Найти королеву
Никаких проводов, линий электропередачи. Неизменных железяк, спутников рода человеческого. Хоть бы одну пластиковую бутылку узреть. Она поймала себя на мысли, что обрадовалась бы до поросячьего визга, наткнись она сейчас на этикетку сникерса или банку кока-колы.
Даже привычного глазу родного мусора не было.
Так не бывает. В нашем мире, так не бывает. Где люди – там и мусор.
Люди тут есть, своими глазами видела.
Это что же…?!
Дальше она просто запретила себе думать.
А ноги как раз остановились напротив входа в один из домов, стоявших у центральной площади. Стараясь ступать очень тихо, вошла.
Глаза хоть и привыкли к темноте, передвигаясь внутри, она наткнулась на что-то, валявшееся на полу. Зашибла пальцы на ноге. Следующий шаг кряхтя и морщась делала уже крайне осторожно.
И вдруг – явственный шорох откуда-то снизу, и сдавленный хрип.
Соня шарахнулась наружу, зацепилась ногой за что-то мягкое и рухнула. Раздался грохот, видимо, она сбила табурет или еще какой предмет местной мебели. Забарахталась, начиная понимать, что под ноги ей попал труп.
От этого всего стало жутко, она уже хотела броситься бежать, но тут услышала жалобный голос, скорее даже стон. Кто-то просил помощи. Ужас прошел, уступая место здравому смыслу.
Тут есть кто-то живой, и этому кому-то нужна помощь.
– Кто здесь? – негромко спросила Соня, настороженно прислушиваясь, чтоб если что, рвануть наружу.
Голос что-то произнес, она не разобрала что. Одно понятно, голос женский. Похоже, старуха. Немного приободрившись, Соня стала спрашивать:
– Где вы? Вам плохо? Отзовитесь, – потом добавила зачем-то, – Вы говорите по-английски?
В ответ опять жалобное бормотание и стоны, а потом шорох. И чиркнуло огниво, раз, другой. Посыпались искры, зажигая трут. Крохотный огонек чуть-чуть осветил помещение, выхватывая из темноты сморщенное лицо старухи.
Соня сглотнула, застыв от неожиданности.
Старуха зажгла от огонька огарок свечи, в комнате стало светлее, и наконец стало видно, обо что же она споткнулась. Тело молодой женщины. Остекленевшие глаза смотрят в потолок. Поневоле содрогнувшись, Соня постаралась отойти подальше. А старуха, глядевшая на нее из своего угла вдруг позвала, делая характерный жест.
Понятно, что ее просят подойти, однако подходить совершенно не хотелось. Но старуха вновь жалобно позвала, повторив жест. И, видимо, она была очень слаба, потому что рука бессильно опустилась.
Отказать пожилому человеку в помощи из-за собственной трусости? Ну уж нет.
Была не была, подумала Соня и подошла к старухе.
Опустившись на колени, протянула руку, коснуться ее:
– Что с вами? Вы ранены? Где у вас болит?
Та покачала головой, словно поняла о чем речь, и снова заговорила, указывая согнутым заскорузлым пальцем куда-то в сторону.
– Я не понимаю вас, – пробормотала Соня. – Давайте я помогу.
Она действительно не могла уразуметь, что старуха от нее хочет, просто собиралась помочь той добраться до кровати, видневшейся в углу. Но старуха отчаянно замотала головой, а потом вдруг резко вцепилась в нее обеими руками, подтянула к себе и прильнула губами к губам.
Соня чуть не задохнулась от отвращения, особенно когда осознала, что бабка укусила ее за губу, и в рот попала кровь. Отшатнулась с криком. Старуха откинулась назад в изнеможении, прикрывая глаза. Слабым голосом проговорила задыхаясь:
– Ундина… Не уходи, прощу тебя… Прошу…
– Что? – обалдела Соня, оттого что теперь ее понимает. – Что…?!
– Прости, Ундина. Прости, если оскорбила тебя, но так ты меня услышишь…
Соня уже немного отошла от шока.
– Да ладно, – проговорила она, вытирая губы. – Просто это было как-то неожиданно. И вообще… А почему вы меня так назвали? И почему я теперь вас понимаю, а сначала нет?
Бабка секунду смотрела на нее лихорадочно блестевшими глазами, потом выдала:
– Ты дитя воды, пришла из моря. Ты Ундина. А чтобы понимать язык, надо было обменяться кровью.
Ну как бы да… из моря пришла, это точно.
