– Время. Теперь тужься. И дышать не забывай....
Под её тихие увещевания появилась тёмная головка, а потом и вся малышка, сразу же запищав. Новорожденную обтёрли и положили на грудь матери, накрыли обеих покрывалом, обрезали пуповину.
Мать улыбалась, поглаживая дитя. Распахнулись двери – женщины стремились покинуть спальню, избегая взгляда травницы. Они словно боялись услышать слова осуждения, хотя у Люсии для этого не хватало ни сил, ни желания.
На улице мужчины поздравляли отца, впихивая его внутрь дома и наперебой предлагая имена для новорожденной.
Взяв свой узелок, Люсия вышла, устало улыбнулась окружавшим её людям. И сразу за порогом провалилась во тьму. Последнее что она видела – две пары испуганных мужских глаз. Одни, серые, холодные, принадлежали Джейсону. А вторые болотно-зеленые, в сеточке морщин. Смутно знакомые, из далёких времён, когда всё было хорошо.
***
Сквозь плотный туман мучительного сна без сновидений прорывались мужские голоса.
Пока слов не разобрать, но сознание ухватилось за них, как за нить, в надежде найти выход из этого тяжёлого места.
– … му надел перчатки. – говорил один, низкий, бархатистый.
– Сразу ко мне привести не догадался? – этот голос постарше, со знакомой трескучей хрипотцой. Отец? Но он же…
– Сэм, в который раз повторить? Люсия сама приняла решение помочь. Если б не она, Старый Пёс потерял бы пару, да и дочку тоже.
В глубине комнаты раздался стук – два стакана одновременно и с силой грохнули на стол, а собеседники дуэтом выдохнули. Кто как, а мужчины почти в любой ситуации обсуждают проблемы и принимают решения в сопровождении алкоголя.
Нервный смешок вырвался из груди хрипом, а глаза так и не открывались. Слабость не позволяла и пошевелиться, словно травница вычерпала весь резерв, чего раньше не случалось.
– Проснулась… Тогда я пойду, сами понимаете, – голос молодого мужчины был знакомым, но тон его совсем не такой, как при их первой встрече. Казалось, он и правда сожалел.
– Да, да. Кыш уже.
Шаги, быстрые и уверенные, скрип двери. Совсем недолгая тишина, плеск жидкости в стакане, и снова шаги, на этот раз в сторону кровати. Девушку приподняли, под спину сунули ещё подушку, помогая удобнее сесть.
– Вот, попей.
Даже запах у мужчины тот самый, из детства – дым, карамельки и море. А ещё табак.
После пары глотков смогла, наконец, разлепить глаза. И первое, что она увидела – была трубка, которую нервно крутили в пальцах. Старая трубка с уже затёртым, неумело нацарапанным корабликом. Перевела взгляд на лицо.
– Па-ап… – сипло всхлипнула и уткнулась лбом ему в грудь.
Слёзы текли по щекам без остановки. Ещё сутки назад она была брошена всеми, предана и выброшена как ненужная вещь, к тому же намеренно испорченная, дабы никто не подобрал. Теперь же девушка нашла того человека, по которому безмерно скучала многие годы, не желая верить в его смерть.
А староста поселения изгнанников просто гладил её волосы.
Он не знал, что сказать, боялся скатиться на матросский матерный. Его дочь, милый, маленький солнечный зайчик теперь тоже одна из них. Что должно было произойти, что Люсия стала даже не просто продажной, а клеймёной шлюхой без косы? Как жила его семья эти годы? Почему та женщина позволила подобному произойти?
Любой попавший сюда больше не мог покинуть остров, это была его суть, его магия. Эта проклятая земля стала спасением его жизни и приговором для семьи.
Так они сидели долго, пока Люсия, наревевшись, не успокоилась. А потом завозилась в руках отца.
– Папа, мне бы это, ну…
“А она краснеет так же очаровательно, как мать” пришло в голову мужчине, и тот улыбнулся.
