– Долго еще? – темноволосая потеряла терпение первой. – Может, я уже пойду?
– Секундочку, – охранник приподнял фуражку, вытер рукавом лоб и продолжил досмотр.
Входная дверь за нашими спинами хлопнула, и мимо нас прошел еще один мужчина – в сером костюме, со светло-русыми кудрями почти до плеч.
– Что-то не ладится, Семен Кузьмич? – приветливо спросил он у охранника.
– Да вот не пойму что-то, Слободан Будимиро́вич, – пожаловался тот, – вроде и есть запретка, а никак не найду!
Я заметила, как темноволосая подобралась, чуть втянув голову в плечи и глядя на блондина искоса.
– Ну-с, Косынзянова, – весело сказал он, – посмотрим, что вы припрятали?
– Ничего! – тут же отозвалась темноволосая, посмотрев широко распахнутыми глазами.
Я ни на секунду ей не поверила, хотя понятия не имела, что такое «запретка» и почему ее ищут при помощи деревянной палки.
Блондин тоже не поверил. Он обошел вокруг девушки, смешливо щуря синие глаза. Глаза были такими яркими, что производили сногсшибательное впечатление. Я уставилась на него, раскрыв рот. Блондин был просто неприлично красив – с темными бровями и ресницами, с ямочкой на подбородке, и в то же время – ничего женственного, совсем ничего. Ростом он был под добрых два метра, и двигался легко и гибко, как спортсмен, а пиджак на плечах немного морщил – из-за выпирающих бицепсов.
– Позвольте, – блондин протянул руку и выдернул длинную шпильку, удерживавшую высокую прическу Косынзяновой, выпустив на волю черную массу волос.
Девушка ахнула, вскинув руки к голове, но блондин уже держал маленький стеклянный пузырек, полный темно-красной жидкостью.
– Что у нас тут? – он повертел пузырек, прищурив один глаз. – Приворотное зелье, Косынзянова?
Темноволосая насупилась и ничего не ответила.
– Как мило, – блондин наклонился, заглядывая ей в глаза. – Для кого вы это приготовили? Неужели, для меня?! – он расхохотался, перебросив пузырек охраннику – тот неловко поймал его и отправил в ящик стола, положив очень осторожно, будто стекляшка могла взорваться. – Ректору будет доложено, – добавил блондин уже другим тоном. – Теперь можете идти.
Косынзянова пулей пролетела в двери, а блондин повернулся к нам.
– Доброе утро, Краснова, – поздоровался он с Ленкой.
– Доброе утро, господин Будимирович, – отозвалась она детским голоском.
Я с удивлением подняла на нее глаза – с моей уверенной, всегда высокомерной сестрой что-то произошло. И говорила она, как школьница, и даже умудрилась покраснеть.
– Привели нового студента? – любезно спросил Будимирович. – Юноша школу-то закончил?
Я не сразу сообразила, что он говорил обо мне. Собираясь в институт, я не слишком заморачивалась с прической – стянула волосы в хвост и засунула под бейсболку. Меня часто принимали за пацана, и я уже не обращала на это внимания, но сейчас мне стало обидно до слез. Обидно и унизительно, хотя вряд ли блондин хотел меня унизить.
– Это моя сестра, – выдавила Ленка почти с ненавистью.
– А, вот как, – блондин еще раз окинул меня взглядом и еле заметно усмехнулся. – Что ж, давайте и вас досмотрим. У меня есть пятнадцать минут, помогу Семену Кузьмичу.
Ленка судорожно вздохнула и шагнула вперед.
Будимирович обошел ее и ласково произнес:
– Чисто. Можете проходить, Краснова. Не забудьте, что вы готовите презентацию на следующую лекцию. Я ожидаю от вас чего-нибудь необычного.
– Да, господин Будимирович, – ответила Ленка, не поднимая глаз.
Потом процедуру осмотра пришлось пережить и мне. Меня прошиб пот, когда синеглазый красавчик обошел меня кру́гом, прищуриваясь и посмеиваясь, будто видел что-то, чего видеть ему вовсе не полагалось.
– У девочки тоже все чисто, – объявил он, кивнув мне. – Пропустите, Семен Кузьмич. Значит, сестра? – он лукаво взглянул на Ленку, отчего та покраснела, как помидор, а потом взялся за кольцо и скрылся за дверью.
Мне пришлось подождать еще сколько-то, пока Ленка приходила в себя – поправляла волосы, зачем-то полезла в сумочку и долго там рылась.