Соня оглядела себя, вид, конечно, потрепанный, но даже в потерявшем всякую форму льняном брючном костюме когда-то бледно-фисташкового цвета она не была похожа на русалку. Разве русалкам хвосты не полагаются? Спохватилась, может, у нее водоросли в волосах?
А старуха зашептала снова:
– Прости старую Улейн, прости старую ведьму… Ты предсказана. Я не могла уйти, не увидев тебя. Прошу… – она взяла паузу, потом прослезилась. – Помоги, Ундина!
– Да, конечно, я помогу вам, – начала было Соня.
Но та покачала головой:
– Не мне, Ундина, я умираю. Моему внуку, – слабо махнув рукой на тело женщины, лежавшее на полу, сказала, – Дитя моей дочери. Она мертва, мне тоже немного осталось. Ребенок погибнет. Ундина, обещай, что не оставишь его, не дашь умереть…
Старуха вновь вцепилась в Соню скрюченными пальцами, голос ее усилился. Глаза ловили взгляд, молили.
– Ну что вы, успокойтесь. Конечно, я позабочусь о ребенке. Обещаю.
Соня плохо себе представляла, как будет заботиться, но никогда бы не смогла бросить ребека умирать. Бабка блаженно прикрыла глаза, прошептала, указывая пальцем на пол сбоку от себя:
– Нол, мой мальчик… он там…
Там, это в подполье? Соня тут же бросилась искать крышку люка, понимая, что не зря ей тогда шорох снизу померещился. Взяла огарок, посветить. Действительно, в подполье сидел чумазый полуголый карапуз лет примерно трех и таращился на нее испуганными глазенками.
– Нол, малыш, выходи, – позвала, поманив его рукой.
Малыш испуганно смотрел несколько секунд, потом у него затряслись губки и прозрачными слезками наполнились огромные глаза.
– Нол, – не выдержала Соня. – Иди ко мне, малыш, не надо плакать. Вылезай.
Малыш неожиданно быстро вылез, вскарабкался Соне на колени и, приникнув к ней всем своим вздрагивающим тельцем, заплакал.
– Ну, ну… Ну не плачь, малыш, чш-ш-ш. Тихо, хороший… тихо…
Прижимая к себе мальчишку, Соня повернулась сказать женщине, что все будет хорошо. Но остановивший взгляд той уже лишился жизни. Старуха была мертва.
Соня застыла, оглядываясь вокруг, а потом сама чуть не разрыдалась от бессилия.
Но теплое детское тельце, доверчиво прильнувшее к ней, заставило собраться. Теперь у нее есть ребенок, сын. Теперь надо быть сильной вдвойне, ради себя и ради малыша.
Подумать об одежде и пище, об отдыхе.
В углу стояла кровать. И пусть в комнате, тут же рядом, лежат мертвые мать и бабка этого мальчика. Мертвые не мешают спать.
– Нол, – проговорила Соня наконец. – Давай-ка пойдем в постель. А завтра придумаем, как выбраться отсюда.
***
Было уже далеко за полночь. Погода выдалась ясная, высокие прозрачно кружевные облака, подсвеченные луной, сами светились мягким серебристым светом. Светло, хоть иголки собирай.
Король стоял на крепостной стене, вглядываясь в дымку на горизонте. С высоких стен замкам в ясный летний день было видно полосочку Западного моря. И сейчас, на удивление, он видел сквозь туман там отблеск луны.
Не спалось. Но не дела государства мешали королю уснуть. Увы, глупые сентиментальные мечты и грезы.
Таинственный рыцарь обещал, что приведет в этот мир, девушку, которая станет его судьбой. Ему нужно только найти ее. Почти год прошел с того дня. И он искал весь этот год, не теряя надежды. Просто иногда сердце сжимала тоска.
Король вздохнул.
Внезапный шорох заставил обернуться.
– Ваше величество, – его советник склонился перед ним.
– Найкл, когда ты перестанешь подкрадываться, как… – с досадой проговорил король и потер руки, сложенные за спиной .
– Простите, государь. В следующий раз я надену кованые сапоги, чтобы мои шаги мог услышать весь Аламор.
Найкл был одним из четырех верных соратников, уцелевший вместе с ним в страшном обвале. Он знавал короля Рихарта еще в те времена, когда тот был молодым герцогом Гентским, и по старой дружбе Найклу позволялось многое.
– Кованые сапоги оденешь, когда в очередной раз полезешь ночью в спальню к леди Дизон, – досадливо поморщился король.
– Всенепременно, сир, – не замедлил ответить тот.
