Отечник, составленный святителем Игнатием Брянчаниновым
Таково было свидетельство Божие об истинно безмолвствующем иноке.
12. Сказал авва Марк авве Арсению: «По какой причине ты избегаешь общества и беседы с нами?» Арсений отвечал: «Знает Бог, что я люблю вас, но не могу быть вместе и с Богом, и с человеками. На небе тысячи и тысячи тысяч имеют одну волю, а у человеков воля многообразна: и потому не могу, оставив Бога, быть с человеками».
Когда иноку усвоится его делание и соделается его существенной необходимостью, тогда он не имеет возможности перейти к другому деланию, хотя бы это другое делание имело свое духовное достоинство. Оставление усвоившегося делания – как бы оставление жизни.
13. Однажды некоторые отцы пришли из Александрии к авве Арсению для свидания с ним. Один из них был дядя старшего Тимофея, архиепископа Александрийского, прозванного нестяжателем. Авва Арсений был тогда болен и отказался от свидания, опасаясь, чтобы и другие не начали приходить и беспокоить его; в то время он находился в каменистой горе Тройской. Отцы возвратились огорченные. За этим последовал набег варваров; старец оставил гору и перешел для жительства в Нижний Египет. Услышав это, отцы опять пришли для свидания с ним. Старец принял их радушно. С отцами был брат. Этот брат сказал авве Арсению: «Известно ли тебе, авва, что мы приходили к тебе для посещения в Тройскую гору?» Старец отвечал ему: «Вы после того, как я не принял вас, ели хлеб и пили воду, а я – поверь мне, сын мой, – не вкусил ни хлеба, ни воды, даже не присел, но пребыл в молитвенном подвиге о вас, доколе мне не было открыто, что вы возвратились к себе благополучно. Так поступил я по той причине, что вы потрудились ради меня. Впрочем – простите меня». Посетители пошли от него утешенные.
Чтобы исцелить плотское суждение о поступке духовного мужа, о поступке, который по наружности своей мог показаться резким нарушением заповеди Божией о любви к ближнему, святой Арсений поведал тайну своего поведения относительно непринятых им посетителей и бывшее ему о них Божественное откровение, из которого явствовала сила его молитвы и то исполнение заповеди, к которому способны одни Духоносцы.
14. Брат пришел к хижине аввы Арсения – это случилось в Скиту – и увидел сквозь дверную скважину старца всего как бы огненным. Брат достоин был видения. Он постучался в дверь; старец вышел и, заметив изменение в лице брата, спросил его, давно ли он тут и не видел ли чего? Брат сказал, что ничего не видел. Старец, побеседовав с ним, отпустил его.
15. Поведал авва Арсений о некотором скитянине, великом по подвижничеству и славном по вере, но погрешившем в ней по невежеству, следующее: «Скитянин говорил, что в святом причащении мы приемлем не Тело Христово, но образ Тела Христова в виде хлеба. Об этом услышали два старца. Зная, что говоривший велик по жительству, они поняли, что он говорит это не по злонамеренности, а по неведению и простоте. Они пришли к нему и сказали: «Отец! Мы слышали о некотором брате, что он произнес мнение, несогласное с учением правой веры, именно что в святом причащении мы принимаем не Тело Христово, но образ Тела Христова в виде хлеба». Старец отвечал: «Говорил это я». Они начали его убеждать: «Не думай так, отец, но исповедуй по преданию Святой Соборной Апостольской Церкви. Мы веруем, что хлеб есть самое Тело Христово, а в чаше – самая Кровь Христова, – отнюдь не образы. Хотя непостижимо, каким образом хлеб может быть Телом, но так как Господь сказал о хлебе: Сие есть тело Мое, – то мы веруем, что хлеб есть истинное Тело Христово». Старец на это сказал: «Если я не буду удостоверен самым опытом, то пребуду в сомнении». Они предложили ему: «Будем молиться Богу в течение всей следующей недели, чтобы Он объяснил нам таинство, и веруем, что Бог откроет». Старец с радостью принял предложение; он молил Бога так: «Господи! Ты знаешь, что я не верю не по злонамеренному упорству. Господи Иисусе Христе! Открой мне об этой тайне, чтобы я не пребывал в заблуждении по причине неверия». Также и старцы, придя в хижины свои, молили Бога в течение всей недели об этой тайне и говорили: «Господи Иисусе Христе! Открой об этой тайне старцу, чтобы он не пребывал в неверии и не погубил труда своего». И послушал их Бог. По прошествии недели они пришли в церковь, сели все трое на одной циновке, и отверзлись им очи. Когда был предложен хлеб на святой трапезе, тогда увидели они, одни эти три старца, младенца вместо хлеба. Когда же иеромонах простер руку, чтобы преломить хлеб на святой трапезе, то сошел с неба Ангел Господень с ножом в руке, заклал младенца; кровь из него излил в чашу. Когда иеромонах преломлял хлеб – Ангел резал младенца на малые части. Когда приступили к принятию Святых Таин, неверовавшему старцу подано было кровавое мясо. Увидев это, старец испугался и возопил: «Господи! Верую, что хлеб есть Тело Твое!» – и немедленно мясо на руке его оказалось хлебом, по обычаю таинства. Он причастился, славословя Бога. Старцы сказали ему: «Бог ведает, что человеки не могут употреблять сырого мяса, а потому Он прикрыл Тело Свое видом хлеба, а Кровь видом вина». Два старца возблагодарили Бога, не попустившего подвигу третьего старца сделаться тщетным»[20].
