Отечник, составленный святителем Игнатием Брянчаниновым
1. Авва Виссарион родился в Египте, в отроческих летах научился священным книгам, и Божественный свет воссиял в сердце его: он возлюбил Бога всей душой с самого юного возраста своего и не осквернил никогда преподанного ему святого крещения никаким греховным делом. Сохранив в себе по силам своим красоту образа Божия, он удалился в пустыню и там подвизался, как бы бесплотный. По этой причине он сподобился особенной благодати от Бога, Который совершал посредством его необыкновенные знамения, подобные знамениям, совершенным великими пророками. Проведши жизнь в Богоугождении и достигши глубокой старости, он отошел в горние обители.
2. Авва Дула, ученик аввы Виссариона, рассказывал следующее: «Однажды мы шли по морскому берегу; я почувствовал большую жажду и сказал авве Виссариону: “Отец! Меня очень томит жажда”. Старец, помолившись, сказал мне: “Напейся из моря”. Морская вода сделалась пресной, и я ею утолил жажду. Напившись, я налил воды в сосуд из предосторожности, чтобы иметь при себе воду, если снова начну чувствовать жажду. Старец, увидев это, сказал мне: “Для чего ты сделал это?” Я отвечал: “Прости меня; я сделал это из опасения, что мне опять захочется пить”. Старец сказал: “Как здесь – Бог, так и везде – Бог”.
3. В другое время нужно было авве Виссариону переправиться через реку Хризорой. Сотворив молитву, он пошел по реке как бы посуху и вышел на другой берег. В удивлении я поклонился ему и спросил: “Что чувствовали ноги твои, когда ты шел по воде?” Старец отвечал: “Пяты мои чувствовали воду, а прочее было сухо”. Таким образом не раз переправлялся он через великую реку Нил.
4. Однажды пошли мы к некоторому старцу. Когда мы были еще далеко, солнце начало заходить. Старец, помолившись в себе, сказал вслух: “Господи! Молю Тебя: да станет солнце, пока я приду к рабу Твоему”. Солнце остановилось и пребывало неподвижным, доколе мы не достигли келлии старца, к которому шли с целью получения душевной пользы.
5. В скиту один из братии впал в согрешение и был отлучен от церкви иеромонахом – настоятелем[28].
Когда брат выходил из церкви, тогда авва Виссарион встал и пошел с ним, сказав: “И я – грешник”.
6. Брат, живший с другими братиями, просил наставления у аввы Виссариона. Старец сказал: “Наблюдай молчание и не сравнивай себя с другими”».
Наставление существенно полезное. В общежитиях возникают смущения наиболее от сравнения себя с другими. «Брату моему дана такая-то вещь: отчего и почему не дана такая же вещь и мне?» – говорит неопытный инок и изгоняет святой мир из сердца своего. Чтобы избежать самообольщения и душевного расстройства, производимых сравнением себя с другими, должно постоянно содержать себя в образе мыслей (по-монашески: в мудровании), доставляемом смирением, а для этого должно постоянно бдеть над собою, – должно пребывать сосредоточенным в себе, а для этого необходимо наблюдать молчание.
7. Авва Виссарион сказал: «Когда пребываешь в мире и не ощущаешь в себе брани, тогда особенно смиряйся, чтобы не похвалиться спокойным и радостным состоянием, принадлежащим не тебе, и за похваление не быть предану брани. Часто Бог не попускает нам брани по немощи нашей, чтобы мы не погибли окончательно».
8. Умирая, он сказал: «Монах, подобно Херувимам и Серафимам, должен быть весь оком».
9. Однажды в Скит приведен был некоторый беснующийся. О нем совершили молитву в церкви, но бес не выходил, потому что был жесток. Клирики говорили между собою: «Что делать нам с этим демоном? Никто не будет в состоянии изгнать его, кроме аввы Виссариона; но если мы будем просить его об этом, то он даже не придет в церковь. Вот что сделаем: он приходит в церковь прежде всех; посадим же беснующегося на его место; когда войдет авва Виссарион, встанем на молитву и скажем ему: “Авва! Вели встать и брату”». Они так и сделали. Когда старец пришел рано утром в церковь, они встали на молитву и сказали о брате. Старец, не подозревая ничего, сказал брату: «Встань и поди отсюда» – и немедленно вышел демон из больного; больной сделался здоровым.