– Говори, Найкл, нечего изощряться в остроумии. Гонца с белой повязкой на рукаве, подъехавшего к воротам четверть часа назад я и сам видел.
– Сир, – помедлил тот нахмурившись. – Еще одно нападение на деревню в районе Астельхаса.
– Опять? – король оперся обеими руками о парапет.
– Да, вырезали всю деревню. Молодых женщин угнали. Позволите, я разберусь с этим?
– Нет, – негромко проговорил король Рихарт. – Я сам.
– Кхммм, – недовольно хмыкнул советник.
Король искоса взглянул на него и пошел прочь со стены, на ходу расстегивая плащ. Уже у самого входа на лестницу в боковой башне проговорил не оборачиваясь:
– Останешься вместо меня.
Верный соратник только покачал головой, закатывая глаза.
Уж он-то знал, что Рихарт вообще не слишком любил этот замок, сыт был по горло необходимостью торчать тут еще смолоду. Наверное, потому и стремился постоянно вырваться отсюда на свободу, используя любой повод, чтобы снять с себя королевскую мантию и облачиться простую одежду воина.
Но король есть король, негоже ему вот так подвергать себя риску. Тем более, так и не удосужился жениться и обзавестись наследником.
Найкл поклялся себе, что не слезет с Рихарта до тех пор, пока тот не согласится начать смотрины кандидаток на роль королевы Аламора. Прекрасных юных леди у них сколько угодно, а не захочет своих – так у соседей тоже принцесс на выданье полно. Пусть выбирает себе невесту.
***
Соня проснулась рано. Только-только рассвело, она уже была на ногах. Несмотря на тяжесть вчерашнего дня, спать больше не хотелось, стресс сказывался. Да и малоприятное ощущение, что рядом мертвецы. Вчера ночью в темноте от этого можно было отрешиться, но только не при свете дня.
Неяркий свет нарождающегося утра высветил то, что было скрыто ночью. Следы погрома кругом. Вчера Соня не стала вдаваться в подробности, но судя по тому в каком виде была молодая женщина, ее насиловали до смерти.
– Звери проклятые, – пробормотала сквозь зубы.
Понимая, что мертвых надо по возможности похоронить. Но мертвых было слишком много, а она одна. Соня пока оставила эту мысль.
Нол еще спал, иногда всхлипывая во сне. Какое счастье, что женщины смогли хотя бы спрятать мальчонку. Озабоченно хмурясь. Соня стала искать, чем бы накормить малыша. Какую-нибудь одежду.
В избе была еще одна комната и кладовая. В кладовой шаром покати. Все выгребли подчистую. Но в печи Соня нашла завернутый в тряпицу хлеб и кусок засохшего сыра. Спрятать успели… Что ж, это уже хорошо. Наскоро перекусила. Сбегала за водой к роднику на площади.
Потом пошла осматриваться дальше.
В комнате за занавеской обнаружился распотрошенный сундук с тряпьем. Вещи валялись вокруг, там были какие-то ветхие штаны и рубахи, пора бесформенных выцветших платье, холщовые рубашки. Разбойники их не взяли, судя по всему, старьем побрезговали.
Нашлось там и немного детских вещей. Вещи были ношеные – переношенные, видимо, не одно поколение детей в них выросло. Она не хотела задумываться, были ли у Нола братья и сестры. Просто выбрала из всей одежды что покрепче для себя и ребенка. Быстро переоделась, остальное и связала в узелок.
То же самое и с минимально необходимым. В тот момент Соня, горожанка до мозга костей, даже не задумывалась, действовала автоматически. Нашлось чуть-чуть еды, это она тоже взяла, только одежду брать не стала. Странно, но одежда из дома старухи почему-то ощущалась почти как своя. Осматривала пустые дома и как-то по наитию определяла, что именно из скудного скарба ей может пригодиться.
Просто она уже знала, как именно будет хоронить умерших. И потому торопилась. В комнате завозился Нол, стал звать маму. Заплакал.
– Иду, иду, малыш! – тут же откликнулась Соня. – Не плачь. Теперь я твоя мама. Хорошо?
– Хорошо, – неожиданно чисто выговорил мальчик, уставившись на нее серьезными глазенками. – Теперь ты моя мама Ундина.
Ну вот опять. Чего они все ее Ундиной называют? Она наклонилась к малышу, взяв его ладошки в свои:
– Нол, меня зовут Соня.
– Да, мама Ундина Соня.