16. Когда настало для аввы Арсения время кончины, тогда братия, бывшие при нем, увидели, что он плачет. Братия сказали ему: «Отец! Неужели и ты страшишься?» Он отвечал: «Страшусь!» Страх, ощущаемый мной в настоящий час, пребывал со мною с того времени, как я сделался монахом.
17. Сказывали об авве Арсении, что он постоянно имел платок на коленях в то время, как сидел за рукоделием, по причине слез, падавших из очей его.
18. Блаженной памяти архиепископ Феофил перед тем, как ему умереть, сказал: «Блажен авва Арсений! Ты всегда имел перед взорами твоими этот час».
1. К числу великих отцов принадлежал старец, по имени Агафон, знаменитый по добродетелям смирения и терпения. Однажды посетили его некоторые братия. Они слышали о его великом смирении и захотели испытать, точно ли он имеет смирение и терпение. Для этого они сказали ему: «Отец! Многие соблазняются на тебя за то, что ты одержим в сильной степени страстию гордости и столько презираешь других, что считаешь их за ничто; также ты непрестанно осыпаешь злоречием братию. Очень многие утверждают, что тайной причиной такого поведения твоего есть блудная страсть, которой ты объят: с целью прикрыть собственную порочную жизнь, ты постоянно занимаешься оклеветыванием других». На это старец отвечал: «Сознаю в себе все эти пороки, в которых вы обличили меня, и не могу допустить себе запирательства в толиких беззакониях моих». С этими словами он пал к ногам братии и сказал им: «Умоляю вас, братия, молитесь прилежно ко Господу Иисусу Христу о мне несчастном, обремененном бесчисленными грехами, чтобы Он простил мне многие и тяжкие беззакония мои». Но братия к преждесказанным словам присовокупили и следующие: «Не скроем от тебя и того, что многие признают тебя еретиком». Старец, услышав это, сказал им: «Хотя я обременен многими другими пороками, но отнюдь не еретик; чужд душе моей этот порок». Тогда братия, пришедшие к нему, пали ему в ноги и сказали: «Авва! Просим тебя сказать нам, почему ты нисколько не смутился, когда мы обвиняли тебя в таких важных пороках и грехах, а обвинение в ереси встревожило тебя? Услышав его, ты не мог вынести и отверг его с решительностью». Старец отвечал им: «Первые обвинения в грехах я принял для приобретения этим смирения и желая, чтобы вы имели мнение о мне, как о грешнике: мы удостоверены, что в сохранении добродетели смирения – великое спасение души. Господь и Спаситель наш Иисус Христос, когда иудеи осыпали Его многими укоризнами и клеветами, претерпел все это и предоставил нам Свое смирение в образец подражания. Приведенные против Него лжесвидетели свидетельствовали против Него много ложного, но Он переносил терпеливо клеветы, возведшие Его на крест. Апостол Петр, указуя на это, говорит: Христос пострада по нас, нам оставль образ, да последуем стопам Его (1 Пет. 2, 21). Подобает нам терпеливо, со смирением переносить все противности. Но обвинение в ереси я не мог принять – с великим омерзением к нему отверг его: потому что ересь есть отчуждение от Бога. Еретик отлучается от Бога живого и истинного и приобщается диаволу и ангелам его. Отлученный от Христа уже не имеет Бога, Которого он мог бы умолить о грехах своих, и, во всех отношениях, есть погибший. Если же еретик обратится к вере, содержимой истинной вселенской святой Церковью, то он приемлется благим и милостивым Искупителем, воссоединяется с истинным Богом Творцом и Спасителем нашим Христом, Который всегда был и есть единосущен Отцу и Святому Духу. Ему слава во веки веков. Аминь».
