Я – телохранитель. Заказ на олигарха

– Все совпадает, Толик, ошибки нет, – сообщил с мрачным видом Хамза.

– Киллер?

– Возможно. Проскуров подтвердил, что знал он такого человека.

– Какого человека?

– Его фамилия Лория. Имя – Роман. Он был компаньоном Проскурова. Не то чтобы они были равноправны. Проскуров – это кит. Большая рыба. А Лория – помельче. У Лории был свой бизнес. И часть этого бизнеса, не самая большая, принадлежала Проскурову. Год или чуть более назад Проскуров и Лория поссорились. И сразу как-то так получилось, что Лория угодил в тюрьму, а его бизнес отошёл Проскурову.

– Он его посадил?

– Никто ведь в таких вещах никогда не признается, – напомнил Хамза.

– А вы как думаете?

– Посадил.

– Чтобы бизнесом завладеть?

– Этого я не знаю. Да причина сейчас и не важна. Важно, что Лория считал Проскурова своим врагом. И желал его смерти. В ходе внутрикамерной разработки Лории было зафиксировано, как он проговорился: Проскуров, мол, не жилец. Его убийца ходит рядом с ним. И Проскурова не станет даже раньше, чем он, Лория, выйдет из тюрьмы. Торопиться с этим Лорией не стали. Только ещё готовили комплекс мероприятий – чтобы прощупать его, чтобы решить, с какого бока к нему подступиться и как лучше информацию скачать. А его тем временем убили. Буквально через неделю. В камере случилась драка, и его кто-то слишком сильно приложил. И теперь у него уже не спросишь, что же такое он имел ввиду.

– И вообще, – не блеф ли это был, – подсказал Китайгородцев.

– Это не блеф, Толик. Поверь мне.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ:

«Хамза – такой человек, который никогда не скажет всего, что знает. А знает он очень много. И про Лорию этого несчастного, естественно, тоже. Я даже догадываюсь, откуда у Хамзы сведения. У большинства охранных агентств – тесные связи с МВД и ФСБ. В том числе личные контакты. Среди наших сотрудников – много выходцев из этих служб. И всегда есть возможность обратиться к своим бывшим сослуживцам, чтобы получить интересующую информацию. Когда наше охранное агентство "Барбакан" взялось обеспечивать безопасность Проскурова, Хамза, конечно же, принялся качать всю доступную информацию об охраняемом объекте и его окружении. Это всегда делается с тем, чтобы выявить возможные риски и выработать меры по минимализации этих рисков. И вот среди прочего закинутый невод вытащил историю человека по фамилии Лория. Материалы оперативной разработки, зафиксированный внутрикамерным стукачом то ли трёп, то ли проговор Лории, стали для Хамзы сигналом тревоги, и я уверен, что Хамза уже многое успел перепроверить, если он с такой уверенностью говорит о том, что это не блеф и что киллер в действительности существует».

Утро Алексея Сергеевича Проскурова начиналось с водных процедур в специально построенном для него маленьком бассейне – рядом с большим, двадцатипятиметровым, который предназначался, по-видимому, для его родителей. В присутствии няни и Китайгородцева мальчика плескал в воде худой жилистый мужичок, который еще год назад, как успел узнать Китайгородцев, был одним из тренеров юношеской сборной Российской Федерации по плаванию.

Водные процедуры Алексею Сергеевичу явно нравились и можно было только порадоваться за малыша, которому родители смогли создать такие превосходные условия для развития.

Мама Алеши появилась у кромки большого бассейна в коротком халатике, который она бросила небрежно на стоящий здесь же шезлонг и осталась в умопомрачительном купальном костюме, который не столько скрывал, сколько подчеркивал, и Китайгородцев снова подумал о том, что она действительно была когда-то фотомоделью.

Виктория без разбега нырнула, красиво и почти без всплеска вошла в воду, и долго плыла под водой, прежде чем вынырнула на поверхность. Проплыла до противоположного бортика бассейна, потом вернулась, потом еще раз повторила этот же маршрут, и только после этого по лесенке поднялась на бортик – мокрая, гибкая, сильная.

Взяла со стола загодя приготовленный невидимой прислугой свежевыжатый сок, приблизилась к бассейну, в котором плескался её сын.

– Что-то красное высыпало на лице, – сказала Виктория, всмотревшись. – Оксана Петровна…

Интонация не столько вопросительная, сколько требовательная.

Няня тотчас подтвердила догадку.