10. Поведал о себе авва Виссарион: «Когда мне было двадцать пять лет, я пошел поклониться в Иерусалим и другие святые места и видел святого отца Герасима Иорданского. Когда же я возвратился в Александрию – услышал о смерти его и о том, как лев, рыкая, умер на могиле его. Услышав это, я возгорелся ревностью, расточил все имение мое, оставив за собой один участок земли, чтобы отдать его в женский монастырь, находящийся близ Александрии. Но прежде я пошел к отцу Исидору Пилусиотскому и поведал ему о намерении моем, говоря: “Авва! Думаю, если Бог благоволит, отречься от мира: почему я расточил все имение мое, оставив один участок земли, чтобы отдать его в женский монастырь. Между тем один из сенаторов предлагает мне за этот участок семьдесят фунтов золота; продать ли ему или нет?” Старец отвечал: “Если имение стоит семьдесят фунтов, то отдай его за пятьдесят; взяв золото, пожертвуй его в монастырь постницам – и будешь иметь великую награду от Бога и от человеков. Если же ты отдашь им имение, то ввергнешь их в молвы, в нерадение и леность; расстройство может дойти даже до распутства; словом сказать, ты ввергнешь их в погибельную пропасть”. Я не обратил внимания на наставления святого старца и, возвратившись, поступил по усмотрению и изволению моему, отдал село монахиням, скрепив пожертвование письменным документом перед всем клиром, перед патриархом и игуменом. Потом я поместился в Скит и принял монашество. Проведши в Скиту 16 месяцев, увидел себя в сонном видении ночью в Вифлееме на молитве. Церковь была исполнена света. В церкви находились мужи, певшие святолепную песнь, и некоторая, облеченная в пурпуровую одежду жена красоты неизреченной. Меня объял страх, и я хотел уйти оттуда. Но вот подходит ко мне один из упомянутых мужей и, воззрев на меня гневно, сказал мне грозным голосом: “Скажи мне, Евстафий, какой дашь ты ответ о женском монастыре, которому ты дал имение и тем прогневал Господа Бога? Я поражу тебя смертию, если не исправишь поврежденного тобой”. Я сказал ему: “Господин! Я отдал имение с рабами и чредами волов с целью оказать вспоможение монахиням, а не с тем, чтоб прогневать Бога”. Тогда облеченная в багряницу женщина отверзла свои святые уста и сказала: “Чадо! Бог приял твое благое произволение; но диавол и ненавистник душ наших нашел в этом деле повод, чтоб уязвить души и тела монахинь. Если б было полезно монахиням имение, то Бог мог бы послать им серебро и золото проливным дождем и покорить в услужение города и села. Но это не полезно для отрекшихся от мира ради Царства Небесного. Они должны во многом поте и труде, в смиренномудрии и безмолвии приближаться к Богу, а не в чревообъедении, тщеславии и богатстве”. Потом она, простерши свою руку и указав мне на того, кто прежде беседовал со мною, сказала: “Это – Иоанн Креститель, учитель и наставник монахов. Хотящие пребывать в единении с ним должны последовать его житию и добродетелям”. Креститель сказал Ей: “Госпожа и Матерь Господня! С того времени, как этот передал имение свое в монастырь, монастырь сделался никуда не годным. В нем не стало ни страха Божия, ни трезвения, ни рассуждения, ни умиления, ни труда, ни скромности, ни поста, ни бдения, ни сердечного сокрушения, ни истязания помыслов, ни чистоты, ни кротости”. Тогда сказала мне Святая Богородица: “Сын мой! Поди и исправь монастырь. В этом деле будешь иметь помощницей Меня”. Потом, обратясь к Иоанну Крестителю, сказала: “Знаменуй сердце его крестным знамением, чтобы он очами ума видел врагов своих и не счел этого видения пустым мечтанием”. Креститель простер свою правую руку и назнаменовал сердце мое знамением честного креста. Проснувшись и пришедши в себя от действия, произведенного видением, я немедленно взял посох мой и немного хлеба на путь неблизкий, пошел к авве Исидору и пересказал ему о бывшем мне видении. Старец сказал мне: “Не говорил ли я тебе, что владение землею, на которой устроено хозяйство, вредно для иноков, в особенности для инокинь. Если начнут мужчины часто приходить к