2. Агафон был мудр по естественному свойству своему, чужд лености в отношении к телу, наблюдал должную соразмерность в рукоделии, пище и одежде[21].
3. Сказывали об авве Агафоне, что он стремился к исполнению всякой заповеди Божией: когда случалось переправляться через реку – он сам первый принимался за весла; когда приходили к нему для посещения братия – он, по совершении обычной молитвы, немедленно собственными руками поставлял трапезу, потому что был исполнен любви Божией[22].
4. Однажды братия в присутствии аввы Иосифа начали разговор о любви. Старец сказал: «Мы не знаем, что такое – любовь. Вот образец любви: авва Агафон имел ножик, необходимый ему для его рукоделия. Пришел к нему брат и, увидев ножик, похвалил эту вещь. Авва Агафон немедленно начал упрашивать брата, чтобы он принял ножик в подарок, и не дал брату выйти из келлии, пока не уговорил его принять понравившуюся ему вещь»[23].
Надо принять в соображение, какого труда стоило вновь приобрести в глубокой пустыне орудие, необходимое для рукоделия, составлявшего и часть келейного подвига, и единственное средство к содержанию себя. При таком только соображении можно оценить должным образом поступок старца, строго внимательного к себе, дорожившего своим безмолвием. Преподобный авва Агафон, хотя и проводил жизнь безмолвника, но предпочитал безмолвию исполнение заповедей любви к ближнему, подобно преподобному Моисею Мурину и в противоположность преподобному Арсению Великому. Последний совместил в любви к Богу любовь к ближнему и возвел вторую на высоту таинственного подвига, превысшего дел, совершаемых при посредстве тела.
5. Говорил авва Агафон: «Если б возможно было мне взять тело у кого-либо из прокаженных и передать ему мое, то сделать это было бы для меня наслаждением». Такова совершенная любовь[24].
6. Поведали об авве Агафоне, что он, отправляясь однажды в город для продажи своего рукоделия, нашел там больного странника, поверженного на улице, – и никто не принял на себя попечений об этом страннике. Старец остался при нем; на цену, полученную за свое рукоделие, нанял хижину, оставшиеся деньги от найма келлии употреблял на нужды больного. Так провел он четыре месяца, до выздоровления странника. Тогда Агафон возвратился в свое место[25].
7. В другой раз шел авва Агафон в город для продажи скромного рукоделия и на дороге увидел лежащего прокаженного. Прокаженный спросил его: «Куда идешь?» – «Иду в город, – отвечал авва Агафон, – продать рукоделие мое». Прокаженный сказал: «Окажи любовь, снеси и меня туда». Старец поднял его, на плечах своих отнес в город. Прокаженный сказал ему: «Положи меня там, где будешь продавать рукоделие твое». Старец сделал так. Когда он продал одну вещь из рукоделия, прокаженный спросил его: «За сколько продал ты это?» – «За столько-то», – отвечал старец. Прокаженный сказал: «Купи мне хлеба». Когда старец продал другую вещь, прокаженный спросил его: «Это за сколько продал?» – «За столько-то», – отвечал старец. – «Купи мне еще хлеба», – сказал прокаженный. Старец купил. Когда авва распродал все рукоделие и хотел уйти, прокаженный сказал ему: «Ты уходишь?» – «Ухожу», – отвечал авва. – Прокаженный сказал: «Окажи любовь, отнеси меня туда, где взял». Старец исполнил это. Тогда прокаженный сказал: «Благословен ты, Агафон, от Господа на небеси и на земли». Авва оглянулся на прокаженного – и не увидел никого: это был Ангел Господень, пришедший испытать старца.
8. Авва Агафон говорил: «Монах не должен допускать себе, чтобы совесть обвиняла его в чем-либо».
9. Также говорил: «Без соблюдения заповедей Божиих невозможно ни малейшее преуспеяние».
10. Он говорил: «Сколько зависело от меня – я никогда не засыпал со скорбью в сердце моем на кого-либо и никому не допустил заснуть с какой-либо скорбью на меня».