Охранник сделал вид, что не замечает ничего, и зашел в будку, щелкая кнопками пульта и проверяя камеры.
– Это кто был? – спросила я тихо, чтобы охранник не услышал.
– Декан факультета песнопений, – отрывисто произнесла Ленка.
– Песнопений? Тут консерватория, что ли?
Сестра посмотрела на меня так, что я предпочла замолкнуть и еще сильнее надвинула козырек бейсболки на глаза, шагнув за Ленкой в дверь с кольцом вместо ручки.
Если бы не Ленка, я бы заблудилась сразу же – хитросплетение лестниц, коридоров, колонн и комнатушек непонятного назначения сильно напоминало лесные дебри. Сестра уверенно вела меня через эти дебри одной ей известными тропами, и вскоре я совершенно перестала понимать, где нахожусь.
– Стоишь здесь и ждешь, – велела мне Ленка, останавливаясь перед дверью, на которой красовалась табличка с надписью черным по золоту: «Ягушевская Б.З.».
– Угу, – ответила я, сунув руки в карманы.
Ленка постучала, приоткрыла двери и позвала:
– Барбара Збыславовна! Можно?
– Это вы, Краснова? – раздался низкий, мелодичный голос. – Заходите.
– Стой здесь! – прошипела мне Ленка и зашла в кабинет.
Она пробыла там долго – я истоптала все ноги, слоняясь по коридору туда-сюда мимо дверей.
Все это не было похоже на институт. Я бывала в ВУЗах – Вадим и Милана были уже второкурсниками. В таких заведениях всегда суматоха, толчея, студенты бегают, отыскивая аудитории, преподавателей осаждают вопросами о пересдаче – жизнь кипит! А здесь… тут была тишина, как в подвале. Институт волхования! Ха!.. И архимагии… Глупость какая.
Но Ленка ведь могла превратиться в голубя…
Я вздохнула, понимая, что все совсем непросто, и неизвестно, что будет дальше. И от этого было совсем печально. Особенно без сотового телефона.
В конце коридора раздался топот, и навстречу мне помчались два парня – на бегу они с хохотом перебрасывали друг другу бейсбольный мяч, который искрил золотистыми и красноватыми вспышками. Наверное, мяч был горячим, потому что парни ухали, хватая его, а перебросив другому – трясли руками, дуя на ладони.
Я стояла посреди коридора, и один из парней – с длинной челкой и подбритыми затылком и висками, весело заорал на меня:
– С дороги, пацан!
Я заметалась и еле успела прижаться спиной к стене, когда они пролетели мимо меня и исчезли за углом. Еще какое-то время я слышала их смех и топот, а потом опять стало тихо.
Дверь с табличкой открылась, и Ленка бешено замахала мне рукой, подзывая.
– Скорее! Скорее ты! – торопила она меня.
Вскинув рюкзак повыше, я затрусила в кабинет.
– Вот она, Барбара Збыславовна, – сказала Ленка необыкновенно услужливо. – Вася, поздоровайся.
– Здрасьте, – сказала я, оглядываясь, чтобы увидеть, с кем я здороваюсь.
За дверью находился обыкновенный кабинет – стол, компьютер, стеллажи с папками. Жалюзи на окне были открыты, впуская солнечный свет – ничего таинственного, колдовского или ведьмовского. Никаких черепов, свечей и прочей ерунды, которую показывают в фильмах про магические школы.
– Здравствуйте, – раздался глубокий и приятный голос, и из-за стеллажа показалась женщина.
Она с любопытством взглянула меня, а Ленка, похлопав меня по плечу, зашептала:
– Остаешься с Барбарой Збыславовной, она отведет тебя в твою группу и представит. Я на занятия, встретимся позже, – и она выскочила вон прежде, чем я успела спросить – где и когда встретимся.
– Василиса, наверное, а не Вася? – спросила женщина доброжелательно, выходя из-за стеллажа. Она встала передо мной, скрестив на груди руки, и покачала головой, с улыбкой оглядывая меня с головы до ног. – Василиса Краснова, верно?
– Да, – ответила я, не зная, что еще сказать.
Она была несколько полновата, но ее это нисколько не портило. Пожалуй, я никогда в жизни не видела такой красивой женщины – У нее были длинные темные волосы, уложенные живописным беспорядком, миндалевидные глаза – почти черные, с рыжими пятнышками вокруг зрачка, и пухлые, улыбчивые губы. От нее самой исходила какая-то мягкая, тягучая сила – я ощутила это очень явно. Меня словно заворачивали в ватное одеяло – вроде бы и мягко, и пушисто, но не вырвешься.
