошли в страшной суете. Бережной, проткнув германский фронт, как шашка, всаженная в живот супостата, шел на север, по пути громя немецкие тылы и уничтожая мелкие гарнизоны. А Василевский, сменивший Тимошенко, Буденный, Малиновский, и сотни тысяч людей, сами того не зная, готовились к первой операции Красной Армии на окружение и полное уничтожение противника.

Вечером девятнадцатого в штаб Юго-Западного направления пришло известие – бригада Бережного заняла Лозовую. По прямой от Лозовой до Изюма всего шестьдесят пять километров. Остался последний рывок. В течение ночи 1-й конно-механизированный корпус маршала Буденного скрытно покинул район сосредоточения в районе Купянска и занял исходные позиции в непосредственной близости к фронту.

В шесть часов утра, еще в полной темноте, Семен Михайлович прибыл на НП дивизии, оборонявшейся южнее Изюма. Чуть позже туда же подъехал генерал-лейтенант Василевский. Все ждали семи часов утра.

Прорыв фронта «с обратной стороны» не походил ни на что, ранее известное. Просто в сероватой предутренней мути на воздух взлетел один из немецких дотов. За ним второй, третий, четвертый… Невидимые отсюда самолеты бомбили немцев тяжелыми бомбами с высоты в несколько километров. Необъяснимым образом все бомбы точно попадали в цель, разрушая самые мощные очаги немецкого сопротивления. Через четверть часа самолеты улетели, оставив после себя три десятка дымящихся воронок на место дотов. Далее операция по прорыву фронта продолжилась налетом винтокрылых штурмовиков, которые еще разок прошлись по руинам опорных пунктов огненной метлой… Потом в кармане у генерал-лейтенанта Василевского что-то запищало, и он вытащил наружу продолговатую коробочку из черного эбонита, чуть побольше пачки сигарет.

Неожиданно коробочка рявкнула сиплым простуженным басом с мягким южнорусским акцентом:

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, здесь майор Рагуленко… Будем на месте через пару минут!

«Рация? – подумал Буденный. – Неужели возможно сделать такую маленькую? Наверняка от «внучатых племянников»…»

– И ты будь здоров, товарищ майор, – чему-то улыбнулся Василевский, – много немцев-то перебил?

– Та я от самой Чаплинки в головном дозоре прошел, товарищ генерал-лейтенант, у меня с немцами получается право первой ночи! – засмеялась коробочка. – Это как в анекдоте – «меняем третий забор». Короче, товарищ генерал-лейтенант, мы начинаем. Конец связи.

Через несколько минут полуразрушенные и приведенные к молчанию вражеские опорные пункты с тыла атаковала подъехавшая на танках и немецких полугусеничных тягачах пехота в белых камуфляжных халатах. Причем Буденный не поверил своим глазам – на танках были красные немецкие «фартуки» со свастиками…

Генерал-лейтенант Василевский, наверное, тоже не понял происходящего. Он снова вытащил свою рацию.

– Майор, что за дрянь ты напялил на свои БМП?

– Новая фишка сезона, – ответил Рагуленко, – товарищ генерал-лейтенант, это называется «верни немцам долг за Бранденбург». Сейчас, через пять минут, быстренько всех вырежем – и готово…

Добивание гарнизонов опорных пунктов продолжалось чуть больше пяти минут. Еще через несколько минут на той стороне возле небольших железных ящиков начали возиться люди… Потом с грохотом в немецких и наших минных полях возникли четыре широких прохода примерно десятиметровой ширины. Полоса свободная от мин была отмечена черной взорванной землей.

Пора! Поправив на боку шашку, Семен Михайлович Буденный пошел в прорыв, навстречу своей новой судьбе.

