Байки Дыма

В овраг она забилась и караулила. Я только сунулся, а мне пистолет в рожу. И смотрит пристально так, будто зверек затравленный. А саму аж трясет всю. Ствол ходуном ходит, того и гляди, пристрелит не потому, что захочет, а потому, что сил не хватит с собой совладать.

Слух о том, что от бандитов девица сбежала, уже тогда по всей Зоне ходил. Ну, я и смекнул сразу, что к чему, да только не верилось поначалу. Больно маленькая была девчонка-то, ребенок еще совсем.

Долго мы с ней друг на друга таращились, пока терпение мое не кончилось.

«Это ты что ли от бандитов сбежала?» – говорю.

«Обратно меня вернуть хочешь?» – спрашивает. «Учти, я стрелять буду».

«Да стреляй себе на здоровье. Только пожрать спокойно дай сначала. Нет у меня желания на пустой желудок помирать. А пока я тут трапезничать буду, можно и поговорить за жизнь нашу нелегкую», – говорю.

Гляжу, задумалась. Потом кивнула. Мол, валяй. А сама за пистолет держится, не опускает. Боится, стало быть, что нападу.

Я автомат положил аккуратненько да расположился поудобнее. А сам за ней наблюдаю, мало ли, что у нее на уме.

«Давно, – говорю, – шастаешь тут?».

Молчит.

«Сам вижу, что давно. Уж больно вид у тебя потрепанный. Голодная поди?».

Все равно молчит. А сама смотрит, как я консерву открываю, аж глаза заблестели. Она тощая была, кожа да кости.

Ну, я ж не совсем изверг какой. Открыл банку, да поставил на землю, а сам отошел подальше. Думаю, чего зазря душу человеку травить.

«Ешь, – говорю. – Нечего по оврагам голодной бродить. Разговаривать не хочешь, так никто не заставляет. А вот поесть – это дело нужное».

Сомневалась она поначалу, но недолго. Да только, как из оврага вылезла, так и рухнула. Сознание потеряла. С голодухи может, или от пережитых потрясений.

Дым помолчал, собираясь с мыслями.

– Я ее, Леха, на своих руках до бара нес, да диву давался. Живого места на ней не было, одни синяки и ссадины. И до того она исхудавшая была, что почти и не весила ничего.

Долго она лихорадила потом, брат. Бредила, кричала. А у меня сердце кровью обливалось. Я уж думал, так и помрет, не очухавшись до конца. Тёму отправил искать Белую на подмогу. Понимал, что в одиночку не справлюсь с такой бедой. Тем более, с девчонкой. Тут, видишь ли, нужен был женский взгляд и подход соответствующий.

Долго мы ее выхаживали. Дежурили с Белой поочередно, глаз с Динки не спускали. К моменту, когда она в себя приходить начала понемногу, уже и забыли, что такое нормально жрать и спать, не до того было. Все внимание на девчонку. К счастью, такая воля к жизни в ней оказалась, что не всякому взрослому мужику дано.

Как лихорадить ее перестало, Белая к науке пошла, запасы свои медицинские пополнять. А я с девчонкой остался.

Она первое время совсем дикаркой себя вела. Забьется в угол и сидит там, молчит. Я ей поесть приносил, да в другой угол садился, рассказывал всякое, вопросы задавать пытался. Только она все больше слушала, а разговаривать не спешила.

С месяц, наверное, у нас с ней так продолжалось. Она молчит, я рассказываю. Потом уж отходить начала потихоньку, сама вопросы задавала, отвечала иногда. Боялась все, что я ее обратно к бандитам отправлю или, хуже того, сам руки распускать начну. Выспрашивала, чего я ее держу взаперти. Ну, а я объяснял, как мог, что для ее же безопасности. Чтоб не нашли. И что насильно ее держать никто не станет, когда она в норму придет. Так и успокоил.

А потом ей кошмары сниться начали. Бывало, кричит она во сне, потом просыпается и ревет. А мне от ее криков всю душу выворачивает.

В один момент не сдержался, сгреб ее в охапку, прижал к себе, как дочь родную, а она в меня вцепилась ручонками своими и держится крепко так. И говорит, говорит. А мне от ее рассказа не по себе делается…

Долго она тогда ревела, страшно ей было. Так я с ней и просидел полночи, еле успокоил.

А когда спать укладывать стал, она мне в руку вцепилась и говорит: «Дядь Дым, расскажи мне сказку».

Вот тогда-то, Леха, у меня все внутри перевернулось окончательно. Понял я, что глотку перегрызу любому, кто ее тронуть посмеет. Как родная она мне стала.

 С того момента Дина оживать начала. Гуляли мы с ней по окрестностям в сумерках, чтоб лишний раз никому на глаза не попадаться. И стал я за ней странности замечать. Бывало, остановится она и прислушивается как будто. А после рассказывает мне, где какой мутант околачивается.

Поначалу-то я не особо верил. Думал, что-то у ней в голове не в порядке, чудится ей всякое. До тех пор так думал, пока она кровососа от бара не отвадила без всякого оружия. Просто вышла к нему навстречу и смотрит. Словно безмолвный диалог у них.

Уж не знаю, как так вышло, да только вот оказалось, что она действительно всякую монстру чувствует и договариваться с ними может.

Потом она и вовсе на болота перебралась. Не понимал я сначала, что ей там приглянулось. Можно подумать, другого места в Зоне не было. Тем более, с такой охраной из мутантов. И только потом дошло до меня, что она после жизни у бандитов замкнутого пространства бояться стала.

Я, конечно, уговаривал оставаться в баре, скрипел зубами. Да только сам же и обещал, кто никто насильно держать не будет. Пришлось отпустить. Ну, а дальше ты сам знаешь, да и рассказчик из меня сегодня хреновый.

– Ну дела… – протянул Хохот.

– Ты ж хотел правду, вот тебе правда, – проворчал Дым. – Теперь понимаешь, почему я тебя просил мне мразь, которая Динку застрелила, хоть из-под земли достать?

Хохот кивнул.

– Вот и ищи, Леша. Иначе я сам искать пойду. А тогда уж не обессудьте, всю Зону переверну. Да так, что мало никому не покажется. Из каждого встречного-поперечного душу живьем вытрясу.

– Не геройствуй, Дым. Я сам искать буду, а ты информацию собирай, авось кто проболтается по пьяному делу или хоть какую наводку даст. Глядишь, так у нас с тобой быстрее и надежнее получится.

Помолчали. Подумали каждый о своем.

– А теперь, – нарушил тишину Дым, – дядя Хохот, ты расскажи мне сказку…