Devil ex machina
Фаина не без облегчения нащупала дверную ручку. Не видя собственных рук, но вытянув их перед собой, она потихоньку выбралась из комнаты и очутилась в уже смолкшем коридоре. Зачем она куда-то идет? Здесь так же темно, как и внутри. Не рациональнее ли оставаться на своем месте и ждать решения проблемы, которой занимаются вместо нее?
Девушка вспомнила о сотовом. Подсветки экрана вполне хватило бы, чтобы развеять край сумрака. Почему она не подумала взять его с собой? Испугалась.
Фаина ни за что бы себе не призналась, что боится темноты. Она отрицала этот детский и унизительный страх, въедливый, как щелочь, не ослабевающий в течение всей жизни. Откуда он появился – загадка. Но никто о нем не знал, и даже сама она не признавала наличие серьезной фобии.
До того самого момента, пока не оказывалась в такой тьме, что если выколоть глаза, разницы не заметишь.
«Темнота – это просто отсутствие света. Все предметы на своем месте, успокойся, Фаина. Иди. Тебе нужен человек. Какой-нибудь. Станет легче».
Она вспомнила, как тонула в таком же непроглядном киселе, когда забрела в комнату Яна, а он решил пошутить над нею. Знал ли он о ее страхе? Неоткуда ему было знать. Тем не менее, он это сделал, и в тот раз Фаине было куда страшнее, чем сейчас.
Щелчки зажигалок, перешептывания.
Казалось, девушка движется черепашьими шажками и не отошла на метр от двери. Света отчаянно не хватало. Пальцы шарили в воздухе, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. Дабы обмануть себя, Фаина крепко зажмурилась. Пусть мозг думает, что темнота – ее собственное желание. Будет не так противно.
– Ой! – девушка испуганно отдернула руки и отпрянула всем телом, наткнувшись на что-то упругое. – Кто это? – добавила тише.
С ответом тьма не торопилась, и пришлось повторить вопрос. Фаина понимала, что здесь ей не грозит ничто, чего действительно стоит опасаться. В темноте не таятся ни хищники, ни маньяки, ни ловушки с ножами. Максимум, что ее ожидает, это встреча с кем-то из соседей. И вот, встреча эта произошла.
Так почему же она вся дрожит?
– Кто это?..
– Это я.
Голос показался очень знакомым (откуда эта фраза? Где она ее уже слышала?), но в то же время слишком мягким. Будто говоривший хотел успокоить Фаину. Будто знал, чего она боится. В темноте даже привычное кажется непознанным, так что рано паниковать.
– Гена?.. Ты?
Девушка понимала, что для Гены этот некто слишком молчалив. Вот и теперь незнакомец не спешил отвечать. Но он все еще был рядом, Фаина слышала его ровное, глубокое дыхание. Тогда она протянула руки, чтобы проверить.
Да, все еще здесь. Может, над ней просто решили пошутить? Припугнуть. Таинственно молчать в темноте, ха-ха, как остроумно.
Фаина принялась ощупывать стоящего перед собой, приблизившись на расстояние шага. Явно мужская грудь. Оголенная, приятная на ощупь кожа. Ее хочется гладить, прижаться к ней щекой и закрыть глаза. Пальцы нащупали две очевидные выпуклости, и Фаина, ужасно смутившись, тут же опустила ладони к животу незнакомца, остановившись в районе пупка. Рядом стоящий клокочуще прочистил горло, вызывая мурашки.
– Ты не Гена, – выдохнула она и стыдливо опустила голову. Голос надломился – то ли от возбуждения, то ли от страха.
– Мхрф, я определенно не Гена.
Можно было дать руку на отсечение, что не-Гена ухмылялся, издавая эти странные звуки.
– Это ты, – девушка безвольно опустила руки, будто пойманная с поличным.
– Я, – признался голос.
Имена были лишними.
Они и так поняли друг друга.
Сейчас, не видя его брезгливого взгляда, с ним было легче разговаривать. Никто из соседок не поверит, кого ей довелось облапать, пока отключали свет… Девушка старалась поддержать диалог, насколько ее хватит. Нечасто выдается возможность побеседовать с самим Яном без посторонних.
– Прости, что руки распускаю, – спохватилась Фаина. – Не думала, что здесь будешь ты. Так глупо.
– Тебе легче, когда света нет? – тихо поинтересовался он. И снова это странное «мхрф», будто какой-то присвист к речи, которого не было раньше.
– Я бы так не сказала.
