Продать королеву

Глава 1

– Вы слышали? Говорят, жених умер прямо во время свадебного банкета.

– Да. Белое платье невесты сменилось на черный вдовий наряд всего за каких-то полчаса. Рекордно короткий срок.

Сдержанное покашливание скрыло смешок. На похоронах положено вести себя достойно, особенно если это дорогие и пафосные похороны очень богатого пожилого мужчины.

Тихие речи легким гулом висели в зале. В пантеоне царила солидно-торжественная атмосфера, но сквозь официоз просачивалось простое человеческое любопытство. Чужое горе вообще вызывает любопытство, а тут явственно пахло скандалом. Слишком уж большая разница в возрасте была между невестой и женихом, и слишком недолго невеста пробыла замужем.

У безумно дорогого белого гроба на всеобщем обозрении, как на плахе, сидела молодая вдова, принимала соболезнования. Полукругом горели белые ароматизированные свечи. Ее застывшая поза, отрешенный вид, строгое черное платье в пол и густая вуаль полностью соответствовали месту и образу. Но женщина ощущала себя чужеродным пятном в этом хорошо отрежиссированном действе. Словно на ней стояло некое неуловимое клеймо непринадлежности к Кругу.

Родственники покойного Ильи Балкина, партнеры по клубу, по бизнесу, гости, знакомые все по очереди подходили, чтобы проститься. Говорили вполголоса, стараясь не смотреть в глаза. Солидные, дорого одетые, уверенные в себе богатые мужчины. Привыкшие к достатку, холеные, увешанные драгоценностями женщины. Роскошное убранство, негромкая классическая музыка, венки, море цветов.

Мирослава отчетливо понимала, что и ее покойный муж тоже всего лишь часть действа. Сейчас отыграет свою роль – а потом его зароют в землю. И больше она никогда его не увидит. Как же это произошло…

Память силилась поймать подвох, выискивала подробности, но все было до обидного просто. Илья Владимирович произносил тост, выпил бокал шампанского, а потом внезапно схватился за сердце. И все. Его не стало. Она не успела даже испугаться.

А до того было три года, два из которых они прожили вместе. И за эти три года было много такого, о чем Мирослава вспоминала со слезами благодарности и теплотой. Однако было и то, чего она никак не могла понять. Например, зачем Илье Владимировичу понадобилось устраивать свадьбу. Ей с самого начала казалось, ни к чему хорошему это не приведет. Семья Балкиных сразу же ее возненавидела. Как же, охотница за деньгами старика…

Дались им всем эти деньги. Ее простое человеческое горе и боль утраты здесь ни в ком не находили понимания. Потому что в том кругу, где вращалась семья ее покойного Ильи Владимировича, другие ценности и другие мерки.

Негромкий металлический скрежет по мраморным плитам пола заставил вздрогнуть, отрывая ее от горестных раздумий. Отодвинув стул в сторону, вплотную рядом с ней встал сын и наследник покойного Вадим Балкин. Мирослава непроизвольно сжалась. Очень жаль, что она пропустила его появление и не успела подготовиться.

Тридцатитрехлетний успешный бизнесмен, жесткий, уверенный в себе, холодный и властный мужчина стоял у гроба отца, всем своим видом как бы иллюстрируя известную фразу:

 «Король умер. Да здравствует король».

Кому-то Вадим мог бы показаться красивым и фантастически притягательным, но только не вдове. У вдовы он вызывал дрожь и неприятие.

Вадим едва слышно заговорил, не глядя на вдову. Со стороны могло бы показаться, что он утешает ее, но речи пасынка (странно называть так мужчину, который на несколько лет старше ее самой), были далеки от утешения.

– Думаешь, окрутила старика, и теперь получишь все? Нет, Мирочка.

Мирочка в его устах резало слух. Так называл ее Илья Владимирович. И никакого права на это не было у его сына. Но тому было плевать, он продолжал говорить:

– Придется отработать. Или ты раздвинешь ножки и ляжешь под меня, или я выброшу тебя на улицу без гроша в кармане. Так что подумай Мирочка, хорошо подумай.

В этот момент безумно хотелось встать и плюнуть в его застывшее, жесткое лицо, прикрытое скорбной маской. Лицемерие. Эти оскорбительные домогательства начались, когда еще Илья Владимирович был жив. Богатый, привыкший к вседозволенности, его сын всегда вел с ней себя так, словно ему что-то должны. Наверное, переспать с женщиной отца ему необходимо для галочки.