20 января 1942 года, Вечер. США. Вашингтон. Белый домПрезидент Франклин Рузвельт, и его помощник Гарри Гопкинс

Президент США обращался к своему другу и личному представителю Гарри Гопкинсу чаще всего тогда, когда предстояло принять важное решение. Так было и на этот раз. Пару дней назад Рузвельт получил очень важную информацию из России. В донесении исполняющего обязанности посла Соединенных Штатов в СССР шла речь о событиях, которые коренным образом могли изменить ход боевых действий на советско-германском фронте. А следовательно, и повлиять на судьбы всего мира. Для президента не было секретом то, что только русские могли сокрушить мощь чудовищной военной машины Гитлера. Английская мышиная возня в Северной Африке, где «томми» играли в пятнашки с «джерри» вокруг пальм и барханов, не могла идти ни в какое сравнение с тем, что происходило зимой 1941–1942 года под Москвой. Именно там решалась судьба всего мира. Об этом Рузвельт мог судить по рассказам Гарри Гопкинса, который в самый трудный для Советов момент побывал в Москве, где встречался с самим Сталиным.

Именно поэтому Рузвельт решил срочно вызвать в Белый дом Гарри, чтобы в беседе с ним попытаться разобраться в своих сомнениях, возникших у него после прочтения послания 2-го помощника американского посла Льюэллина Томпсона. Сам посол, Лоуренс Штейнгарт, напуганный немецким наступлением, сначала сбежал в Куйбышев, а потом, после серии панических телеграмм, был отправлен послом в Турцию.

Горри Гопкинс выглядел неважно. Похоже, что несмотря на то, что два года назад операция по удалению раковой опухоли прошла успешно, смертельная болезнь не оставила его и медленной подтачивала его силы. Но Гопкинс был человеком сильным. Нет, не в физическом плане, а в духовном. Он не сдавался и боролся со своим недугом.

– Как твое самочувствие, Гарри? – участливо спросил президент у своего друга.

– Фрэнки, надеюсь, что ты вызвал меня в Белый дом не для того, чтобы поговорить о состоянии моего здоровья, – ответил Гарри Гопкинс.

– Конечно, Гарри, ты не ошибся. Ведь ты прекрасно знаешь, что к твоей помощи мне приходится обращаться тогда, когда нужно разузнать то, чего не смогут заметить эти надутые индюки из Госдепа. Вот, почитай, что прислал мне из Москвы Томпсон. И вот еще – это раздобыли наши парни из военно-морской разведки через Турцию. Ознакомившись в первый раз с этими документами, я подумал, что все они тронулись рассудком или начали злоупотреблять крепкими напитками. Почитай, Гарри, и скажи, что ты обо всем этом думаешь… – С этими словами Рузвельт протянул Гопкинсу пакет из плотной бумаги.

Гарри Гопкинс сел за столик в Овальном кабинете, достал из пакета текст донесения помощника посла, несколько довольно неразборчивых фотографий и сопроводительную записку, написанную военно-морским атташе США при посольстве в Турции. Отложив фото в сторонку, он стал читать. По ходу чтения он несколько раз удивленно хмыкал, озадаченно тер затылок, а закончив изучать бумаги, полученные из Москвы, принялся рассматривать фото и читать приложенное к ним донесение.

Потом Гопкинс пристально посмотрел на президента.

– Слушай, Фрэнки, а не подсунули ли русские нашим парням очередную дезу? Я знаю, что они большие мастера пускать пыль в глаза. Уж больно тут все смахивает на сказку. Что-то вроде волшебной Страны Оз, из которой появились корабли под военно-морским флагом Российской империи, и моряки с погонами, от которых большевиков должно трясти, как раввина, увидевшего кусок ветчины.

– Нет, Гарри, все это есть, – сказал Рузвельт, – мы перепроверили эти данные по каналам нашей разведки. Все сходится. Эта таинственная эскадра существует, от нее крепко досталось парням Геринга и 11-й армии Манштейна, которая совсем уже была готова взять Севастополь. И вот вместо блестящей победы эта армия потерпела полное поражение, а сам Манштейн сейчас сидит в подвале на Лубянке, где с ним ведут душеспасительные беседы «богословы» из ЧК.

