Трудности адаптации

Люся сложила подружкины книжки и злополучный дневник в рюкзак. Ручка одиноко покатилась по столу и с пластмассовым стуком упала на пол. Полина этого даже не заметила. «Надо идти, – отстранённо подумала она. – Ноги переставлять». В душе поднялась паника, она забыла, как делать такие простые движения. Люся всё поняла, подхватила подругу под руку, прижала её локоть к своему боку, зацепила второй рукой оба рюкзака и буквально потащила Полину к выходу из класса. Увлекаемая настойчивостью Люси, та сделала один шаг, второй. Потом начала более уверенно переставлять ноги, и пошла более-менее самостоятельно.

Девочки вышли из класса, преодолели коридор и лестницу. На свежем воздухе Полине стало немного лучше. Судорожный комок в горле рассосался, и она смогла связно выразить свои мысли.

– Люсь, я не представляю, как мне домой идти с такими результатами. Четвёрка! Уму непостижимо! Пойдём, походим где-нибудь? Мне вроде, на ходу легче становится.

Девочки, всё ещё держась под руки, медленно свернули в сторону городского парка. Здесь на дорожках снега уже не было, но между деревьями оставались белые островки. Хотя и белыми их уже можно было назвать очень условно. Чёрные точки, оттаявший мусор, обрушившиеся и подтаявшие края ясно свидетельствовали о том, что смерть этих зимних сугробов уже не за горами. Скоро они совсем исчезнут, а на их месте пробьются из чёрной влажной земли остренькие иголочки новой зелёной травки. Она постепенно наберёт силу и покроет всю почву между деревьями ярким сочным ковром, на который так и хочется упасть, раскинуть руки и долго-долго смотреть в синее весеннее небо, разговаривая с пролетающими птицами и облаками. Только всё это случится немного позже. А пока между деревьями небольшими заплатами темнеют проталинки, а по дорожкам текут осторожные ручейки, кажется и сами неуверенные в том, что уже действительно пора.

– Да ладно! Перестань! Ну, подумаешь четвёрка! У меня вон, и троек полно, и ничего, не убили дома. Ну, покричит тётя Таня. Так не убьёт же! Правда? Меня раз мама за трояк знаешь, как тетрадкой по лицу отходила? Чуть углом от обложки глаз не выбила. Помнишь, я «фонарём» светила? В прошлом году?

– Ой, я даже не знаю, что бы со мной из-за тройки стало. У папы, понимаешь, сердце слабое. Он чуть что, сразу волноваться начинает. Боюсь даже говорить, что за оценки принесла.

– А ты не говори. Сейчас погуляем, придём. Ты скажешь, что устала сильно, уйдёшь в свою комнату, закроешься и ляжешь спать. Уже почти вечер. Твои родители не удивятся, они же понимают, как ты устаёшь. А завтра с утра, ты им расскажешь. Что их вечером волновать? Пусть спят спокойно. Утро вечера мудренее. Моя мама всегда так говорит, когда надо трудное решение принять. А завтра ты, может, такие слова найдёшь, что они и ругаться не будут. Ты же у нас самая лучшая ученица в классе. Чего тебе переживать так?

– Ты не понимаешь, Люсь! Они ругаться не будут. Они будут волноваться! А это значительно хуже! Я ж тебе говорю – у папы сердце слабое. Заволнуется, «Скорую» вызывать придётся. И мама будет волноваться, знаешь, как она чуть что переживает? Прямо места себе не находит!

– Да глупости всё это! Так из-за четвёрки переживать! Моя мама вон, на двух работах работает, и отец уже два месяца в больницах лежит, никак диагноз поставить не могут. И то – ничего. Держимся. А тут – четвёрка! Не понимаю, как вообще о такой ерунде переживать можно.

– Не понимаешь, так и не говори! – Голос Полины сорвался на крик. – Отдай мой рюкзак! Не понимает она! Зато я понимаю! Ты о своём отце волнуешься, а я о своём! Иди, я сама дойду!

– Полин, ты чего? Совсем с катушек съехала? – Люся постаралась говорить как можно спокойнее, хотя слова подруги и задели её за живое.

– Никуда я не съехала, – уже спокойнее проговорила Полина. – Спасибо, что проводила и погуляла со мной. Мне получше стало. Иди, я хочу одна побродить. Не волнуйся, со мной всё в порядке.

Люся пожала плечами, закинула свой рюкзак на плечо, развернулась и пошла в обратную сторону. «Подумаешь! Ну и пусть одна тут ходит! У меня хлопот невпроворот, надо ещё ребят из садика забрать. Лучше я с ними дома повожусь и ужин приготовлю. Маме помогу». Люся пошла по дорожке, осторожно переступая между бойкими ручейками. Ботинки уже давно протекали, ноги были постоянно мокрыми, а на новую обувь денег просто не было. Тут на продукты хватает впритык, где уж такие траты на семейный бюджет вешать. Ботинки! Да ладно, можно и в этих походить. Везде асфальт, сохнет быстро. Если бы сегодня в парк с Полинкой не потащилась, то и ног не замочила бы.