Мирослава пыталась понять, зачем ему все это теперь? Кому и что он хотел доказать теперь, когда отец мертв?!

– Спасибо, за лестное предложение Вадим Ильич, – проговорила она, стиснув зубы. – Я уж лучше на улицу пойду.

Она настояла, чтобы в брачном договоре был зафиксирован ее отказ от состояния мужа. Но Илья Владимирович все-таки сделал по-своему. Оставил ей деньги по завещанию. Зачем только он это сделал, зачем?.. Сумма оказалась значительной, Мирослава подозревала, что именно из-за этого Вадим теперь и бесился, капая ядом.

– Ты же не думаешь, что я тебя вот так просто с деньгами на улицу отпущу? Деньги не должны уходить из семьи, – издевательски рассмеялся, но скорбная маска даже не дрогнула. – Или ты соглашаешься по-хорошему, или будет по плохому. Поверь, я сделаю так, чтобы у тебя под ногами земля горела. Вот тогда ты сама приползешь на коленях и будешь умолять, а я еще подумаю, как с тобой поступить.

Все это говорилось с каменным лицом, словно он ничего, кроме белого гроба, в этом зале не видит. На самом деле все его внимание было приковано к худенькой темноволосой женщине с большими влажными серыми глазами. К вдове его отца. Казалось, он улавливал малейшие движения и оттенки чувств, даже не глядя в ее сторону.

А Мирослава смотрела на жену Вадима Альбину. Та стояла немного в отдалении, разговаривала с группкой женщин, среди которых была и ее мать. Время от времени обе бросали на Миру холодные нечитаемые взгляды. В такие моменты она ощущала себя бактерией под микроскопом. Оставалось только гадать, что именно Альбине известно о домогательствах мужа.

Закрыла глаза, собирая последние силы. Ей бы только отсидеть похороны, а там…

– Вадим Ильич, мне не нужны никакие деньги. Я напишу отказ от наследства.  Дайте мне только спокойно оплакать мужа, и больше вы меня никогда не увидите.

Но тот словно ничего не слышал, вернее, слышал только то, что хотел слышать.

– Оплакать? Любовь до гроба в буквальном смысле? – беззвучный смех сочился сарказмом. – Кому ты грузишь, все в этом зале знают, что ты спала с отцом ради денег. Иначе что делать молодой красивой бабе с семидесятилетним стариком?

У Мирославы встал ком в горле от обиды:

– Вы не знаете о нас, ничего не знаете о нашей с ним жизни, – еле выговорила она, задетая за живое. – Мне было хорошо с ним. Он делал меня счастливой!

Горькие слезы брызнули из глаз, хорошо еще, вдовам на похоронах не возбраняется плакать.

– Хорошо?! С ним?! – зло прошипел Вадим. – Не надо лицемерия, Мирочка! С ним, говоришь, было хорошо? Я сделаю тебе так хорошо, что ты отца напрочь забудешь!

Она поразилась, сколько злости и глумливого презрения было в этих словах, в косом взгляде, которым он ее смерил. Внезапное понимание открыло ей простую истину.

– Вадим Ильч, за что вы так ненавидели отца? – слова сорвались сами.

И тут скорбная маска треснула, явив на миг истинное лицо Вадима Балкина. Он в первый раз за все время повернулся к ней лицом и прорычал:

– Не твое дело, подстилка!

 Мира аж отдернулась от неожиданности. Она готова была провалиться сквозь землю. Казалось, его слова слышали все в этом зале. А его черты вдруг хищно заострились, он произнес вкрадчивым шепотом голодного тигра:

– У тебя время подумать до завтра и принять мои условия.

Жаркой волной откуда-то из груди поднялся протест. Она вспомнила главное и выпрямилась. Это ее жизнь и ей стыдиться нечего, перед собой она права. Плевать на всех, Илья Владимирович звал ее Мирочка, она здесь ради него.

Заметив неладное, в их сторону пошла Альбина. Ее сосредоточенный взгляд сначала впился в мужа, а потом перешел на Миру. Вадим собирался еще что-то сказать, однако при виде Альбины отвернулся и замолчал.

Странное поведение Вадима Балкина видели многие. Но слова его услышала только жена.

– Мирослава, вам плохо? Может быть, врача? Успокоительное?