– А меня зовут – Барбара Збыславовна, – сказала женщина, жестом предлагая мне присесть на стул, а сама села в кресло напротив. – Я – заведующая по учебной части. Обычно мы не принимаем студентов с опозданием, но для тебя сделано исключение.
Я кивнула, усевшись, куда она показала. Рюкзак мешал, но снять его я постеснялась. Рядом с этой уверенной и элегантной женщиной я и вовсе почувствовала себя паршивым щеночком. Ленка была права… позорище…
– Кош Невмертич рассказал, что родители не хотели приводить тебя на регистрацию, – продолжала Барбара Збыславовна, – это огромный проступок, но мы решили не предавать дело огласке. Главное, ты, наконец, с нами, а что там было раньше – уже неважно.
– С вами? – быстро переспросила я.
– С волшебниками, – подсказала она.
Голос у нее был тягучий, так и вливался в уши, а сама она чуть подалась вперед и говорила так доверительно… Так со мной первые пару раз разговаривали в полиции.
– У меня всего семь процентов, – торопливо сказала я, стараясь разрушить эту колдовскую атмосферу понимания и всепрощения. Понятно, что она строит из себя «доброго полицейского», вот только надолго ли ее хватит.
– Семь процентов – это немало, – возразила Барбара Збыславовна. – Этого достаточно, чтобы проявить себя или… навредить другим. Родители рассказали тебе об «Иве»?
Я немедленно кивнула и выпалила:
– Крутая магическая школа.
Женщина улыбнулась и откинулась на спинку кресла, изящно подперев голову рукой и глядя на меня сочувственно и едва ли не с жалостью.
– Тогда я тебе еще немного расскажу о нашем институте, – сказала она. – ИВА – одно из лучших учебных заведений в нашей стране. Пожалуй, лучшее. У некоторых, правда, вызывает сомнения программа Коша Невмертича по обучению…
«Это точно», – ответила я ей мысленно, припомнив, как их расчудесный Кош Невмертич волок меня из отдела полиции.
– …но наши выпускники – лучшие в мире. В мире. Слышишь, Василиса?
– Угу, – ответила я.
– И если Кош Невмертич решил, что ты достойна учиться здесь, тебе придется постараться.
«Вот это – вряд ли, – возразила я про себя. – Дайте только время – и я сбегу. К бабуле».
– Ты зачислена на первый курс, – голос Барбары Збыславовны журчал ручейком, – твоя группа ушла далеко вперед, тебе придется подналечь на учебу. Поэтому мы решили, что обучение полупансионом тебе не подходит. Первое полугодие ты будешь находиться на интернатном обучении.
Я вскинула голову, уставившись на нее.
– Да, – с улыбкой подтвердила она, будто говорила что-то необыкновенно приятное, – до нового года ты будешь жить здесь.
– А выходные?..
– И выходные будешь проводить здесь. Хочешь конфетку? – она взяла со стола хрустальную тарелку, полную крохотных леденцовых конфет в ярких фантиках.
Мне захотелось ударить по этой тарелке, чтобы конфеты разлетелись по всей комнате. Да уж! Методы в этой «Иве» такие же, как в отделе по делам несовершеннолетних!
– Так будет лучше для всех, – Барбара Збыславовна поставила тарелку на стол и закончила: – И для тебя – в первую очередь.
– Значит, я здесь, как в колонии для малолеток! – сказала я в сердцах и вскочила со стула.
– Здесь нет малолеток, – поправила меня она. – Здесь волшебники. Успокойся и присядь, пожалуйста.
Она сказала это негромко и не в приказном тоне, но я послушно опустилась на стул.
– ИВА – не тюрьма, Василиса. Здесь о тебе позаботятся. Сестра будет рядом с тобой. А после нового года, если мы увидим, что все идет хорошо, ты будешь переведена на полупансион и сможешь увидеться с родителями и друзьями. Всего-то потерпеть несколько месяцев.
– Угу, – горько согласилась я. – Похоже, вы взялись за меня серьезно…
– Это вынужденная мера, – посочувствовала она. – Обычно мы уже все знаем о наших студентах. Их силу, возможности, таланты, слабости. А о тебе пока ничего не знаем. Кроме того… – она лукаво прищурилась, – что ты взорвала машину господина ректора.