11. Говорили об Агафоне, что все действия его истекали из духовного рассуждения. Так поступал он в отношении к рукоделию своему и в отношении к одежде своей. Не носил он одеяния, которое можно было бы назвать излишне хорошим, ни излишне худым. Для продажи рукоделия он ходил сам в город и, с сохранением внутреннего безмолвия, продавал рукоделие желавшим купить его. Цена решету была сто медниц, цена корзине – двести пятьдесят медниц. Покупателям он сказывал цену; деньги, которые они подавали ему, принимал молча, никогда не пересчитывая их. Он говорил: «Что полезного для меня в том, если буду препираться с ними и дам им повод к употреблению божбы, даже если бы при этом я получил излишние деньги и роздал их братии? Бог не хочет от меня такой милостыни; Ему не благоугодно, чтобы примешивался грех в дело любви». На это братия сказали: «А откуда будет покупаться хлеб для келлии?» Он отвечал: «Какой хлеб для инока, безмолвствующего в келлии».
12. Говорил он и это: «Не помню, чтобы я возвратился в мою келлию после выхода из нее и внес в нее какой-либо посторонний помысел; не помню, чтобы я занялся рукоделием с нарушением безмолвия моего; не помню, чтобы я предпочел занятие рукоделием моим исполнению заповеди, лишь только представлялось обстоятельство, требовавшее исполнения заповеди».
13. Сказывали об авве Агафоне, что он в течение трех лет носил камень во рту, доколе не приобучил себя к молчанию.
14. Брат спросил авву Агафона о блудной страсти. Старец сказал ему: «Пойди, повергни пред Богом силу твою – и найдешь успокоение».
Вот средство, преподанное из сокровищницы духовного разума и указывающее, что основание блудной страсти – гордость. Адам, когда восхотел быть равным Богу и доказал желание делом, тогда утратил духовное ощущение непорочности, низшел к плотскому ощущению вожделения жены, этим вожделением приложился к скотам несмысленным и уподобился им.
15. Авва Агафон сказал: «Человек непрестанно должен быть как бы предстоящим суду Божию».
16. Он сказал: «Если порабощающийся страсти гнева воскресит мертвеца, то и тогда пребудет чуждым Бога по причине порабощения своего гневной страсти».
17. Он сказал: «Если увижу, что самый возлюбленный мой увлекает меня в душевный вред, то немедленно отвергну его от себя, т. е. прекращу знакомство и сношения с ним».
Этим изречением изображается, как тщательно истинные иноки хранили себя от заразы греховной и как они страшились ее. Зараза ужасна! Когда яд греховный, в ничтожном по-видимому количестве, проникнет в живой сосуд Святого Духа и разольется в нем, то производит ужасное опустошение и превращение. Охраняясь от греховной заразы так строго и решительно, жертвуя всем для сохранения в себе добродетели, святые отцы исполняли с точностью заповедь Господа, повелевшего отсекать руку и извергать око, когда они соблазняют (Мф. 5, 29, 30). Следующая повесть также служит выражением направления, нисколько не колеблемого человеческими соображениями, но с решительностью стремящегося к исполнению воли Божией и к угождению единому Богу.
18. Поведали об авве Агафоне, что он в течение долгого времени занимался с учениками своими построением себе келлии. Не прошло еще недели, как они устроили окончательно келлию и начали жить в ней, – авва увидел на месте что-то вредное для души и сказал ученикам своим то, что Господь сказал апостолам: Восстаните, идем отсюду (Ин. 14, 31). Этим ученики очень огорчились и сказали старцу: «Если у тебя было намерение переселиться отсюда, то зачем мы подверглись такому труду, строя келлию долгое время? И люди начнут соблазняться на нас, начнут говорить: «Вот они опять переселяются! Не могут ужиться на одном месте!» Старец отвечал: «Если переселение наше послужит соблазном для одних, то для других оно послужит назиданием; найдутся и такие, которые скажут: «Блаженны эти иноки, переселившиеся ради Бога и презревшие свою собственность ради Его». Я решительно говорю вам, что немедленно иду: кто хочет, пусть идет, а кто не хочет, пусть остается». Ученики пали к ногам его, прося, чтобы он согласился взять их с собой.
19. Однажды авва Агафон шел по дороге с учениками своими. Один из них нашел на дороге небольшую связку зеленого мелкого гороха и сказал старцу: «Отец! Если ты благословишь, то я возьму это!» Старец внимательно посмотрел на него и, как бы удивясь, спросил: «Разве ты положил тут эту связку?» Брат отвечал: «Нет». Старец сказал: «Как же ты хочешь взять то, чего не положил?»