Поняв, что спорить бессмысленно, Ундина так Ундина, Соня умыла малыша, переодела, усадила кушать и настрого велела, чтобы из дому никуда не выходил. А сама побежала туда, где вчера было побоище. Сейчас тот бесхозный конь был бы очень кстати. Пока бегала по деревне, приглядела в одном из дворов старую телегу.
По счастью, конь действительно был там. Пасся неподалеку, общипывая кустарник на высоком берегу. Ни дать ни взять, коза. Поймать бы его еще…
Конечно, лихорадочный энтузиазм поддерживал ее все это время, однако он совершенно не предполагал никаких знаний и умений. Но желание, подкрепленное необходимостью, творит чудеса.
– Не зря говорят, что надои выше удоев, потому что в надоях есть слово НАДО, – процедила сквозь зубы, когда наконец с десятой попытки удалось подманить и схватить под уздцы упрямое животное.
Дело сдвинулось с мертвой точки, и дальше, как ни странно, все пошло увереннее. Пойманный конь спокойно пошел за ней и даже позволил запрячь себя в ту телегу. Правда, отдельная тема, каким трудом для Сони было все это сделать… Но сделала. Привязала к коновязи у околицы, чтоб не ушел с телегой вместе.
Теперь быстро покидать туда пожитки, посадить малыша Нола.
Сделано. Оставалось последнее.
Похоронить мертвецов.
Глубоко вздохнув несколько раз, Соня скрутила из ветоши факел. Теперь надо было поджечь трут, старуха вчера поджигала его так ловко.
– Господи… Ну как же они это делают! – со слезами вскрикнула Соня, уже отчаявшись поджечь огнивом сухую паклю.
И тут крохотный огонек вспыхнул. Она застыла, глядя на него и не веря своим глазам. Но быстро спохватилась, подожгла факел и стала обходить дома, поджигая по углам, отдавая огню мертвую деревню. Ветер помог, пламя быстро поднялось, загудело, постепенно перекидываясь на дома, стоявшие дальше, и скоро огонь охватил все.
Соня остановилась, в последний раз взглянув на деревню, бросила факел наземь. Низко поклонилась, прощаясь со всеми сразу. Забралась в телегу и тронула коня. Кое-как объехала по дуге трупы, попадавшиеся на пути, а после направилась по единственной дороги, ведущей в сторону леса на север.
Глава 4
Небольшой, но хорошо вооруженный отряд выдвинулся в сторону западного побережья на рассвете. Шли быстрой рысью, во главе отряда сотник, король по своему обыкновению обычным латником в середине. Зная его привычку лезть в гущу боя, на этом всегда настаивали ближайшие соратники.
От своих солдат Рихарт почти не отличался, его выдавал разве что конь. Гнедой Тидорт был знаменит на весь Аламор. Да еще, пожалуй, какая-то неуловимая аура исключительности. Но спать на земле и есть из общего котла эта аура ему нисколько не мешала.
Король хотел добраться до места раньше полудня. До Астельхаса, главного города приморской провинции, ехать было прилично, а там черт знает, сколько еще придется рыскать по лесам вокруг. Он и сам не знал, что подгоняло его в дорогу, но непонятное беспокойство грызло изнутри, разъедая душу.
Неизвестно откуда взявшийся страх опоздать.
Они и были на месте до полудня. Застали догоравшее пепелище, следы побоища недалеко от сожженной деревни. Король велел обыскать округу, может быть, кому-то удалось спрятаться в лесу. Если есть живые, найти.
Люди, если, конечно, кто-то уцелел, остались без крова, Рихарт собирался забрать их с собой.
***
По лесу ехали уже около двух часов. Это по ощущениям, потому что солнца через густую листву не было видно. Всего с того момента, как покинули деревню, прошло, наверное, часа три. Время к полудню.
Телега ползла медленно, подпрыгивая колесами на ухабах. Сначала при каждом таком толчке Соня переживала, что старая колымага попросту развалится. Но вроде все держалось, колеса не отваливались, и она постепенно успокоилась. А вместе с относительным спокойствием пришли и мысли. Те мысли, что раньше были загнаны в самые дальние уголки сознания.
Рядом с ней, тесно прижавшись, спал малыш Нол. Он первое время просто молчал, настороженно глядя по сторонам. Соня поражалась, такой маленький, а поведение как у взрослого. Мудрость какая-то, взгляд этот знающий. Пожалуй, из них двоих он чувствовал себя увереннее, даром, что мальчонке всего три года, а она его на двадцать лет старше.
Сейчас, когда время действий на автомате прошло, она очень плохо представляла, как будет заботиться о ребенке. Не говоря уже о том, что вообще будет делать.
Все вокруг было нереальным.
И все было реальным.
Еще вчера утром она была в другом месте с другими людьми. В другой жизни. А здесь и сейчас…
Это здесь и сейчас.
Слова отказывались произноситься в сознании, но это был другой мир. Просто другой мир со своими законами.
И хотя разум упрямо противился, отказываясь принимать новую реальность, что-то глубоко внутри подсознание приняло и уже вросло в эту жизнь по уши. По самое сердце. Будь она одна, так и продолжала бы барахтаться в подавленной рефлексии. Пытаясь совместить, подстроить под привычное и совладать с эмоциями.
Но ребенок, доверчиво жавшийся к ней, заставлял чувствовать себя сильной, собраться. Трезво мыслить, а не рефлексировать. Мальчик стал якорем, накрепко привязавшим ее к этому миру.
Сейчас их было двое против всех. Соня подумала, наверное, так чувствуют себя бойцы, вырвавшиеся из окружения. Вроде смерти избежали, а все равно, все враждебное кругом, и опасность ощущается кожей.
Взглянула на ребенка, поправила съехавшую набок шапочку, устроила поудобнее, чтобы не заваливался. Малыш вздохнул во сне. Вздохнула сама и отвернулась, потому что как ни дави, а все равно проскальзывали в сознании панические нотки.
Как справиться? Как тут жить? Чем ребенка кормить? Что самой есть?
От этого всего наворачивались бессильные слезы.
Как выбраться отсюда? Она же сюда каким-то образом попала, значит, можно вернуться домой?
Хотя, конечно, в той прежней жизни тоже осталось мало приятного. Сразу поднялась в душе горечь. Нет, вот Давида ей видеть точно не хотелось. Потери, душевные раны, пустоту в жизни – ничего этого вспоминать не хотелось.
Просто там она была дома, там все привычное, и Нолу там было бы лучше.
Соня неожиданно усмехнулась своим мыслям, понимая, что мальчик успел стать для нее кем-то неотъемлемым. Он давал смысл существованию. Как это ни смешно, а новая реальность оказалась к ней щедрее. Всего один день, а уже приобрела родную душу.
Если так посмотреть, так все пока что идет хорошо…
Вдруг ощутила легкий толчок и одновременно услышала шепот:
– Мама Ундина, там…
Чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Нол. Мальчик первым заметил движение впереди.
Натянула пониже платок на голову и стала осторожно оглядываться. Сердце заколотилось где-то в горле, а мысли бешено заметались. Вот она, опасность. И сейчас все в разы хуже, потому что спрятаться некуда.
Ощущение западни, словно липкая пленка на коже. Соня прошептала:
– Нол, ради всего святого, сиди тихо, понял? А еще лучше спрячься.
Первой реакцией был страх, но уже не столько за себя, сколько за ребенка. Стараясь не делать резких движений, откинула рогожу, которой был прикрыт скарб, сложенный в телеге. Озираясь по сторонам, тихонько подтолкнула туда мальчишку. Если он спрячется, ей будет спокойнее.
Не успела. На дорогу выступил сначала один всадник. А потом, следом за ним еще трое. Одного из них она узнала. Это он разрубил тогда человека с вилами.
Разбойники подъехали не спеша.
– Ну, что тут у нас? – спросил тот, кого она узнала.
Чернявый, сильный и рослый. Грубый тип самца, но звериная красота присутствовала. И звериная жестокость.
Соня замерла, стараясь не шевелиться и не показывать страха. Маленький Нол крепко сжал ее руку ладошками и тоже застыл, глядя на приближавшихся мужчин.
Казалось, время замедлилось, она видела малейшую шерстинку на крупе коня, запряженного в телегу, слышала бряцание уздечек. Конь фыркнул и взмахнул хвостом, отгоняя насекомых.
Господи… не со мной это, не со мной…
Подъехали вплотную, один из них бросил сквозь зубы:
– Отвечай, откуда у тебя конь Гестаса?
Сердце ухнуло и провалилось куда-то, в горле моментально пересохло. Даже если бы хотела, не смогла бы из себя ни слова выдавить.
– Понятно откуда, – проговорил тот, кого она узнала. – Старуха из той деревни. Странно, я думал, там никого не осталось. О! да тут и мальчонка с ней!
Он расхохотался. Остальные вторили ему. По тону Соня поняла, это их вожак.