– Тебе легче, когда ты меня не видишь, – понял голос. Фаина даже представила себе, как его обладатель кивнул.
– Вроде того, – призналась она и нервно рассмеялась. – Но куда все делись? Минуту назад я слышала голоса. И был какой-то свет.
– Зачем тебе остальные, м?
Она не сразу нашлась, что ответить.
Слышать голос Яна без самого Яна было странно. И в то же время очаровывало. Словно речь отделилась от тела и парила в воздухе сама по себе. Властный и немногословный, Ян был вездесущ. Ему хотелось повиноваться. Опуститься перед ним на колени и мечтать, чтобы он коснулся костяшками пальцев твоего лба…
Фаина прогоняла странные мысли из головы, хмуря брови в темноте.
– Мне нужны остальные. Кто-нибудь из них. Я к ним шла, – почти бессвязный набор слов, но ничего осмысленного выдать не удалось.
– Ты боишься темноты.
– Мне нужна свеча. И я вышла взять ее у кого-нибудь.
– Не обманывай себя. Ты вышла ко мне.
Тут Фаина ощутила, что ей сжали запястье и поднимают его на уровень талии, переплетая пальцы. Она хотела отпрянуть, но ее не отпустили. Сердце съежилось в точку от укола иглой.
– Ты чего?
Волосы на голове зашевелились. Либо от ужаса, либо Ян играл с ними свободной рукой. Фаина уперлась ему в живот, чтобы вырвать ладонь из тисков, но с каждым ударом из груди вылетало лишь довольное уханье и все новые звуки, слабо похожие на людские. «Мхрф».
– Не надо со мной играть. Ты ведь не такая, как остальные.
– Именно поэтому я хочу уйти.
– Перестань, – внезапная грубость и твердость стали. Больше с ней никто не собирается любезничать.
И Фаина перестала, ибо голос так повелел. Казалось, все люди на этаже на время куда-то телепортировались. Лишь они вдвоем увязли во тьме.
– Кожа твоя, медом гладким покрытая, – начал Ян, и у нее все обледенело внутри.
Как? Что? Откуда он?..
– …медью на скулах жестоких блестящая, – не без удовольствия продолжал сосед, смакуя каждое слово приятным баритоном, – полупрозрачным текущая вниз янтарем.
– Замолчи, – сквозь зубы зашептала Фаина. – Замолчи!
Так стыдно ей не было еще никогда. Но как он мог узнать?! Какой позор… он прочитал. Он все понял. И понял неправильно.
– Зелень таинственная, приглушенная…
– Это не про тебя, – выпалила она, краснея так, что темнота стала спасением от дополнительного позора. Щеки пылали, в висках издевательски шумела кровь.
– Но мне больше нравится другая строфа. Очень меткая.
– Замолчи, Ян. Ради твоего же блага, выпусти меня и дай уйти.
– Дьявольски, дьявольски мерзок и притягателен взгляд твой, и все, что его окружает. Ты почти нащупала. Но я слишком подсказываю, а не должен.
– Довольно! – Фаина так разозлилась, что вырвала руку, словно обиженный ребенок. – Если ты не знал, читать чужие дневники – плохо.
– Ты не представляешь, насколько я плох, Фаина. Я неразрывно связан со всем плохим, что происходит в мире. Не стоит за это меня винить. Таков уж я.
– Ты… невыносим! И не смей больше трогать мои вещи, взломщик!
– Фаин, ты чего кричишь?
– Что?
Пришлось вскинуть руку и прикрыть глаза от резкого луча света. Какая-то сцена из «Секретных материалов».
– Это я, Гена. Мы нашли батарейки и фонарик. Ты чего тут одна в темноте делаешь?
– В каком смысле?
Фаина посмотрела перед собой.
Там никого не было.
Глава 12, в которой Фаина оставляет вопрос без ответа
«…Кроме указанных свойств, на падение дьявола с неба влияла еще и его непомерная похоть, причина падения столь многочисленных ангелов, гнавшихся за дщерьми смертных».
Яков Шпренгер, Генрих Инститорис – «Молот ведьм»
Закинув ногу на ногу, Фаина расположилась за кухонным столом и читала книгу, попивая черный чай без сахара, такой терпкий, что щипало во рту.
Около получаса назад она прикончила большую белую шоколадку – пористую, пьяняще сладкую, воздушно тающую на языке. Это были чудесные несколько минут непрерывного чревоугодия. То, ради чего стоит жить.