– Наверно, съели мы что-то не то, Виктория Александровна.

– Как – не то? Почему – съели? Алеша сам пошёл и взял что-то со стола? – поинтересовалась Виктория и в её словах угадывался сарказм. – Продукты только те, которые рекомендовал диетолог?

– Совершенно верно.

– А откуда покраснение? Передайте Алексею Алексеевичу, чтобы он вызвал аллерголога.

– Сделаю.

– И диетолог пусть приедет, посмотрит, что он там такое понаписал.

– Хорошо, Виктория Александровна.

– Возьмите-ка Алёшу на руки, – сказала Виктория, обращаясь к Китайгородцеву. – Я хочу взглянуть поближе.

Китайгородцев склонился над бассейном, тренер передал ему ребенка, Алеша заплакал, – наверное, ему не понравилось то, насколько неожиданно прервались водные процедуры.

– Да, – сказала Виктория, всмотревшись. – Это аллергия.

Склонилась над малышом. Она оказалась настолько близко от Китайгородцева, что он уловил нежный запах ее тела.

К бассейну вышел Проскуров. Лишь мельком взглянул на жену и сына, сбросил халат на мокрый бортик и нырнул в бассейн, подняв тучи брызг. Это кит, вспомнились Китайгородцеву слова Хамзы, большая рыба. Хотя кит – это не рыба, а млекопитающее, кажется.

Проскуров шумно проплыл вперед-назад, тяжело вылез из бассейна, надел халат. Виктория сделала Китайгородцеву знак рукой, увлекая его за собой, пошла к мужу.

– У мальчика аллергия, – сказала Виктория супругу. – Я вызываю врача.

Проскуров скользнул взглядом по лицу сына.

– Ничего особенного, – оценил он. – Я думаю, не о чем беспокоиться.

В его голосе угадывалось равнодушие. Не чёрствость бесчувственного человека, а способность анализировать и адекватно оценивать обстановку были ему присущи.

– А это охранник, который поедет с нами в Муром, – сообщила Виктория.

Проскуров даже не удостоил телохранителя взглядом.

– Новенький, что ли? – спросил он, ни на кого не глядя.

И получалось, что отвечать предстоит Китайгородцеву.

– Я здесь со вчерашнего дня, – сообщил Китайгородцев.

– Сейчас возьмёшь моего сына, – сказал Проскуров. – Старшего. Петра. У него там проблемы какие-то со сверстниками. Обижают. Поедешь и пугнёшь маленько, чтобы неповадно было, потом доложишь мне.

– Это невозможно.

– Что – невозможно? – неприятно удивился Проскуров.

– Я не могу никого пугать. Не имею права.

Проскуров, наконец, сфокусировал свой взгляд на собеседнике. Взгляд был тяжёл и страшен.

– Ты чего такого о себе вообразил? – будто бы изумился недалёкости собеседника Проскуров.

Китайгородцев молчал.

– Сейчас возьмёшь мальчишку и поедешь с ним туда, куда он скажет.

Китайгородцев молчал.

– И мне потом доложишь.

Китайгородцев молчал.

И это молчание было его ответом.

– С сегодняшнего дня ты в этом доме не работаешь, – сказал Проскуров, всё окончательно для себя уяснив. – Чтобы я тебя больше здесь не видел. Пошёл вон!

Проблема была в том, что Китайгородцеву не на чем было уехать в Москву. Приехал он накануне на служебной машине и эта же машина должна была увезти его обратно сегодня – когда закончится его смена – а до конца смены еще оставалось время. И Китайгородцев вызвал из города такси.

Пока он ожидал машину, к нему успел наведаться Алексей Алексеевич.

– Как жаль! – посочувствовал Котелков. – Но наш Сергей Алексеевич не то чтобы не любит, когда ему отказывают, а вовсе не знает, что такое отказ. Просто не представляет себе.

Развёл руками – такие, мол, дела.

Потом пришла Виктория. Она уже успела облачиться в деловой костюм, но чувства под одеждой не спрячешь, и было видно, как она расстроена и взвинчена.

– Не обижайтесь, – попросила она Китайгородцева. – Всё так нелепо получилось.

Это была такая форма извинения. Китайгородцеву нечасто доводилось видеть, чтобы хозяева извинялись перед обслугой, поэтому по достоинству оценил поступок Виктории.

Машина такси прибыла через час. На территорию поместья её не пропустили и она осталась за воротами.