– Я же…
Но она приложила палец к губам, призывая меня молчать:
– Пусть это будет нашим маленьким секретом. А теперь я хочу, чтобы ты запомнила несколько правил – они обязательны для всех наших студентов. Первое – и главное: волшебная сила никогда не должна причинять вред другим. Так получилось, что ты едва не нарушила это правило.
– Но я не…
– Ты не знала, понимаю, – она участливо кивнула. – Вот поэтому и надо, чтобы ты пока пожила здесь. В «Иве» дар каждого студента изучают, помогают раскрыться, учат им управлять. Так будет и с тобой. Жаль, что мы упустили столько времени, но теперь придется все наверстать. У нас отличные специалисты, мы тебе поможем.
Я нервно хмыкнула и облизнула пересохшие губы.
– Что такое? – спросила она.
– Говорите, будто я больная.
– Волшебный дар может обернуться и проклятьем, – она склонила голову к плечу, испытующе глядя на меня. – Если не изучить его, не познать, не научиться управлять им. Ты не больная, Василиса. Ты просто не такая, как все.
– Мои родители думали, что я обычная.
Она вежливо улыбнулась и продолжала:
– Второе правило – ты во всем доверяешь нам, своим преподавателям. От нас у тебя нет секретов, ты не пытаешься управлять своим даром самостоятельно. Это понятно?
– Да, – сказала я в третий раз. – Взрывать машины я сама больше не хочу.
– Вот и славно, – похвалила она меня. – И ещё.
– Угу, – заранее согласилась я.
– Если у тебя будут какие-то проблемы – по учебе, с одногруппниками – ты сразу обратишься ко мне, и мы все решим. А теперь пойдем, я отведу тебя в группу, – она встала, поманив меня за собой. – Сейчас как раз лекция по истории волшебства, тебе будет интересно.
«Сильно сомневаюсь», – подумала я и уныло потащилась за ней следом.
Глава 4
Прежде чем стукнуть в дверь аудитории, где проходил урок истории волшебства, Барбара Збыславовна ободряюще мне кивнула.
– Все будет хорошо, Василиса, – сказала она. – Бояться не надо.
А я и в самом деле боялась, хотя за свою жизнь сменила четыре школы. Причем, в прошлом году меня переводили дважды.
Дверь открылась, и я услышала монотонный дребезжащий голос:
– …основав школу архимагии в Вавилоне, магистр Кидинну первый поставил обучение неофитов на поток. После его смерти школа действовала еще двести лет, пока не была разрушена во время завоеваний Митридата Первого…
– Господин Облачар, разрешите прервать вас, – Барбара Збыславовна вошла в аудиторию. – У меня важное объявление.
Я с присвистом втянула воздух, все еще стоя за порогом. Сейчас я зайду, а там по лавкам сидят голуби, сойки и орлы какие-нибудь. Или еще хлеще…
– Конечно, Барбара Збыславовна, – услужливо задребезжал монотонный голос. – Прошу вас на кафедру.
– Не беспокойтесь, Милян Маркович, я сделаю объявление отсюда. Уважаемые студенты, – она заговорила четко и с таким позитивом, словно собиралась представить им президента, а не меня, – с сегодняшнего дня в вашей группе появится еще один учащийся. Это девушка, зовут ее Василиса Краснова…
– Василиса Прекрасная? – весело спросил какой-то парень.
Его поддержал дружный смех, а меня бросило в жар.
– Не перебивайте, Царёв, – нестрого одернула весельчака Барбара Збыславовна. – Василиса пропустила начало семестра, ей придется догонять вас в учебе, поэтому прошу помогать ей во всем. Василиса, – позвала она меня.
Когда приходишь в новый коллектив, главное – не показать, что боишься. Я зашла в аудиторию, встала рядом с Ягушевской, небрежно сунув руки в карманы джинсов, и огляделась.
Аудитория была сравнительно небольшой, а студентов много. Свободное место было только рядом с лохматым парнем в очках, который сидел за первым столом. Парень был в такой же толстовке, как у меня, и я успела этому обрадоваться, когда один из студентов знакомо хмыкнул:
– Василиса Прекрасная? Это же пацан!
Его опять поддержали смехом, а Ягушевская снова осадила шутника:
– Царёв, ведите себя как следует. Василиса, садитесь к Борису Анчуткину, на первую парту.
– Не надо, Барбара Збыславовна, – с бесстрашной ухмылкой встрял Царёв.
Я посмотрела на него и сразу узнала – тот самый парень с длиной челкой, который бежал по коридору, перебрасывая огненный мяч. Его соседа я тоже узнала – по длинному узкому лицу и светло-карим глазам.