Негромкий голос Альбины чеканил слова, холодный взгляд не подразумевал никакой заботы, скорее недвусмысленно намекал, что излишняя экспрессия чувств неуместна. Но Мирослава была несказанно благодарна Альбине, потому что та давала ей передышку.

Мире хотелось бы выкрикнуть:

– Заберите вашего мужа и оставьте меня в покое. Все вы!

Но она покачала головой, прикрыв глаза, и тихо, но твердо сказала:

– Нет, спасибо. Все хорошо, благодарю вас. Мне ничего не нужно.

– Ну как знаете, – ответила Альбина, поворачиваясь к мужу.

Посмотрела на гроб, едва заметно скривив губы, проговорила:

– От запаха этих свечей и цветов у меня уже разболелась голова. Надеюсь, вы меня простите, если я отойду? Вадим, можно тебя на два слова?

И, не дожидаясь ответа, пошла в сторону выхода. Вадим нехотя отошел с ней, раздраженный и сумрачный. Отойдя на приличное расстояние и встав так, чтобы быть у всех на виду, женщина осмотрелась, нет ли вокруг лишних ушей.

Все это время Альбина зорко наблюдала за поведением вдовы, но еще внимательнее за собственным мужем.

– Как прошел разговор? – спросила, не обращая внимания на его недовольство. – Что она сказала? Напишет отказ в твою пользу?

Вадим повел себя странно. Бросил на нее резкий взгляд, как-то вдруг ощетинившись и отгородившись внутренне. Ответил уклончиво:

– Я еще не договорился.

И отвернулся, пряча глаза. Альбина прищурилась, очень не понравилось ей выражение лица супруга. Она может, и не слышала всего, что говорилось между ними, но язык тела и недвусмысленный мужской интерес к молодой вдове, который муж сейчас пытался скрыть, прекрасно выдавал мысли.

Да он же просто хочет заполучить отцовскую подстилку себе…

Альбина с самого начала замечала, что муж проявляет открытую неприязнь к сожительнице свекра. А когда Илья Владимирович, выжив из ума на старости лет, решил жениться на этой молодой особе, Вадим чуть ядом не изошел от злости.

Когда вскрылось завещание, был скандал. И все же, Альбина нутром чуяла, что дело тут не только и не столько в деньгах. Жены всегда чувствуют такое. Слишком уж рьяно Вадим старался оскорбить и унизить невесту отца. Слишком много ненависти. За этим скрывался самый настоящий голод самца.

Зря она доверила мужчине такие важные переговоры. Говорят же, хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам.

Перевела разговор на процедурные вопросы, потому что кто-то в семье должен заниматься процедурными вопросами, стала обсуждать какие-то детали. Вадим слушал внимательно. Но чего стоило то внимание, когда к вдове, сидевшей у гроба его отца, выражать соболезнования подошел одинокий мужчина?! Он впился взглядом в обоих и мгновенно подобрался, лицо превратилось в жесткую, злую маску.

– Извини, мне нужно присутствовать, – проговорил, не глядя на жену, и двинулся туда.

Шел медленно, нарочито спокойно. Альбину перекосило, слишком уж Вадим походил в тот момент на хищника, обозначавшего перед соперником свои границы.

Рядом с вдовой стоял Макс Петричевский. Неприятно было увидеть здесь своего конкурента, с которым они сначала соперничали в бизнесе, а потом стремление к первенству переросло в то, что при любом удобном случае мерились кошельками и инструментами, кто круче и кто дальше плюнет. Сейчас Вадиму приходилось сдерживаться, чтобы не вспылить.

А все потому, что Макс совсем недавно развелся.

Мысль сработала как сигнальный фонарь в мозгу, немедленно высвечивая цепочку размышлений. Теперь, когда Мирослава внезапно осталась весьма и весьма обеспеченной вдовой…

Нельзя допустить, чтобы вдовушка выскочила замуж раньше, чем подпишет отказ от наследства!

Но помимо денежных соображений были и другие. Мужчиной двигали глубинные, куда более мощные мотивы. Сама мысль, что к ней прикоснется кто-то, кроме него, приводила Вадима в бешенство.

Значит, она не выйдет замуж, даже если ради этого придется запереть ее в подвал и запугать до икоты. При мысли о подвале он пришел в странное возбуждение.