– Да, милая, вон та дверка, – Сэмюель помог дочери подняться, а сам ушел в «столовую» часть дома. Достал хлеб, сыр, остатки буженины. На столе уже стоял чайник с заваренными ароматными травами.
Девушка вышла в платье, предусмотрительно оставленным кем-то из женщин, заглянувшей к ним утром. Вместе с корзинкой с сыром, молоком и свежим хлебом.
– Давай кушать, малышка.
Люсия присела за стол, всматриваясь в отца. С детства она помнила его добродушным, весёлым, крепким мужчиной, всегда готовым поговорить с дочерью.
И, хотя за прошедшие годы его черты сгладились из памяти, – вот он, сидит напротив, наливает ей чай. Высокий, с военной выправкой, не исчезнувшей в простой жизни. Некогда русые волосы теперь стали седыми, появились морщины, но зелёные глаза до сих пор сияли так же, как и у нее.
– Говорили, ты шагнул со скалы… Хотя я помнила, брал ведь лодку, порыбачить. А потом, вроде, буря…
– Прости. Из-за моей самонадеянности тебе пришлось стать… Стать… – мужчина так и не смог произнести жуткого слова, не желая принимать страшной судьбы любимого ребёнка.
Люсия мягко улыбнулась, пригубила чай.
– Нет, не пришлось, это просто месть. Я простая травница, – пока она не хочет рассказывать об этом, но рядом с родным человеком боль прошедших дней утихает.
– Расскажешь, как жила?
– Расскажу, обязательно. Только давай потом?
Семюэль смотрел на дочь. Ей пришлось не только расти без отца, но и рано повзрослеть. Но в ее глазах не было ни злости, ни порочности. Открытый взгляд, немного усталый, с плещущейся надеждой и отголосками боли. Большего его малый дар не показал, но и этого было довольно, чтоб поверить – она осталась той же, доброй, отзывчивой его малышкой. А уж теперь он постарается сделать всё для её счастья. Всё, что сможет, пока не окончилось его время.
Отец и дочь вели неспешную беседу, за короткими фразами вспоминая тех себя, что остались в прошлом, на большой земле. Пока оба опасались переходить к болезненной теме жизни «после». Сэмюэль уже давно привык к одиночеству, к мысли что «там» его похоронили, и он никогда не узнает судьбу дочери. Хотя с каждым новым человеком вспыхивала надежда «а вдруг слышали о такой?» Теперь же в сердце колыхалась невообразимая смесь эмоций – от боли и отчаяния до надежды и счастья.
Люсия же радовалась, ведь отец теперь рядом, и она точно не пропадёт. И пусть придётся носить полностью закрытую одежду и забыть об отношениях, но она проживёт неплохую жизнь. И принесёт пользу этому маленькому сообществу. Только для начала надо выяснить, как же тут живут, и чем она сможет помочь. А отец, словно услышав её мысли, побарабанил пальцами по столу и задумчиво произнёс:
– Ты не волнуйся, занятие тебе точно найдём. Только вот как бы некоторые горячие головы…
– Горячие головы были всегда и везде, – задумчиво протянула девушка, беря кусочек сыра и свежую, ароматную булочку. – Это Проклятие… Нельзя касаться людей, кроме больных, понимаешь?
– Но им тебя никто трогать ничего не мешает. – закончил её мысль отец. – И больно будет только тебе.
Он на мгновение задумался, что-то прикидывая, и встал.
– Сейчас у нас собрание, я предупрежу кого смогу, чтоб не прикасались к моей дочери. Но сомневаюсь, что к моим словам прислушаются все. Постарайся лишний раз из дома не выходить.
– Папа, какой лишний раз? Да я ж тут заблужусь моментально!
– Вот и посиди в доме. А после обеда я вернусь, покажу тебе некоторые секреты. До встречи, мой Солнечный Зайчик.
Девушка опустила соломенные занавески на двери и окнах, вынула ставни, подоткнула юбку, и принялась за уборку дома. Ожесточенно выметая паутину, она пыталась унять грустные мысли о собственной судьбе.
***