Китайгородцев вышел за ворота. И увидел приближающуюся машину Хамзы. Тот ещё ничего не знал о случившемся. То-то будет сюрприз для шефа.

– Толик, привет! – сказал Хамза. – Ты далеко собрался?

А за спиной Китайгородцева тем временем открывались тяжеленные, похожие на крепостные, ворота. И из тех ворот выезжал черный "Бентли" Проскурова. Китайгородцев посторонился. Но "Бентли" не проехал мимо, а притормозил рядом, бесшумно опустилось увлекаемое электроприводом стекло, открывая взорам каменное лицо Проскурова, и Хамза, соблюдая субординацию, поздоровался с работодателем первым:

– Доброе утро, Сергей Алексеевич!

– Доброе, – будто нехотя разлепил свои губы Проскуров.

– А вот это и есть тот самый Китайгородцев, – сообщил Хамза. – Я вам говорил о нём вчера. Он будет за вашу безопасность отвечать…

– Не будет, – прервал его речь Проскуров, ни на кого не глядя.

Закрыл окно, отгородившись непрозрачным снаружи стеклом, и "Бентли" умчался прочь, оставляя Хамзу в состоянии крайней растерянности.

– Какие у тебя соображения? – как ни в чем не бывало спросил Хамза.

Это он о работе спросил. В одно мгновение переключился. Будто и не докладывал ему только что Китайгородцев об утреннем конфликте с Проскуровым.

– Если киллер действительно существует и он где-то рядом с Проскуровым – мы не знаем, где это "рядом". У Проскурова два места, где он проводит много времени и где есть так называемое "окружение". Это офис, где наверняка работают десятки или сотни людей…

– Около трехсот, – подсказал Хамза.

– И этот дом, где множество обслуги.

– Сто восемь человек.

– Не многовато? – усомнился Китайгородцев.

– Это и те, кто работает у Проскурова постоянно, и те, кто приезжает сюда время от времени – спецы по системам безопасности, по ремонту коммуникаций.

– В общей сложности – почти четыре сотни человек. Где искать, в офисе или здесь, в доме – непонятно. Это раз. Второе. Много времени теряем на проверке. Пока поднимем списки работников, пока выявим тех, кто работает у Проскурова год или около того – это очень долго. Значит, мы рискуем. Поэтому Проскурова надо увозить.

– Эвакуация?

– Да.

– За границу?

– Нет. Там охранять сложнее. Там чужое законодательство, чужая полиция, там мы не гарантируем ему безопасность стопроцентно. А здесь мы сможем изолировать его надежно.

– Где?

– В Муроме.

Хамза задумался. Не ожидал такого поворота в разговоре.

– Разве он туда поедет? – засомневался Хамза.

– Ему надо объяснить. Это ненадолго. Пока мы не прошерстим персонал. Неделя или две. Вроде как отпуск. Лето, всё равно в Москве никого нет, жизнь замерла. А если ему что понадобится – у него есть Интернет, есть факс, да он, в конце концов, может курьеров туда-сюда гонять, вертолет арендует на две недели, и решена проблема. Главное, чтобы в Муром не везти никого из тех, кто его сейчас окружает. Отсечь киллера, если он есть, чёрт бы его побрал. Полностью новое окружение. И даже жену его здесь оставить.

– Но это же она собиралась в Муром, – напомнил Хамза.

– Она в Муром собиралась, чтобы от старшего проскуровского сына быть подальше. А если Проскуров со своим сынулей уедет туда, так Виктории и нечего там делать.

– Да, кстати, о старшем сыне, – будто невзначай вспомнил Хамза. – Ты поезжай с ним, разберись с обидчиками. Сделай всё, как попросил Проскуров. Не нужно нам, чтобы Проскуров сейчас на это отвлекался и сильно нервничал. Надо, чтобы он нам доверял и знал, что мы с ним, а не против него.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ:

«На курсах телохранителей, где я когда-то учился, один из лекторов, бывший сотрудник КГБ, говорил нам, что с охраняемым лицом отношения должны быть такими, какими бывают отношения с маленькими детьми у взрослых людей: капризы и желания ребёнка вроде бы учитываются, но одновременно взрослый незаметно для ребёнка гнёт свою линию, не мытьём так катаньем добиваясь нужного результата. Наш лектор рассказал нам, как в СССР лечили Суслова, идеолога КПСС, фактически второе лицо в партии, а, значит, и в государстве. Престарелый Суслов пожаловался врачам, что при ходьбе в холодную погоду у него начинает болеть левая рука. Он считал, что причина – в больных сухожилиях. Врачи же установили, что это связано с больным сердцем Суслова, но в силу особенностей человеческого организма боль ощущается не в области сердца, а в руке. Но Суслов слышать ничего не хотел и настаивал на том, что лечить ему надо руку. Тогда врачи, не тратя время на споры, заказали фармацевтам на Западе изготовление нужного Суслову лекарства (естественно, для лечения сердца) не в виде препарата, принимаемого внутрь, а в виде мази, и эту мазь они потом рекомендовали Суслову в качестве средства для лечения его больных сухожилий. Суслов использовал мазь, втирая её в якобы больную руку. Мазь впитывалась в организм и оказывала нужное влияние на сердце и сосуды. Боли прекратились. Суслов потом долго напоминал врачам, что он с самого начала говорил им, что дело было в сухожилиях. Врачи согласно кивали, признавая, что ошибались. И никто не сказал Суслову правды про чудо-мазь. Ведь цель уже была достигнута. Подход Хамзы к проблеме напомнил мне о той давней истории. Хамза готов был действовать с Проскуровым так, как врачи когда-то обошлись с Сусловым. Потому что у Проскурова проблемы возникли столь серьёзные, что нельзя было растрачивать драгоценное время на пустяки».

Для поездки к обидчикам Пети Проскурова Китайгородцев выбрал в хозяйском гараже чёрный огромный "Додж-Дуранго". Машина, которая одним видом многое говорит о своих непростых пассажирах.

Петя сел на переднее сиденье рядом с Китайгородцевым. Он ехал мстить за прошлые обиды, и вид имел соответствующий: хмур и зол, выражение лица крайне неприятное.

– У тебя есть пистолет? – спросил он кровожадно у Китайгородцева.

– Есть.

– Настоящий? Или газовый?

– Настоящий.

Петины глаза загорелись нехорошим огнем.

– Значит, так, – сказал он. – Приезжаем. Выходим из машины. Оба. Я впереди, ты за моей спиной. Я с твоим пистолетом. И мы даем этим уродам оторваться.

Он замолчал. Видимо, его фантазия забуксовала.

– Оторваться – это как? – спросил Китайгородцев. – Что мы с ними будем делать?

Петя замешкался с ответом.

– Стрелять будем, что ли? – уточнил Китайгородцев.

Петя посмотрел на собеседника с сомнением. То есть пострелять этих уродов он был бы рад, да боязно. Да и нереально это – убивать. Это даже Петя понимал.

– А ты приёмчики всякие знаешь? – поинтересовался Петя. – Ну, такие, чтобы мозги по стенке.

– То есть будем убивать? – решил дойти до сути Китайгородцев.

И снова Петя засомневался. Он ехал мстить и жаждал несчастий для своих врагов, но что он будет делать, когда предстанет перед ними, он не знал.

– Смысл в чем? – сказал Китайгородцев. – Смысл в том, чтобы попугать. Правильно?

– Да, – согласился, подумав, Петя.

– А больше всего страшит – что?

– Что? – эхом отозвался Петя.

– Не то, что уже случилось, а то, что может случиться. Ожидание несчастий пугает больше, чем само несчастье.

– Да? – удивился Петя, который никогда о таких вещах, похоже, не задумывался.

– Конечно, – уверенно сказал Китайгородцев.

Петины обидчики обычно проводили время на захламленном пятачке территории, примыкающей к Дмитровскому шоссе в районе метро "Владыкино". Здесь они из досок и картона соорудили подобие сарая, где пили пиво, неумело мешая его с водкой, и пробовали курить свою первую в жизни травку. У Пети с ними общих дел не было, если не считать того, что эти ребятки время от времени Петю поколачивали и отнимали у него деньги.

Петя показал Китайгородцеву дорогу, их "Додж" пробрался меж выкрашенными грязноватой краской заборами, выехал на пустырь, и Китайгородцев увидел прилепившийся к глухой кирпичной стене хлипкий сарай.

К сараю Китайгородцев подъехал вплотную, останавливать машину не стал, а только сбросил скорость, осторожно уперся мощным бампером в стену сарая, непрочная конструкция захрустела и заскрипела, гнилые доски рассыпались, и из этого призрачной надежности укрытия сыпанула перепуганная пацанва.

Китайгородцев вышел из машины. Полдюжины подростков обездвижили и смотрели на него со страхом. Пиво, травка и взрослая жизнь как-то быстро ими позабылись, и они снова превратились в робеющую перед взрослыми ребятню.

– Привет, – сказал им Китайгородцев. – Чей гадюшник?

Никто не осмелился ему ответить.

– Кто строил? Кто хозяин? – продолжал вопрошать Китайгородцев.

Молчание в ответ.

– Значит, не перед кем извиняться, – определился Китайгородцев, – А то я немножко зацепил вот здесь. Так что – претензий никто не выдвигает?

И тут из "Доджа" Петя появился. Вышел из машины, хлопнул эффектно дверцей, и встал рядом с Китайгородцевым, старательно Китайгородцева копируя: ноги по-хозяйски широко расставлены, руки в карманах джинсов. Его появление произвело на подростков огромное впечатление. Никак они прежде не могли бы связать не раз ими битого Петюню с этим крутым дядькой на дорогущем внедорожнике. А Петя прошёлся вдоль строя вмиг обмерших сверстников и остановился перед одним из них. Тот пацан отчего-то сразу изменился в лице. Побледнел даже. Наверное, он ждал удара. Китайгородцев тоже ждал и готов был в любую секунду вмешаться. Но удара не последовало. Петя развернулся и пошел к машине.

– Поехали! – повелительно бросил он Китайгородцеву.

Китайгородцев послушно сел за руль. Развернул машину. Подростки провожали их взглядами, где смешались изумление и почтительность.

– Йес! – удовлетворённо сказал Петя.

Похоже, что трудно было сейчас сыскать на земле человека более счастливого, чем он.

– Вот видишь, – сказал Китайгородцев. – Всё получилось. И хорошо, что ты бить его не стал.

– Я его пожалел.

– Ты не пожалел его. Ты побоялся, – спокойно сказал Китайгородцев.

И Петино лицо залилось краской.

– Но он этого даже не заметил, – с прежним спокойствием продолжал Китайгородцев, демонстративно не замечая состояния собеседника. – Потому что он сам сильно испугался. И он вот этот свой страх запомнит навсегда. Запомнит то, как испугался. И это гораздо лучше, чем, если бы ты просто его ударил.

Китайгородцев загнал "Додж" на кручу у Воробьевых гор, куда и пешком не каждый захочет взобраться. Отсюда был виден изгиб петли Москва-реки и стадионная чаша в Лужниках. И вокруг – ни одной живой души.

– Клёвое место, – оценил Петя. – Здесь никто не найдёт. Да?

– Да, – подтвердил Китайгородцев.

– Клёво, когда никого нет. Когда ты сам.

– Не всегда так, – не согласился Китайгородцев. – Я где-то вычитал фразу: "Одиночество – прекрасная вещь, но обязательно нужно, чтобы рядом был ещё кто-то, кому ты мог бы рассказать о том, что одиночество – это прекрасная вещь".

Петя хлопал глазами. Не понял. Для него все это было слишком сложным.

– Я тебе сейчас объясню, – сказал Китайгородцев. – Ты говоришь, что одиночество – это хорошо. Тебе бы хотелось, чтобы ты сейчас был один? Чтобы меня здесь не было?

– Н-нет, – не очень уверенно ответил подросток.

– А два часа назад там, на пустыре у "Владыкино", ты хотел бы оказаться без меня?

– Нет, – замотал головой Петя и засмеялся, представив себя перед полудюжиной своих врагов без спасительного присутствия Китайгородцева у него за спиной.

– Бывают ситуации, когда одиночество – это не так уж хорошо, – сказал Китайгородцев.

– Я знаю.

– На своём опыте?

– На своём. На мамином. Она у меня одна, – сказал Петя, на глазах мрачнея.

Наверное, он имел ввиду, что отец бросил его мать. Но Китайгородцев дипломатично всё переиначил.

– У твоей мамы есть ты. А это значит, что она не одна, – подсказал он.

Сбросил пиджак. Обнажилась кобура.

– Дай мне пистолет, – попросил Петя.

Китайгородцев извлек из пистолета обойму, проверил, нет ли в стволе патрона, и только после этого передал оружие мальчишке. Петя разглядывал пистолет с завороженным видом. Потом взводил курок, нажимал на спусковой крючок, слышался щелчок. В очередной раз передёрнул затвор, потом вдруг приставил пистолет к виску, нажал на спусковой крючок.

– Зачем? – вырвалось у Китайгородцева.

– Самоубийство, – пожал плечами Петя. – Прикольно.