Теплая бежевая масса нежно обволокла желудок, остатками ублажая рецепторы. Губы и язык еще хранили вкус, который ни с чем не спутать. Вкус, от которого мутилось в голове. Белый шоколад…
Фаина всегда была к нему неравнодушна. Плитка этой прелести могла вывести ее из душевного равновесия, заставить забыть о диете, болезни, подарить истинное счастье. Пусть и на время. Но разве не в этом смысл любого счастья – в его краткости на фоне бесконечных пучин ненависти к себе и к жизни?
Девушка увлеченно перевернула страницу и отпила из кружки. Все бы ничего, вот только снова обожгла язык. Торопилась ощутить то, что напоминает о детстве – полный рот сладостей плавится от горячего крепкого напитка, и тебе хорошо настолько, что остается зажмуриться.
Но Фаина быстро расправилась с шоколадкой не только поэтому. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел, как она вновь вредит себе, отклоняясь от наставлений врача. В блоке уже знали о ее болезни и симптомах, время от времени напоминающих о себе.
Соседи за ней приглядывали, порой слишком пристально. Даже усталость и плохое настроение принимали всерьез, отправляя пить лекарства и отдыхать. Не знал о диабете разве что Ян – но ему было плевать на все, кроме собственных увеселений.
А вот если бы на кухню в момент шоколадного грехопадения зашел Гена или Кирилл, Фаине бы не поздоровилось. Она спрятала смятую упаковку и фольгу поглубже в помойное ведро, присыпала мусором. Заметить не должны.
В ближайший час появится Мила. Еще одна причина избавиться от улик. Подруга так усердно промывала Фаине мозги по поводу здоровья, что проще делать вид, будто слушаешься ее, чем противостоять напористой опеке. Всегда легче притворяться, словно мнение окружающих что-то значит для тебя. Но поступать по-своему.
Прежде Мила никогда о ней так не беспокоилась. Даже когда случилась та страшная ангина. В те две недели казалось, что и правда висишь на волосок от смерти. Когда ночью просыпаешься от удушения, потому что в горле отек, когда не можешь ни спать, ни есть от ужасной боли, которой нет конца, сложно представить, что впереди тебя ждет прежняя жизнь.
А сейчас подруга готова таблетки пересчитывать, дабы выяснить, все ли из них приняла Фаина и в нужное ли время. Неужели и правда происходит что-то очень серьезное? Почему же она не чувствует себя на краю гибели? Эта болезнь обосновалась в ней и разрастается невидимо глазу. Если ангина ни на миг не прекращала мучить тело, то диабет делает это изредка, весьма избирательно, как хитроумный садист в маскировочном костюме.
Фаина всегда наплевательски относилась к телу – оболочка из мяса и крови не заслуживает большого внимания. Так все и было, пока эта оболочка не стала давать серьезные сбои. А хотелось хотя бы до тридцати не волноваться о последствиях.
Теперь приходилось лечиться, стараясь соблюдать диету. Но пару раз в неделю она обязательно теряла контроль и компульсивно объедалась небольшой дозой сладкого втайне от всех. Отказать себе в эйфории было выше ее сил. Чем крепче опутывала болезнь, тем ярче проявлялось пристрастие ко всему, что ей способствует.
Замкнутый круг.
А еще этот Ян… Каждое воспоминание о нем мучительно, словно жажда. Каждая мысль о нем превращает в засушенный ад и без того безрадостное существование.
За что он появился здесь, за что эта кара обрушилась на ее голову? Она сходит с ума. Иначе происходящее не объяснить. Но вот вопрос на миллион – что доконает ее быстрее: диабет или сумасшествие?
Размышляя об этом, Фаина упустила нить повествования, механически пробежав глазами целую страницу и не уловив смысла. Она нахмурилась и отложила книгу. Нужно сделать еще чая. Его запах успокаивает, помогает думать. Пусть даже думать над тем, что хотелось бы забыть.
Этажом ниже на лестничном пролете местный музыкант терзал струны, исполняя лучшие хиты Джонни Кэша в своей «грязной» манере. На кухню четвертого этажа доносились лишь самые звучные аккорды, но и по ним можно было узнать мелодию.
Фаине представлялось, будто парень курит и смотрит из-под полов широкой ковбойской шляпы – вдаль на красный шар уходящего солнца… Захотелось посмотреть какой-нибудь фильм подобной тематики.