постницам, чего требует хозяйство, то диавол не оставит тех и других без язвы. Не свойственно монахам, в особенности же монахиням, прилепляться к земным попечениям”. Взяв с собою старца, я пошел к монахиням. Вошедши в церковь и помолившись, мы призвали первых стариц и сказали им: “Мы слышали, что один из приближенных царя имеет намерение придти сюда и взять участок земли, который я отдал вам, с тем чтобы передать его в патриархию. По этой причине мы пришли предупредить вас об этом, чтобы вы рассмотрели, как вам поступить в этом обстоятельстве”. Старицы отвечали: “Мы поступим так, как вы признаете полезным для нас”. Я сказал им на это: “С приближенным царя я не имею возможности вступить в тяжбу. Но, если вы хотите, прежде нежели прибудет приближенный царя, продадим имение сенатору, желавшему купить его; вырученные деньги вы возьмете себе, а сенатор пусть уже делает с приближенным царя как знает”. Инокини сказали: “Ваш совет основателен”. Немедленно мы пошли и продали землю сенатору за шестьдесят фунтов золота; рабам, рабыням я дал свободу, а золото представил в церковь постниц. Когда мы вышли от них, я сказал авве Исидору: “Отец! Едва было не погиб я по причине моего преслушания. Справедливо сказали отцы, что не должно подавать милостыни женщинам”. Авва Исидор отвечал мне: “Не говори этого, сын! Так думать грешно. Истину скажу тебе: если кто хочет подавать милостыню монахиням, пусть подает. Подающий милостыню им получит большую награду, нежели подающий милостыню слепым, хромым и прокаженным. Инокини – немощнейшая часть; они отреклись от мира ради Бога и не могут выходить, как мы, для продажи своего рукоделия и испрошения милостыни. Они опасаются выходить для исправления своих нужд, чтобы не погубить себя и других. Если они выйдут за ворота монастыря, то уязвляют себя или ближних; одно из двух случается непременно. Когда пустынная лань появится на полях, прилежащих селениям, – все сбегаются, чтобы посмотреть на нее: так, когда выйдет монахиня из монастыря, диавол устремляет к ней и больших и малых, в особенности если она молода. Не говорю этого о престарелых постницах, огражденных страхом Божиим: эти не уязвляются и не уязвляют. Но юные подвергаются многим бедствиям. Как лань, пораженная стрелой, если и убежит от ловцов, то не получает от этого никакой пользы, имея в себе смертоносную стрелу: так и душа, приняв язву вожделения от блудной страсти при посредстве порочного воззрения, хотя бы и убежала от пустивших в нее эту стрелу, но, будучи смертельно ранена, умирает. Миряне, когда увидят благообразных инокинь, смотрят на них пристально и уязвляются; также и инокини от неосторожного воззрения часто подвергают души свои неисцелимому недугу, хотя бы и избежали греховного дела. И потому подающий им милостыню примет награду в сто раз большую, нежели благодетельствующий слепым и прокаженным, по той причине что инокини ради любви Божией презрели мирскую гордость, возненавидели молву и мятеж мирских селений, предпочли любовь к Христовым заповедям наслаждению прелестям мира, возлюбили нетщеславное житие, оставили неправедное богатство, стяжания, имения, всю суету мирскую, сопряглись Христовой любви, пренебрегли сребром и золотом, не захотели иметь рабов и рабынь; напротив того, поработили сами себя в служение иным ради любви Божией. Почему могущий подавать милостыню монахиням получит от Бога награду и венец великие. Таковый должен ограждать себя страхом Божиим, потому что страх Божий не попускает душе нарушать правила скромности и благоговения. Напротив того, дающий заселенные участки земли монастырю мужескому или женскому возвращает иночествующих снова в многоплетеные сети мира сего. Хотящий подавать милостыню монахам и монахиням да подаст им или хлеб, или крупу, или деньги, или шерсть, или лен. Такая милостыня доставляет иноку возможность безмятежно безмолвствовать в келлии; такая милостыня есть милостыня совершенная и благоприятная Богу”. Старец, сказав мне это, возвратился к себе, а я поклонился ему и пошел в Скит».