Но старуха? Почему он так… Волосы! У нее же седые волосы! В первый раз в жизни это обрадовало. Она еще ниже склонилась и быстро заговорила:
– Умоляю, не трогайте нас. Мы ничего не сделали, пожалуйста, дайте нам уйти…
– Что говорит эта карга? Я ничего не слышу, – один из них сдернул с Сониной головы платок, скрывавший ее от них.
И аж присвистнул, увидев ее.
– Оооо! Надо же! И где ты пряталась? А? Иди сюда, синеглазка.
Дальше все было слишком быстро и страшно для понимания. Вожак выдернул Соню с телеги и посадил на своего коня, крепко обхватив за пояс. А другой точно так же выдернул мальчишку, схватив его за шкирку, как кутенка. Нол взвизгнул:
– Мама! – и заплакал.
Она стала вырваться, но жесткая рука на ее талии сдавила так, что стало трудно дышать, а у самого уха раздался шепот:
– Тихо-тихо. Не хочешь, чтобы пацану перезали глотку? Тогда пусть замолчит.
Ребенок. Его жизнь. Ее лишили даже возможности сопротивляться, пусть это и бессмысленно. Будь она одна, дралась бы, царапалась, вынудила бы ее убить, но не сдалась. А впрочем…
Когда смысл сказанного дошел до Сони, она смогла выдавить:
– Нол, прошу тебя, не плачь. Молчи, Нол. Умоляю, молчи, что бы ни случилось.
Ребенок сразу замолчал, уставившись на нее расширенными от ужаса глазенками. Слезы катились по его щечкам, но больше мальчик не издал ни звука. Он смотрел на Соню так, словно знал, что именно должно произойти. И это знание в глазах ребенка было ужасно.
А вот разбойники заметно оживились. Это специфическое мужское предвкушение забавы читалось в них. В том, как заметно прибрели тягучую сексуальную хрипотцу их голоса, в том, как неосознанно подались ближе. А вожак продолжал с интересом разглядывать.
– Где ты пряталась? Такая красотка… ммм?
Разбойники заржали. А Соня затряслась, понимая, насколько она бессильна в данной ситуации. Мужчина говорил совсем негромко, но его низкий голос отдавался ужасом в ее душе.
Внезапно он пришпорил коня, держа одной рукой поводья, а другая в это время сжала ее грудь через одежду. Помяв, словно попробовав, он перешел к другой груди и пророкотал ей в ухо:
– Не дергайся. Будь умницей и обслужи. И может быть, я оставлю тебя себе.
– Эй, Харт, а нам? – зашумели остальные.
– Ладно, черт с вами, но я буду первый, – проговорил так, будто одаривал великой честью.
Ехать пришлось недолго, оказалось, временный лагерь разбойников был совсем рядом. За то короткое время Соня сто раз успела проклясть себя, что потащилась по этой дороге.
Но и оставаться там в деревне среди трупов она не могла!
Ей, городскому жителю, надо было к людям. Есть же тут города? Если есть люди, значит, есть и города.
Но теперь это все неважно. Теперь ее куда-то тащат, где, скорее всего, изнасилуют всем скопом.
Господи… не со мной это. Не со мной.
Жесткая рука между тем продолжала шарить по ее телу, забираясь под одежду. Соня инстинктивно вцепилась в нее ногтями. Но разбойник только притиснул к себе покрепче и рассмеялся.
***
В лагере было довольно людно. Еще человек двадцать разбойников, а в стороне виднелись деревянные клетки на телегах. Клетки были полны, в них сидели люди. Еще несколько подвод, доверху груженных награбленным.
На их появление отреагировали моментально, кроме нескольких, стоявших на страже, остальные мужчины стянулись к ним, разглядывая трофей вожака.
Тот уже спрыгнул наземь, стащил Соню с коня и теперь, крепко держа ее за руку выше локтя, раздавал указания.
– Мой сын! – взмолилась Соня, понимая, к чему все идет.
Тот досадливо поморщился, махнул кому-то и Нола заперли в одной из клеток. Соня потянулась за малышом, но разбойник дернул ее на себя:
– Ты лучше о себе думай, красотка. Тебе сейчас не до твоего щенка будет.
Опять это звериный гогот, полный похоти.
Он подтащил Соню к палатке и втолкнул, задержавшись на пороге. Но остальные-то не ушли. Так и остались сидеть там, ждать своей очереди как псы. Голоса снаружи звучали весело, только Соне было не до смеха.
– Харт!