20. Спросили авву Агафона: «Что больше: телесный ли подвиг или душевное делание?» Старец отвечал: «Подвижника можно уподобить древу: телесный подвиг – листьям его, а душевное делание – плоду. Писание говорит: Всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Мф. 3, 10). Из этого явствует, что цель всего монашеского жительства – стяжание плода, т. е. умной молитвы. Впрочем, как нужны для древа покров и украшение листьями, так нужен для монаха и телесный подвиг».
21. Братия спросили авву Агафона: «Какой подвиг в монашеском жительстве труднее прочих?» Он отвечал: «Простите меня! Полагаю, что подвиг молитвы труднее всех прочих подвигов. Когда человек захочет излить пред Богом молитву свою, тогда враги, демоны спешат воспрепятствовать молитве, зная, что никакой подвиг столько не опасен для них, сколько опасна молитва, принесенная Богу от всей души. Во всяком другом подвиге, который возложит на себя посвятившийся монашескому жительству, хотя бы он нес этот подвиг настойчиво и постоянно, стяжавает и имеет некоторое упокоение; но молитва до последнего издыхания сопряжена с трудом тяжкой борьбы».
22. Авва Агафон говорил: «Я никогда не поставлял вечери любви: принимать и подавать душеспасительные наставления было для меня вечерей любви. Думаю: доставление душевной пользы ближнему заменяет собой представление ему вещественной пищи».
23. Авва Агафон, когда видел какое-либо дело и помысл побуждал его к осуждению, – говорил сам себе: «Агафон! Ты не сделай этого!» Таким образом помысл его успокаивался[26].
24. Брат сказал авве Агафону: «Мне дана заповедь, но исполнение заповеди сопряжено со скорбию: и хочется исполнить заповедь, и опасаюсь скорби». Старец отвечал: «Если бы ты имел любовь, то исполнил бы заповедь и победил бы скорбь».
25. Когда настало время кончины аввы Агафона, он пребыл три дня без движения, имея отверстыми глаза и содержа их в одном направлении. Братия толкнули его, сказав: «Авва! Где ты?» Он отвечал: «Предстою суду Божию». Братия сказали ему: «Отец! Неужели и ты боишься?» Он отвечал: «Хотя я старался всеусильно исполнять заповеди Божии, но я человек – и не знаю, угодны ли дела мои Богу». Братия сказали: «Неужели ты не уверен, что дела твои благоугодны Богу?» Старец сказал: «Невозможно удостовериться мне в этом прежде, нежели предстану Богу: потому что иной Суд Божий и иной – человеческий». Когда братия хотели еще сделать вопрос, он сказал им: «Окажите любовь, не говорите со мною, потому что я занят». Сказав это, он немедленно испустил дух с радостию; братия видели, что он кончился, как бы приветствуя своих возлюбленных друзей.
26. Авва Агафон во всех отношениях строго наблюдал за собою и охранял себя. Он говаривал: «Без строжайшей бдительности над собою человеку невозможно преуспеть ни в какой добродетели».
1. Брат сказал авве Аммону: «Скажи мне что-нибудь в наставление». Старец сказал: «Стяжи такие помышления, какие имеют преступники, заключенные в темнице. Они постоянно осведомляются: где судия? когда придет? И от отчаяния – плачут. Так и монах должен непрестанно внимать себе и обличать свою душу, говоря: “Горе мне! Как предстану я на Суд пред Христа? Что буду отвечать Ему?” – Если будешь непрестанно занимать себя помышлениями, то спасешься».
2. Авва Аммон пришел в такое преуспеяние, что от многой благости уже не знал о существовании зла.
Такое настроение является в душе от постоянного внимания себе, от плача о своей греховности, от действия умной благодатной молитвы. Эта молитва исполняет сердце умиления. Умиление есть ощущение обильной милости к себе и ко всему человечеству.
3. Авва Аммон никогда не осмеливался осуждать кого-либо.
4. Некоторый из отцов поведал: «В келлиях был старец-подвижник, имевший одежду из рогожи. Пришел он однажды к авве Аммону. Авва, увидев его в одежде из рогожи, сказал ему: “Это не принесет тебе никакой пользы”. И спросил его старец: “Три помысла приходят мне. Первый предлагает скитаться по пустынным местам; второй – уйти в страну, в которой никто не знает меня; третий – затвориться в хижине, никого не видеть и употреблять пищу через день”. Авва Аммон отвечал: “Исполнение каждого из этих предположений будет неполезным (т. е. душевредным) для тебя. Напротив того, безмолвствуй в хижине твоей, ежедневно употребляй пищу с умеренностью, имей в сердце твоем слово мытаря (Боже! Милостив буди мне грешнику) – и возможешь спастись”».