Внезапно раздался шум, рассеявший иллюзию, и в помещение вбежала Наташа. Прикрывая ладонью запрокинутое лицо, она ринулась к ближайшей раковине и включила воду во весь напор. Фаина не успела понять, что произошло, пока соседка коротко не обернулась. Нос и губы – в крови. Неужели новый ухажер все-таки припоймал ее? Может, хотя бы теперь перестанет ломиться в двери по ночам.
– Что случилось? Наташ? – Фаина подошла к ней, чувствуя себя неловко. Не знала, чем тут можно помочь.
– Да понятия не имею, – голос девушки был ровным и спокойным. Значит, ничего сверхъестественного не произошло. – Никогда такого не было. И тут – на!
– То есть, тебя никто не ударил?
Наташа посмотрела на соседку, искренне вскинув брови.
– Что ты имеешь в виду? Кому и зачем меня бить?
– Ну… даже не знаю, – Фаина пожала плечами. Тон ее намекал на то, что обе они прекрасно знают, кто это мог быть.
– Говорю же: просто пошла кровь. Без причины.
Наташа выпрямилась, вытирая лицо полотенцем, и добавила:
– У Лизы, кстати, то же самое было на днях. Это странно… Может, какой-то вирус? Или магнитные бури? От чего идет кровь обычно?
– От… – Фаина задумалась, склонив голову набок, – облучения?
Наташа скривилась, приняв это за издевку.
– Надо провериться, – помрачнела она вдруг, будто вспомнила нечто неприятное.
– Не думаю, что это венеричка.
– А что тогда?
– Чем ты занималась, когда это случилось?
– Да ничем таким… вешала белье на балконе.
– Ты была одна?
– Ну да. Поначалу да. А потом выходил курить этот из 405-ой, – Наташа даже закатила глаза, так ей не хотелось называть имя соседа. – Пробыл там пару минут и ушел. А какое это имеет значение? Мы с ним даже не разговаривали.
Фаина тихо опустилась на стул и уставилась в книгу. Наташа говорила что-то еще, а потом ушла, так и не дождавшись ответа. Наверняка, когда кровь пошла у Лизы, Ян тоже находился поблизости. Совпадение? Или организм, как и психика, тяжело справляется с присутствием этого человека.
Накапливает что-то и в конце концов не выдерживает.
Если и раньше вокруг его фигуры происходили необъяснимые вещи, то почему бы и нынешние странности ему не приписать? Это было бы логично. Не только у Фаины открылась непереносимость Яна. А что, если у него дурная энергетика или что-нибудь в этом роде? И все, кто долгое время контактирует с ним, заболевают? Бред, конечно. Но разве есть другие версии?
Нет более закономерной в мире вещи, чем совпадение.
Фаина преисполнилась решимости со всем этим разобраться. Никто не поверит ее теории, даже если у всего блока, кроме Яна, одновременно хлынет носом кровь. Ее сочтут еще более странной, нежели сейчас.
Люди отмахиваются от всего, что не могут объяснить. Зачем утруждать себя поиском истины, если можно сделать вид, будто ничего не было? Возможно, все само собой рассосется. Никто ведь не запрещает на это надеяться. А пустые надежды так нравятся людям.
Необходимо каким-то образом заставить Яна сказать правду. Ведь даже черту ясно – он тут замешан. Вот и пусть объясняет то, что Фаина видела и испытала, но не может никому рассказать, не прослыв помешанной. Он будто специально хочет выставить ее умалишенной перед всеми. Довести.
Что ж, у него почти получилось убедить Фаину в собственной неадекватности. Но она не собиралась сдаваться.
Допустим, некоторые случаи еще можно объяснить рационально. Монеты она и правда могла упустить в панике – они, может, спрятались в складке внутреннего кармана, и при большом волнении она не сумела их нащупать. Турникет – заглючил, такое бывает. Штопор украли. Та девушка на улице могла и обознаться. Уколы? Примерещилось со страха. И так далее.
А вот откуда Ян узнал, что Фаина пишет в своем дневнике? Очень просто. Если он один раз сумел взломать дверь в ее комнату, сможет и еще раз. Другой вопрос – зачем ему это нужно? Проникать в крошечную комнатушку, захламленную, безо всяких ценностей?
Фаина представила себе, будто юноша рылся в ее вещах, обнюхивал их, словно животное. Возможно, что-то забрал себе. Какую-нибудь мелочь, пропажу которой она нескоро заметит.