На Мирославе было прямое черное платье. Длинное с рукавами, закрывавшими запястья, и небольшими боковыми разрезами по низу юбки. Очень строгое и начисто лишенное всякого эротизма. Изящные черные лодочки на ногах. Черная полупрозрачная вуаль скрывала пол лица, оставляя открытыми губы и подбородок.

Устав сидеть в одной позе, она слегка отставила ногу в сторону, в разрез стало видно щиколотку в тонком черном чулке. И все это в целом почему-то показалось Вадиму до крайности развратным. Он сам не понимал, на что так реагирует, в этом зале не было женщины, одетой более скромно.

Смотрел, как Макс наклоняется, что-то тихо говорит, пожимает ей руку, и его скручивало от злости. Поэтому и рукопожатие с Петричесвким вышло несколько силовым и резким. Макс чуть заметно вскинул брови в изумлении, но Вадим уже овладел собой. Несколько слов соболезнования, и тот отошел к толпе родственников и знакомых, а Вадим остался рядом с вдовой.

Взгляд его против воли все время тянулся к видневшемуся в разрезе крохотному кусочку ноги. Мирослава немедленно подобралась, словно почувствовала, и мужчина вдруг испытал острое разочарование, оттого что его лишили некоего запретного зрелища.

– Не успела похоронить одного мужа, уже клеишь следующего?!

Едкое, оскорбительное замечание не удостоилось ответа. Наверное, ответ и не был нужен, потому что Вадим продолжал, чувствуя непреодолимое желание наказать ее, унизить, поставить на место. За все. За все те чувства, что благодаря ей испытывал.

– Мне кажется, ты не поняла, Мирочка. Веди себя прилично, здесь не…

– Идите вы… – не выдержала Мирослава.

– Это ты туда скоро пойдешь, – прошипел он в ответ.

– Осталось всего каких-то несколько минут, – жестко сказала она, выпрямляясь на стуле. – Сделайте одолжение, проведите их молча.

Слова вертелись на языке, много слов, но Вадим действительно замолчал.

Черт побери! Это же, в конце концов, отцовские похороны.

Скорее бы уж все закончилось!

Церемония приблизилась к логическому концу, уже начали вынос. Альбина заняла свое место немного в отдалении. Сейчас все ее мысли занимала ситуация с завещанием, по которому вдова свекра получала приличную долю наследства.

Вообще-то, Альбина постаралась навести справке об этой особе сразу, как только та появилась в жизни Балкина старшего. Из того, что удалось узнать, Мирослава была одинокой. Родители умерли, братьев-сестер нет, имелись дальние родственники где-то в другом городе, отношений не поддерживали. В прошлом неудачный бездетный брак, к Илье Владимировичу она прибилась после развода.

То, что Мирослава одинокая, значительно облегчало задачу. Альбина сожалела только об одном, что не взяла инициативу в этом вопросе на себя.

– Дочь, – неожиданно услышала она. – Мне кажется, с этим надо что-то делать.

Обернулась, чувствуя замешательство, оттого что погрузившись в размышления, не заметила появления матери. Но одновременно внезапное облегчение. Ответила в тон своим мыслям:

– Да мама, мы и делаем. Я уверена, она подпишет отказ, – Альбина поморщилась. – Но, думаю, что-то отстегнуть все-таки придется.

– Нет, милая, я имела в виду другое, – проговорила та, искоса поглядывая в сторону Вадима.

Альбину словно кипятком ошпарили. Отвратительная смесь досады и ревности перевернулась в груди. Неужели ЭТО так заметно? Неужели это так заметно не только ей?

– Я могла бы помочь, – негромко обронила мать.

Гроб уже подняли, чтобы вынести, процессия стала понемногу покидать зал. Альбина долгим взглядом посмотрела на мать и проговорила:

– Позже.

Глава 2

Дорога по кладбищу до могилы занимала не больше двадцати минут. Роскошный катафалк должен  был двигаться медленно, провозя человека в белом гробу по земному пути в последний раз. К чему торопиться, жизнь все равно уже отлетела, прощаться надо не спеша.

После того короткого обмена фразами у отцовского гроба Вадим как будто осекся или устал. Неожиданный отпор вдовы, обычно вежливой и немногословной, четко обозначил границы, давая понять, что ее нежелание конфликтовать отнюдь не слабость. Это было скорее долготерпением королевы, потому что именно так он и воспринял ее последние слова. Как приказ.

Потому и шел рядом с вдовой, но на шаг позади.