Надо ли говорить, что оба типчика мне совсем не понравились. Царёв, похоже, мажорчик, всеобщий любимчик и заводила, а этот… с козлиным лицом – его верный подпевала.
– Пусть лучше ко мне сядет, – продолжал Царёв. – Андрюха уступит место даме, – он пихнул плечом в плечо своего соседа. – А то если ее к Анчуткину посадить, как мы их различать будем?
Группа полегла от хохота, и больше всех старались девочки – все, как одна, красотки, одетые, как картиночки, с причесочками и ноготочками – аж противно! Я надвинула бейсболку поглубже и широким шагом прошла к первой парте, где сидел несчастный Анчуткин – конечно же, всеобщее посмешище. Похоже, в посмешища сразу же записали и меня.
Сняв рюкзак, я поставила его на пол, возле стола, и села, не замечая смешков за спиной. Анчуткин передвинул книги и тетради на свою сторону, молча освобождая для меня место.
– Очень смешно, Царёв, – сказала Барбара Збыславовна совсем другим тоном. – После лекций зайдите ко мне, пожалуйста. Побеседуем насчет взаимного уважения и вежливого обращения между студентами.
Я оглянулась через плечо. Царёв сразу перестал зубоскалить, а Барбара Збыславовна, еще раз извинившись за прерванное занятие, удалилась.
– Продолжаем дальше, – продребезжал препод Облачар. – Итак, мы остановились на Митридате… Разрушив первую колдовскую школу, Митридат хотел остановить распространение тайного знания, сделав его обладателями лишь жреческое сословие. Но ученики магистра Кидинну продолжили его дело. Уже в первом веке до нашей эры была открыта школа друидов на острове Англси…
Я скосила глаза на соседа – он бегло конспектировал за преподом, а у меня не было даже тетради, чтобы записать этот бред про острова и Митридата. Ладно, конспектом можно заняться и потом, на первый раз простят. А пока можно оглядеться.
Преподаватель стоял за кафедрой, и была видна только его голова – круглая, лысоватая. Он не смотрел на группу, монотонно начитывая текст, а группа занималась чем угодно, только не учебой. Ну, не считая пары-тройки зубрил, которые строчили в тетрадках так, что ручки могли задымиться. Мельком я взглянула в сторону Царёва – он шептался о чем-то со своим соседом, и оба поглядывали так пакостно, что можно было не сомневаться – они уже что-то задумали против меня.
Я покосилась на Анчуткина, который слушал препода, раскрыв рот. Типичный недотепа и неудачник. Хоть и в толстовке.
Звонок затрещал так оглушительно, что я вздрогнула.
Студенты сразу зашевелились, зашумели, а Облачар со стуком захлопнул папку с записями и объявил:
– Через двадцать минут – вторая лента здесь же. Попрошу не опаздывать, – он выбрался из-за кафедры и засеменил к двери.
Он был и в самом деле очень невысокого роста, даже ниже меня, с пухлым животом и кривоватыми ногами. Ни на кого не глядя, он покинул аудиторию, а я приготовилась к настоящей встрече со своими одногруппниками.
Я ждала, что Царёв с дружком сразу бросятся задирать меня, но прошла минута, вторая, а парни так же сидели за столом и о что-то увлеченно чертили на листке, время от времени принимаясь спорить вполголоса. Остальные студенты не обращали на меня внимания – кто-то достал книгу и углубился в чтение, кто-то болтал, заливисто смеясь. Разумеется, ни у одного нет сотового телефона. Я только покривилась.
Заговаривать ни с кем не хотелось, Анчуткин сидел, как чучело – молча и неподвижно, а я залезла в рюкзак, в надежде найти там что-то полезное. Ленка догадалась положить мне блокнот и ручку, и я достала их, чтобы на следующей ленте изобразить видимость учебы.
А если разобраться – на что мне сдались их архимагические школы до нашей эры?!
Я непозволительно расслабилась, и поэтому не заметила, как Царёв с дружком подошли к переднему столу.
– Ну что? – спросил Царёв. – Корешки закорешились?
Спросил, вроде, дружелюбно, но я сразу угадала насмешку. И промолчала, лениво взглянув на него снизу вверх.
– Они нашли друг друга! – заржал парень с длинным лицом.
Андрей. Я запомнила его имя. Сам на козла похож и имя такое же – «Андре-е-ей», с блеянием.
– А почему ты кепку не снимаешь? – продолжал расспрашивать Царёв.
Анчуткин рядом со мной втянул голову в плечи, стараясь казаться как можно незаметнее.