Полина пошла дальше по дорожке, тоже обходя ручьи и небольшие лужицы. Хотя и делала это скорее из простой привычки к аккуратности. Ходьба постепенно успокоила и придала другое направление мыслям. Ладно! Оценку в этой четверти уже не исправить. Как она могла так запустить геометрию? Ведь учила постоянно. Надо ещё к репетитору добавочно походить, может что-то недопоняла? А на каникулах она сама позанимается. Сначала всё за третью четверть прорешает. А потом начнёт дальше решать и теоремы учить. Может, так легче будет? А если не справится? Что тогда делать?!

Паника вновь начала накатывать, и Полина пожалела, что поссорилась с Люсей. Хоть бы она отвлекла от грустных и непродуктивных мыслей и страхов. Быстро заморгав глазами, чтобы не расплакаться от жалости к себе самой, она повертела головой по сторонам, стараясь зацепиться за что-нибудь взглядом и отвлечься. Увидела скамейку, присела на краешек и стала наблюдать за стайкой воробьёв. Они шумно делили добычу – кусочек белого хлеба. Громко чирикая, один, видно самый боевой, воробей, тянул лакомство на себя, пытаясь при этом взлететь. Кусок был размером почти с него самого, к тому же намок в мелкой лужице, скопившейся около дальней ножки скамейки. Поэтому пернатому герою никак не удавалось взлететь. Остальная братия, воспользовавшись моментом, отщипывала маленькие кусочки от большого куска. Каждый по очереди отлетал в сторону с небольшой крошкой, проглатывал её и, чирикая, подлетал вновь. Наконец размокший хлеб развалился в клюве у бойкого воробья. Он, получше перехватив оставшуюся прочную горбушку, наконец смог взлететь и, с трудом взмахивая крыльями, полетел к соседней скамейке. Остальные птицы налетели на развалившийся на несколько частей кусок.

Наблюдая за птичьей суетой, Полина просидела на скамейке больше часа почти без движения. Очнулась только тогда, когда поняла, что сильно замёрзла. Спрятала руки в рукава куртки, пытаясь согреться. Однако, холод проникал, кажется, через каждую клеточку кожи. Зябко поёжившись, поднялась, поправила сбившийся рюкзак и, еле переставляя ноги, побрела домой.

Никогда она так долго не шла до своего дома. Казалось, что тело просто физически сопротивляется этому движению. Мысли перескакивали с одного на другое, ни на чём конкретно не задерживаясь. Она действительно поздно пришла домой, сняла верхнюю одежду, пробормотала, что очень устала и ужинать не будет. Закрыв дверь своей комнаты, стянула с себя жилетку и юбку и, прямо в колготках и форменной блузке, забралась под одеяло, пытаясь отогреться после такой длительной прогулки.

И вот теперь – бессонница посреди ночи. Никак не заснуть. Полина поворачивалась с боку на бок, считала бестолковых овец, которые лезли ей в голову вместе с мыслями о том, что говорить утром родителям. Воскресенье. И мама, и папа будут дома. Что им сказать? Как это лучше сделать?

Как и всё в этом мире, беспокойная ночь закончилась. Полина продолжала лежать в постели, хотя так и не заснула, а родители уже встали и ходили по кухне на цыпочках, чтобы не разбудить дочку.

«Надо вставать, – с тоской подумала Полина. – Лежи – не лежи, оценка не поменяется. Все равно придётся выходить из комнаты и во всём признаваться». С такими мыслями пришлось вылезать из кровати, переодеваться и выходить к родителям.

– Ой, Полин, доброе утро! – мама хлопотала у плиты и мельком глянула на дочь.

Папа сидел за столом нарезал колбасу для бутербродов к завтраку. Оторвавшись от своего занятия, он поднял голову, улыбнулся.

– Доброе утро, соня! Это ж надо столько проспать! Ну, рассказывай, как дела? Что ты бледная такая, не заболела?

Мама, оторвавшись от приготовления каши, обернулась и внимательно посмотрела на дочь.

– Правда, Полин, ты совсем зелёная, глаза ввалились… Температуры нет?

Полина набрала в грудь воздуха и выпалила:

– Нет у меня температуры! У меня четвёрка в четверти по геометрии!

Папа замер с ножом в руке, мама выронила ложку, которой помешивала кашу. Родители уставились на дочку, как на необъяснимое чудо. Или как на статую, которая с ними вдруг заговорила. Полина, которая зажмурила глаза для храбрости перед решительным заявлением, приоткрыла их и посмотрела вокруг. Немая сцена, как в «Ревизоре».

Через бесконечное количество минут, часов или лет, мама, наконец, спокойным тихим голосом произнесла:

– Ну, ничего, дочь, пойдёшь уборщицей работать после девятого класса, в супермаркете полы мыть. А то ещё на завод требуются рабочие. Там никакого образования, кроме основного общего не надо. А что делать, если у тебя не хватает способностей учиться? Какой университет? Ну что мы – изверги, так тебя этой учёбой мучить?

– Ещё дворником хорошо, – поддержал издевательским тоном папа. – Там конурки в полуподвальных помещениях дают. Будешь жить отдельно от нас, никто тебя учиться заставлять не будет.

– Это всё бабушкино влияние! Вот говорила она тебе – не учись, ты и не учишься. Молодец! Бабушку слушаешься…

Мама продолжала что-то ещё говорить, но у Полины потемнело в глазах, она медленно сползла вдоль дверного косяка и завалилась на пол, слегка ударившись головой о край кухонной табуретки.