11. Поведал авва Дула: «Однажды я и отец мой Виссарион, ходя по пустыне, пришли к некоторой пещере; вошедши в нее, нашли старца, который сидел и плел веревку. Он не только не приветствовал нас, но даже не произнес ни одного слова, ниже взглянул на нас. И сказал мне авва Виссарион: “Пойдем отсюда; должно быть, брат не получил извещения от Бога вступить в беседу с нами”. Оттуда прошли мы для посещения аввы Иоанна. Возвращаясь от него, когда приблизились опять к пещере, в которой видели сидящего брата, старец сказал: “Войдем к нему; может быть, Бог возвестил ему побеседовать с нами”. Вошедши, мы нашли его уже умершим. Старец сказал мне: “Брат! Похороним тело его: видно – Бог послал нас сюда на это”. Совершая погребение, мы усмотрели, что то была жена. Старец удивился и сказал мне: “Смотри, сын мой! И жены одолевают диавола в пустыне, а мы, живя в городах, не можем сохранить целомудрия”. Прославив Бога, помогающего любящим Его, мы ушли оттуда».
Святой Григорий Богослов говорил: «От каждого человека, получившего крещение, Бог требует трех добродетелей: правой веры от всей души и от всей крепости, воздержания языка и чистоты тела».
1. Поведали братия об авве Геласии: «Имел он в пергаментном переплете книгу, в которой был написан весь Новый и Ветхий Завет, стоившую восемнадцать златниц. Книга положена была в церкви, чтобы все братия, кому бы из них ни пожелалось, могли читать ее. Пришел некоторый странный брат посетить старца и, увидев книгу, прельстился ею, – украл ее и удалился. Старец, хотя и узнал о случившемся, но не пошел вслед за ним, чтобы остановить его и взять у него похищенное. Брат пришел в город и искал, кому продать книгу; нашедши покупателя, он назначил ей цену шестнадцать златниц. Покупатель, желая удостовериться в верности книги, сказал ему: “Сперва дай мне ее; я покажу кому-либо из знающих, и тогда отдам тебе деньги”. Брат отдал книгу. Покупатель, взяв ее, отнес к авве Геласию, чтобы он рассмотрел, хороша ли книга и стоит ли назначенной за нее цены. При том он сказал и о количестве денег, требуемых продавцом. Старец отвечал: “Купи ее: книга хороша и стоит просимых за нее денег”. Покупатель, возвратясь к продавцу, иначе передал ему эти слова, нежели как сказал старец. “Вот, – говорил покупатель, – я показывал книгу авве Геласию, и он сказал мне, что книга дорога и не стоит назначенной тобою цены”. Услышав это, брат спросил: “Не сказал ли тебе старец еще чего-либо?” – “Ничего”, – отвечал покупатель. Тогда брат сказал ему: “Я уже не хочу продать этой книги”. Умилившись сердцем, он прошел к старцу и просил его взять обратно книгу, раскаиваясь в своем поступке и прося прощения; но старец не хотел принять книги. Тогда брат сказал ему: “Если ты не примешь книгу, то мне не обрести спокойствия совести во всю жизнь мою”. На это старец отвечал: “Если ты не возможешь успокоиться иначе, как когда я возьму книгу, то я беру ее”. Брат, назданный терпением старца, пребыл при нем до кончины своей».
2. Поведали об авве Геласии: часто он в юности своей жил в пустыне, сохраняя нестяжание. Такое жительство проводили в этих местах и в это время многие другие. Между ними был некоторый старец необыкновенной простоты, особенно нестяжательный: он прожил в уединенной келлии своей до самой смерти, под старость имел учеников. Он соблюдал такое нестяжание до конца жизни, что не имел двух хитонов и не заботился вместе с учениками своими о завтрашнем дне. Когда авва Геласий, по Божественному внушению, устроил общежительный монастырь, пожертвовали ему большими полями и завел он для нужд общежития рабочий скот и волов. Споспешествовавший первоначально святому Пахомию устроить общежительный монастырь во всем споспешествовал и авве Геласию к устроению монастыря. Вышеупомянутый старец, видя его в этих занятиях и искренно любя его, сказал ему: «Боюсь, авва Геласий, чтоб ум твой не прилепился к полям и прочему имуществу общежития». Авва Геласий отвечал: «Скорее ум твой привяжется к веревкам, которые ты работаешь, нежели ум Геласия к стяжаниям».
Таково свойство усвоившегося душе умного делания, осененного Божественной благодатью. Оно не перестает действовать в сосуде своем при всех внешних занятиях и хранит ум в духовной свободе. Напротив того, ум, не получивший этой свободы, не может не увлекаться пристрастием к самым мелочным предметам. Неполучившим духовной свободы должно наблюдать строгое нестяжание, чтоб охраниться от пристрастий.