– Не хочу, – ответила я коротко. – Еще вопросы будут?
– Будут, – радостно объявил Царёв.
Аудитория за моей спиной затаилась, и я затылком чувствовала, что все смотрят на нас. И ждут.
– Правда, что ты визжала, когда тебя в печь засовывали? – Царёв смотрел на меня наивными светлыми глазами, но ухмылочка никуда не делась, и только за это надо было врезать ему.
Его подпевала тут же растопырил руки и ноги и заорал тонким голосом, явно передразнивая меня:
– Нет! Нет! Спасите! Помогите! Убийцы!
Кровь бросилась мне в лицо. Я медленно поднялась и оказалась макушкой по ухо Царёву. По физии бить несподручно. А вот между ног…
– Да ладно, что ты, – примирительно сказал Царёв. – Я пошутил. А ты сейчас как будто драться решила! – он сгорбил плечи, выставив кулаки, изображая боксерскую стойку, а потом расхохотался. – Ты точно девчонка, а не пацан? Такая грозная – ух!
– Тупо шутишь, – сказала я.
– Всё, больше не буду, – пообещал он и дружески похлопал меня по плечу.
Я резко отстранилась, и он сразу отступил на шаг, подняв руки, будто сдавался.
– Всё-всё! – заверил он меня. – Теперь даже не смотрю в твою сторону. Смываюсь в ужасе.
Он и в самом деле ушел – вернулся за свой стол.
Смешки среди студентов стали громче и чаще. Я не могла не оглянуться. В самом деле – все смотрели на меня, но тут же отвернулись, словно ничего и не произошло. Я медленно села, не зная – хорошо или плохо, что подраться не удалось. Может, за драку меня бы исключили? Это было бы хорошо. Наверное…
Анчуткин вдруг странно дернулся – и раз, и два, а потом вскочил с каким-то сдавленным писком и принялся скакать по аудитории, хлопая себя по плечам и груди – будто стряхивал кого-то. Я оторопело смотрела на него, не понимая, что происходит, а студенты захохотали так, что стекла в окне зазвенели. Кто-то так ослабел от смеха, что упал грудью на стол, вытирая слезы на глазах, одна девица хлопала в ладоши, заливаясь, как колокольчик.
– Уберите! Уберите их! – завопил Анчуткин и заскакал еще быстрее.
Я посмотрела на Царёва, ожидая, что он тоже умирает от смеха, но тот сидел с какой-то кривоватой усмешкой и почему-то смотрел на меня, а не на беднягу Анчуткина. Прихлебатель Андрюха тоже выглядел озадаченным и удивленно поднял брови, почесывая макушку.
– Что здесь происходит? – услышала я ледяной голос, а потом раздался слаженный грохот – это студенты побросали тетради, книги, сумки и ручки, и вскочили, как один.
Я тоже поднялась, потому что в аудиторию вошел ректор Кош Невмертич собственной персоной, и вид его не предвещал ничего хорошего.
Несколько секунд он смотрел на завывающего Анчуткина, который метался от кафедры к столу, а потом шагнул вперед и поймал его за шею, сильно встряхнув.
– Остановился, – приказал ректор, и Анчуткин тут же перестал орать и замер, вытаращив глаза. – Иди на место, – велел Невмертич, отпуская его.
Парень, спотыкаясь и поправляя очки, прошел к парте и сел, обхватив лохматую голову. По-моему, он даже всхлипнул, но мне некогда было следить за ним, потому что ректор уже стоял передо мной, внимательно разглядывая меня и едва не принюхиваясь.
– Это ваши проделки, Краснова? – спросил он.
– Мои? – глупо переспросила я.
– А это что? – он протянул ко мне руку, и я едва не шарахнулась, но он лишь коснулся моего плеча и показал мне мелко исписанный клочок бумажки, держа его двумя пальцами.
Я вытянула шею, чтобы рассмотреть, что написано на листке, но там были нацарапаны какие-то закорючки.
В отличие от меня, ректор, похоже, сразу понял, что это. Потому что сразу утратил ко мне интерес и обвел взглядом студентов. Стало так тихо, что было слышно, как шуршит листок в пальцах господина Невмертича. Листок вспыхнул синим пламенем и в две секунды осыпался на пол пеплом.
– Кто повесил это на Краснову? – спросил ректор в абсолютной тишине.
У меня шея чесалась оглянуться на Царёва и выдать его с дружком к чертям собачьим, но это не понадобилось. Ректор очень неприятно усмехнулся и произнес: