Моя любимая дура
Не дошел я еще до своей машины, как вспомнил про злосчастное окно. Так закрыл я его или нет? Сначала один милиционер баловался с ним, давил на раму, дергал за ручки, потом другой. Может быть, я благополучно забыл о нем и оставил приоткрытым? Пришлось развернуться и обойти дом, глядя на окна первого этажа, занятого моим агентством. Двор у нас тихий, темный. Оставь канализационный люк открытым – ни за что не заметишь. Нормальные люди стараются в сумерках обходить это место стороной. Даже вездесущие бомжи не обжили плотные кусты. И уж, конечно, никакой водитель не оставит здесь на ночь свою тачку, а если сделает это, то имеет много шансов утром найти ее «раздетой». Потому-то я с удивлением заметил в плотном мраке прижавшуюся к кустам «девятку». Она была черной, как смола, плюс к этому тонированные стекла. Словом, черная кошка в темной комнате. Мне показалось, что боковое стекло, которое рядом с водителем, слегка опущено, и где-то в непроглядной утробе машины, словно Марс на ночном небе, мерцает кровавый огонек сигареты.
Впрочем, я сразу забыл об этой машине. Проверив окна и убедившись, что они заперты, я вернулся к своему «опелю». Сел за руль, запустил мотор, но некоторое время не трогался с места. Мне нравится сидеть в темном салоне машины и смотреть на светящиеся призрачным зеленоватым светом приборы. Уютно и покойно. Наверное, это напоминало далекое детство. В моей спальне стоял громоздкий старомодный приемник с широкой, обитой материей панелью. И на ней зеленым светом горел индикатор настройки. Если волна уходила, на индикаторе, словно павлиний хвост, распускался зеленый луч. Мама включала приемник по вечерам и находила тихую музыку. И я, прежде чем заснуть, подолгу смотрел на светящийся в темноте зеленый глаз, как он меняется, переливается, словно подмигивает мне.
Я медленно тронулся с места. Мне так сильно не хотелось домой, что даже силой воли я не мог заставить себя давить на педаль акселератора сильнее. Придумал повод поехать на другой конец города, на хлебопекарный завод, где можно было купить горячий лаваш. Я катился по набережной Дерекойки в правом ряду со скоростью похоронной процессии. Меня обгоняли даже старые полуживые «запорожцы». На ветровом стекле появились отметины первых дождевых капель. Я включил магнитолу и поставил кассету Вивальди. Ирине очень нравились его концерты, особенно «Времена года». Когда звучали минорные тона осени, на ее глаза накатывали слезы. Тонкая, ранимая натура.
На площади автовокзала я развернулся и покатился в сторону набережной. У закрытых ворот центрального рынка, словно тени, бродили не то уборщики, не то бомжи. Они собирали картонные коробки, сплющивали их и складывали в стопку. Неопрятный сутулый мужчина кинул картонку под куст, опустился на нее на колени, затем повалился на бок, скрутился калачиком, как озябшая собака, и стал неподвижен. Две девушки голосовали проходящим мимо машинам, выйдя едва ли не на середину дороги. Легковушки притормаживали, аккуратно объезжали их. Девушки прыгали от нетерпения, курили, отхлебывали из жестяных баночек.
– Эй, мужчина! – громко крикнула одна из них и пригнулась, чтобы лучше рассмотреть меня через ветровое стекло. – Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких радостях…
Я часто подвозил Ирину домой после работы. Ослепленные фарами проститутки не сразу замечали рядом со мной девушку, и кидались к машине, предлагая мне свои услуги. Ирина реагировала на это со святостью и чистотой взращенного в монастыре ребенка. Она дико смущалась, и выступивший на ее щеках румянец был заметен даже в сумерках. В ее молчании угадывалось необъяснимое чувство вины передо мной, будто она хотела сказать: наверное, я помешала тебе? наверное, ты хотел бы пригласить их в машину?
Я чуть не отдавил колесом смело выставленную ножку и, проехав жриц любви, невольно посмотрел на зеркало заднего вида. Девушки кинулись на идущую следом машину, и только сейчас я увидел, что это была та же черная «девятка» с тонированными стеклами, во всяком случае, как две капли воды похожая на ту машину, что стояла в нашем дворе. В ответ на предложение девушек из окна «девятки» вылетел окурок и, прочертив малиновую дугу, разбился в искры об асфальт.
Может, это та самая машина, о которой говорила Ирина? Я не слишком вник в ее слова, когда она упомянула о какой-то «девятке»; я больше прислушивался к интонации, а само предупреждение о слежке воспринял лишь как желание Ирины испортить мне настроение. Меня покоробили слова «твое агентство», и ни о чем другом я уже думать не мог.
Я прижал машину к обочине и остановился. «Девятка» проехала мимо, свернула в какой-то проулок и исчезла за углом дома. Нет, никто за мной не следит. Никому я не нужен. Что я собой представляю, чтобы за мной следить? Я не политик, не банкир, у меня нет с собой чемоданчика, набитого баксами. Я руководитель частного детективного агентства, которое, по своей сути, является нелегальным филиалом следственного отдела местной милиции. В год у нас бывает не больше тридцати заказов, что приносит нам весьма скромную прибыль, но зато большие неприятности, где конфликты с милицией и криминальным миром – самые маленькие.
За строем пальм светилась витрина продуктового магазина. Надо что-то взять к ужину. Когда на душе тяжко, надо отягощать желудок. Для равновесия, чтобы к утру не перекособочило. Устрою-ка я себе развратный ужин. Возьму баночку маслин, маринованные грибы, нарезку сырокопченой колбасы, грамм сто осетрины, икорки, корейской морковки и водочки. И отпраздную свое одиночество. Одиночество – это высшая степень свободы. Бледная продавщица, одуревшая от духоты, посмотрела на меня с плохо скрытой ненавистью.
– Мужчина, – растягивая гласные, звонко сказала она. – Мы водку в морозильнике не держим. Вся вино-водочная продукция на прилавке.
Бог с ней, пусть будет теплая. Пока накрою стол, бутылка успеет покрыться инеем в морозильнике. Только сейчас я почувствовал, что голоден. Завтракал я в аэропорту Беслана перед посадкой в самолет – чашечка кофе и тонкий хлебец с сыром. И больше ничего за весь день. Увесистый пакет пришлось нести двумя руками. Я уже приготовился толкнуть ногой стеклянную дверь, чтобы выйти из магазина, как высокая и тоненькая девушка в кроваво-красной юбке услужливо распахнула ее передо мной. Оказывается, есть еще добрые люди на свете! Я поблагодарил девушку за порыв альтруизма и вышел из магазина. Девушка, словно голодная кошка, которая угадала в пакете сосиски, снова оказалась рядом со мной. С мольбой заглядывая мне в глаза, она пролепетала:
– Простите, пожалуйста! Мне надо срочно позвонить подруге и сказать, что я не смогу к ней приехать. Вы не могли бы дать мне на секундочку свой мобильник? Я скажу всего лишь два слова.
Глава третья. Девушка с лицом пуделя
Я остановился. Хорошее у нее личико, безвинное, смуглое, мелкое. Носик и верхняя губа чуть вытянуты вперед, отчего девушка чуть-чуть напоминала пуделя. Черные волосики растрепались, влажные от купания пряди налипли на лобик. Ну как можно отказать такому милому созданию?
Я сначала хотел передать девушке пакет, чтобы освободить руки, но решил, что она его не удержит и выронит, а бутылка водки обязательно разобьется об асфальт. Прижав покрепче набор деликатесов к груди, я встал так, чтобы ей было удобнее.
– Вытаскивайте его из чехла… Хватайте за антенну и тащите! Да что вы на меня смотрите, будто я что-то не то сказал…
Она потянулась к моему ремню неловко, ужасно стыдясь, словно ей предстояло расстегнуть пряжку и совершить какие-то манипуляции с моими джинсами, раскрыла чехол и вынула трубку. Мы стояли перед входом и мешали людям. Почему-то в этот поздний час не только у меня проснулся зверский аппетит. Я стал смотреть на звезды, чтобы не смущать молодую особу. Поглядывая на обрывок бумажки, она набрала номер. Прижала трубку к уху, ненадолго замерла, потом покачала головой.
– Не подходит. Наверное, уже ушла…
Она отключила трубку. Упрощая девушке задачу, я подставил пакет.
– Кидайте его сюда!
Мобильник цокнул о бутылку. Девушка немедленно повернулась и быстро зашагала по улице вдоль строя пальм, весело размахивая белой сумочкой. Я вернулся к машине, опустил пакет на переднее сидение, достал оттуда трубку и мельком осмотрел ее. Девушка вела так, словно совершала какой-то нехороший поступок. Ей было стыдно, что пришлось просить незнакомого мужчину о таком пустяке? Только я взялся за ключ зажигания, как мобильник завибрировал и запищал. Я глянул на дисплей. Номер звонившего не определился. Я даже застонал, словно от боли. Как мне надоел этот овечий колокольчик! Надо отключить его. А еще лучше сломать. Шваркнуть разок о пол, и сразу отпадут многие проблемы.
– Ну? – произнес я в трубку таким тоном, что сразу дать понять: я оказал величайшую милость позвонившему мне человеку уже только тем, что соизволил ответить на звонок.
– Отныне ты должен делать то, что я буду тебе приказывать, – услышал я низкий мужской голос, причем, мне показался он неестественным, умышленно искаженным.
– Кто ты? – перебил я мужчину. Терпеть не могу разговаривать с бесплотными тенями, которые не называют себя.
– Тебя это не касается. Слушай меня и не перебивай!
– По-моему, у тебя непомерно раздутые запросы, – усмехнулся я. Конечно, получилось не очень вежливо, но как еще ответить на столь бесцеремонное заявление?
– Не в твоих интересах спорить со мной. Придержи свой язык, пока я не начну задавать вопросов.
Кажется, незнакомец начал мне угрожать. Нередко мои клиенты, став жертвой преступления, теряли от страха головы, кричали в трубку, плакали, рта не давали мне раскрыть, путано излагая события. Но этот тип вовсе не казался испуганным. Напротив, он был вызывающе наглым. Может, он был пьян?
– У меня закончился рабочий день, – сказал я. – Позвони мне завтра в частное детективное агентство, телефон которого найдешь в любом информационном справочнике.
Я едва не отключил трубку. Незнакомец вдруг воскликнул неожиданно высоким, почти писклявым голосом:
– Подожди, торопыга! Ты даже не представляешь, чем рискуешь, разговаривая со мной таким тоном! У тебя нет выбора! Или ты безоговорочно принимаешь все мои условия, или же…
– Ну? Что? – насмешливо спросил я.
– …или же готовься в ближайшие дни похоронить свою любимую Ирину.
Вот как! Он знает Ирину, и грозит расправой с ней. Как бы выяснить, кто этот человек? Глупец или идиот? Я был уверен, что разговариваю либо с глупцом, либо с идиотом. Убийца с серьезными намерениями редко когда обмолвится о своих намерениях в первую же минуту разговора. Это козырная карта, которой настоящий хищник не станет бравировать.
– Во-первых, Ирина для меня не самая любимая, – сказал я.
– Это не имеет значения! – заметно нервничая, произнес незнакомец. – Я отправляю ее на тот свет, и рука моя не дрогнет.
– А ты уверен, что я смогу выполнить твои приказы? – Я постарался передать ему свой спокойный тон, чтобы понапрасну не нервировать.
– Да! Только ты сможешь это сделать! И не вздумай отбрыкиваться, скотина!
– Давай сразу договоримся: больше ни одного оскорбления, иначе я пошлю тебя на хер! Давай сейчас встретимся и спокойно обо всем поговорим. Я могу подъехать к тебе…
– Нет!! Никаких встреч не будет!
– Как же я узнаю, что ты от меня хочешь?
– Я буду звонить и приказывать!
Наглость людей иногда способна в одно мгновение вывести меня из себя. В такие минуты я не слежу за своей речью, не скуплюсь на крепкие выражения. Но мои утомленные нервы еще стонали под тяжестью пережитого на леднике Джанлак и размолвки с Ириной, и потому эмоции были придавлены, невыразительны. А чего нервничать, волноваться и считать частоту сердечных сокращений? Наверняка это не совсем нормальный человек, у которого под воздействием телепередач началось обострение, и потому не стоит излишне серьезно относиться к его угрозе. Пожертвовать роскошным ужином и попытаться разыскать его прямо сейчас, чтобы эту глупую проблему не переносить на завтрашний день?
Я вырубил телефон. Теперь на счету была каждая секунда. Я осмотрелся по сторонам. Очень часто злодеи, ведущие переговоры по телефону со своими потенциальными жертвами, находятся рядом. Они любят наблюдать, как их жертва суетится, волнуется, спотыкается… Горячие следы еще не остыли. Если найти хотя бы один, хотя бы малейшую зацепку, да вцепиться в нее мертвой хваткой… А впрочем, зацепка уже есть…
Я запустил мотор, объехал стоящий впереди меня «жигуль» и до пола придавил педаль акселератора. Сколько я говорил по телефону с незнакомцем? Минуты три? Мелькнул продуктовый магазин. Свет фар начал перебирать стоящие в длинном ряду стволы пальм. Я сбросил скорость и покатился посреди улицы, глядя по сторонам. Людей много, целые потоки людей, как если бы где-то рядом был стадион, и там только что закончился футбольный матч. Группа парней в светлых майках. Рыщут хищными взглядами по сторонам, ищут девчонок… А вот явно подвыпившая парочка, идут в обнимку, где-то между ними затерся малыш с надувным кругом, который он держит, словно не по размеру широкие штаны… Вот шаркают крутыми фирменными кроссовками две до белизны седые старушки, обе в шортах, кудрявые, с тщательно постриженными затылками, у каждой на шее болтается фотоаппарат… А вот и моя милая обманщица в кроваво-красной юбке и белой майке, похожей на бюстгальтер. Идет неторопливо, размахивая сумочкой, как батюшка кадилом. Явно старается произвести впечатление на мужчин. Голодные парни свистнули ей с противоположной стороны улицы, но она не отреагировала, ей нужны личности с наличностью, а не мелкая шушера, у которой одна бутылка пива на троих. Я обогнал ее, прижался к бордюру и остановился. Коротко посигналил. Девушка, не замедлив шага, искоса посмотрела на мою машину. Нет, она еще не уверена, что я сигналил именно ей, она невозмутима и старательно подчеркивает свою независимость. Я еще раз шлепнул ладонью по кнопке сигнала. Вот теперь она остановилась и, оценивая, стала рассматривать машину. Есть девицы, которые в машинах разбираются лучше, чем некоторые работники автосервисов. В смысле, в стоимости и престижности авто.
Подошла, вглядывается в боковое окно. Меня она пока не видит, мое лицо в темноте, я нарочно откинулся на спинку, чтобы свет фонаря не освещал его. Гостеприимно приоткрыл дверь. Девушка оперлась не нее локтем, чуть склонила голову и заглянула в салон.
– Ну? Ты что-то хотел спросить?
Вот, наконец, она меня узнала. Игривая маска мгновенно слетела. Губы надломились в презрительной усмешке. Под глазами проступили тени хронической усталости – наверное, девушка забыла, когда вволю высыпалась. Она попыталась отойти на шаг, но я крепко схватил ее за запястье.
– Руку поломаешь, бизон! – звонко крикнула она. – Мне что, милицию позвать?
– Сядь, поговорим, – спокойно сказал я.
– Я не в разговорном жанре работаю. Отпусти, пока по глобусу не врезала!
Где же та прежняя наивность и чистота в глазах? Где робкий, заискивающий голосок? Она была уверена, что я испугаюсь ее искрометной агрессии, испугаюсь внимания, которое мы начали привлекать, и уже навострили уши молодые жеребцы в белых майках, уже напрягли свои юношеские бицепсы, уже сжали кулачки, готовые всей стаей сорваться на помощь несчастной девушке. Я резко потянул ее за руку. Если бы она вовремя не уперлась коленом в сидение, то наверняка упала бы у порожка, и мне пришлось бы втащить ее в салон волоком. Я сбросил сцепление и поддал газку. Дверь захлопнулась, как форточка от сквозняка. Девчонка стояла передо мной на четвереньках, как собака, привыкшая к машине. От резкого старта ее откинуло на спинку, сумочка просвистела у моего уха и шлепнула меня по затылку.
– Ты что делаешь?.. Останови… Останови быстро…
Вот теперь она уже боится меня. Испугалась, что события разворачиваются стремительно и без каких-либо слов. Уперлась двумя руками в панель, попыталась одну ногу опустить на коврик, чтобы потом сесть на сидение, да поправить юбку, которая уже никаких функций не выполняла, а лишь мешала, как детский надувной круг, но я, не снижая скорости, резко свернул на Войкова. Девушка спикировала на меня, вымазала мне колено губной помадой. Одной рукой вцепилась мне в волосы, второй схватилась за руль – машинально, лишь бы за что-то схватиться. Красная юбка теперь семафорила где-то на уровне моей головы, тонкий каблук уткнулся в потолок кабины. Презабавное зрелище! Я для верности сделал еще один вираж и остановился под сенью влажных деревьев Городского сада.
– А здорово мы с тобой прокатились, да? – поделился я впечатлениями, бережно убирая со своего плеча загорелую ножку.
– Урод! – пискнула моя пассажирка, выкарабкавшись из-под панели, и попыталась влепить мне пощечину, но я пригнулся, и она попала в подголовник.
Двери были заблокированы, она не могла выскочить из машины, знала об этом, но, как мне показалось, вовсе не стремилась на волю. Я сломал ее имидж – куколки Барби с высоко поднятой головой, безупречной осанкой и надменным взглядом, заставив ползать где-то между педалями управления, и за это унижение ей хотелось мести. Я снова взялся за рычаг скоростей, и девушка, не желая снова раскорячиваться передо мной, замолчала, поспешно устроилась на сидении и накрепко схватилась за ручку над окном. Теперь она больше походила на летчика-истребителя перед катапультированием. Мне было весело. Девушка мне нравилась, особенно в своем искреннем испуге и гневе.
– Чего сияешь? – проворчала она. – Я чуть лоб себе не расшибла.
– Кому звонила? – спросил я и, протянув руку, осторожно потрепал девушку по щеке, словно погладил загнанную в угол, готовую царапаться и кусаться кошку.
– А почему я должна перед тобой отчитываться?
– Вот же какая глупая! – вздохнул я и тряхнул головой, как бы желая стряхнуть с себя мысли о тяжких последствиях звонка. – Ты в самом деле ничего не знаешь, или только прикидываешься?
– Это ты прикидываешься! – фыркнула девушка и, пытаясь вернуть себе утраченное самообладание, открыла сумочку и достала оттуда зеркальце. – Заплатить тебе за пользование телефоном? Стольника хватит?
Она помахала перед моим лицом купюрой. Я выхватил ее, смял в кулаке и кинул ей в лицо.
– Дура! Думаешь, я с тобой в игрушки играю? Весь уголовный розыск города поднят на уши, и отрабатывается каждый звонок на этот проклятый номер! Не надо таращить на меня глазёнки и делать вид, что ты звонила подруге! Думала, что я, как лопух, тебе поверю! Не ожидала ведь, что на мента нарвешься, да?!
Наверное, я складно врал, и недоумение на лице девушки быстро сменилось тревогой. Она поправила упавшую на глаза челку и, часто моргая, залепетала:
– Чего вы на меня кричите? Это разве такой большой грех – попросить позвонить?
Я схватил ее за плечо.
– Грех не в том, чтобы позвонить, – зашептал я, едва не касаясь губами ее глаз. – А в том, куда позвонить. Что ты овечкой притворяешься? Разве не знаешь, что на этом номере висит подпольная секта сатанистов, на счету которых уже тридцать четыре ритуальных трупа! Зачем ты им звонила? Хотела предупредить об опасности? Или дать координаты очередной жертвы?
– Вы что?! – ахнула девушка и скороговоркой: – Да я понятия не имела, что это за номер! Я совершенно случайно его набрала! Да если бы я знала, кому звоню, сразу бы от страха умерла! У меня и в мыслях не было…
– Не врать! – рявкнул я. – Или колись, или сейчас же едем в отделение, и о своих связях с сатанистами будешь рассказывать под протокол!
Еще раз убеждаюсь, какие у нас люди легковерные, и какой магической силой обладают слова «отделение» и «протокол». Она даже не подумала о том, что для начала надо спросить у меня удостоверение сотрудника милиции. В глазах – отчаяние и слезы.
– Пожалуйста, не надо в отделение, – сказала она, прижимая руки к груди. – Нет у меня с ними никакой связи! У меня и в мыслях ничего дурного не было. Подозвал меня какой-то мужик…
– Какой мужик? – прервал я. – Подробно о нем!
– В темных очках. Худощавый такой, лет тридцати пяти. Лицо узкое, будто он всю жизнь голову между прутьями ограды просовывал.
– А рост?
– Рост я не могла определить, он из машины меня позвал. Машина посигналила, я подошла…
– Модель?
– «Жигули», – глотая растерянность и страх, отвечала девушка. – Кажется, девятая модель.
– Цвет?
– Темный. То ли темно-синий, то ли черный…
– Дальше!
– Я подошла, а он сразу протянул мне деньги из окна.
– Сколько?
– Ну-у… Я не разглядела, в сумочку кинула…
– Сколько?!
– Сто баксов.
– И ты уже была готова сесть в машину, – подсказывал я.
Она заламывала пальцы.
– Он дал мне бумажку с номером телефона и показал на вас. Через витрину всё было хорошо видно. Вы стояли у прилавка и что-то покупали… Он говорит: попроси у этого человека мобильник и набери номер, который я тебе дал.
– И всё?
– Да, всё. Я сама удивилась. Машина сразу отъехала, а я пошла в магазин.
– Куда машина поехала?
– Я не обратила внимания, потому что всё время смотрела на вас, чтобы не потерять из виду. Но вы такой рослый, заметный, красивый, что я вас даже в самой большой толпе нашла бы.
Девушка немного успокоилась и начала осторожно вставлять комплименты, намереваясь вызвать во мне чувство симпатии к ней, а значит, жалость и сострадание. Я порылся в пакете со снедью, вынул запаянные в вакуумную упаковку кружочки копченой колбасы и протянул ей.
– Зачем? – растерянно произнесла она и через силу улыбнулась: фиг его знает, как воспринять этот ментовский юмор? Может, я собираюсь отправить ее в следственный изолятор, где ужин уже закончился.
– Она с чесноком, – пояснил я, снимая блокировку дверей. – Сатанисты и прочая нечисть этот запах на дух не переносят.
Девушка вышла из машины на ватных ногах, пытаясь затолкать упаковку с колбасой в сумочку. Я смотрел на нее с той жалостью, с какой мы смотрим на беспомощных и жалких животных, приютить которых не позволяет разве что брезгливость. До обидного не хватало мне святости и авантюрной добродетели, ибо стоило, если всё делать по совести, стоило привезти эту девчонку к себе, успокоить, накормить и дать ей вволю выспаться. Но моя совесть тиха, скромна, локтями работать не умеет, и вот уже уступает куда более заметной страсти к работе, к поиску, к тайнам. Девчонку я раскусил в два счета. Незнакомец, угрожавший мне, узнал номер моего мобильника с оскорбляющей мое самолюбие легкостью. Девушка, подосланная им, позвонила с моего телефона ему, и мой номер тотчас высветился на дисплее наглеца. Теперь мне известно, что сидит он в черной «девятке», которая вот уже второй день пасется около агентства, и о которой предупреждала меня Ирина.
Я глянул на часы. Всего-то без четверти десять. Может быть, праздник плоти еще состоится? Я невольно запустил руку в пакет с продуктами, пощупал шелестящие, податливые упаковки и сглотнул. Голод – прекрасный индикатор для оценки ситуации. Если бы мне грозила смертельная опасность, если бы я гнался по пятам опасного преступника, то думал бы о чем угодно, но только не о еде. Как-то, болтаясь по влажным лесам Индии, кишащим тиграми, ядовитыми змеями и крокодилами, я не ел трое суток. За что ж я себя сейчас так мучаю?
Этого риторического вопроса оказалось достаточно, и я тотчас вынул из пакета банку испанских маслин, вскрыл ее, вылил за окно рассол и отправил в рот целую пригоршню черных ароматных ягод. Выплевывая косточки под колеса встречных машин, я помчался в обратном направлении. «Девятка», по-видимому, потеряла меня в те минуты, когда я учил девушку вежливости, как сумасшедший гоняя по ночным улицам. Теперь придется поменяться ролями, найти черную машину с тонированными стеклами, а потом, как выразилась моя недавняя пассажирка, надавать водителю по глобусу, да выяснить, что ему от меня надо.
Проехал продуктовый магазин, затем мост, оттуда свернул на узкую улочку, граничащую с вещевым рынком. Днем здесь полным-полно старьевщиков, и при желании можно купить кусочек истории. Однажды мне приглянулась медная корабельная рында. Она позеленела, будто покрылась мхом, надпись на ее обгрызенной кайме почти стерлась, но все-таки еще можно было прочесть имя судна «Отважный». Я хотел купить ее и повесить в агентстве, чтобы колокольным звоном объявлять об окончании рабочего дня. Ждал, ждал продавца часа два, но так и не дождался. Потом мне сказали, что он пошел на обед и умер. Проехав по кругу мимо пельменной и ресторана «Хуторок», я опять свернул на набережную реки. Машин повсюду полно, сверкают стеклами и лакированными бортами, но черная «девятка» как в воду канула.
Я взялся за мобильник, главную игрушку в вяло развивающихся событиях сегодняшнего вечера, нашел сохранившийся в памяти номер, который набирала девушка, и надавил кнопку вызова. Мой клиент, если наглого незнакомца можно было так назвать, долго не отвечал. Наверное, гадал, что я могу ему сказать, и что на это ему следует ответить. Я начинал прибирать инициативу в свои руки, и это ему не понравилось.