Мысли эти угнетали и раззадоривали одновременно. Фаина выдохнула и размяла лицо твердыми прямыми пальцами. Едва она попыталась сосредоточиться на сюжете книги, на кухню, легкий на помине, вальяжно вплыл Ян.
Его движения казались вызывающе томными, полными потаенной сладости и неги. Он часто так передвигался, по-кошачьи, когда не обременял себя лишней одеждой. Без нее он ощущал себя по-настоящему в своей шкуре, щеголяя соблазнительным телом.
Ян был в свободных светлых брюках, босой, словно какой-нибудь святой мученик, сошедший прямо с облака на землю, несущий за собой свет и благословение господа. Эти длинные жилистые ступни… На них хотелось смотреть непрерывно, без стыдливости. Будто раскроешь какую-то тайну, наблюдая за тем, как кожа обтягивает суставы и мышцы.
Молодой мужчина легко подхватил чайник, набрал воды и поставил на плиту. Зашумел синий цветок огня, облизывая ржавое дно, испаряя лишнюю влагу. Не обратив внимания на Фаину, сосед нашел свою кружку и принялся тщательно мыть ее под струей воды.
Как всегда, в его жестах было некое таинство. Словно лишь ему одному во всем мире известны самые точные движения, самые выразительные взгляды, самые верные слова… и он не имеет права тратить их на ерунду. Как и разглашать.
Ян вел себя непринужденно, позволял наблюдать за собой и ничуть не интересовался зрителем. Прирожденный актер. Может, зря он отказался от роли в спектакле? Прав был тот парниша – дьявола должен играть только такой ублюдок, как Ян.
Гладкая матовая кожа его спины, груди и рук бросалась в глаза как нежный медовый бисквит на пустом прилавке. Она должна быть сладкой на вкус, уверяла себя Фаина, настойчиво глядя в книгу и не разбирая ни строчки. Она обязана быть сладкой, как нуга или карамель.
Или как белый шоколад.
Ян неожиданно громко прочистил горло, будто в тишине зарычала собака, срываясь на лай. Фаина вздрогнула, подпрыгнув на стуле, подняла глаза на соседа, который снова испытывал ее нервы на прочность. Тот едва улыбался, будто слышал все, что она подумала.
Но это, разумеется, невозможно. Просто игра воображения. Ее фантазию поймали с поличным. Вы арестованы за желание укусить человека. Все, что вы подумаете, будет использовано против вас на суде божьем. Аминь.
Присмотревшись, девушка разглядела на спине Яна свежие царапины, а на левом плече – след зубов. Значит, кто-то уже попробовал его на вкус. А ему все равно, блуждает с обнаженным торсом и глазом не моргнет.
Фаине стало противно. В голове пронеслись вполне естественные картинки совокупления с очередной дурехой, что радостно раздвинула перед ним ноги и вскоре была выброшена, как одноразовая посуда. Поели и хватит. В следующий раз возьмем новую.
Фаина скривилась, чего юноша не заметил, но сделала бы то же самое, даже если бы он наблюдал за нею. Представить этого насквозь фальшивого человека в порыве страсти затруднительно. Как это существо может любить? Целовать кого-то? Гладить по волосам, шептать на ухо, быть нежным?.. Разве есть в нем хоть одна искренняя черта, кроме высокомерия?
Ожидая закипания чайника, парень сомкнул руки в кольцо над головой, зевнул, потянулся, хрустнул позвонками. От натяжения кожи на мгновение прорисовались несколько ребер. Обыкновенный, вроде бы, человек. Зевает, значит, все-таки спит, кости есть. Внутренние органы, пожалуй, тоже, раз уж он питается. Все это глупо, конечно, но ничто так не напоминает нам о человечности и, в первую очередь, смертности, как подчеркнутая физиологичность.
Фаина прислушалась к ощущениям. Не пойдет ли снова кровь? Не стоит дожидаться, пока это случится. Нужно отсюда уйти и впредь избегать оставаться наедине с этим пышущим здоровьем и красотой мужчиной. Который словно с каждым днем по крупице обкрадывает живущих по соседству людей, насыщаясь чужой энергией.
Их взгляды пересеклись.
Теперь чай точно подождет.
Морально тяжело находиться один на один с существом, которое нельзя ничем смутить, нельзя вывести на эмоции, нельзя заставить произнести хоть слово или отвести глаза, если оно того не хочет.
Несмотря на множество вопросов, которые имеются у Фаины в его адрес, сейчас она не намерена его расспрашивать. Момент слишком неподходящий, плюс скоро придет Мила, плюс необходим хороший план. Или последняя капля, что переполнит чашу терпения.