Очевидно: ношение странной одежды, бросавшейся всем в глаза, намерение проводить особенный род жизни, долженствовавший привлечь к себе внимание многих, внушены были подвижнику высокоумием, которое не было понято им. Преподобный Аммон преподал ему подвиг смирения, единый благоугодный Богу, единый способный привлечь милость и благодать Божию к подвижнику.
5. Авву Аммона спросили: «Какой путь – путь тесный и прискорбный?» Он отвечал: «Путь тесный и прискорбный есть обуздание своих помыслов и отсечение собственных пожеланий для исполнения воли Божией. Это и значит: Се мы оставихом вся, и в след Тебе идохом.
6. Авва Аммон сказал: «Я препроводил четырнадцать лет в скиту, моля Бога денно-нощно, чтобы Он даровал мне победить гнев».
7. Однажды авва Аммон пошел к авве Антонию Великому и потерял дорогу. Он присел и заснул немного. Проснувшись, помолился Богу так: «Господи, Боже мой! Молю Тебя: не погуби создания Твоего!» – и явилась рука человеческая, как бы ниспускавшаяся с неба: она неслась по воздуху и указывала путь Аммону до того времени, как он пришел к авве Антонию. Тогда рука остановилась над входом в вертеп Антония. Аммон постучался в двери; отворил их Антоний. Они занялись беседой о душевной пользе. После беседы авва Антоний предсказал Аммону, что он преуспеет в страхе Божием. Произнеся это пророчество, Антоний вывел Аммона из келлии и, показав на камень, сказал: «Нанеси оскорбление этому камню и ударь его». Аммон сделал это. Тогда авва Антоний спросил его: «Дал ли тебе какой ответ, оказал ли тебе какое противодействие этот камень?» Аммон отвечал: «Нет». – «Так и ты, – сказал ему авва Антоний, – достигнешь в подобную меру бесстрастия», что и исполнилось.
8. Некоторые братия подверглись скорби на месте жительства своего и, по причине этой скорби, вознамерились оставить это место. Для совещания они пошли к авве Аммону. Они шли по берегу реки, а старец в это время находился в лодке, плывшей по реке. Поравнявшись с ними и увидев их, старец просил лодочников пристать к берегу, вышел из лодки и, подойдя к братиям, сказал им: «Я – Аммон, к которому вы идете». Он успокоил их, и, вследствие его наставлений, они возвратились в место жительства своего. Скорбь, постигшая их, не была душевредной – была лишь скорбью человеческой.
9. Пришел к авве Аммону брат из Скита и сказал ему: «Посылает меня отец мой на послушание; исполняя это послушание, боюсь впасть в блуд». Старец отвечал на это: «В то время, как подвергнешься напасти, воззови к Богу: “Боже сил! За молитвы отца моего исхити меня из напасти”». Однажды брат, исполняя послушание и пришедши в некоторый мирской дом, застал в нем девицу одну, которая повлекла его к греху и даже заперла за ним двери дома. Брат воскликнул к Богу громким голосом, по завещанию аввы Аммона, – и немедленно очутился на пути, ведущем в Скит.
10. Авва Аммон рукоположен был во епископа. В этом сане он действовал из благодатного настроения и духовного разума, приобретенных монашеским жительством. Однажды привели к нему на суд беременную девицу и требовали от него церковного наказания для девицы. Епископ оградил ее крестным знамением и повелел дать ей шесть пар полотен, говоря: «Ей предстоит труд родов: как бы не умерла она или не умерло дитя ее; на цену этих полотен по крайней мере могут быть совершены похороны». Обвинители девицы сказали ему: «Что ты делаешь? Дай ей епитимию». Он отвечал им: «Братия! Разве вы не видите, что она близка к смерти? Как же мне возложить на нее еще что-либо?»
Авва Аммон уклонился от действования по требованию плотской ревности обвинителей и вместе подействовал нравственно на девицу, оказав ей не ожидаемое ею милосердие и представив ей живо близость смерти. Смягченное милосердием сердце, при воспоминании о смерти, очень способно к покаянию.