– Из НКВД, – машинально поправил президента Гарри Гопкинс. – Слушай, Фрэнки, но если это все правда, то тогда Советская Россия за год-полтора сможет окончательно победить Гитлера и стать полной хозяйкой в Европе… Англия не в счет. Ей уже никогда не быть достойной соперницей России. Франция – та с задранной до ушей юбкой покорно лежит под немцем, и лишь иногда слабо попискивает голосом маршала Петэна, заклинающего своих почитателей беречь семейные ценности и покорно выполнять все требования оккупантов. Ну а мы… мы просто не сумеем и не успеем что-либо сделать в Европе для того, чтобы нас пригласили за стол победители в войне. Тем более сейчас, у нас есть куда более насущные вопросы – проклятые джапы с удивительной легкостью захватывают колониальные владения британцев, французов и голландцев. Да и нам от них достается изрядно. Боюсь, что Филиппины мы уже потеряли. На очереди Гавайи? Нас спасает только то, что у японского командования глаза разбегаются во все стороны: Индия, Австралия, Гавайи, Аляска… У русских есть поговорка, что-то вроде «за двумя кроликами погонишься, ни одного не поймаешь…» Если они и дальше продолжат в том же духе, то у нас есть шанс успеть мобилизовать всю нашу промышленность и задавить джапов. Но без помощи русских война на Тихом океане затянется года до сорок восьмого-пятидесятого. А если им удастся выбить кузенов из Индии, то и того больше…

– Гарри, ты, как всегда, прав. Поэтому я прошу тебя, как своего друга, снова слетать в Москву и попытаться разговорить Сталина. Я хорошо понимаю, что это нелегкая задача, и Дядюшка Джо умеет хранить тайны… Кстати, Гарри… – Рузвельт достал длинный мундштук, вставил в него сигарету, и закурил. – После ознакомления с примерно такой же информацией старину Винни хватил удар.

Гопкинс удивленно посмотрел на президента.

– Да-да, Гарри, я не знаю, чего там напридумывали аналитики из SIS, но сэр Черчилль не смог пережить всего этого. А ведь он много чего повидал на свете, воевал, был в плену у буров, готовился к расстрелу. А вот этого не пережил. Нашей разведке удалось узнать, что его последние слова были о «Втором Пришествии». Потому-то ты должен точно выяснить, что происходит на Черном море, откуда взялись там новейшие корабли, включающие авианосец, самолеты с совершенно фантастическими летными характеристиками, и что кроется за этим маскарадом с погонами и царским военно-морским флагом. Например, «джерри» на полном серьезе подозревают нас в организации всего этого. Можешь обещать Сталину все что угодно. Во-первых, обещания – это только слова, и потом можно будет от этих слов отказаться под любым благовидным предлогом. А во-вторых, как мне кажется – а ты знаешь, Гарри, интуиция меня редко подводит – все затраты потом окупятся сторицей, если мы разгадаем секрет этой эскадры и сможем получить доступ к новейшим технологиям. Но пряником их помани лишь тогда, когда они, как тебе покажется, пойдут нам навстречу. А если нет, покажи кнут – намекни, что помощь по ленд-лизу может быть ограничена. Или прекращена вообще – ссылайся при этом на наши трудности на Тихом океане. Хотя, черт, без русских нам с джапами в разумный срок не справиться… Если они не поддадутся на твой шантаж, тогда начинай разговаривать с дядей Джо серьезно. В крайнем случае, меня устроит, если по итогам этой войны Россия и Америка станут двумя равновеликими государствами. Мы в западном полушарии, они в восточном. Доктрину Монро официально еще никто не отменял.