С сотрудниками проскуровского офиса должны были разбираться другие люди, а вот сто восемь человек обслуживающего персонала в доме на Рублево-Успенском шоссе достались Китайгородцеву. Хамза определил ему место в доме охраны, где Китайгородцеву выделили отдельную комнату, сюда же привезли файлы с информацией, всё, чем поделился департамент кадров проскуровской фирмы плюс то, что раздобыл по своим каналам Хамза. Здесь, на территории поместья, все люди были под рукой, да и вездесущий Алексей Алексеевич мог по любому из работников подсказать всё, что потребуется, о чём Хамза предусмотрительно договорился с Проскуровым.

– Ты, главное, на глаза Проскурову не попадайся, – посоветовал Китайгородцеву Хамза. – А там оно само собой как-нибудь рассосётся.

По причине дефицита времени Китайгородцев начал с изучения файлов тех работников, которые появились в окружении Проскурова год или около того назад. К его удивлению, таких оказалось немного – всего пятеро из ста восьми человек. Четверо мужчин и одна женщина. Все четверо мужчин были в возрасте до тридцати лет. Это Китайгородцеву сразу не понравилось.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ:

«Скадовский Юрий Германович… Восьмидесятого года рождения… Город Тюмень… Образование среднее… Холост… Не привлекался… Служил в армии… Войска какие? Войска внутренние… Где служил? Подмосковье… Посмотреть, что есть на Скадовского у Хамзы… Так, Скадовский… Тюмень… Среднее… Холост… Внутренние войска… Водитель… А у Проскурова работает электриком… Да, это тот парень, который розетки заглушками закрывал, я его видел… Был водитель, стал электрик. Допустим… А это что? Оружие на Юрия Германовича Скадовского зарегистрировано… Карабин "Сайга"… В Тюмени оружие хранится, если судить по бумагам… Внутренние войска, карабин… А работает электриком… А как он вообще к Проскурову попал? Как простой парень из Тюмени в одночасье переместился в элитный дом на Рублевке?.. Вот он работает в Тюмени… И тоже водителем, между прочим, а никаким не электриком… Четвертого апреля он увольняется, а уже шестнадцатого принят на работу в дом Проскурова… Электриком… Хорош электрик… С карабином…»

Вечером Китайгородцеву позвонил Алексей Алексеевич, пригласил в свой кабинет, сказав, что дело неотложное.

В том кабинете Китайгородцева дожидалась Виктория. Коротенькая юбка и топик – фигура у нее чудо как хороша.

– Почему вы нас оставили? – спросила Виктория, и в её голосе не было ни сухости, ни раздражения хозяйки, а лишь участливость не чужого собеседнику человека. – За Алёшей надо бы присматривать.

Китайгородцев знал, что нельзя говорить о новом задании, которое ему дали, и нельзя ссылаться на Хамзу.

– Вы ведь знаете о распоряжении вашего супруга, – сказал Китайгородцев. – Он вообще хотел удалить меня из дома. Но я не ушёл. Я пересижу тихонько смутные времена и вернусь, я обещаю.

Он обращал всё в шутку и даже улыбнулся. Виктория купилась на этот дешёвый трюк и тоже улыбнулась в ответ. Только Алексей Алексеевич сидел в своём кресле с непроницаемым выражением лица, и вид имел такой неприметный, будто его здесь и не было.

– Хорошо, я поговорю с мужем, – сказала Виктория.

Китайгородцев дипломатично промолчал.

Виктория поднялась из кресла. Алексей Алексеевич тут же вскочил, словно под ним сработала мощная пружина. Он провожал Викторию до выхода из кабинета и лично распахнул перед нею дверь.

– Там розетки закрыли, – вдруг вспомнила Виктория и остановилась в дверях. – Ну, такими штучками пластмассовыми. Вы видели?

– Да, – ответил Китайгородцев.

– Они такие, как нужно? Правильные штучки?

– Правильные, – улыбнулся Китайгородцев. – Электрик всё сделал, как следует. Скажите, а вы сами людей для работ по дому набираете? Или кто-то это делает за вас?

– По-разному бывает. Иногда обращаемся в агентство, иногда берём по рекомендации знакомых. А почему вы спрашиваете?

– Я скажу, только вы не говорите об этом, пожалуйста.

– Кому не говорить? Мужу?

– Нет, этому человеку. Электрику. Он каким-то таким чудесным образом к вам попал. Переместился из далёкой Тюмени прямо в ваш дом. И ему на такой карьерный взлет понадобилось меньше двух недель.