Девушка поднялась под неотрывным взором темной августовской листвы – взором надменным и подстегивающим. Подъем вышел излишне резким – голова ушла в крутое пике, ноги, затекшие от долгого сидения, не справились с простой задачей.
Большая доза сахара дала о себе знать, будто попала в кровь лишь тогда, когда девушка начала активно двигаться. Фаина пошатнулась и почти рухнула на пол, с грохотом схватившись за стул. Тот подскочил и громко ударился о стол, но все-таки спас ее от позорного падения. Крепко держась за мебель, будто за край обрыва, девушка поднялась на дрожащих ногах, избегая назойливого взора.
– Что с тобой? – нахмурился Ян.
Она повернула к нему голову и обожглась стыдом.
– Ничего.
– Врать мне бессмысленно.
– Да от тебя вообще трудно что-либо утаить. Включая собственные мысли.
Девушка выпрямилась и старалась привести в порядок дыхание. Казалось, еще минута на ногах, и она отключится. Как бы добраться до кровати?.. Эти несколько метров от кухни до комнаты в таком состоянии казались непреодолимыми. А присутствие Яна лишь усугубляет ситуацию.
За ошибки и слабости приходится платить.
И плата велика.
– Ты вредишь себе, – Ян скрестил руки на груди, осматривая ее исподлобья. – И тебе становится хуже.
Он становился все более раздраженным с каждым сказанным словом. И в то же время его тело напряглось – он готов был ринуться вперед и поддержать Фаину, если потребуется.
– Неужели? – она попыталась удивиться его непобедимой логике, но голос охрип. – Как ты до этого додумался?
Даже сейчас, на грани обморока, она язвила в адрес Яна, сама не зная, зачем. Очень хотелось пить. Как никогда прежде. Она – пустыня. Сейчас рухнет и рассыплется, забьется песчинками в каждую ямку и трещинку, останется здесь навсегда. Сухая и шуршащая, вечно выпрашивающая половой тряпки.
Ад.
– Сарказм тебе не поможет.
– И что же ты предпримешь на этот раз? – пришлось закашляться, чтобы продолжить, – сделаешь так, чтобы у меня снова пошла кровь? Или что-нибудь серьезнее на сей раз? Я вся трепещу перед… твоим очередным фокусом.
– Этот тебе точно не понравится, – пообещал сосед.
– Можно подумать, мне нравились предыдущие.
Фаина не совсем понимала, о чем они говорят, но считала своим долгом поддерживать туманный диалог, щедро удобряя едкими высказываниями. Не так уж часто Ян заговаривает с нею, чтобы упускать шанс что-нибудь выяснить или хотя бы уколоть его. Ну, или еще больше запутаться.
В голову словно киселя влили, мутного и густого, и теперь он там болтался, неравномерно застывший, ленивыми волнами катаясь от одного уха к другому. Мешал думать.
– Напрасно ты так с собой.
– Сама разберусь.
Нужно было уходить, но как заставить тело слушаться?
– Мне это надоело.
– Что именно? – скривилась она, глядя мимо него.
– Твое отношение к себе.
– Это вообще не твое дело.
Ян нахально ухмыльнулся, чем вызвал пренебрежительный взгляд собеседницы. На каждый его оскал у Фаины имелся антидот в виде глубокого (пусть и напускного) безразличия, граничащего с отвращением. Ян мог влиять на людей своей мимикой и жестами, умел убеждать, заставлять, совращать, но относительно Фаины все его уловки были безнадежны – они отскакивали от ее непробиваемого панциря, как пластиковые дротики от бетона, оставляя лишь мелкие царапины.
Он мешал ей жить, на этом его влияние оканчивалось. Глубже в мысли и эмоции девушки ему не удавалось проникнуть, как он ни старался. Хотелось верить, что он бесится от этого.
Фаине надоела бессмысленная перебранка, и она, пошатываясь, заставила себя уйти. Ян проводил ее взглядом, полным неприкрытого желания помочь, проводить до постели, чтобы она не упала, ведь была так слаба, что у него сами собой поджимались губы.
Это показалось Фаине странным, особенно в свете того, что каждая его фраза звучала как угроза. Впрочем, резкие смены настроения свойственны Яну так же, как и смена цвета – хамелеону, и не стоит удивляться, когда его гнев легким движением брови превращается в сочувствие. Или же наоборот.