– Но, Фрэнки, – возразил Гопкинс, – тогда мы должны списать кое-что с баланса наших английских кузенов. Если война в Европе не принесет нам дивидендов, то зачем вкладываться в нее?

– После кузенов останутся Канада и Австралия – выморочное имущество, – Рузвельт затянулся папиросой. – Индию Дядюшка Джо наверняка захочет для себя за помощь против джапов. В общем, пора в дорогу, Гарри. Сегодня вечером тебя ждет самолет, на котором ты вылетишь в Москву. Торгуйся за каждый цент, и да прибудет с тобой Господь…

21 января 1942 года, Ранее утро. Юго-Западный фронт, станция ЛозоваяКомандующий 6-й армией РККА генерал-майор Авксентий Михайлович Городнянский

После почти суточного марша передовые части 6-й армии вошли в Лозовую. Было раннее утро, еще не рассвело.

Станцию обороняли всего два батальона мехбригады ОСНАЗ генерал-майора Бережного, но еще вчера вечером введенные в прорыв в первом эшелоне части 6-го кавкорпуса перерезали железную дорогу в тылу у немецкой группировки штурмующей Лозовую. Почуяв запах паленого, немецкая пехота, бросая тяжелое вооружение, стала стремительно откатываться на рубеж реки Орель. Дорога на Павловград для них была закрыта, станцию и железнодорожный мост оборонял арьергардный комендантский батальон НКВД из состава все той же мехбригады.

А вот у ОСНАЗовцев этого самого тяжелого вооружения – горы. Пока ехал по станции, видел, что все свободное место заставлено техникой. Обычной пехоты нет, только моторизованная. И не на полуторках или Зис-5, а на новейших пехотных танках и трофейных немецких полугусеничных тягачах. Даже артиллерия у них не на конной, и даже не на механической тяге, а самоходная. Способна идти прямо в боевых порядках танков и мотопехоты… По названию бригада, а присмотришься – по мощи корпус или даже поболее… Да и люди особенные – ведут себя спокойно, не суетясь, кажется, что у половины бойцов немецкие пулеметы МГ. Победители Манштейна и Гудериана, как-никак.

Эмка остановилась у здания станционного вокзала. Именно здесь, как мне сказали на КПП, и находится штаб бригады. Часовой в белом камуфляжном масхалате проверил мои документы и привычно козырнул. На вопрос, как найти генерал-майора Бережного, Часовой только махнул рукой.

– Зайдите, товарищ генерал-майор, и сами все увидите. В крайнем случае спросите.

Внутри было светло, людно, шумно, где-то тарахтел дизель. Я остановился, не понимая, куда я попал. Дело в том, что почти половина присутствующих имели вполне белогвардейский вид из-за наличия на плечах погон. Тем не менее другая половина представляла из себя командиров РККА, которые не обращали никакого внимания на снующих повсюду поручиков, подпоручиков и штабс-капитанов. Более того, я увидел в этой плотной группе и нового командующего Юго-западным направлением генерал-лейтенанта Василевского. Он-то как сюда успел попасть? Василевский стоял и разговаривал с невысоким худощавым офицером возле стены, где до войны висело расписание поездов, а сейчас была растянута огромная карта района боевых действий.

Штабные операционисты со стремянок наносили на карту текущую обстановку. Вглядываюсь в карту – и захватывает дух. Да, плохи дела у немцев: 17-ю армию Гота бригада ОСНАЗа нашинковала мелкими ломтиками. Разгромлена станция Синельниково, захвачены и удерживаются станции Павловград и Лозовая… А ведь там были все немецкие армейские тылы. Подъезжал – видел: все пути на станции забиты вагонами с германской маркировкой. И судя по карте, конно-механизированный корпус Буденного, форсировавший фронт прямо перед нами, уже подходит к Павловграду, форсируя реку Самару по удерживаемым осназовцами мостам, а после краткого отдыха двинется на Синельниково. Следом за ним движется 5-й кавкорпус Гречко, который за Павловградом должен повернуть на Сталино вдоль левого берега реки Самары. Все это я ухватил за какие-то секунды, лишь только увидев карту. А уже в следующее мгновение, генерал-лейтенант Василевский поднял глаза и заметил меня.