3. Однажды принесена была для братии рыба. Повар, испекши ее, отдал келарю. Келарь, по встретившейся нужде, вышел из келарни, оставив рыбу в келарне на полу в сосуде и поручив стеречь его до возвращения своему малолетнему отроку, прислуживавшему авве Геласию. Отрок победился вожделением и начал есть рыбу с жадностью. Келарь возвратился, увидев, что отрок ест рыбу, рассердился на него и неосторожно толкнул его. Случилось так, что удар пал на место, близкое к сердцу: отрок начал дышать трудно и умер. Келарь, объятый страхом, положил отрока на свою постель и покрыл, а сам пошел к авве Геласию, пал к ногам его и возвестил о случившемся. Старец повелел ему, никому не поведая о скорби, вечером, когда все успокоятся, принести умершего в диаконик и, положив перед жертвенником, уйти. Когда это было исполнено, старец пришел в диаконик и встал на молитву. В свое время братия собрались для ночного богослужения; к ним вышел старец, за которым шел и отрок. Об этом никто не знал до кончины старца; знали старец и келарь.
4. Во время Вселенского Собора в Халкидоне некто Феодосий, первый начавший в Палестине защищать раскол Диоскора, предварив прочих епископов, возвращавшихся уже к своим церквам (и он был в Константинополе, будучи изгнан из своего отечества за постоянное участие в возмущениях), пришел к авве Геласию в его монастырь и начал оговаривать ему Халкидонский собор, якобы утвердивший учение Несториево, думая этим увлечь святого в сообщество своему обману и расколу. Но он, по внешнему виду Феодосия и просвещаемый Божественным даром рассуждения, понял лукавое намерение еретика ине только не был увлечен в его отступничество, что сделали почти все, но и выслал его от себя, как подобало, с бесчестием. Феодосий устремился в святый Град и, прикрывшись личиной ревности по Боге, увлек на свою сторону все монашество, увлек и царицу, бывшую в то время там; с помощью этих сообщников своих он вступил своевольно и насильственно на патриарший престол, восхитив его убийствами и другими противозаконными и неправедными действиями, о которых и ныне помнят многие. Получив власть и достигнув своей цели, он рукоположил множество епископов на те престолы, на которые еще не прибыли епископы, возвращавшиеся с Собора. Призывает он и авву Геласия, приводит в храм, лаская и вместе угрожая, повелевает предать анафеме Ювеналия. Геласий, нисколько не устрашившись, сказал: «Иного епископа Иерусалимского, кроме Ювеналия, я не знаю». Феодосий, опасаясь, чтобы и другие не стали подражать благочестивой ревности старца, повелел скорее изгнать его из храма. Приверженцы Феодосия взяли авву, обложили его дровами и стращали, что сожгут его; но видя, что он не боится и этого и не оказывает им повиновения, а сами, боясь народного восстания – потому что блаженный был известен и славен, а более по действию Божественного промысла, – отпустили преподобного, не причинив ему никакого вреда, а он по произволению и совести сделался мучеником, принесшим себя во всесожжение Богу.
Авва Геронтий Петрский сказал: «Многие, искушаемые сладострастием, не совокупляясь телесно, блудодействуют мыслию; сохраняя девство тела, растлевают девство души. Возлюбленные! Необходимо отречься от услаждения блудными помыслами и мечтаниями, от общения с ними и внимания к ним, по наставлению Писания, которое говорит: Всяцем хранением блюди твое сердце: от их бо исходища живота (Притч. 4, 23)».
В хранении сердца от греховных помыслов заключается начальная причина и сущность спасения.
1. Авва Даниил, пресвитер Скитский, в юности отрекся мира и пришел в Скит. Сперва он жил в общежитии сорок лет, потом подвизался в отшельничестве.
2. Авва Даниил Скитский говорил: «Я жил и в общежитии, и в отшельничестве; испытав ту и другую жизнь, нахожу, что в общежитиях преуспевают скорее и больше, если проводят жительство правильное».
3. Когда авва Даниил жил в Скиту, варвары напали на Скит и пленили авву. Он пробыл в плену у них два года. Некоторый христолюбец выкупил его. По прошествии краткого времени варвары опять напали на Скит и опять взяли в плен авву. Пробыв у них шесть месяцев, он бежал. В третий раз пришли варвары и, взяв авву в плен, немилостиво мучили и истязали его. Однажды, улучив удобное время, он взял камень и ударил им варвара, господина своего. Варвар умер от удара. Авва Даниил бежал и избавился от плена. После этого он стал тужить об убийстве, которое совершил. В этих чувствах он пошел в Александрию, исповедал архиепископу Тимофею случившееся с ним. Архиепископ не одобрил его поступка, сказав: «Лучше бы тебе положиться на Бога: избавивший тебя дважды неужели не мог избавить и в третий раз? Впрочем, ты не совершил убийства, потому что убил не человека, а зверя». Не удовлетворившись этим ответом, авва Даниил сел на корабль, приехал в Рим и там исповедал папе случившееся с ним. Папа дал такой же ответ, какой дал Александрийский архиепископ. Даниил возвратился в Александрию и сказал сам себе: «Даниил, совершивший убийство и сам да будет убит». Он пошел в претор и предал себя гражданской власти, сказав: «Я поссорился и, будучи увлечен гневом, ударил моего противника камнем, отчего тот умер: почему прошу предать меня суду; пусть умру за убийство, мною сделанное, чтобы наказание во времени избавило меня от наказаний в вечности». Авва был посажен в тюрьму; по истечении тридцати дней доложено о нем правителю. Правитель, призвав его из тюрьмы, расспрашивал об убийстве. Он рассказал обо всем со всею точностью и подробностью. Правитель, удивившись рассуждению аввы Даниила, отпустил его, говоря: «Иди, авва, и моли Бога о мне: жалею, что ты убил одного, а не шесть». Тогда старец сказал сам себе: «Уповаю на человеколюбие Бога моего, что простится мне совершенное мною убийство. Отселе даю обещание Христу моему служить во все дни жизни моей прокаженному за сделанное мною убийство». Он положил в себе: «Если умрет этот прокаженный, которого я взял, то пойду в Египет и возьму другого». Никто из скитских не знал, что старец имеет в келлии прокаженного, потому что прокаженный находился во внутреннем отделении келлии, и никто, кроме старца, не мог иметь свидания с ним. Но однажды, в шестой час, старец позвал к себе ученика разделить трапезу, по обычаю, и по смотрению Божию случилось так, что старец забыл затворить дверь во внутреннее отделение келлии; он оставил их отворенными на то время, как прислуживал прокаженному. У прокаженного сгнило все тело от множества лютых ран. Ученик вошел в то время, когда были отворены упомянутые двери, и увидел, как старец прислуживает прокаженному, как приносит ему пищу, как возлагает пищу в уста, потому что у прокаженного не было рук; а как он не мог жевать пищу, потому что у него сгнил рот, то старец влагал пищу во уста его своими руками, и чего прокаженный не мог съесть, старец ел сам. Ученик, увидя чудный подвиг старца, удивился и прославил Бога, даровавшего такое терпение старцу в служении прокаженному.
4. Рассказывали об авве Данииле: «Когда варвары напали на Скит, братия бежали из него. Но старец сказал: “Если Бог не печется о мне, то зачем мне и жить?” И он пошел посреди варваров, а они не видели его. Тогда старцы сказали ему: “Бог помог тебе, и ты не умер; сделай же и ты подобающее человеку: беги, как бежали отцы”».
5. Сказал авва Даниил: «Любящий безмолвие пребывает неуязвленным стрелами врага; смешивающийся же со многими непрестанно подвергается язвам».
6. Поведал некоторый отец, что авва Даниил пришел однажды в селение для продажи рукоделия. Молодой человек, житель того селения, упросил его войти в дом свой и сотворить молитву о жене его, которая была бесплодна. Старец оказал ему послушание, вошел в дом его и помолился о жене его. По благоволению Божию жена его сделалась беременной. Некоторые, чуждые страха Божия, начали злоречить, говоря: «Молодой человек не способен к чадорождению! Жена его зачала от аввы Даниила». Дошли эти толки и до старца; он послал сказать молодому человеку: «Когда жена твоя родит, извести меня». Когда жена родила, муж ее пришел вСкити сказал старцу: «Бог, по молитвам твоим, даровал нам дитя». Авва сказал ему: «Когда будут крестить дитя, сделай в этот день обед и угощение, призови меня, сродников и друзей твоих». Молодой человек сделал так. Во время обеда, когда все сидели за столом, старец взял дитя на руки и перед всеми спросил его: «Кто твой отец?» Дитя протянуло руку и, показав пальцем на молодого человека, сказало: «Вот отец мой». Дитяти было двенадцать дней. Все, видевшие это, прославили Бога, а старец встал из-за стола и бежал в Скит.