К нему приблизилась жена, разговаривать сейчас с Альбиной не было ни желания, ни сил. Впрочем, разговаривать и не пришлось. Альбина молчала.

Гроб с телом покойного погрузили в катафалк, по традиции ближайшие люди должны были проделать этот путь рядом с ним. Ближайшие – это получалось вдова и сын? Вадим протянул Мирославе руку, помогая ей подняться в машину. На глазах у многочисленных свидетелей жест выглядел обычным проявлением вежливости.

Руку она приняла, однако, усевшись рядом с гробом Ильи Владимировича, послала Вадиму красноречивый взгляд, лучше всяких слов говоривший, что его присутствие неуместно.

И Вадим отступил. Не стал садиться в машину, отправив жену и тещу, проделал весь путь по дорожкам кладбища пешком.

Что творилось в душе мрачного мужчины, одиноко идущего среди процессии, двигавшейся к могиле, о чем думал он в то короткое время, что оставалось, пока не зароют в землю гроб?

Что не будет больше человека, которого ненавидел всей душой?

За то, что тот когда-то развелся с матерью? За то, что всю жизнь старался превзойти старика, а тот каким-то образом умудрялся оставаться впереди во всем? Даже в том, что на старости лет посмел наплевать на условности и выбрать себе женщину по сердцу? Была ли это просто ревность, проклятый эдипов комплекс, как говорил его психолог?

Неважно. Сейчас он хотел подмять под себя абсолютно все. Все, что принадлежало отцу. И прежде всего – получить его женщину в свою постель.

Или мужчина думал о том, что в глубине сердца он всегда любил отца, даже когда ненавидел. Болезненно хотел добиться от него признания и любви?

Катафалк остановился. Приехали.

Открыли двери, он протянул руку, помогая Мирославе выйти. На секунду дольше положенного остался рядом, поддерживая за спину, прежде чем вдова отстранилась и пошла вперед, а он пошел следом.

Мужчине не было видно пронизывающего взгляда, которым смотрела на них жена. Глаза у Альбины были бледно зеленые, прозрачные. Красивые глаза красивой женщины. Когда она злилась, глаза темнели, напоминая морскую воду. Сейчас они казались океанской бездной, за гладкой поверхностью которой прячутся чудовища.

Она отчетливо понимала то, о чем муж и сам пока не догадывался. Быстро же власть, которую эта женщина имела над отцом, распространилась на сына! Если не вмешаться, эти двое вот-вот превратятся в противоестественную  пару.

И какое место в таком случае останется ей? Вопрос ответа не требовал.

Обменявшись взглядами с матерью, Альбина вышла из машины и встала рядом с вдовой.

– Мирочка, что вы там написали, прочтите мне, пожалуйста, я без очков. Вы простите старику, что я вас так называю?

– Конечно, Илья Владимирович. Но при одном условии. Вы будете в точности соблюдать мои указания.

– Мммм, ну как скажете, Мирочка. Так что вы там указали?

Лукавством светились его глаза старого ловеласа и хищника, когда он на нее смотрел. И человеческим теплом.

Илья Владимирович проходил курс реабилитационной терапии в клинике, а Мирослава как раз недавно устроилась туда работать. Красивую двадцатишестилетнюю женщину-терапевта взяли в клинику без излишних сомнений и проволочек. Не потому, что она была хорошим специалистом, скорее из-за бытующего во всех больницах мира суеверия, будто если лечит молодая красивая женщина, то пациент мужского пола всегда быстрее идет на поправку.

Так оно и вышло. Илья Владимирович при виде красивой докторши постоянно был в тонусе. Но неизвестно, кто из них тогда кого вылечил. То ли она его больное сердце, то ли он своим теплом и пониманием смог собрать ее разбитое по кусочкам.

Возможно, в жизни Илья Балкин был жестким, безжалостным дельцом. Возможно. Иначе не сколотил бы огромного состояния. Но с ней он был добрым, мягким и мудрым мужчиной. Он дарил ей тепло и понимание, не требуя ничего взамен. И она ожила, как оживает растоптанный цветок, поднялась, потянулась к жизни.

Они были счастливы вместе, живя в своем мире, где было неважно, сколько кому лет и у кого сколько денег. Он создал для нее такой мир. Всех почему-то интересовало, был ли у них секс. Странные люди, кого это касалось? У них были тепло и нежность. А ей и не нужна была страсть, страсти было слишком много в неудачном первом замужестве, на всю жизнь в душе шрамы остались.