– Авксентий Михайлович, – подозвал он меня к себе, – знакомьтесь: генерал-майор Бережной Вячеслав Николаевич, командир мехбригады ОСНАЗА.

Мы пожали друг другу руки.

– Авксентий Михайлович, необходимо как можно быстрее сменить людей Вячеслава Николаевича на позициях. Здесь они свое дело сделали, и позарез нужны нам в другом месте… В кратчайший срок необходимо перебросить не меньше полка на Павловград…

– Товарищ генерал-лейтенант, – вскричал я, – люди устали, просто с ног валятся! Сутки на ногах – сюда шли, думали, дойдем, хоть отдохнем…

– Александр Михайлович, – как-то по свойски обратился Бережной к Василевскому, – а что если я дам товарищам сотню трофейных тягачей? С отдачей, разумеется. Думаю, часа за два – два с половиной доставим полк до Павловграда. По пути еще и выспятся. Вон у Буденного конники на марше в седлах спать умудряются. Или другой вариант – тут на путях пустой немецкий товарняк. Пути мы не разрушали. Прицепим паровоз и домчим вообще за час…

Василевский кивнул.

– Второй вариант лучше, Вячеслав Николаевич – ваша бригада, причем собранная в кулак, срочно нужна нам под Славянском. Пока там, под Новоявленкой, только ваш танковый батальон и один механизированный батальон морской пехоты. А этого мало. Один мехбатальон еще не вернулся после обеспечения прорыва 6-го кавкорпуса из-под Савинцов… Штаб, артиллерийское хозяйство и два мехбатальона пока здесь. Майор Санаев со своими вообще застрял в Павловграде. Так что сдавайте позиции Авксентию Михайловичу и переносите тяжесть операции в район Краматорск – Артемовск. 37-ю армию надо тоже выпускать на простор. Да, у вашей разведки есть какие-нибудь известия о том, куда передислоцировался штаб 17-армии и сам генерал Гот?

– А никуда… – Бережной махнул рукой. – В ночь перед прорывом через Барвенково, где дислоцировался штаб Гота, прошел батальон майора Рагуленко, который в своей излюбленной манере, не глядя, набросал трупов и умчался дальше – вскрывать для Красной Армии линию фронта. Дело было в два часа ночи, и Гот со своими штабными так и остался валяться на огородах в одних подштанниках. У этого Рагуленко недаром прозвище еще со старых времен – Слон. Давит не глядя…

Оба засмеялись.

А потом генерал-майор Бережной вызвал подполковника Юдина и прикрепил его ко мне для содействия на время передачи позиций. Как наша армия те позиции в районе Лозовой-Павловграда заняла, так и сражалась на них, пока после ликвидации группировки Клейста в середине февраля к Днепру не начал выходить весь Южный фронт. Бригаду ОСНАЗа, как мне стало известно, перебросили под Славянск, который и был взят к исходу 22 января, когда конно-механизированный корпус Буденного уже рубил и давил немцев под Запорожьем, а перешедший в наступление Крымский фронт занял левобережье Днепра южнее Каховки.

Очень сильно нам помог совет генерал-майора Бережного собирать на поле боя и брать на вооружение немецкие пулеметы. Благодаря этому наши бойцы легко отбивали атаки немецкой пехоты, которую в силу крайнего истощения не могли поддержать их танки и авиация. В те горячие дни нас так и не смогли сдвинуть с тех рубежей, которые нам оставили бойцы ОСНАЗа. Наши бойцы их еще расширили и углубили, в результате чего смогли вполне успешно выполнить боевую задачу, отбивая одну атаку немцев за другой.