Но главным было совсем не это.

«Мирочка»

Его голос звучал в ушах, перекрывая глухой стук, с которым сыпались на гроб комья земли. Она сама бросила первую горсть.

«Мирочка…»

Слезы текли, не останавливаясь. Мира отошла чуть в сторону, не желая смотреть, как все исчезнет под землей. Она уже простилась, но если не видеть последнего мига, он навсегда останется в безвременье незавершенным.

– Мирослава, – услышала рядом с собой.

Перед ней стояли Альбина и ее мать, София Степановна.

– Я бы хотела пригласить вас к себе, – проговорила София Степановна. – Думаю, сейчас вам будет одиноко возвращаться в пустой дом?

– Спасибо. Со мной все в порядке. Альбина, вы что-то хотели сказать?

– Нам надо поговорить. Но, конечно, не здесь, – сделала та неопределенный жест, указывая на кладбище.

– Думаю, вы хотите говорить по поводу завещания? – Мира набрала в грудь воздуха.

– Вы правы. Но речь не только об этом.

– О чем здесь речь? – негромкий голос Вадима прозвучал неожиданно и слишком резко.

Женщины обернулись. Как получилось, что он подошел незаметно?

– Завтра в десять часов я бы хотела встретиться с вами у адвоката, – спокойно проговорила Мирослава, глядя ему в глаза.

– Хорошо, – не ей одной послышался металлический скрежет в его голосе.

Поворачиваясь к жене, коротко приказал сквозь зубы:

– Альбина, жди меня в машине.

Та как-то шумно выдохнула, но ушла незамедлительно. Вадим перевел стальной взгляд на тещу:

– Вас проводить, София Степановна?

Однако смутить эту даму было непросто.

– Нет, спасибо, Вадик, – женщина вскинула бровь. – Мы с Мирославой еще немного побеседуем, если ты не против.

– Разумеется.

Мужчина кивнул, сверкнув глазами на вдову, резко развернулся и ушел. София Степановна нахмурилась, глядя зятю вслед. Проговорила:

– Мирослава, вы не обижайтесь на Вадика. Он так тяжело переживает смерть отца. Сами понимаете, мужчины, они же все в себе. Никаких слабостей, прячут эмоции, а потом вот…

Много чего могла бы сказать Мирослава в ответ, однако предпочла промолчать. Ей было неприятно и тоскливо, и вовсе не хотелось дольше тут оставаться. Но только она хотела попрощаться и уйти, как женщина заговорила снова.

– Давайте немного пройдемся, не возражаете, если я провожу вас до машины? – и, не дожидаясь ответа, доверительно взяла ее под локоть.

Вырываться было глупо. София Степановна продолжала говорить, приноравливаясь к ее шагу:

– Вы выглядите усталой. Знаете, я могла бы вам посоветовать хороший частный санаторий. Моя старинная подруга владеет клиникой пластической хирургии в Швейцарии, санаторий тоже принадлежит ей, там пациенты проходят реабилитацию.

Ее речь напоминала Мирославе протекающий кран, когда капли монотонно капают, вдалбливаясь в мозг. Хотелось сказать, что она и сама в реабилитационной клинике работает, но от усталости и эмоционального выгорания не осталось сил лишний раз открывать рот. Та все расхваливала красоты и обслуживание, под конец сказала кое-что, зацепившееся в сознании:

– Там очень уединенно и нет нежелательных посетителей. Если надумаете, я могу все утроить. А заодно и пластику. Ну, если вдруг захочется что-то в себе изменить…

Вид у Софии Степановны был в тот момент доброжелательный и даже заговорщический.

– Спасибо большое. Я подумаю, – ответила Мира.

– Подумайте и соглашайтесь, – проговорила та на прощание.

За разговором они незаметно добрались до стоянки. Дальше Мирослава шла одна, в задумчивости не обращая ни на что внимания. У машины остановилась, достать ключи. Подумалось вдруг, что реабилитация ей действительно не помешала бы. Может быть. Но это как-то потом.

А пока ей хотелось немного побыть одной в их квартире. Поднялась, внутри было тихо, прошла в гостиную, снимая по дороге вуаль. Там, в их доме, пока еще оставалось очень много Ильи Владимировича, так, будто он вовсе и не уходил.