21 января 1942 года. Утро, 07:55. окрестности поселка НовоявленнаяМайор морской пехоты Сергей Рагуленко

Вместе с танкистами майора Деревянко мы ворвались в этот населенный пункт на рассвете. Со стороны Барвенково вот-вот должны были подойти передовые части 1-го кавкорпуса генерал-майора Пархоменко – может, того самого, который герой гражданской войны… Вспоминаю – нет, не того. Того звали по-другому, да и погиб он в 21-м в бою с махновцами. Но и этот на Гражданке у Буденного до комполка дослужился, а значит, тоже, того… герой. Хотя, по моему скромному разумению, на такой паскудной войне, как Гражданская, не может быть героев. То ли дело сейчас!

Кроме 1-го кавкорпуса, в наш район должна выйти и 15-й танковая бригада полковника Колосова. Именно им мы и открыли дорогу, с дальнейшей задачей совершить охват Славянской группировки противника через Краматорск и Артемовск.

День обещает быть жарким, естественно, в чисто боевом смысле. Мы тут должны перекурить, осмотреть технику, дождаться товарища Пархоменко, чтобы в село в наше отсутствие не проникла какая дрянь, и к полудню перерезать железную и шоссейную дорогу Краматорск-Константиновка в районе разъезда Дружковка. Из Сталино, которое в наше время именуется Донецком, в направлении Славянска все время идут подкрепления. А вот это безобразие командование требует прекратить любой ценой.

Ночью по колоннам работали вертушки, да так, что любо-дорого было смотреть – зарево виднелось километров за пятьдесят. Мы думали, бензовозы горят, а оказалось – танки. Какой дурак привязывает над моторным отсеком бочки и канистры с бензином? Спросил об этом майора Деревянко – так и есть, немцы возили горючее таким экзотическим способом, по крайней мере, в начале войны. Когда канистры, а когда и бочки.

Вот наши летуны их и наказали за нарушение правил пожарной безопасности – просто прочесав колонну с кормовых углов из пулеметов… Говорят, все «Штурмы» обратно привезли, ни один не понадобился – сгорели немцы на собственном горючем. Но это не последняя колонна, да и пехоту с артиллерией так просто не возьмешь. Пока ждем кавалеристов, механики проверяют ходовую часть, а мы с ребятами решили прогуляться по поселку.

Первое впечатление – мертвая тишина. Нет обычного для деревенских мест собачьего лая. Ведь как бывает обычно: пробежала кошка – и весь собачий бомонд в полный голос обсуждает это событие. А тут нет ничего – проклятые фашисты перебили всех тузиков и шариков. Правду писали, что немцы собак ненавидят больше, чем евреев и комиссаров, вместе взятых.

Под сапогами хрустит снежок, мороз градусов десять. На площади перед сельсоветом обычный для истинных арийцев «аттракцион» – виселица. Вот она, культура, которую нам несут европейские цивилизаторы. Обычно мы снимаем казненных подпольщиков, красных командиров и просто людей, недовольных новых порядком, и отдаем тела для погребения местным жителям.

А их место на виселице потом занимают всякие бургомистры и полицаи. Причем доказательств их преступной деятельности обычно более чем достаточно. Так что трибуналу не особо приходится напрягаться. Время военное, сотрудничество с оккупантами налицо, так что – милости просим в петлю. Прочувствуйте сами на своей шее, что чувствовали те, кого вы с таким холуйским рвением казнили, выслуживаясь перед хозяевами. И не получат они за это десять лет лагерей, как другие «жертвы сталинизма», и не будут потом рассказывать доверчивой молодежи об «ужасах ГУЛАГа». Особую ненависть вызывали всякого рода «переметнувшиеся», то есть бывшие сотрудники партийных и государственных органов СССР, перешедшие на службу к нацистам. Танкисты мне рассказали, что после нас в Барвенково одного такого подвесили не за шею, а за ноги. Долго сдыхал собака.